Среди руин цветут деревья (джен)

1

Его величество Эволдо в окружении своих спутников прибыл под стены Сентабы на закате. Солнце садилось за Корону Мира, его лучи сквозили меж раскрошившихся пиков — наделенный поэтическим даром наблюдатель мог бы сказать, что горы окутаны каменным кружевом. Резные тени Короны Мира падали на раскинувшийся в предгорьях город. Эволдо приказал разбить лагерь на возвышенности неподалеку, после чего, желая продемонстрировать собственную храбрость, взял с собой несколько добровольцев и отправился на разведку. Никаких следов пропавшей армии в окрестностях города не было.

Когда Эволдо приблизился к городу, ворота еще были открыты. Среди сопровождавших короля вельмож послышались подобострастные смешки: роль крепостной стены, как и ожидалось, выполняла тонкая витая решетка, тени черных лоз которой отражались на каменистой земле. Эволдо коснулся решетки пальцами, металл оказался теплым и гладким. Пришло бы в голову здравомыслящему правителю окружать город чем-то подобным? Она служила украшением, и украшением довольно оригинальным: черные лозы тянулись в горы и исчезали, вбитые в камень, привязывая Сентабу к Короне Мира. Но для обороны это украшение не годилось, Эволдо показалось, что он может пальцами согнуть витки решетки, нарушая ее идеальное плетение, — что говорить о массированном наступлении доблестной эвийской армии?

За решеткой расстилался город. Сентаба стояла в предгорьях, не поднимаясь, впрочем, вверх по склонам, как было свойственно крепостям Карсальи. Спокойный, богатый город… Несколько лет назад сюда для проведения переговоров о мире приглашали послов королевства Икс, и те, многое повидавшие у себя на родине, были в восторге от дворцов, фонтанов и храмов, от бесчисленных колодцев и выложенных мраморными плитами дворов. Казалось, грозы и буйные ветра минуют Сентабу, лелеемую в колыбели Короны Мира.

— Наши солдаты входили в город, — задумчиво произнес Эволдо, рассматривая открывающийся вид сквозь плетение тонкой решетки. — Нужно повторить их путь. Клянусь, если я найду хоть одного в таверне с девицами..!

— Армия знает свой долг, мой король, — подал голос командир конницы. — Если они были направлены взять город, они возьмут город.

— … и останутся там ночевать, потому что там есть на что посмотреть, — усмехнулся король. — Здесь в почете дорогие вина и женская красота. Ладно, неважно. Приказываю отдохнуть до полуночи, затем идти со мной в город.

— Но, Ваше величество… в полночь закрывают ворота, — неуверенно откликнулось сразу несколько голосов. Эволдо пожал плечами — закрытие доступа в город не казалось ему проблемой. В конце концов, плетеный обод решетки можно попросту выломать: прямая атака даже той немногочисленной конницы, что сопровождает их сейчас, согнет ее с первого удара.

— Не думаю, что у них хватит безрассудства не подчиниться королю. Они откроют ворота, — уверенно заявил Эволдо и, посчитав разговор оконченным, развернул коня, чтобы возвращаться в лагерь. — То, что они впустили нашу армию, еще раз доказывает их неспособность обороняться. Что бы там ни хотела предвидеть моя жена. Это странное место, оно выглядит неподобающим воину, но от этого оно не обретает мистических сил.

Сопровождавшие короля полководцы, не сговариваясь, еще раз оглянулись на город. Сентабу пронизывали солнечные лучи. В теплом золотом сиянии искрились башни богатых городских кварталов. Словно этот город снисходительно посмеивался над чужаками, нашедшими в себе смелость нарушить его покой. В открытые ворота вела широкая дорога, мощенная желтоватым блестящим камнем, плиты его, отражая солнечные лучи, казались золотыми. По этой дороге в город маршировали стройные эвийские отряды — которые бесследно исчезли, едва отправив в Эвну торжествующую весть.

Оставшиеся часы до полуночи пролетели незаметно. Солнце село, последние его отсветы скрылись за Короной Мира, и город рассыпался тысячами огней. Решетка и ворота подсвечивались снизу красными фонариками, очерчивая границу. На главной городской башне часы пробили полночь, следом раздался перезвон колоколов, созывающих жителей на ночную молитву. Сентаба не засыпала — казалось, что она ждет.

Торжественно выступив из сопровождавшей его толпы, Эволдо постучал в закрытые ворота. В темноте, подсвеченной снизу красным, торопливо приблизились к решетке две фигуры.

— Властью, данной мне небесами и великим Торном, чародеем, создателем Озианского материка!..

Фигуры за решеткой задвигались, зазвенели ключи. Не дав королю договорить, вступил голос со стороны города.

— Властью, данной небесами и землей Джинксланда, господин Фертеб Кенейя из рода Або'Кенейя приветствует тебя, государь, и просит милостиво принять его гостеприимство.

Эволдо удовлетворенно хмыкнул и обернулся к своей свите, всем видом выражая торжество. В конечном итоге он оказался прав: джинксландцы просто боятся, их можно понять, и в этом нет никакой тайны. Ферсах, глава рода, не оказал должного почтения своему королю, но остальные, видимо, более благоразумны. Лишь Эвьен продолжает упорно искать ловушку в том, что они настолько легко открывают ворота под натиском победоносной армии. Когда он вернется из похода, королеве придется несладко. Ворота тем временем послушно распахнулись.

— Господин Фертеб приглашает тебя во дворец, великий государь, — низко склонились стражники. Порыв ветра, пронесшийся с гор, всколыхнул красные фонарики в траве, и они затрепетали, словно диковинные мотыльки. Эволдо не обратил внимания, что около половины его свиты так и не переступили границу города, оставаясь позади, пока ворота вновь не закрылись. Сентаба приняла эвийского правителя в свои объятия.

Со времени последнего визита короля город не претерпел никаких значительных изменений. Во всяком случае, все, кто бывал здесь раньше, безошибочно вспомнили дорогу ко дворцу правителя. Фертеб Кенейя занимал резиденцию, расположенную в самой высокой точке города, и дворец с белыми колоннами и сияющими куполами башен был виден отовсюду. В докладе присланного в Эвну гонца значилось, что армия строем прошла под взлетающими в небо колоннами, покрытыми искусной резьбой. Никогда прежде нога завоевателя не ступала на земли джинксландцев.

Откуда-то издалека слышался плеск воды в фонтанах и маленьких прудах, что устраивали в своих дворах горожане. В поднимавшихся вверх водных струях отражались фонари. Сентаба не выглядела покоренной. Более того, по облику города никак нельзя было предположить, что он в принципе участвует в каких-то боевых действиях.

Фертеб, правитель Сентабы, встретил их на широкой мраморной лестнице, ведущей во дворец. Не дожидаясь, пока Эволдо поднимется ближе, гостеприимно простер к нему руки и направился навстречу.

— Мир дому твоему, государь.

Эволдо окинул его быстрым взглядом. Глава Сентабы был непоколебимо спокоен, его лицо, когда он говорил, оставалось практически неподвижным, шевелились лишь губы. В длинном традиционном одеянии, в котором непривычно было видеть воина на службе королевства Эв, он выглядел в безмятежном городе истинным хозяином. Король хотел поприветствовать в свою очередь, однако Фертеб поднял руку.

— Сентаба приветствует тебя. Ты желаешь знать, что произошло с армией, отправленной твоей волей взять город?

Глава Сентабы был намного моложе своего старшего брата, Фертебу, скорее всего, не было и шестидесяти. Насколько Эволдо успел вникнуть в переплетение немногих известных фактов об Або'Кенейя, Фертеб получил город по наследству, едва женившись, и с тех пор исправно заботился о его благополучии. Голос властелина Сентабы звучал сейчас певуче и уверенно, совсем непохоже на голос человека, чьи владения были захвачены несколько дней назад. «Там что-то не так», — в мозгу возник туманный облик Эвьен, ее глаза горели мрачным предвкушением. А потом откуда-то со стороны раздался неразборчивый торжествующий крик — и король, вздрогнув от неожиданности, завертел головой по сторонам. Свита, однако, не подавала никаких признаков беспокойства. Фертеб, почтительно склонив голову, пригласил посетителей во дворец.

— Поздний час, государь. Я буду счастлив предложить тебе ночлег, а утром расскажу всё, что мне известно.

Посреди открывшегося взорам эвийцев огромного зала бил фонтан, и в выложенном цветным мрамором бассейне плавали золотистые рыбы. Слишком много золота. Казалось, солнце, садясь на Мертвой Пустыней, отдает свои лучи этому городу.

— Ты и так расскажешь мне всё, что тебе известно, — Эволдо с трудом сдержал порыв схватить хозяина дворца за длинные рукава. — И не вздумай водить меня за нос. Что случилось с армией, которая вошла в город?

Фертеб Кенейя хлопнул в ладоши, рукава сшитого из тонкой ткани одеяния медленно заколыхались. В центре зала на пару метров вверх поднималась струя воды и каскадом падала в прозрачно-голубую глубину бассейна, где, лениво шевеля хвостами, плавали рыбы с золотой чешуей.

— Поздний час, государь. В Сентабе не принято встречать ночь на ногах.

Эволдо несколько растерянно кивнул, позволяя неслышно появившимся слугам увлечь его за собой. Из окон открывался вид на город, в котором постепенно угасали разноцветные огни, оставалась видимой лишь красная граница, полукругом очерчивающая Сентабу. Город погружался в ночь.

Рассвет наступил настолько стремительно, словно прошли не часы, а всего лишь несколько минут. Из ущелья Рох, клубясь и принимая самые причудливые формы, поднимался розовый туман. Зрелище было настолько необычным, что эвийцы, не отходя от окон, жадно наблюдали, как плывет в тумане окружающая действительность. Лучи восходящего солнца играли в розовой дымке, горный хребет и город у его подножия выглядели сейчас не более достоверными, чем пустынный мираж.

Дворец Фертеба размещался на пологом холме, и с высоты жилых башен открывался вид на ущелье Рох. Эволдо, за годы своего правления привыкший к чудесам, которыми владели обе столицы, сейчас не мог оторвать взгляда от расстилающейся внизу панорамы. Ущелье Рох, узкая трещина, отрезало Сентабу от Короны Мира — горный хребет оказывался на противоположном берегу. Туман, поднимавшийся снизу, из самых глубин материка, размывал очертания такого материального даже в свете изменчивых фонарей города. Розовый туман был повсюду.

Горожане распахивали ставни окон, пробегали босоногие мальчишки-разносчики, на противоположной стороне улицы вышла в сад молодая женщина в длинном струящемся платье. Сентаба не может быть опасна. Однажды он привезет сюда Лангвидэр… От размышлений короля отвлек звук открывающейся двери.

— Великий государь! Господин Фертеб просит позволения встретиться с тобой.

Эволдо только махнул рукой, приказывая посланнику выметаться прочь. Почтение, граничившее с подобострастием, что окружало его здесь, не могло не нравиться. Гордые джинксландцы боятся — лишь остатки родовой чести не позволяют им вновь склониться перед своим повелителем. Даже на своей земле Фертеб Кенейя оказывает ему подобающий прием — не это ли является лучшим свидетельством желания непокорного рода вступить на путь капитуляции? Розовый туман непреодолимо притягивал взгляд. Сколько все-таки загадок таит в себе континент…

Утром правитель Сентабы был еще более любезен. Спасает голову от плахи, невольно мелькнула мысль, и Эволдо не смог сдержать улыбку. Стоит копнуть глубже — и все они одинаковые, все боятся за свою шкуру. Туман медленно поднимался снизу, плыл через открытое окно по комнате, словно природа тоже пыталась в этот ранний час выглядеть для гостей наиболее привлекательно.

— Ты хочешь знать, что случилось с твоей армией, государь?

Эволдо кивнул. Полководцы, окружавшие его, насторожились: для них речь шла о тысячах солдатских жизней, которые были им ближе, чем королю, что мыслил в военном деле категориями флажков на картах.

— Я приказал сдать город, едва твои воины пошли в первый штурм, государь. Ты знаешь, что Сентаба не может обороняться, однако я не готов допустить ее разрушения. Твои люди были милостивы к нам, — Фертеб поклонился. — Они покинули город, не причинив ему вреда, и двинулись в сторону Карсальи. Как ты знаешь, государь, Карсальей правит мой брат. Он сумеет обеспечить достойный бой. Здесь же нет смысла искать противника.

— То есть ты утверждаешь, — король угрожающе понизил голос, — что моя армия вышла отсюда невредимой и отправилась в вашу столицу. Тогда ответь мне, досточтимый, куда же она девалась на полпути?

— Не могу знать, государь, — Кенейя вновь склонился, его лицо не выражало никаких эмоций. Впервые от этого спокойствия повеяло чем-то недобрым, однако король безжалостно отогнал не достойные воина мысли. Вся земля, что лежит от побережья до Короны Мира, принадлежит стране Эв. Это не Джинксланд, это законные владения эвийской династии, и они не могут быть опасны для своего господина. — Возможно, тебе стоит последовать за ними к Карсалье. Ты жаждешь военной славы, государь. Я не могу тебе ее обеспечить.

— Выпрямись, — по лицу Эволдо скользнула брезгливая гримаса. — Превращать свои земли в женский будуар, а потом утверждать, что город не готов к обороне, поверь мне, не самая разумная тактика. Как минимум, это не прибавляет тебе почета. Вели открыть ворота, — король сделал знак своим спутникам и вышел, не оборачиваясь. Свита потянулась следом, и через несколько минут Фертеб Кенейя остался один. В дальнем углу комнаты колыхнулся закрепленный на стене ковер, и из скрытой за ним ниши выскользнула девушка. Длинный переливающийся платок, спадавший с ее головы почти до пола, скрывал от посторонних глаз толстые черные косы и делал ее похожей на сказочную птицу.

Девушка заливисто рассмеялась и прикрыла ладонью рот.

— Какой же дурак… — пробормотал Фертеб и протянул руку — девушка подошла. — Видит небо, династия вырождается и тащит за собой всю страну.

— Но ведь для нас это великое благо, мой господин, разве не так? Если их армии снова и снова будут штурмовать город на рассвете, все окрестности Короны Мира будут завалены трупами. Они считают, что выходят отсюда победителями. Зачем разочаровывать короля, мой господин? — она опустилась на колени и, схватив руку Фертеба, прижалась к ней щекой. — Неужели тебя печалит судьба людей, которые идут войной на наши города?

— Солдаты подчиняются приказу. Их остается только уважать.

— Непрошеные гости долго не живут, — заулыбалась девушка, качая головой, и длинные серьги заплясали в ее ушах. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не тяжелый взгляд уже отжившей свое старухи — он казался чужим и пугающим на юном лице. — Позволь пойти за ними, мой господин? — она сверкнула ослепительно белыми зубами. Фертеб высвободил из ее ладоней свою руку, коснулся падавших из-под платка тёмных прядей.

— Не выходи из ворот.

Она перестала улыбаться, тонкая морщинка прорезала чистый лоб. Однако возражать девушка не стала — легко вскочила на ноги и закружилась по комнате, платок неотрывно следовал за ней диковинным оперением. Не переставая кружиться и вновь беззаботно смеясь, она приблизилась к двери и стремительно рассыпалась каплями розового тумана.

Фертеб проводил ее взглядом, на миг его лицо омрачила тень тревоги. Что будет, если кто-то в королевском окружении сумеет сложить два и два и сопоставить туман, стоящий над городом, со смертями от неизвестного недуга? Шанс такого поворота событий был ничтожен, однако сбрасывать его со счетов глава Сентабы не спешил. Город плыл в розовом дыму, превращаясь в мираж — таинственное порождение ущелья Рох.

* * *

Дорога на Карсалью уходила от самых ворот Сентабы. Каменистая почва здесь была разбита в пыль копытами лошадей и колесами многочисленных повозок — именно через Сентабу шло всё сообщение джинксландской столицы с внешним миром. По бокам дороги росли немногочисленные низкие кустарники, Корона Мира бежала ровной полосой, и предгорья открывались перед путешественниками на много миль вперед. Солнце стояло уже достаточно высоко, в прозрачном воздухе не осталось и следа утреннего тумана. Сама погода располагала к успеху.

Эволдо пришпорил коня и нетерпеливо помчался вперед. Он не мог объяснить непонятно откуда возникшее чувство беспокойства, что охватило его, едва городские ворота остались позади. Тонкая решетка не содержала никаких особых секретов — и всё же именно она непостижимым образом ограничивала распространение тумана, он едва курился в траве с внешней ее стороны. Оставшийся позади город, фигуры стражников, закрывавших ворота, взлетающие в небо башни дворца Фертеба — всё плыло в розовом дыму. Король едва подавил желание прочесть заклинание от морока. Сентаба не может быть опасна, тревога, заставляющая сердце стучать чаще, — всего лишь влияние мрачных пророчеств Эвьен.

Сентаба постепенно удалялась. Солнце, поднимаясь выше, загоняло туман обратно в ущелье Рох. Эта ежедневная борьба ведется, вероятно, с тех пор, когда вместо богатого города здесь лежала каменистая пустошь. Полководцы, составлявшие свиту короля, с самого утра чувствовали себя подавленными, однако, зная нелюбовь Эволдо к любого вида предостережениям, старались поддерживать хотя бы видимость приподнятого настроения. Этот город словно смеялся над ними, играя, как играет кошка с попавшим в западню мышонком.

День прошел в пути. Ровная сухая дорога стелилась под копытами коней, с вершин Короны Мира спускался прохладный ветер. Несмотря на близость гибельных песков и открытость местности солнечному жару, предгорья так и не стали полноценной пустыней. Климат здесь был резче, чем в расположенной на побережье Эвне, однако в целом оказывался вполне пригоден для жизни. Многие из свиты Эволдо видели настолько далекие участки материка впервые. Сам король неоднократно бывал в Эвейяте, ибо именно там, а не в Эвне, по традиции осуществлялись все значимые обряды правящей династии. Но Эвейят — уже практически пустыня, он медленно уходит в пески, песок слепит глаза и проникает под одежду, от него невозможно спастись. У джинксландских владений в предгорьях не было ничего общего с Эвейятом.

Резные тени Короны Мира понемногу удлинялись, однако до темноты оставалось еще несколько часов. Кто именно первым заметил в кустах у обочины дороги труп, Эволдо не запомнил. Он ни за что не заподозрил бы в груде костей и тряпок солдата доблестной эвийской армии. Однако его полководцы в растерянности остановились перед высушенным практически до скелета телом, некоторые осторожно касались его остриями мечей, пытаясь рассмотреть хотя бы лицо. Человек — точнее, то, что от него осталось, — выглядел так, словно побывал в Мертвой пустыне.

«Там что-то не так». Эволдо мысленно послал в сторону жены очередное проклятие. Будь она здесь — она была бы счастлива. Сейчас король злился почему-то исключительно на Эвьен, словно именно она отправила солдата на небеса столь жестоким способом.

— Ваше величество, этот человек — один из тех, кого мы ищем.

— Колдовство… джинксландская магия! — эхом пронесся неуверенный шепот. Полководцы растерянно переглядывались.

— Молчать! — вскипел Эволдо и вонзил меч в высохшую шею мертвеца. — Здесь пустыня, — понизив голос, вкрадчиво зашипел он. — Здесь жарко. Или вы ожидали увидеть утопленника? Трусливые псы, вам везде мерещится джинксландская магия!

— Государь, здесь не пустыня, — осмелился выразить общие мысли командующий эвийской пехотой. — Во всяком случае, не настолько, чтобы так… — он бросил красноречивый взгляд на скрючившийся в кустах труп. Кто знает, сколько еще таких несчастных они найдут впереди.

Король сверкнул глазами и, выдернув меч, замахнулся на стоявших перед ним людей. — Я приказываю идти вперед. Один отбился от стада и сдох в пустыне — и вы сразу готовы бежать, поджав хвосты! Трусость и нехватка мозгов, но никак не джинксландская магия!

Наступая на своих спутников, он старался не смотреть на останки солдата. Почему-то очень хотелось пить. Кроме того, Эволдо чувствовал, что, несмотря на его усилия, где-то на подсознательном уровне тревога всё же находит отклик. Город, плывущий в розовом тумане, философское спокойствие Фертеба и его искреннее признание того, что Сентаба не готова к обороне… В сложное, полное конфликтов время не окружить город хотя бы крепостной стеной? Не сумасшедшие же эти джинксландцы, в самом-то деле! Неужели он надеется, что богатства Сентабы не привлекут внимание тех, кто жаждет грабежей и легких побед?

— Волей небес я повелитель этих мест, — Эволдо вложил меч в ножны и отпил глоток воды из походной фляги. — Здешняя магия, даже если она есть — во что лично я не верю — не может причинить мне вреда.

— Государь, верить или не верить вы можете во что угодно. С тех пор как ваши предки позволили джинксландцам построить здесь свои города, предгорья Короны Мира перестали принадлежать стране Эв. Это их земля, не ваша, и она пропитана их магией. Ваши предки, государь, впустили джинксландцев на земли Эв, теперь с ними нужно считаться. Было бы величайшей неосторожностью думать, что они не научились защищаться иначе, чем рвами и крепостными валами. Ходят слухи, что младшая ветвь Або'Кенейя подчинила духов Сентабы…

Король раздраженно поднял глаза к небу. Истории о духах, охраняющих города, были любимым сюжетом сказок, что рассказывала ему в детстве кормилица. Но чтобы в подобную чушь верили люди, которым он доверил командовать армиями? Немыслимо.

— Что еще вы придумаете в оправдание своей трусости? Будете утверждать, что вокруг нас строем ходят призраки? Нет никаких духов — ни Сентабы, ни Аттеи, ни Изумрудного города, это бабьи сказки! Еще раз услышу про духов — велю отрубить голову. Армия стоит под Карсальей, зарубите это на носу.

Не желая больше задерживаться возле отвратительной находки, король развернул коня и двинулся вперед. Если Эвьен услышит про духов Сентабы в роли главных виновников происходящего, она будет счастлива. Да и чего, собственно, происходящего? Город остался позади, вокруг, кроме них, ни души, лишь ветер пускает с гор ручейки мелких камешков да шелестят придорожные кусты. Нижний край солнца уже разрезали пики Короны Мира. Ласкаемая солеными брызгами Эвна, понятная и простая, осталась далеко на побережье. А кругом — джинксландская земля, их города, их дороги… их магия.

Нет никакой джинксландской магии! Эволдо тряхнул головой, черные мушки, пляшущие перед глазами, исчезли. От побережья до горного хребта, от границ Ринкитинка до королевства Икс вся магия рождена на землях Эв. И туман, что накрывает Сентабу по утрам, — всего лишь природное явление, ничего больше, единственный проблеск красок, оживляющий монотонные пейзажи Короны Мира. Город-мираж, тонущий в розовом тумане…

— Самое время помолиться, государь.

2

На западе еще оставалась узкая оранжевая полоса, над океаном же воцарилась ночь. Соленый ветер приятно бодрил, словно стараясь забрать с собой неурядицы минувшего дня. Ее величество Эвьен мерила спокойными шагами кабинет короля. Мередит с младшей принцессой на руках сидела у камина. Со дня ареста отца первая фрейлина сильно осунулась и выглядела больной и подавленной, однако ни единым словом не посмела упрекнуть свою повелительницу. Перед Эвьен стоял навытяжку начальник тайной стражи.

— Где сейчас находится Лангвидэр?

— В Южной башне, Ваше величество.

Девочка на руках Мередит заплакала, Эвьен быстро подошла, забрала ребенка и, тихонько покачивая, запела старую как мир колыбельную. Начальник стражи терпеливо ждал. Королева, баюкая дочь, вновь принялась расхаживать по комнате.

— Кто-нибудь имеет к ней доступ?

— Кроме караула — никто, Ваше величество. Всё согласно вашему приказу. Ей прислали исповедника, но она, по-моему, даже не поняла, для чего. Дикари, что с них возьмешь, — он развел руками, Эвьен усмехнулась.

Король покинул Эвну три дня назад. Принцессу Лангвидэр арестовали в ту же ночь — Эвьен искренне смеялась, слушая рассказ о том, как маленькая прислужница чужеземки бросалась ее защищать. Сейчас королева чувствовала, что победила — в полдень душа той, что успела стать волей короля первой принцессой, отправится в пекло. Эвьен многократно напоминала себе о том, что столь открытое выражение эмоций не достойно королевы, но все же радости сдержать не могла. В первую очередь она мать и не допустит, чтобы рядом с ее детьми, наследниками эвийской крови, стояла привезенная откуда-то из глуши рабыня. Больше всего на свете королеве хотелось сейчас взглянуть ей в глаза, отыскать там мольбу и страх. Почему-то именно с ней у Эвьен теперь прочно связались цветущие белым ядом деревья, чей запах безжалостно душил, сводя с ума. Магнолии цвели на этой земле еще до того, как члены правящей династии заложили здесь первый камень новой столицы, и будут цвести каждый год, встречая внуков и правнуков нынешней королевы. Эвьен знала, что с новой весной этот дурман вернется в ее жизнь — и всё же теперь белые цветы постоянно напоминали о Лангвидэр. Цветов больше не было — завтра не станет и этой женщины.

Эвьен подошла к окну, пытаясь увидеть Южную башню — та располагалась на противоположном конце города, недалеко от границы с провинцией колесунов. Принцесса… принцессе оставалось жить считаные часы.

Южная башня являлась одной из четырех башен, располагавшихся по окраинам Эвны вершинами невидимого прямоугольника. Все они исполняли роль темниц, куда особо опасных преступников помещали перед казнью. Пусть Лангвидэр и не относилась к нарушителям закона, но королева не могла отказать себе в удовольствии окончательно победить ее самообладание.

На лице королевы застыла мечтательная улыбка.

— Принесите мне ее голову, — немного подумав, спокойно бросила она. Таким тоном Эвьен требовала букеты роз в свою спальню. Начальник тайной стражи отдал честь и залихватски щелкнул каблуками.

— Будет исполнено, ваше величество! А… — он запнулся, но всё же не сдержал любопытства. — Зачем вам?

— Приказы королевы не подлежат обсуждению, — улыбка Эвьен стала чуть холоднее. Разумеется, она знала, какие мысли посещают сейчас его голову. Гномья кровь. От гномов можно ждать самых невероятных вещей. Пусть хоть раз это послужит ей оправданием.

Королева вновь отдала ребенка фрейлине и, посчитав беседу оконченной, вышла из кабинета. Они с Мередит провели здесь не меньше двух часов, пытаясь найти бумагу, где записаны условия договора Эволдо с советом министров. Документ должен быть — в Эв в течение его истории записывали всё, вплоть до тактик государственных переворотов, вопрос лишь в том, как наиболее надежно спрятать бумаги такого рода. Король предложил что-то, что побудило даже самых ярых противников этой фальсификации закрыть глаза на происхождение Лангвидэр и признать ее принадлежность к правящей династии, и это что-то — явно не деньги и земля, этого у эвийской знати вдоволь. В свете последних своих решений Эвьен считала совершенно необходимым выяснить, чем именно в случае смены власти будет ограничен ее сын. С помощью Мередит она обследовала все возможные тайники, что только пришли ей в голову, однако безуспешно. Возможно, именно это и подтолкнуло Эвьен к столь странной просьбе — теперь она хотела еще раз взглянуть в тёмные глаза пленницы.

Королева направлялась в комнаты Лангвидэр. Сюда ее влекло неясное чувство какого-то сладкого удовлетворения, и впервые, наверно, за всю свою жизнь Эвьен, оставшись наедине с собственными мыслями, осмелилась сбросить маску благочестия.

Свет в комнатах не горел, и в полумраке угадывались лишь очертания окружающей обстановки. Королева отыскала подсвечник, зажгла три вставленные в него витые свечи и, держа его в руке, вошла в гостиную. Три робких огонька не могли рассеять окружающую темноту, и Эвьен приходилось тщательно присматриваться, чтобы не наткнуться с шумом на что-нибудь, выдавая свое присутствие.

В углу гостиной ее внимание привлек неподвижный механический человек. Эвьен поднесла к нему свечи, рассматривая полированное тело, затем нашарила и по очереди завела три ключа. Тик-Ток медленно повернул голову в ее сторону.

— Спасибо — что — завели — меня, — отчеканил он. Королева благосклонно усмехнулась, но не ответила, с любопытством рассматривая произведение столичных мастеров. Насколько она знала от Эволдо, механическое чучело являлось переводчиком при чужеземке, ибо владело всеми языками, хоть в ничтожно малой степени представленными в океане Нонестика (включая Пого, Конжо и диалект земли Вообще-Нигде). Похоже, его собирали именно для этой цели. Эвьен скрипнула зубами, сдерживая внезапно вспыхнувшую злость, и вновь вышла в коридор, чтобы позвать слуг.

— Механического человека вернуть на фабрику Смита и Тинкера. Его память должна быть полностью удалена, — распорядилась королева, невольно бросая взгляд в висевшее напротив огромное зеркало. В темноте коридора дворецкий, склонившийся перед ней, выглядел тёмной тенью. Собственное отражение, с тремя робкими огоньками, трепетавшими от сквозняка, напомнило Эвьен о неупокоенных призраках, что бродят ночами в покинутых домах.

— Будет исполнено, Ваше величество.

* * *

С высоты башни небо было удивительно близким. Крупные звезды перемигивались на тёмном покрывале ночи, словно их можно было достать рукой — стоит лишь взять лестницу повыше. Над океаном повис месяц, и его призрачный белый свет зыбкой полосой стелился в воде. Низко нависшее, несвободное небо над материком… клетка. Лангвидэр запрокинула голову, рассматривая звезды. Над островами небо выше, там оно — отражение бесконечных просторов воды, и даже птицы, души умерших предков, не могут достичь его края. Ей, чтобы покинуть ненавистный материк, тоже посчастливится стать птицей. Сейчас, вдали от прогнившего интригами дворца, Лангвидэр чувствовала в себе силы пролететь хоть половину океана Нонестика — только бы вернуться домой.

Ночь была теплой и ясной, как большинство ночей в прибрежном королевстве. Далеко внизу шелестели деревья, с океана доносился неясный шум. Впервые за всё время, проведенное вдали от родины, Лангвидэр осознавала, что отчаянная ненависть к этому месту отпускает ее, пряча когти, отступает вдаль. Королевство Эв оставило ее в покое. Она поняла это еще прошлой ночью, когда на пороге ее спальни появился молчаливый, похожий на призраков отряд тайной дворцовой стражи. В тот момент Лангвидэр со слезами благодарности едва не кинулась им в ноги — помешала маленькая Нанда, пытавшаяся ее защищать. Смерть тела, привязанного к материку, — разве жертва это за свободу бессмертной души и возможность птицей вернуться на острова? Лангвидэр верила, что станет птицей — все ее предки, покидая человеческий облик, обретали крылья.

Нанда, уткнувшись ей в колени, уже не плакала, лишь тихо всхлипывала и прятала лицо в складках ее платья. Худенькие плечи служанки жалобно содрогались. Продолжая рассматривать черное полотно неба, испещренное крупными бусинами звезд, Лангвидэр положила ладонь ей на голову, ощущая под пальцами вьющиеся волосы девушки. Нанда появилась в башне, когда последний луч солнца исчез за горизонтом, — она рыдала, пытаясь стирать слезы рукавами, которые были уже насквозь мокрыми. Единственная, кто пытался облегчить пребывание Лангвидэр в королевском дворце — если бы взгляд первой принцессы мог сжигать, от всех прочих уже давно не осталось бы ничего, кроме пепла. Лангвидэр была слишком увлечена мыслями о будущем: в тот момент, когда душа покинет земное тело, где-то на островах вылупится птенец, — она даже не пыталась поблагодарить рыдающую на ее коленях девчонку, казалось, вообще забыв про ее присутствие, лишь медленно перебирала пальцами взъерошенные кудри.

За несколько часов обе не произнесли ни слова. Лангвидэр не видела смысла что-то говорить — девочка всё равно не поймет, не сможет разделить с ней спокойное, светлое умиротворение. На Саламандровых островах никогда не горевали по мертвым — предавая тела океану, души провожали в новую дорогу. С тем, что ей волей судьбы придется умирать на чужих землях, пленница уже смирилась. Нанда же была безутешна — маленькая храбрая девочка. Она шмыгнула распухшим от слёз носом, подняла голову, всматриваясь в темноте в лицо госпожи. Волосы Лангвидэр, которые служанка так привыкла причесывать, украшая драгоценностями и цветами, были сейчас заплетены в простую косу, падавшую на грудь.

«Небо похоже на клетку».

Ключи от этой клетки держит сейчас в руках Ее величество Эвьен. Ей под силу отомкнуть замок — и рухнет маленький мир дальнего дворцового крыла, где уставшая от королевского общества Лангвидэр искала утешение среди усыпанных цветами деревьев. Эвьен хочет забрать у Нанды смысл ее жизни. По щекам служанки, падая на руки Лангвидэр и скатываясь на платье, вновь полились слезы. В полдень госпожу казнят по приказу Эвьен.

Лангвидэр ободряюще погладила девушку по мокрой щеке и кивнула на дверь. Месяц висел высоко над Эвной, заливая город серебристым светом. Служанка отрицательно помотала головой: никакие силы не заставят ее покинуть госпожу. Лангвидэр пожала плечами и, прислонившись спиной к стене, закрыла глаза.

Эвна спала. Жизнь кипела лишь в порту, куда, едва погасла последняя свеча в королевском дворце, сломя голову примчалась первая фрейлина Ее величества Эвьен. Платье Мередит было в пыли, сама она задыхалась от долгого бега, но сейчас собственный внешний вид волновал ее в последнюю очередь. Мередит вбежала на пристань в тот самый момент, когда флагман Золотой Армады, носивший гордое имя «Стрела Эвны», медленно разворачивался к городу левым бортом. Его пушки, стянутые на одну сторону, грозными тёмными силуэтами смотрели на раскинувшуюся по берегу эвийскую столицу. За флагманом в том же маневре поочередно задвигались остальные корабли Армады. Все прочие суда, оказавшиеся в Эвне в эту ночь, покинули порт и вышли в открытое море. Прижав руки к груди, Мередит широко распахнутыми глазами смотрела на выстраивающуюся вдоль берега армаду своего отца. Казалось, даже крысы, предвидя беду, попрятались в щели.

Пушки Золотой Армады смотрели на Эвну. Возле них суетились канониры, готовые в любой момент поджечь фитили, — главная ударная сила военного флота королевства Эв поднялась в едином порыве в ответ на арест своего командира. Мередит, дрожа, снизу вверх смотрела на тёмные громады кораблей. Ее душа металась между верностью королеве и растерянностью, злой обидой на удар в спину, каковым стало для фрейлины заключение отца в темницу. Ее величество Эвьен предала их веру в ее справедливость. Мередит обернулась в сторону города — теперь корабли оказались за ее спиной. Королева прикажет казнить отца за то, что тот привез из похода эту странную чужеземку с островов. Братья отомстят за отца. Армада отомстит за своего командира.

Адмирал Меремах по приказу королевы оказался заключен в тюрьму для военных преступников. Низкое мрачное здание тюрьмы располагалось в пригороде, будучи вынесено с глаз долой, дабы не портить своим видом общий облик столицы. Военная слава Меремаха уже много лет бежала впереди него, а потому, когда еще до первых солнечных лучей к тюрьме примчался посланник от генерала Маттаго, он был немедленно допущен к заключенному. Меремах в это время уже не спал. Сосредоточенный, без единого признака страха на лице, он расхаживал по камере, изредка бросая взгляды в маленькое окошко.

В коридоре раздался топот, несколько секунд спустя распахнулась входная дверь — адмирал лишь повернул голову и смерил вошедшего недоуменным взглядом.

— Ваше превосходительство! Золотая Армада выстроилась для обстрела Эвны, — выпалил гонец и остановился в дверях. Меремах, не сразу осознав услышанное, застыл.

— Что?

— Все пушки ваших кораблей направлены на город, — разъяснил гонец, не выражая, впрочем, особого беспокойства. Адмиралу легче не стало.

— То есть как на город? — уже скорее сам у себя переспросил он. Это попросту не укладывалось в голове. Единственное объяснение, которое напрашивалось само собой, — закономерная реакция его преданной армии на его, Меремаха, арест. Но… это же военные, провались они к гномам! Как они посмели, без приказа… Адмирал терялся в догадках, но подробности выспрашивать не хотел. — Развернуть всё как было! Капитанов отстранить от командования! — Меремах тихо выругался себе под нос. Такого он от своих солдат не ждал. Эвьен же… Эвьен, гномья кровь, она же обезглавит половину личного состава и формально будет права. Такой судьбы для моряков армады Меремах боялся больше собственной смерти — он знал многих еще детьми, он воспринимал их смерть в бою как потерю кого-то из членов семьи. Нельзя давать повода…

Оставшись один, Меремах потерянным взглядом уставился в окно. Сейчас он чувствовал себя далеким от происходящих в Эвне событий, волей-неволей оказывался сторонним наблюдателем. И это после того, что он — один из тех немногих, кто знал о случившемся под Сентабой.

Вошел стражник.

— Ваше превосходительство, приказ королевы Эвьен — до полудня доставить вас в город.

Меремах пожал плечами: в город так в город, лишь бы она не узнала об этой выходке его подчиненных. Сыновья на военной службе, жена и дочь, вероятно, покинут столицу. За себя адмирал не боялся уже давно.

3

К ночи похолодало, в Короне Мира непрерывно свистел ветер. Со стороны Мертвой пустыни надвинулись густые облака, они затянули небо густой тёмно-серой пеленой, предвещая дождь, однако дождя не было. На сухой земле хорошо горели сломанные ветви придорожных кустарников — других дров поблизости не было. Король Эволдо приказал устроить привал и, отдохнув до рассвета, на заре вновь выдвинуться в путь. Такими темпами уже ближе к вечеру они должны были подойти к Карсалье.

Самому королю теперь практически постоянно хотелось пить, и он уже не раз замечал, что его спутники тоже излишне часто прикладываются к походным флягам. Беспокойства это, однако, пока не вызывало: долгое путешествие, чужая земля… усталость, ничего больше. Разве что за прошедшие до привала часы на пути им попалось еще с десяток искореженных высушенных тел, и все они, судя по форме, принадлежали солдатам эвийской армии. В свите короля, словно ветер в верхушках деревьев, всё чаще пробегал встревоженный шепот. Как ни старался Эволдо, мифические духи Сентабы больше не покидали его мыслей. Климат не может сделать такого с человеком, проведшим в предгорьях меньше недели. На это способно лишь одно место — и это место находится по ту сторону Короны Мира.

Месяц стоял высоко над Короной Мира. Весь лагерь отдался беспокойному сну, лишь король, погруженный в свои мысли, не замечая времени, продолжал сидеть перед костром. Не шла из головы эта непонятная война внутри своей же страны. Ферсах Кенейя, развалина, ему же лет восемьдесят уже… какое ему дело до численности правящей династии? Однако слово за слово — и он, изображая смертельную обиду, за день со всем двором и свитой покидает Эвну. В Карсалье с ним сидят двое братьев — один в качестве советника, другой командует гарнизоном. Еще двоим принадлежит город-призрак, а Фертеб безвылазно правит своей Сентабой. Союз с гномами мог сильно облегчить военные действия против хорошо вооруженного противника — и тем не менее в первой из наступательных операций союзники не понадобились: Сентабу взяли без боя. Исподволь приходило чувство какого-то обмана, искусно замаскированной ловушки. Город без крепостной стены, он будто сам дается в руки, манит к себе, как продажная женщина. А потом, вдоволь насладившись этой беззащитной красотой, армия победителей бесследно исчезает — и высушенные тела, остатки кожи с которых сходят тонкими лоскутами, начинают попадаться на дороге, ведущей прочь от Сентабы.

Эволдо не верил в духов. Более того, не верил в то, что кому-то удалось подчинить влияние Мертвой пустыни. Однако это не мешало ему осознавать, что Фертеб Кенейя каким-то образом сумел его одурачить. Слишком уж он уверен, что открытие ворот всегда будет служить безотказным способом, помогающим уклониться от сражения. Нужно раз и навсегда объяснить ему, что он ошибается. Король придвинул к себе оставленную неподалеку седельную сумку, извлек крупный, явно из гномьих запасов, рубин и задумчиво повертел в пальцах. Рубин, пару минут поиграв бликами костра в гранях, скептически хмыкнул и ни с того ни с сего бодро сиганул в огонь. Через пару мгновений на месте моментально потухшего костра соткался из воздуха низенький толстый гном с длинной бородой и в каком-то непонятном одеянии, перепоясанном широким поясом. Исчезновение единственного источника света его, видимо, не устроило, потому что гном отошел в сторону, плюнул в сторону костра — и тот снова ярко вспыхнул. Гном довольно потер пухлые ручки.

— Ну что? Бесы джинксландские в дураках тебя оставили, как я погляжу? — хохотнул он и плюхнулся на землю на непонятно откуда материализовавшуюся под ним пуховую подушку. — Не люблю на твердом сидеть, — пояснил Рокат, гномий король — а это был именно он — и вытянул ноги поближе к огню. — Чего вызывал-то? Или так, язык не с кем почесать? Ну так я тут не помощник, мне с людьми говорить не о чем. Безмозглые вы все и живете мало.

— Ты помнишь наш договор? — Эволдо не разделял его веселости. Гном вновь захихикал.

— Договор! — передразнил он и дернул себя за бороду. — Да нам, гномам, достаточно пальцем пошевелить — и все ваши города под землю уйдут! Договор — это когда с равными, а у нас с тобой — милость высшего существа к ошибке мироздания.

Эволдо старался не обращать внимания на его тон. Гномы — не люди, они совершенно другой природы и обладают такой властью, что все человеческие цивилизации для них — просто мимолетная пыль. Спорить с Рокатом было не в его интересах. Отсмеявшись, гном потешно заерзал на подушке. Похоже, ему что-то пришло в голову и сейчас он старательно обдумывал эту мысль.

— Ну так чего звал-то? Авось, развлечение какое предложишь?

— Название Сентаба тебе о чем-нибудь говорит? — задал встречный вопрос Эволдо. Гном аж подскочил на подушке.

— А то! — он залихватски подкрутил ус. — Мой дед еще помнит, как ее ставили. Там река подземная под ней, я иногда внизу проплываю, как отдохнуть захочется… а что?

— Там много разных диковин для твоей коллекции. Сможешь ее разрушить — соберешь богатый улов.

Это был беспроигрышный ход. У жадного до красоты верхнего мира гномьего короля заблестели глаза: Рокат ценил рукотворные чудеса, созданные людьми. Перебирая пальцами пышную бороду, гном задумался.

— А зачем ее разрушать-то? Мои молодцы ее всю, как была, под землю утащат — выкопаем подходящую пещеру, поставим, загляденье будет. Чего добро переводить?

— Нет. Так дело не пойдет, — покачал головой Эволдо. Если жители этого странного города окажутся под землей и, чего доброго, найдут общий язык с гномами, это создаст стране Эв дополнительную угрозу. — Я имел в виду, что там не должно остаться ни единой живой души.

— Ой, тоже мне проблема, — тоном пожилой кокетливой дамы отозвался гном и пошевелил пухлой ручкой. — А чего ты так взъелся-то на них, а? Поганой метлой твою свору оттуда выгнали? Смешные вы, люди, я не могу. Жить им каких-то сто лет — а они эти крохи на войны тратят. Ладно, пойду молодцов своих соберу, пусть отправляются. Там река как раз, через нее и поднимемся. Ну спасибо, уважил ты меня, — гном неожиданно резво для своей комплекции вскочил на ноги, хлопнул Эволдо по плечу. — Хоть погляжу, что там за диковины у них…

И Рокат, воодушевленно насвистывая, растворился в воздухе. Костер догорал, небо над океаном едва заметно начинало светлеть. Эволдо искоса посмотрел на то место, где еще минуту назад сидел гном. Вот уж кого не испугаешь сказками про духов Сентабы… На гномов не действует земная магия. Хотя, конечно, и их магия на поверхности бессильна, но они не большие любители в принципе ею пользоваться. Хорошие кузнецы, гномы мастерски владеют оружием, которое сами и изготавливают.

Их не остановишь открытыми воротами, гномы — не люди, и большинство чувств у них утрачено за ненадобностью. Жалости они не знают. Эволдо мстительно усмехнулся: это будет хорошим уроком в первую очередь укрывшемуся в Карсалье главе рода. Джинксландская столица, конечно, не так привлекательна для собирающего наземные диковины Роката, однако даже в случае отказа гномов от второй цели уничтожение Сентабы сильно подорвет боевой дух мятежников.

* * *

Не прошло и часа, как орда гномов хлынула на спящую Сентабу. Привыкший к постоянной темноте подземелий маленький народец отлично ориентировался в предрассветной смеси серого полумрака и клубов тумана, поднимавшегося из ущелья Рох. В бою гномы не полагались на зрение. Низкорослые отряды получили приказ не оставить в городе ни единой живой души. Жители, уверенные в своей безопасности, спали глубоким сном, и вооруженные до зубов карлики врывались в дома, устраивая там настоящую резню. За всю долгую историю города это была первая ночь, когда Сентаба захлебывалась в крови. Когда джинксландцы, охваченные паникой от внезапного нападения непонятных существ, смогли наконец организовать оборону, драгоценные минуты уже были потеряны.

Рокат, устроившись на камне у самых ворот, довольно потирал руки. Над роскошным городом неслись стоны умирающих и женский плач. Граница Сентабы всё еще была очерчена бусинами красных огоньков. Сегодня все улицы в этом городе станут красными. Откуда-то сзади, со стороны гор поднимался туман. За свою жизнь гномий король видел это явление не однажды, и в его понимании туман был лишь бесчисленным множеством водяных капель. То, что плыло сейчас над городом, становясь всё отчетливее в отступающем полумраке, полностью разрушало все представления почтенного Роката о земном тумане. Густые тускло-розовые клубы стелились по Сентабе, закрывая ее от посторонних глаз, и вместе с ней — пытавшихся сражаться жителей, гномью армию, дома и купола дворцов. Словно в городе, рождая этот странный дым, полыхал диковинный пожар.

Солнечные лучи терялись в тумане. Рокат присмотрелся и в нетерпении вскочил на камень: там, где предположительно находились ворота, чувствовалось такое-то движение. А потом из непроницаемого розового слоя на дорогу вывалилось низкорослое тело с рассохшейся кожей, открывавшей голый череп, — и гномий король впервые за свою долгую жизнь остолбенел.