Спектр Берлин (гет)

Серое промозглое утро сменилось серым промозглым днем, ну а вечер был еще угрюмее и ветреннее. В планах Лео было отвезти ее в горы, показать местные красоты, устроить пикник и, возможно, задать ей главный вопрос. Но погода ни у кого не спрашивала, какой ей быть, поэтому пришлось выбирать столик на двоих на вечер.

Он прекрасно знал, что Лили откажется от такой затеи, аргументируя это тем, что можно так же поужинать дома.

В связи с этим он просто решил ей не говорить, куда они поедут.

— Ты прекрасно знаешь, я не люблю рестораны, — проговорила Лили, пытаясь включить свой ноутбук, сидя на полу у камина.

— Как ты узнала, черт возьми? — удивленно сказал Лео, который только что вошел в гостиную.

— Лео, прости, но, кажется, я не совсем разделяю твои... — Лили вскрикнула и отскочила от стола, ударившись током. — Черт! — выругалась она, потирая место удара.

Почти исчезнувший шрам разболелся еще больше, казалось, что руку режут старой пилой. Лили прижала руку к себе, зажмурившись от боли.

Лео подбежал и осмотрел ее. Видимых повреждений не было.

— Все в порядке, — отмахнулась Лили.

— Точно? Ты выглядишь...

— Все хорошо, — грубо ответила Лили. Но после взглянула на него и добавила: — Правда, все нормально.

Она повернулась к ноутбуку и осторожно пыталась рассмотреть его.

— Давай все же я, — Лео мягко отодвинул ее за плечо и принялся рассматривать устройство. — Так что ты не разделяешь? — спросил он, не отрываясь от ноутбука.

Но Лили молчала.

— Малыш, ты можешь не разделять мои чувства, можешь скрывать их, можешь лгать мне. Но ты не можешь обмануть себя. Я уверен, ты хочешь жить нормальной жизнью, и я знаю, что у тебя получится.

— Получится, но не с тобой, — ответила Лили, затем встала с пола и села на диван. Руки дрожали. Разговаривать не было никакого желания, но ей нужно было связаться с отцом, а свой телефон она не могла найти уже со вчерашнего вечера. И с новым ноутбуком случилась беда. Все складывалось не в ее пользу. Ей в голову закрадывались нехорошие мысли.

— А вот это было грубо, — сказал Лео, не оборачиваясь.

— Прости, но я не знаю, как это можно выразить иначе, — проговорила Лили.

Она сомневалась во всем, что ее окружало.

Лео сжал кулаки и зажмурился. Он не мог оставить все так.

— Лили, — Лео повернулся к ней. — Я, возможно, тороплю события... — он осторожно присел рядом с ней на диван. — Но ведь нам некуда торопиться, мы можем все исправить.

Он потянулся к ней и нежно взял ее за руку, прижимаясь все ближе и ближе, его голос становился все тише и тише.

— Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — прошептал Лео.

Он нежно начал целовать Лили в шею.

И она не стала сопротивляться. Она невольно оказалась в плену его нежных объятий, не замечая его обман.

* * *

Страшный снегопад обрушился на город, заметал тротуары, крыши и дворы.

На темной улице перед домом Бадоевых остановилась машина. Человек, вышедший из нее, несколько минут озирался по сторонам, затем вошел в дом.

Гарри Уотсон стоял в ярко освещенной прихожей. Он сразу заметил, что дом давно пустует. В доме было холодно.

Гарри вошел в гостиную. Жизнь, мирно протекавшая в этом доме, будто вмиг остановилась. Книга, раскрытая посередине, которая уже никем не будет дочитана, и чашка недопитого кофе одиноко стояли на столике.

Гарри устало оглядел комнату и направился в кабинет по темному узкому коридору.

Слева у стены в кабинете стоял деревянный шкаф, резные дверцы которого были широко распахнуты. Маркус любил свою коллекцию виски. Нужна была веская причина опустошить ее.

Справа рабочий стол Маркуса был завален старыми фотографиями, а переполненная пепельница с пустым бокалом, отлично сочетавшиеся друг с другом, бесцеремонно стояли прямо на них.

Гарри присел на стул и осторожно взял ту фотографию, чей уголок едва виднелся.

На ней были изображены все семейство Бадоевых и Гарри со своей покойной женой.

Он долго рассматривал счастливые лица. Улыбки тех, кого уже нет в живых, ранили слишком сильно его больное нутро. Он горько улыбнулся и, отправив фотографию во внутренний карман пальто, с тяжелым сердцем поднялся с места.

Он прекрасно знал, где мог быть Маркус.

Гарри снова пересек гостиную и вошел на кухню. Дверь, ведущая на задний двор, была открыта настежь. Внутрь намело много снега.

Неподалёку лежало упавшее колесами вверх инвалидное кресло. Воображение Гарри уже представило всевозможные способы убийств, но ничто из его предположений не сравнилось с тем, что он увидел, открыв дверь.

Гарри закрыл глаза от ужаса. Столько смертей он видел за годы войны и во время службы в полиции. Но эта смерть была слишком страшной и слишком несчастной. Старик не сдержал стона. Он схватился за сердце и, осторожно ступая, подошел к телу Маркуса. Гарри снял свое пальто и накрыл его. Дрожащими руками он набрал номер в телефоне.

Он выбрал: прежде рассказать обо всем внуку.

* * *

Вернувшийся в Хайгейт холод в начале марта разогнал всех жителей с улиц по домам. Устоявшаяся на протяжении нескольких недель солнечная теплая погода сменилась метелями и морозами.

Фамильный дом Алана обветшал, был неотапливаемым и сырым. Единственным источником тепла служил старый камин в гостиной.

В первый день своего приезда Алан растопил камин своими силами, сунув в него старый сломанный стул из столовой. На нем как раз сидел Лео на ужине в день похорон его матери.

Сегодня, когда плохая погода опять напомнила ему о его намерениях, Алан надел свою любимую белоснежную рубашку, темные брюки и пальто. Этот вечер, возможно, последний в его жизни, он решил провести за вкусным ужином в ресторане. Выйдя из дома, Алан сел в машину и отправился ужинать.

Хайгейт вызывал у него странное чувство. Когда он впервые приехал сюда, он не нравился ему, он хотел как можно скорее покинуть это место. А как только покинул, захотел вернуться. Два года он отказывал себе в этом. А теперь он здесь, но чувства удовлетворения не было. Его не было ни от еды, ни от выпивки, которую он так усердно употреблял, чтобы почувствовать хоть малейшее опьянение. И даже от захватывающих видов не было восхищения. Все это заменила тоска по прошлому. По прошлой жизни. Как будто все, что происходило после смерти Роуз, было кем-то придумано. Все должно было произойти не так. Это не его жизнь. Не его выбор. Ему все это навязали, дали в руки и бросили с этим. Он не мог так дальше жить.

В потоке мыслей он не заметил, как оказался у ресторана.

Там у входа его встретил администратор и проводил к столику.

Уютный зал согрел его и слегка поднял ему настроение. В ресторане было полно людей. Все они мирно общались. Алан разглядывал их лица, пока шел. Улыбки, взгляды, смех и разговоры чужих людей на миг вызвали в нем обиду. Ему стало обидно, что эти люди наслаждались своими жизнями, в отличие от него, которому скоро предстояло эту жизнь прервать. Он так хотел всем объявить об этом. Чтобы все в этом зале вдруг взглянули на него и принялись отговаривать от этой мысли. Но, конечно, он не стал ничего делать. Он молча устроился за свои столиком.

Посреди зала располагалась небольшая сцена, на которой готовились к выступлению музыканты.

Алан, сидевший в центре зала, будто впервые увидел музыкальные инструменты, он долго глядел на музыкантов, пока их не заслонил собой подошедший официант.

— Приветствую вас в нашем ресторане, меня зовут Александр, сегодня я буду вашим официантом. Что будете заказывать? — произнес официант, слегка поклонившись.

— Ваше самое дорогое блюдо и вино, пожалуйста.

— Могу я предложить вам салат и десерт?

— Нет, спасибо, только основное блюдо.

— Благодарю за заказ.

Официант удалился, и Алану вновь открылась сцена. Теперь на ней стояла еще и девушка. Она оглядела зал и остановила свой взгляд на Алане.

Спокойно переведя взгляд на соседний столик, девушка кивнула стоящим сзади музыкантам, и те начали играть.

В зале на мгновение стало тихо. Заиграла музыка.

Музыка была грустной, но ритмичной. А голос девушки, высокий и мелодичный, напевал слова:

Когда придет весна, когда растает лед в твоей груди,

И губы, что не знали ласки,

Вновь прошепчут мне горькое "прости",

Я буду рад весне и этой сказке,

Которой не произойти.

Ты обретешь покой, а я усталость.

Но этого уж не узнаешь ты;

Когда придет весна и лед растает,

Когда услышу горькое "прости".

Алан, не заметив, как принесли блюдо, с легким нетерпением принялся за свой ужин. Он не отрываясь глядел на девушку на сцене.

Когда песня закончилась, он положил приборы на белоснежную салфетку и громко, но медленно зааплодировал, глядя певице в глаза.

Но, казалось, девушка была не в настроении слушать овации, прогремевшие по всему залу, она торопливо ушла за кулисы.

Алан отметил это и вернулся к своему ужину.

Алан наслаждался вкусом сочной отбивной и дорогого вина. Сейчас он чувствовал все чуть острее. Вкус еды стал ярче. Но он игнорировал разгорающийся энтузиазм внутри себя, думая лишь о своем намерении.

Отвыкнув от хорошей еды, Алан быстро насытился. Он оплатил счет и вышел из ресторана.

Закурив сигарету, стоя на ступенях перед входом, он понял, что забыл на столе свой телефон.

Он неторопливо докурил, бросил сигарету в урну и повернулся к двери. Неожиданно для него он столкнулся с той самой девушкой. Он учтиво пропустил ее, указывая жестом на выход. Девушка слегка кивнула головой и выбежала из ресторана. Аромат ее духов нежным порывом донесся до Алана. Он проводил ее взглядом, закрыл входную дверь и двинулся вслед за ней.

Девушка не сразу услышала его шаги.

— Я не знакомлюсь, — заявила она не оборачиваясь.

— Я лишь провожу Вас до машины, неужели вы не слышали о маньяке? — заговорил Алан.

— Это вы о себе? — с сарказмом ответила девушка.

— Один ноль в вашу пользу, — улыбнулся Алан.

— Я не одна, не беспокойтесь, — повернувшись ответила девушка. Ее мимолетная улыбка понравилась Алану.

— Хотя бы назовите ваше имя, — сказал Алан, замедляя шаг.

— Диана.

— Прощайте, Диана, — с очаровательной улыбкой произнес Алан и развернувшись зашагал прочь.

— А как же имя маньяка? — крикнула она ему вслед.

— Алан, маньяк по имени Алан, — не оборачиваясь, ответил он.

Вернувшись домой, Алан загнал машину в старый гараж отца. Ему нравился гараж. Обветшалые стены все еще сохранили на себе старые плакаты и календари. Здесь пахло моторным маслом, бензином и многолетней сыростью. Алану казалось, что отец прожил такую счастливую и долгую жизнь. Он с завистью разглядывал фотографии, которые находил в доме и здесь, в гараже.

Он вспоминал свою прошлую жизнь каждую минуту. Он умирал от тоски по ушедшему.

Сна не было ни в одном глазу.

Такой важный шаг впереди. Он ждал, когда наступит полночь. Тогда он сядет в машину, достанет пистолет из бардачка и взведет курок. Он еще был не уверен, куда выстрелит: в висок или сунет ствол в горло. Предстояло сделать выбор.