Опус вивендис (гет)

Эта глава посвящается Narsharab — в знак признательности за нашу первую рекомендацию. Спасибо, всем читателем, вы нам очень дороги.

Следующий день, не в пример всем прошедшим, словно назло оказался холодным и ветреным. Ученики заполняли диваны в общих гостиных и по привычке жались к каминам, несмотря на то, что в Хогвартсе в середине сентября еще не начинали топить. Никто не спешил на улицу, и даже внутренний двор, после уроков обычно заполненный неспособными усидеть на месте мальчишками, сейчас пустовал. Гермиона обогнула трибуны стадиона и увидела Милза. Одетый в школьный форменный свитер и заляпанные грязью брюки, он чистил граблями поле для квиддича, собирая уродливые кучи пожухлой травы и поломанные ивовые ветки. Незастегнутая мантия крыльями хлопала на ветру. Худой, неопрятный, со впалыми щеками и глазами цвета воронового крыла, он показался ей взъерошенным галчонком. Волосы у него топорщились, совсем как у Гарри. Он хмуро посмотрел на декана Гриффиндора из-под неровно отросшей челки и пробормотал неразборчивое приветствие. Гермиона целый час готовилась к этому разговору, и тут же забыла о главном, увидев его замерзшие руки.

— Здесь холодно, почему ты не применил согревающие чары? Ты же их знаешь?! — вопрос, казалось, вырвался сам собой.

— Мне запрещено применять чары, — Заккари на секунду замялся, — вне доказанной необходимости.

Голос у него был резковатый и хриплый от ветра. Он явно повторял слова собственного декана. Гермиона достала палочку, намереваясь наложить согревающие чары, и замерла, вспомнив слова Снейпа. «Он слизеринец, мисс Грейнджер. Чем больше вы ему нравитесь, тем сильнее он будет воспринимать вашу жалость как оскорбление». Не в силах решиться, она стояла и смотрела на понурую худую фигуру Милза и не знала, что ей стоит слушать — зов сердца или голос разума. Но прежде, чем она к чему-то склонилась, Милз медленно переложил грабли в левую руку и, не глядя на нее, произнес:

— Я просил у декана разрешение на отработку в вашем классе, но он отказал мне, сказав, что вы были против, — в голосе мальчика сквозила старательно скрываемая обида. — Я понимаю, я ведь разрушил ваш класс.

Он виновато втянул носом воздух. Гермиона слегка удивилась, но не подала вида.

— А что еще он сказал?

Милз задумался, видимо, вспоминая самые обидные обвинения, и оценивая, что из этого допустимо сказать.

— Что мне надо постричься, и что мои волосы похожи на паклю и растут клочьями.

— Это стиль гранж, — Гермиона чувствовала, что начинает смеяться.

— Что? — не понял мальчик.

— Гранж — это такой стиль моды, я имела в виду твою прическу. В следующий раз, когда твой декан будет говорить тебе, что ты неровно подстрижен, скажи ему, что это стиль гранж, и он ничего не понимает в модных прическах.

Милз внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, издевается ли она над ним, или говорит серьезно. Наконец, не выдержав, Гермиона улыбнулась.

— Знаешь, Заккари, у моего друга Гарри Поттера тоже всегда были проблемы с волосами, они всегда торчали у него во все стороны, как бы он не старался их пригладить. А однажды его опекуны решили его постричь...

— Ну и?

— Ну и постригли. Он всю ночь промучился, пытаясь смириться с тем, что ему придется пойти в таком виде в школу, а наутро волосы отросли.

Милз весьма серьезно смотрел на профессора трансфигурации, не понимая, что в этой истории смешного.

"Слизеринец!"— Гермиона молча закатила глаза.

— Ну, хорошо, мои волосы тоже всегда оставляли желать лучшего. Однажды твой декан сказал, что они похожи на воронье гнездо. Я сначала очень расстроилась, а потом поняла, что куда обиднее то, что он не ценит мой ум. Волосы, знаешь ли, имеют особенность отрастать, что, к сожалению, нельзя сказать об уме.

— Не понимаю.

Гермиона улыбнулась.

— Если твой декан не сказал, что ты дурак, значит, у тебя дела обстоят значительно лучше, чем у меня в твоем возрасте.

— Значит, вы не сердитесь за ваш класс? — спросил Милз, с внезапно вспыхнувшей в голосе надеждой.

— Нет, Заккари, на самом деле я очень сержусь, — Гермиона нахмурилась, — ты не только разрушил мой класс, но и нанес вред другим ученикам. Я считаю, что такой сильный волшебник как ты, в состоянии контролировать свои эмоции и свою магию, а значит, ты осознанно позволил случиться тому, что случилось. Поэтому ты больше не получишь в моем классе той свободы, которую имел раньше. С сегодняшнего дня ты будешь сидеть один, на первой парте, и отрабатывать все заклинания самостоятельно, без партнеров, только в моем присутствии. За каждое нарушение правил ты будешь получать взыскание, место отработки которого будет определять твой декан. Уверена, он выберет что-то, что ты вряд ли сочтешь приятным. И так будет продолжаться до тех пор, пока ты вновь не заслужишь мое доверие и не докажешь, что ты достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои действия.

Милз вспыхнул, краснея до корней черных волос.

— Я не сдержался, они собирались…

И замолчал, не желая жаловаться. И как-то щемяще знакомо поджал при этом тонкие, не привычные к улыбке губы. Слишком взрослый для своих одиннадцати лет.

Что ж, в этом профессор Снейп оказался действительно прав. Заккари Милз был слизеринцем до мозга костей, способным посетовать в мелочах, но не желающим даже в свое оправдание признаваться в бессилии или собственной слабости — мысль, не показавшаяся Гермионе ни радостной, ни приятной.

Увидев, что декан Гриффиндора все еще ждет, мальчик помялся и неохотно добавил:

— Я не могу. Когда я без палочки, не я управляю магией, а она мной…

И, отвернувшись, в упрямстве не желая заканчивать фразу, с остервенением принялся собирать разлетевшиеся листья.

Гермиона не стала настаивать на продолжении, безошибочно чувствуя, что каждое следующее слово заставит мальчика лишь сильнее замкнуться.

— Уверена, вы найдете способ справиться с этой проблемой, мистер Милз, — сказала Гермиона строго, намеренно подражая профессору МакГонагалл, — и школа Чародейства и Волшебства самое подходящее для этого место.

Она сделала пару шагов в сторону замка, намереваясь уйти, и внезапно решила, что всеми своими сегодняшними поступками уже отдала достаточную дань уважения тем истинам, что пытался внушить ей слизеринский декан. И потому, удовлетворив голос разума, она может, наконец, позволить себе отдаться порывам сердца.

Гермиона решительно остановилась, вернулась и, произнеся не терпящим возражения голосом: — Дайте, пожалуйста, ваши руки, мистер Милз, — наложила согревающие чары.

* * *

Поглаживая пальцем краешек кофейной чашки, Минерва МакГонагалл внимательно наблюдала в окно своего кабинета за маленькой фигуркой профессора трансфигурации, решительно идущей через поле для квиддича. Холодный и наверняка напитанный влагой западный ветер стремительно взметнул с земли опавшие листья и в замысловатом танце закружил их по траве, путаясь в мантии Гермионы. МакГонагалл не знала, о чем мисс Грейнджер говорила с Заккари Милзом, но от ее пристального взгляда не ускользнули наполненные сомнением метания девушки, и неяркий голубоватый след, разлившийся в воздухе от сотворенного волшебства. Неясное чувство тревоги, неожиданно охватившее директора прошлым вечером в разрушенном классе трансфигурации, нахлынуло на нее с новой силой. Тонкие губы непроизвольно сжались. Глаза за прямоугольными стеклами очков смотрели сейчас совершенно по-кошачьи — пристально, не мигая,— словно она и правда силилась разглядеть через усеянное дождевыми каплями стекло зловещую черную ауру, окружавшую маленькую фигурку мальчика.

В своей учительской практике МакГонагалл видела много магических выбросов: со стен сыпались книги, ломались стулья, подпрыгивали парты, случались пожары и даже потопы, но такого выброса как вчера она не видела еще ни разу. В день, когда у Милза случился первый магический всплеск, Минерва была в Министерстве. Снейп доложил ей об этом событии только вечером, сухо и буднично, не расставляя особых акцентов, как о прочих малозначительных событиях в замке. Ну, выброс и выброс, мало ли их бывает у младших учеников в первый месяц учебного года. Но вчера она увидела последствия такого же выброса собственными глазами, и от пугающего предчувствия чего-то дурного у нее так болезненно сжалось сердце, что пришлось незаметно опереться рукой о стену. Кто бы мог подумать, что одиннадцатилетний ребенок может сотворить такое? Подобный магический потенциал, замешанный на гневе и приправленный дурной наследственностью, она встречала только однажды... У мага, имя которого даже сейчас, по прошествии стольких лет, многие волшебники предпочитали не называть.

Новый Темный Лорд?! Мерлин Всемогущий, о чем она только думает?! Плотно сжатые губы МакГонагалл расстроенно дрогнули, стоило ей осознать, как непростительно далеко оказались способны завести ее собственные мысли. Неконтролируемый выброс и вчерашние уверения Снейпа в порочности мальчика — и она уже представляет себе самое худшее. Вот уж действительно, если захочет, Северус может напугать даже банши.

Стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями, Минерва достала из складок мантии волшебную палочку и, постучав по деревянной раме окна, произнесла приближающее заклинание.

На иссеченном ромбами стекле возникло многократно увеличенное лицо мальчишки. Нахмуренный лоб, сосредоточенный взгляд, поджатые губы. В испачканном свитере и сползшем почти до самой земли шарфе, он яростно работал метлой, не замечая, что обломки ветвей запутались в его взъерошенных волосах. Совсем еще ребенок — промокший, и наверняка продрогший до самых костей — сейчас он вовсе не походил на темного мага, способного захватить мир. И все же... МакГонагалл в сомнении покачала головой. Конечно, все ее страхи — всего лишь глупость. Вот и Гермиона утверждает, что в мальчике нет ничего темного, всего-то детское упрямство и честолюбивое желание показать всем, что он чего-то стоит. Но несмотря на убедительные доводы, озвученные молодой коллегой, неясное чувство тревоги по-прежнему не покидало ее. Слишком хорошо Минерва помнила рассказы Альбуса о юном Томе Реддле, чтобы столь легко успокоить себя подобными утверждениями. Мало кто из учителей, преподававших в школе в те годы, не был ослеплен и очарован юным магом с прекрасными манерами и обманчивым обаянием. Но в одиннадцать лет его нечистая душа была еще слишком хорошо заметна, чтобы проницательный Альбус не почувствовал силу темного начала. И все же старый директор, всю свою жизнь искавший в людях только хорошее, позволил мальчику поступить в Школу.

Она всегда боялась повторить роковую ошибку Дамблдора, решившего, что Хогвартс может исправить в юном Реддле его истинную сущность, сделать добрее в окружении друзей, равных ему по силе и происхождению. И что же теперь? Не повторяет ли она историю почти шестидесятилетней давности, не делает ли невольно того же, за что все эти годы в глубине души осуждала Альбуса? Не смотрит ли на мальчика глазами Гермионы, стремясь увидеть в юном Заккари Милзе добро, которого в нем попросту нет?

От пугающего чувства неопределенности заныло сердце. Слишком много было вопросов, на которые не находилось ответа. Слишком много сомнений...

Прижав сухую ладонь к лицу, МакГонагалл расстроенно закрыла глаза. Она никогда не хотела быть директором в этой школе. Мерлин! Она все еще была не готова остаться без Альбуса.

Взмахнув волшебной палочкой, МакГонагалл почти неслышно произнесла «фините инкантатем». Мальчишеское лицо растаяло в дымке, и оконное стекло вновь приобрело свой изначальный вид. Взгляд ее невольно скользнул к директорскому столу и задержался на ссутуленной спине слизеринского декана. Она хорошо понимала, что Северус никогда не будет откровенен с ней в той же мере, как был откровенен с Альбусом. И все же, став ее заместителем, он непостижимым образом облегчал ей жизнь. Сейчас, глядя на склонившегося над столом зельевара, МакГонагалл с почти материнским сочувствием думала о том, как мало все-таки этот человек спит и как редко бывает на свежем воздухе. Сегодня Северус выглядел хуже обычного: на осунувшемся лице проступили неровные морщины, обычно желтоватый цвет кожи казался серым, полуприкрытые глаза, в обрамлении темных ресниц, скользили по строчкам пергамента так медленно, что можно было подумать, что он не читает, а рассеянно рассматривает узор, сложившийся из замысловато переплетенных чернильных пятен. Было заметно, что он сутулится и держит голову под неестественным углом — боли в разодранной Нагайной шее мучили его каждую осень, и Минерва знала, что, несмотря на старания медиков из Святого Мунго, лекарства не слишком помогали ему. Оперевшись рукой о дубовую столешницу, он просматривал пергамент за пергаментом и с каждой прочитанной страницей хмурился все сильней.

Одинокий бокал виски — не принятый им жест гостеприимства — все еще нетронутым стоял перед ним на столе. Часы на каминной полке пробили шесть.

В последний раз взглянув на худую фигуру мальчишки, Минерва коротким взмахом волшебной палочки трансфигурировала давно остывшую чашку кофе в горшок с геранью и отвернулась от окна. В такие дни, как сегодня, она жалела, что Визенгамот так и не позволил Северусу вернуться в директорское кресло. Конечно, он был тяжелым, злопамятным, замкнутым, неуступчивым человеком, но при этом обладал выдающимся умом и поистине фантастическим умением всегда добиваться поставленной цели. Сейчас ей нестерпимо хотелось научиться его слизеринской хитрости, умению играть не по правилам, врать, изворачиваться, шантажировать и угрожать. Предстоящая встреча с Министром совершенно не радовала ее, несмотря на то, что в глубине души она понимала — Кингсли наверняка сделал все возможное, чтобы Визенгамот проголосовал за более мягкое решение. Но позиции противников кабинета министра были слишком сильны.

Дочитав, Снейп отложил свиток в сторону и, почувствовав, что МакГонагалл рассматривает его, медленно поднял голову. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, пока Минерва, наконец, с неохотой не произнесла:

— Пора. Не думаю, что есть смысл и дальше оттягивать эту встречу. Не будешь ли ты так любезен, Северус?

Она сделала приглашающий жест рукой, и Снейп встал. Взмахнув палочкой, он произнес отпирающее заклинание, камин послушно вспыхнул, осветив призрачным зеленым светом его худое уставшее лицо.

На другом конце каминной сети их вечерний посетитель бросил в огонь горсть дымолетного порошка и, произнеся: «Хогвартс, кабинет Директора», — вошел в камин.

Зеленые языки пламени завертелись, образуя вихрь. Министр Магии прибывал в Хогвартс.