Тот самый день (гет)

Оставался всего месяц до заключительных экзаменов и выпускного, после которого Эовин планировала поступить на службу под командование дяди. Теоден отговаривал ее — все еще не оставлял давнюю мечту отправить ее в Гондор в заботливые руки Арагорна и Арвен и поближе к Фарамиру, но Эовин всякий раз, как об этом заходила речь, отказывалась наотрез. К счастью для нее, Эомер, тоже выбравший местом службы полицейский департамент в Эдорасе, разделял ее стремления, а двоих Теоден переспорить не мог, как ни старался. Назгул тоже был категорически против того, чтобы Эовин возвращалась в родной город, и его молчаливое недовольство мучило ее куда сильнее, чем громкие многословные споры с Теоденом. «Мы окажемся по разные стороны», — говорил он и надолго замыкался в себе, а ей нечего было ему ответить. Они и так всегда были врагами, но никого из них это не волновало, так почему что-то должно было измениться?

Иногда Эовин снились кошмары о том, как ей приходится арестовывать любовника или направлять ему в грудь снятый с предохранителя пистолет, но она снова и снова успокаивала себя тем, что вялотекущее противостояние Саурона и роханской полиции длится уже много лет, и причин для обострения отношений вроде бы не наблюдается. Гастролирующие кучки грабителей-домушников или автоугонщиков иной раз доставляли Теодену куда больше проблем, чем старый враг, засевший в горах. Разумеется, департамент не мог закрыть глаза на непрерывные поставки нелегального оружия и наркотиков, но эти потоки шли в обход роханской территории со времен последней крупной стычки, и их ответвления удавалось если не контролировать, то отслеживать — и методично отлавливать мелких сошек в Гондоре и Итилиэне. К тому же Эовин понимала, что незримое присутствие Саурона, как бы парадоксально это ни звучало, было на руку полицейским: старый негодяй жил по какому-то собственному кодексу чести и терпеть не мог беспредельщиков, поэтому безжалостно расправлялся с теми, кто пытался наводить новые порядки на территориях, которые он считал своими. Не раз и не два патрульные Теодена обнаруживали брошенные машины на грунтовых дорогах или разгромленные схроны в лесах, а перевал через горы и вовсе простреливался во всех направлениях. Развитию туризма это все, конечно, не способствовало, но Эовин казалось, что Теоден был этим доволен: он терпеть не мог тратить силы и время на организацию поисково-спасательных операций. Эовин надеялась, что ей удастся уберечь свое тайное — и невероятно подло-лживое — счастье в целости и сохранности, удержаться на тонкой нити меж двух огней, а дальше оно все как-нибудь решится само собой. Она запрещала себе даже мечтать о том, чтобы Призрак отказался от службы Саурону, но в глубине ее души жила робкая надежда на то, что однажды так и случится: Саурон ли потеряет власть и влияние, полиция возьмет над ним верх или еще что-нибудь в этом роде. Дальше этого ее фантазии не простирались: она не могла не понимать, что Девятке скопом светит как минимум пара столетий тюрьмы, а ее командиру еще и накинут несколько сроков персонально — за особые заслуги.

В ту ночь Назгул явился за Эовин поздно, но был спокоен и на первый взгляд вполне доволен жизнью. Она научилась определять его настроение по мелочам: по тому, как он чиркал колесиком зажигалки, прикуривая, как поворачивал ключ в замке зажигания, какую музыку выбирал, пролистывая радиоволны одну за другой. Они встретились за городом, как обычно, и поехали в сторону границы с Гондором, чтобы затеряться в окаймлявших Энтаву лесах — обоим нравились ночевки на природе и долгие часы у костра. На следующий день ближе к вечеру Эовин собиралась навестить Теодена и Эомера, а потом вернуться в академию как раз к началу занятий. Призрак о своих планах не распространялся, но, когда Эовин осторожно поинтересовалась, сколько у них времени, дал понять, что торопить его никто не собирается. Ей всегда было любопытно, как Саурон терпит их странную связь — она была уверена, что он был в курсе дела, потому что все донесения сходились на том, что в банде была жесточайшая дисциплина, — но спрашивать об этом она боялась. Как, впрочем, и о многом другом.

Эовин разбудил телефонный звонок. Она подскочила, сбросив руку спящего у нее за спиной Призрака, и недоуменно оглядела палатку, ища, откуда доносится звук. Телефон обнаружился в углу на сложенных в стопку вещах, и это был не ее телефон.

— Армин, проснись, — панически залепетала она, включила фонарик и затрясла Призрака за плечо. — Кто-то звонит.

Он нехотя открыл глаза, послал ей недоумевающий взгляд, а потом перевел глаза на разрывавшийся мобильник.

— Только этого не хватало.

— Кто это? — прошептала Эовин, холодея.

— Саурон, — бросил Призрак и выбрался из палатки, забрав телефон с собой.

Вслушаться в разговор у Эовин не получилось, потому что у нее тоже зазвонил сотовый. На дисплее высветился номер Эомера. Она не сразу смогла ответить — так у нее дрожали руки, — и едва выдавила из себя хриплое «слушаю».

— Говори, где ты, — с места в карьер начал Эомер. — Быстро.

— Как где? — забормотала она. — В общежи…

— Эовин, мне сейчас не до твоего вранья. Я был у тебя в общежитии и в курсе, что тебя там нет.

— Эомер, слушай, я…

— Я не собираюсь читать тебе нотации, ты взрослая девочка и все такое, хотя могла бы и познакомить нас со своим таинственным парнем. Но сейчас не об этом речь. Кое-что случилось, Эовин, и дело плохо. Дядя хочет, чтобы ты приехала домой.

— Что стряслось? — почти прокричала она, зажимая телефон между плечом и ухом и торопливо натягивая ботинки. — Дядя ранен? Он в порядке?

— Дядя в порядке, — выдохнул Эомер, — а вот Гримбольт… В общем, в предгорьях была перестрелка, Эовин. С нашей стороны трое погибших.

Она выругалась, обмирая. Перестрелка? Какого…

— Слушай, просто скажи мне, где ты, ладно? Я должен быть в участке с ребятами, мы планируем срочную операцию, а Теоден с ума сходит и требует тебя. Я сорвался к тебе, даже не подумал позвонить сначала — решил, что ты все равно где-то в городе, так что… Давай, диктуй адрес.

— Я не в городе, Эомер, — виновато прошептала Эовин, сама толком не понимая, что говорит. Гримбольт. Как же так? Они собирались ехать в Гондор и поохотиться ближе к осени. Трое погибших. Трое…

— А где, балроги тебя побери? С кем ты вообще, Эовин? Кто он? — заорал в динамик Эомер. Полог палатки откинулся — Призрак вернулся и уставился на Эовин таким взглядом, что у нее похолодело в животе от сознания произошедшей катастрофы.

— Слушай, успокойся, ладно? — с усилием выговорила она. — Давай так, езжай обратно к дяде, или езжай в участок, а я приеду сама туда или в больницу, или прямо на место… Твою мать, Эомер, в общем, давай встретимся в участке, хорошо?

— Нет, не хорошо! Где тебя носит?

Эомер кричал что-то еще, но Эовин уже не слушала. Опустив телефон, она уставилась на дисплей бессмысленным взглядом, а потом сбросила вызов.

— Что теперь будет?

— Что угодно, — донеслось до нее как сквозь пыльный мешок. — Вплоть до очередной войны.

— Что там случилось?

— Столкнулись с вашими патрульными во время очередного объезда территории. Кто-то из копов начал палить, а дальше все окончательно вышло из-под контроля.

— Вышло из-под контроля? — переспросила Эовин с горькой усмешкой. — Ты так это называешь?

— Собирайся, — бросил он холодно. — Отвезу тебя обратно в общежитие. Мне надо как можно скорее быть на базе. У нас крупные неприятности.

— Нет больше никаких «нас», — прошептала Эовин, выбираясь из палатки следом за Призраком.

Эомер сидел на капоте служебной машины и пытался прикурить сигарету. Руки у него дрожали так, что это было видно с расстояния десятка метров. Эовин вывернула из-за угла, убедившись, что Призрак точно убрался, и решительно зашагала к брату, усилием воли заставив себя справиться со страхом. Они же не знают. Саурон знает, а они нет. К ее облегчению, Эомер не стал выяснять отношения — просто неуклюже сгреб ее в объятья и прижал к себе.

— Прости меня, что ору на тебя как придурок. Просто все так свалилось, и ребята, и Гримбольт…

Эовин схватила ртом воздух, тщетно пытаясь сдержать рыдания. Это был конец, конец всему, то непоправимое, что она столько раз предугадывала, но все равно оказалась совершенно не готова к тому, чтобы не то что принять это — вообще впустить в свое сознание.

— Давай, давай, — забормотал у нее над ухом Эомер, толкая ее к машине. От него пахло крепким табаком и каким-то лекарством. — Святые прародители, ты вся трясешься, а тут еще и я со своими припадками…

По дороге в Эдорас они почти не разговаривали. Эомер только сказал, что накануне сменился и спал дома, когда Теодену позвонили. Эовин в ужасе сжала его лежавшую на руле руку. Он мог оказаться там, попасть под пули и остывать сейчас в больничном морге, и тогда точно… Тогда? Какой бред. Не может быть никаких «тогда», потому что со всем покончено. Она упорно не хотела возвращаться к реальности, и реальность продырявила ей грудь осколком ее собственной разлетевшейся на куски жизни. Заслуженное наказание.

— Что ты сказала? — удивленно спросил Эомер, и Эовин поняла, что произнесла это вслух.

— Ничего. Я говорю, эти скоты, наконец, должны понести заслуженное наказание.

— Да, — подхватил он с яростной горечью. — Я бы перестрелял их всех, каждого, и надеюсь, мне это удастся. Не вечно же им прятаться в этих клятых горах. Попросим помощи у Арагорна, у Фарамира, в конце концов. Почему мы одни должны терять своих людей? Хотя знаешь, Саурона и этого сукина сына — ангмарца — надо взять живыми. Хочу увидеть их рожи на суде, услышать, как прокурор зачитает приговор. Штук пять пожизненных, а лучше электрический стул, вот это будет справедливо, да, сестренка?

— Да, — сглотнув ком в горле, ответила Эовин. — Разумеется.

Теоден, куривший на крыльце, смерил их обоих мрачным взглядом покрасневших глаз и тут же отослал Эомера в участок, куда съезжались полицейские из всех окружных отделений. Эовин попыталась было сказать, что поедет с братом, но Теоден будто бы ее не слышал. Она говорила что-то еще в пустоту, просто потому, что молчать было еще страшнее, а Теоден смотрел вслед отъезжавшей машине Эомера. Когда огоньки фар растаяли в окутавшей дорогу дымке, он тяжело поднялся и указал Эовин на дом.

— Давай на кухню. Нам надо серьезно поговорить.

Эовин беспомощно оглянулась — больше всего на свете ей хотелось сбежать куда подальше, но она не посмела ослушаться и переступила порог дома, который когда-то был для нее родным. Каждая знакомая деталь тянула за собой воспоминания, пронзавшие ее, как стальные нити, потому что она была виновата, потому что она врала, потому что предала все, что ей было дорого.

Прошмыгнув на прокуренную кухню за Теоденом, Эовин увидела на обеденном столе свой старый ноутбук.

— Давай, садись, — отрывисто сказал Теоден, указав ей на стул. — Кофе не предлагаю, уж прости. Не до этого.

Эовин села, уронила голову на руки и позорно разревелась, размазывая по лицу слезы и сопли. Теоден терпеливо подождал, пока она затихнет, а потом повернул к ней компьютер. На экране Эовин увидела свои файлы, когда-то заботливо припрятанные в скрытую папку.

— Неплохая работа. Собрала почти все, что было в условно открытом доступе. Жаль, не добралась до секретки.

— А что в секретке? — выговорила Эовин, вытирая нос протянутым ей полотенцем.

— Даже не будешь отрицать? Похвально, — кивнул Теоден. — Избавим друг друга от дополнительных унижений, да?

— Как именно ты узнал?

— Было несложно. Я задумался еще тогда, когда он зачем-то заговорил с тобой в кафе, а ты слишком умело сделала вид, что тебе безразлично, и вообще ничего из ряда вон выходящего не произошло. Потом миссис Готем, бывшая хозяйка прачечной… Ты должна помнить ее, она живет в хибаре на выезде из города.

— Ну и?

— Она видела, как ты вышла из большой черной машины, приехавшей откуда-то со стороны гор. Старушка не склонна к пустой болтовне, но ее встревожило, что человек, который тебя привез, был уж очень похож на бандита…

Эовин чертыхнулась, сжав полотенце в кулаке. Теоден продолжал свою обличительную речь:

— Дальше было еще проще, хотя, надо отдать ему должное, конспирация его конек. Я узнал, что тобой постоянно тайком интересовались в школе — как учишься, с кем дружишь, какие интересы, какие проблемы. Вроде бы ничего подозрительного, и все это можно было бы принять за обыкновенные отчеты для личного дела, но зачем отправлять их куда-то на сторону, правда? Все тщательно прикрыто, но новый школьный психолог, видимо, оказалась не в курсе дел и переслала мне копию. Следующим пунктом у нас твой тогдашний побег и истерика. Разумеется, дураку было понятно, в чем там дело. Эомер настаивал на том, что у тебя просто несчастная любовь к какому-нибудь капитану футбольной команды, но я не мог оставить это просто так. В конце концов, хоть он и не замечен ни в чем подобном, но ты всего лишь девчонка, и ты так плакала, а потом… В общем, мы с Арагорном надавили на хозяина бара, и он под большим секретом позволил нам посмотреть записи со скрытой камеры, которая установлена на заднем дворе его сраной забегаловки. Сауроновские прихвостни встречаются там иногда со своими подельниками, а этому негодяю, видишь ли, стало страшно за свою шкуру. Интересно, чем он думал? Если Саурон пронюхает про камеру, пристрелит его в ту же секунду и скормит труп медведям. Так, о чем я? В общем, мы увидели, как он выволок тебя из бара, и как ты села в его машину и вскоре вылетела оттуда пулей, а он умчался так, будто за ним гналась сама Унголиант. Ничего не хочешь дополнить, Эовин?

— Ничего, — проговорила она сквозь зубы. — Почему ты не поговорил со мной раньше?

— Потому что прямых улик у меня не было. Одни совпадения и предположения. Когда ты уехала, я осмотрел твою комнату и ничего не нашел. Тогда я подумал, что все в порядке, и я просто старый дурак, но чем дальше, тем меньше ты становилась похожа на себя прежнюю.

— Мне уже не пятнадцать лет, дядя. Разумеется, я изменилась. Ты хотел, чтобы я всю жизнь оставалась ребенком?

— Я хотел, чтобы ты уехала в Гондор, а лучше в Итилиэн, и вышла замуж за Фарамира, а ты спуталась с самым грязным негодяем, которого только можно было вообразить. Почему сразу не Саурон, а, Эовин?

Она оторвала взгляд от выстиравшихся цветочков на крае полотенца и уставилась на Теодена. Он криво усмехнулся.

— Вот об этом я и говорю. Ты смотришь, как он, говоришь, как он, от тебя, балроги тебя раздери, воняет за милю его духом, и знаешь что, Эовин, если бы ты вздумала отрицать, что это с ним ты проводишь время последние годы, я бы, наверное, тебя придушил.

— Серьезно? Тебе доложили из общежития, или ты поговорил с моей соседкой по комнате? А может, еще какие-нибудь записи с камер?

— Твой куратор позвонила на первом году обучения. Ты же соврала, что едешь домой на выходные. А потом я сам периодически связывался с ней и — да, виноват, — проверял камеры, которые мы поставили на выездах с тех горных троп, которыми банда пользуется чаще всего. Все так просто, Эовин, что даже обидно.

— Тебе надо было поговорить со мной, и все. Я еще раз спрашиваю, почему ты молчал все это время?

Теоден отвел взгляд и закусил губу, давая понять, что отвечать не собирается.

— Ты что-то знаешь о нем, чего нет в официальных донесениях, так? — продолжала Эовин. — Слишком уж у тебя к нему особое отношение.

— Слишком уж у него обширный послужной список из всякого дерьма, вот и все.

— Ложь, — отрезала она коротко и зло. Теоден снова усмехнулся.

— Узнаю фамильные замашки, Эовин. Все-таки в тебе еще осталось что-то от нас. От твоих родителей… Хорошо, я тебе расскажу. В год, когда они погибли, мы с ангмарцем заключили небольшое соглашение. Саурон тогда зверствовал, потому что мы перекрыли ему выходы на равнины, и все ждали, что со дня на день разразится война. Я боялся за сестру, уговаривал ее забрать вас и ехать в Гондор, но она, разумеется, отказалась. Тогда у нас с твоим приятелем нашлись… Скажем так, общие интересы.

— Ушам своим не верю. Ты заключил сделку с преступником?

— Не ерничай. У меня не было выбора. Ангмарец тогда несколько раз приезжал к нам на переговоры, и мы договорились, что он сделает так, что мою сестру, ее мужа и вас с Эомером не тронут — по крайней мере, не будет попыток похищения и прочей дряни.

— И ты ему поверил? — недоверчиво спросила Эовин. Старая рана в ее груди открылась и теперь мучительно саднила, исходя гнилой кровью.

— У меня не было никаких других возможностей вас защитить, а тут появлялся хоть какой-то шанс. За себя я не боялся, но за семью… Тем более Саурон всегда прислушивался к нему, да и влияние в банде у него немалое. Четверо из восьми его старые дружки еще по армии, такие же выродки из старых благородных семей, как и он сам. Я оказал ему услугу — тайно переправил в Гондор под защиту Арагорна его жену и детей и обеспечил их новыми документами.

Эовин застыла, ошарашенно глядя на Теодена. Он ответил ей удовлетворенной ухмылкой.

— Ага, значит, этой деталью своей биографии он забыл с тобой поделиться. Да, Эовин, я тебе не лгу. Он состоит в официальном браке с некоей леди, которая приходится ему дальней родственницей, и у них двое сыновей. Погодки. Сейчас они уже взрослые — твои ровесники — и служат в гондорской армии. Не в папашу пошли, к счастью. Так вот, дочка, твой приятель клятвенно пообещал мне, что моя семья будет в безопасности, я сделал для него то, что требовалось, а через два месяца случился налет на пост, стоявший тогда в предгорьях, и твои родители погибли. Теперь ты понимаешь, насколько отвратительно все это выглядит?

Эовин сжала виски — ей казалось, что еще пара слов, и ее череп разлетится по кухне, обдав стены кипящими ошметками мозга.

— Я утешал себя мыслью, что он трется возле тебя потому, что чувствует нечто вроде мук совести или хотя бы понимает, что за ним должок, и пытается вроде бы охранять тебя, что ли. Но чем дальше, тем труднее мне было закрывать глаза на очевидные вещи. Скажи мне только одно, тебе хотя бы исполнилось шестнадцать, когда все это началось?

— Разумеется, — проговорила Эовин. Она чувствовала себя так, будто ее только что раздели догола, сунули в бочку со смолой, а потом вываляли в перьях.

— И… Почему именно он? Что в нем такого, кроме того, что он конченый урод? Было ведь столько мальчишек, а ты… Нет, я знаю, что вы любите плохих парней и все такое, но я никогда не думал, что ты так опустишься.

— А вот это уже не твое дело, — сказала Эовин, вставая. Нашарив в кармане второй телефон, она бросила его на пол и наступила на экран подошвой ботинка. — Давай поедем в участок. Мы с тобой и так потратили слишком много времени на пустую болтовню. Или, если хочешь, можешь посадить меня под замок. Имей в виду — добровольно я в стороне не останусь.

Теоден нашел ее взгляд, долго всматривался и, наконец, одобрительно кивнул.