Тень феникса (гет)

Дельфи более ни разу не заговаривала с фрау фон Эйссель на эту тему, а та, как и раньше, коротала вечера с вязанием в руках, делая вид, что ничего не случилось — разве казалась чуточку молчаливее и мрачнее обычного. Дельфи решила выждать время и позже вернуться к разговору о прерванном ритуале. Она не сомневалась, что ещё не раз вернётся в замок Груб.

«Время лечит», — часто приговаривала опекунша, однако Дельфи не замечала, чтобы этот принцип хоть сколько-нибудь работал. Хотя, быть может, время оказалось бездарным целителем только в их с Юфимией единичном случае.

В один из последних дней уходящего лета Дельфи в компании Тристана и Гретхен посетила, наконец, знаменитые соляные копи, принадлежавшие покойному графу. Глядя на хитроумное устройство старейшего в Европе трубопровода, поставлявшего рассолы в соседний Эбензее, она в очередной раз поражалась глупости магглов, которым и в голову не пришло, что подобная конструкция длиной более восьми лиг не могла быть построена в далёком шестнадцатом веке без вмешательства магии. Тем более в местности, где до недавнего времени не существовало дорог.

Извилистым шахтным отводам, уходившим вглубь горного массива, казалось, не было конца и края. Оставалось только догадываться, каким образом несколько тысячелетий лет назад древние кельты соорудили эту сложную систему внутри огромной каменной глыбы. Многоуровневые шахты, связанные бесконечными переходами, спусками и подъёмами до боли напоминали подземелья банка «Гринготтс». Дребезжащие вагонетки, казалось, способны были вытрясти душу, прежде чем достигали пункта назначения.

Выбравшись, наконец, наружу, ребята с удовольствием расположились на солнечной поляне возле устья одного из шахтных тоннелей. Гретхен, напевая незамысловатую песенку, собирала в букетик яркие синие колокольчики. Дельфи, сидя на старом трухлявом пне, бездумно ощипывала ромашку, сорванную Тристаном.

— Кстати, надо будет вернуться назад тем же путём, чтобы забрать мётлы. — Тристан тонкой веткой чертил на земле какой-то символ.

— Что это за кружочек?

— Это не «кружочек», — поправил её Тристан, сдвинув брови. — Это алхимический символ соли. Соль — элемент Земли, моей Стихии. Большинство моих родных принадлежали к Стихии Земли. Разве что фрау фон Эйссель училась в Доме Огня, а Гретхен колебалась между Воздухом и Водой.

— Понятно… Тётя говорит, в Хогвартсе похожая система — там есть четыре факультета, названные по именам волшебников-основателей. Моя семья, например, училась на Слизерине. Салазар Слизерин высоко ценил в своих учениках такие качества, как смекалка, умение любой ценой добиваться цели… Говорят, Слизерин выпускает большее количество тёмных магов, чем остальные три. Наверное, поэтому у него, хм… несколько дурная слава.

Тёмный лорд учился на Слизерине. — Упомянув волшебника, которому служили её родители, Дельфи добавила, скривив губы в недоброй усмешке: — Ещё на Слизерин не принимают грязнокровок. Совсем.

Тристан рассмеялся в ответ на это заявление:

— В Дурмштранг магглорождённых тоже не принимают. Совсем. И вся наша школа имеет дурную славу, а у вас всего-то один какой-то факультет!

Дельфи обиженно буркнула, бросив в него сосновой шишкой:

— Он не просто какой-то. На нём учились мои родители. Я бы тоже хотела учиться на Слизерине, если бы осталась в Англии. В одиннадцать лет мне пришло письмо из Хогвартса, но тётя ответила отказом. Думаю, мне пришлось бы несладко. Тамошняя директриса даже не особо интересовалась причиной отказа: племянница Роули нужна им как собаке пятая нога. Родители нашей Мари Розье поэтому поступили так же.

— Знаешь, я ведь совсем недавно осознал, что ты чувствуешь, — задумчиво произнёс Тристан, продолжая чертить на песке непонятные символы. — Я о твоих родителях.

Отец сутками пропадает в Министерстве, а мать — у себя в кабинете: она изучает свойства пород древесины, которые использовались друидами при изготовлении первых волшебных палочек. Только в праздники им удаётся выкроить немного свободного времени, поэтому нашим воспитанием занималась в основном фрау фон Эйссель. Она научила Гретхен правильно держать в руке палочку, а меня — мешать зелье таким образом, чтобы полученное варево потом не приходилось мучительно долго отскребать от котла.

Наверное, легко делить людей на плохих и хороших, когда дело не касается тебя и твоей семьи. Я не знал Сигрун, зато я знаю фрау фон Эйссель. Наверное, это неправильно, но я не могу иначе… По отношению к тем людям, которые погибли на войне с Гриндельвальдом.

— К магглам, — поправила его Дельфи, отбросив в сторону ощипанную ромашку. — Я, кажется, уже не раз рассказывала о магглах из моего квартала. Неужели этого недостаточно?

— Мир не сводится к одному лондонскому кварталу, Дельфи. Я никогда не испытывал к магглам особой симпатии, но массовые убийства — это уже чересчур, ты не находишь? У них тоже есть семьи, они…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что они такие же, как мы? — Она чувствовала, как злость закипает в ней, и с трудом справлялась с нахлынувшим чувством. Руки непроизвольно сжались в кулаки. — У меня тоже была семья, и это почему-то никого не остановило! Разве я виновата, что родилась в неправильной семье?

Тристан с беспокойством следил за превращением спокойной, не по годам рассудительной девочки в настоящую фурию, способную на любые безумства. На её обычно бледном лице проступил лихорадочный румянец, а в голосе слышались ледяные нотки. Последнее время он всё чаще замечал, что с Дельфи творится что-то странное. Иногда в ней просыпалась поистине звериная жестокость, которая несколько минут спустя сменялась беззаботным смехом.

Что-то коснулось её головы. Она с раздражением запустила руку в волосы — венок из колокольчиков.

— Забери его, Гретхен, по ним муравьи ползают.

— И вовсе там нет муравьёв! — воскликнула подруга, надевая венок на свою голову. Тёмно-синие цветы красиво оттеняли её голубые глаза.

— Как они называются? — поинтересовалась Дельфи. Злость отступила так же быстро, как и нахлынула. Она сама иногда не понимала, что заставляет её пылать изнутри.

— Горечавка, — ответила однокашница, кружась в танце посреди залитой солнцем поляны. — В Средние века горечавкой даже чуму лечили! Очень полезный цветок.

— Экстракт её корня ещё в ликёр добавляют, отец как-то привозил такой из Швейцарии — называется «Suze». Я тогда умыкнул его со стола и впервые напился.

— Да, — подтвердила его слова сестра. Дельфи, покраснев, хихикнула. — Папа тогда тебя здорово высек. Когда ты проспался, конечно.

— Можно было обойтись без подробностей, — сказал Тристан, заметно смутившись, и решил перевести тему: — Видишь герб на входе в шахту, Дельфи?

Дельфи подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть двуглавого орла, красовавшегося над аркой рядом с перекрещенными молотками — знаком горняков.

— Напоминает герб Дурмштранга… — неуверенно сказала она. Всё же школа была намного древнее, чем каменная арка.

— Ты молодец. — Тристан потрепал её по волосам, окончательно взлохматив их. — Орёл Габсбургов. Слышала о такой династии? — Дельфи кивнула. — Один из Габсбургов, Рудольф II, в народе считался королём-колдуном. Магглы его не очень-то любили.

Конечно, герб появился здесь намного позже правления короля Рудольфа — при другом императоре и уже при другом государстве. Похож на нашего дурмштрангского орла, правда?

— Хозяин лавки, в которой работает тётя, говорил, что король Рудольф собрал хорошую библиотеку.

— Он сам занимался алхимией и принимал у себя лучших учёных. Рудольф II всегда был одним из моих кумиров. Конечно, магглы не понимали этого великого человека. — Тристан, скрестив на груди руки, любовался коронованным орлом. — Почти каждый директор привносил в Дурмштранг что-то своё, оставляя неизменной основу. Так было и с гербом — один из директоров позаимствовал черты орла Священной Римской империи в знак своего величайшего почтения к королю Рудольфу⁽¹⁾. Луковичный купол перешёл от кого-то из рус…

— Змея! Здесь змея! — раздался пронзительный крик. Тристан и Дельфи резко обернулись на крик: в нескольких футах от них медленно проползала гадюка.

— Уходи, — прошипела Дельфи на парселтанге. — Мы не потревожим тебя, если ты не тронешь меня и моих друзей.

Гадюка немедля скрылась в зарослях вереска.

— Ты... ты только что говорила со... змеёй? — заикающимся голосом пролепетала Гретхен. Тристан от удивления и вовсе, казалось, потерял дар речи.

— Да, я могу говорить со змеями, они понимают меня и… говорят со мной. Неужели я никогда не рассказывала об этом? — искренне удивилась Дельфи. Сама она давно перестала считать парселтанг чем-то особенным. Даже больше — она и думать забыла о своём необычном даре. На территории Дурмштранга не было змей, поэтому шипения от неё никто, кроме русалки на Оберзее, не слышал. — Я змееуст.

— Мы поняли, — хором ответили брат с сестрой.

— Вы тоже считаете, что это плохо? Но я... я же велела ей уйти!

— Нет. Только невежественные волшебники так считают. Штольц, например, рассказывал, что змея, кусающий себя за хвост — Уроборос — считается воплощением бесконечного цикла перерождений, а также одним из символов Великого Делания — создания Философского камня, — сказал Тристан. — Скажи что-нибудь ещё?

— Ты… ты мне нравишься, — едва слышно прошептала Дельфи и залилась краской.

— А что ты сказала? — поинтересовался Тристан, заметив её покрасневшие щёки. Гретхен, подавив смешок, подмигнула ей.

— Я… я сказала одно… ругательство. Я не знаю, как оно будет звучать на немецком.

— Как же ты тогда произнесла его на змеином языке? — с подозрением спросил Тристан, вопросительно изогнув бровь. — Если не знаешь, как оно будет звучать на немецком?

Гретхен закатила глаза и ткнула брата кулаком в бок:

— Если ты забыл, Дельфини — англичанка! Если она произнесёт его на английском, мы всё равно ничего не поймём. К тому же девочки, в отличие от тебя, не произносят подобных слов. Каким же ты иногда бываешь глупым!

— А ты — невыносимая заноза! — не остался в долгу Тристан.

— Отстань, — эфемерная Гретхен, приподнявшись на мысочки, изо всех сил отвесила брату подзатыльник.

Дельфи, прислонившись к сосне, с интересом наблюдала за их перепалкой. Она бы многое отдала, чтобы у неё был старший брат, или младшая сестра. Возможно, если бы отец был на свободе, а мать была бы жива, у неё были бы братик или сестрёнка. Если бы вообще не было никакой войны, как часто повторяла опекунша. Очередные пустые слова, которые ничего не изменят…

Постепенно сгущались тёмные тучи, и скоро в небе раздались первые раскаты грома.

— Идёмте быстрее, — скомандовал Тристан. — Летать в грозу — плохая затея.

— Дедушка упал с метлы как раз в грозу. Молния попала прямо в прутья — от него почти ничего не осталось. Поэтому до школы мне не разрешали летать. — Гретхен поёжилась, глядя в небо.

* * *

— Ты спишь? — Гретхен на цыпочках прокралась в комнату, отведённую Дельфи.

— Нет, — еле слышно ответила Дельфи. — Проходи.

Раздался глухой стук. Гретхен в темноте опрокинула стул, на который Дельфи вешала одежду. Забравшись на кровать, она шёпотом спросила, придвинувшись ближе:

— Тебе нравится мой брат?

— Ты что, тоже?..

Послышался звонкий смех:

— Нет, просто это было... ну очень заметно.

— Заметно?! — Дельфи почувствовала, как щёки вновь предательски запылали. — Ты хочешь сказать, он тоже заметил? То есть я хочу сказать, что… что я ничего такого не говорила!

— Нет, — снова рассмеялась Гретхен. — Тристан ничего не заметил, потому что мой брат — полнейший болван. Что касается алхимии и зельеварения — это да, Борджиа нервно курят в сторонке.

— Ладно, хорошо. — Дельфи нервно облизала пересохшие губы. — А у него есть… девушка?

— Неа, — зевнула однокашница, зарываясь ногами в одеяло. — Скажи, ты всегда спишь с открытым окном? Скучаешь по школьным сквознякам? Вообще, в конце семестра он встречался с одной пятикурсницей, но они расстались из-за того, что брат подарил ей букет, а у неё на родине, оказывается, чётное число приносят только на кладбище.

— Знаешь, я буду очень рада, если у вас что-нибудь получится! — заверила её подруга. — Тогда мы станем настоящими сёстрами. Я всегда хотела иметь сестру.

Мать с детства учила Гретхен не открывать до конца душу, чтобы потом не приходилось плакать. Однако в случае с Дельфини она всё же пренебрегла мудрым советом. Отчего-то она почти сразу потянулась к ней. Дельфи в ответ столь же сильно привязалась к Гретхен и её брату, которые не отвернулись от неё, узнав правду о её семье.

Сказать по правде, в глубине души Дельфи гордилась родителями, которые, как она считала, боролись за правое дело. Какая-то её часть тихо шептала голосом фрау фон Эйссель, что общее благо не равно благу каждого, однако Дельфи всякий раз приказывала голосу замолчать. В конце концов, кому какое дело до маггловских выродков?

— Всего лишь «хотя бы»? — шутливо спросила Дельфи, запуская в Гретхен подушкой.

Какой счастливой она себя чувствовала в этот момент! Замок Груб давал призрачное ощущение родного дома, которого у неё никогда не было, и который мог бы у неё быть, сложись всё иначе — лучше для неё, Дельфи, и хуже для кого-то другого.

Но как бы ни была бесконечно добра по отношению к ней мать Гретхен, подарившая одну из последних палочек работы самого мастера Грегоровича, как бы ни был внимателен к ней герр Билевиц, каждый раз улыбавшийся, пододвигая за столом блюдо с фирменным яблочным штруделем, Дельфи понимала, что чужая семья никогда не сможет заменить ей собственную.

* * *

В последний день уходящего лета Дельфи допоздна возилась в лаборатории, помогая Гретхен упаковывать необходимые ингредиенты для зелий и книги, пока её брат, как обычно, был занят приготовлением очередной непонятной субстанции. До спальни она добралась уже за полночь и несколько часов безуспешно пыталась уснуть.

Дверь тихонько скрипнула; в комнату скользнула бледная тень. Дельфи, схватившись было за лежавшую под подушкой волшебную палочку, своевременно опознала в ней кошку фрау фон Эйссель.

— Люси? — неуверенно позвала она. Кажется, хвостатую звали именно так. Кошка, моргнув светящимися в темноте оранжевыми глазами, легко запрыгнула на кровать и устроилась на соседней подушке. Перевернувшись на другой бок, Дельфи протянула вперёд руку, чтобы дотронуться до её шерсти. Люси блаженно зажмурилась.

— Мяу.

— Сошедший в бездну, как в купель, воскреснет для бессмертья, — повторила Дельфи слова старой колдуньи. — В мае, котик?

— Мяу.

Люси открыла оранжевые глаза, похожие на два горящих в ночи фонаря, и с интересом посмотрела на Дельфи. «Что если в этих словах был какой-то смысл? Ведь именно в мае погибла мама…» Дельфи скосила глаза на часы, стоявшие на тумбочке, — стрелки показывали почти четыре утра.

Поняв, что уснуть не удастся, она спустила ноги на пол и взмахом волшебной палочки приманила валявшиеся под кроватью тапки. Затем переоделась и решила спуститься в лабораторию.

Замок ещё спал. Лишь со стороны кухни доносились громыхание посуды и тихий писк домовика, напевавшего себе под нос одному ему известную эльфийскую мелодию.

Спёртый сырой воздух ударил в лицо, едва она спустилась на нижний уровень подземелья. Знакомая дверь с алхимической гексаграммой оставалась чуть приоткрытой и отбрасывала длинную тень на освещённую тусклым факелом стену.

— Оно не похоже на летучее зелье, — отметила Дельфи, склонившись над пышущим жаром котлом. Тристан схватил её за ворот мантии и оттащил подальше от кипящего зелья.

— Аккуратнее, оно иногда взрывается, — предупредил он, помахав перед её лицом перебинтованной рукой. — С летучим зельем у нас возникли небольшие проблемы — рецепт Шенка оказался в корне неправильным. После того, как мы с тобой опробовали её, Штольц подкорректировал состав, но ничего особо не изменилось — на этот раз он сам «улетел». Тоже ничего не мог вспомнить, кстати. Правда, при этом он на несколько секунд действительно завис в воздухе, но так же, как и ты, не мог контролировать сознание. Он сказал, понадобится ещё долгое время, прежде чем можно будет повторить эксперимент.

А в котле — очередная попытка повторить открытие Николаса Фламеля. Судя по запаху — очередная проваленная попытка. Хотя… Можешь принести из кладовой коробку с серой? — попросил Тристан, не отрываясь от бурлящего котла, источавшего отвратительный запах тухлых яиц. — Она красного цвета, из-под пряников.

— С огромным удовольствием! Здесь просто ужасно воняет, — посетовала Дельфи, зажав нос рукой.

— Тогда иди спать. — Пожал плечами Тристан. Он добавил в котёл щепотку какого-то порошка, и зелье резко сменило свой цвет. — Нечего здесь торчать. Вы мне мешаете.

— Может быть, хватит пререкаться? — подала голос Гретхен, сидевшая на высокой пузатой бочке с угрями, скрестив по-турецки ноги. Из-за наложенного заклятия головного пузыря голос звучал приглушённо, словно издалека. Дельфи улыбнулась, пожалев, что у неё нет с собой фотоаппарата: получилась бы отличная колдография. С тех пор, как опекунша подарила ей свой старый волшебный фотоаппарат, она практически не расставалась с ним. — Дельфи не виновата, что мама отобрала эту книгу. Ты что, не понимаешь, что у родителей могут быть неприятности, если её обнаружат в школе?

— Если бы она в очередной раз… — со свойственной ему долей занудства начал Тристан. — И почему мама никак не поймёт, что мной движет сугубо научный интерес?! Не собираюсь я создавать инферналов и воевать с магглами! Мне до них нет никакого дела — живут себе и живут. Да и записи, посвящённые непосредственно маггловскому геноциду, дед уничтожил ещё до моего рождения! Хотя после всего случившегося я совсем не удивлюсь, если обнаружу их в этом доме на полке рядом с детскими сказками.

— Ты когда-нибудь угомонишься? — попыталась погасить ссору в зародыше его сестра.

— Ты ещё скажи, что все тёмные маги начинали с того, что «просто интересовались»!

Дельфи со злостью пнула сундук, на котором громоздились пыльные коробки. Она с отвращением стряхнула с мантии крупного паука, упавшего с потолка. Неужели так сложно прибраться, наконец, в этом закутке и очистить его от всевозможного волшебного мусора?

Коробки, стоявшие на сундуке, градом посыпались на неё; она едва успела отскочить в сторону, угодив ногой в прохудившийся котёл, валявшийся на полу. Тяжёлая крышка сундука тотчас же распахнулась.

Распластавшись на грязных каменных плитах, Дельфи про себя проклинала злосчастную серу, за которой полезла в эту дыру. Красной коробки от пряников в этой груде хлама не наблюдалось. Потерев ушибленную коленку, на которой уже отчётливо обозначился контур будущего синяка, она решила поставить коробки на место. Она изо всех сил навалилась на крышку, пытаясь закрыть сундук.

— У тебя всё в порядке? — раздался из лаборатории обеспокоенный голос подруги.

— Да, уже иду, — крикнула в ответ Дельфи, сражаясь с сундуком. Наконец, тяжёлая крышка захлопнулась. Она в изнеможении рухнула на сундук.

Тристан, отвлёкшись от кипящего котла, просунул в кладовку голову.

— Ну и погром же ты учинила! Вот же она — на верхней полке.

Улыбающийся Тристан держал в руках красную коробочку из-под пряников.

— А ты... ты бы мог жениться на маггле?

— Что за чушь ты несёшь? Конечно, нет, — возмутился он и немного погодя добавил: — Они ведь… другие, не такие, как мы. И я вообще не собираюсь жениться. Это глупо.

* * *

Симпатичный румынский драконолог с бархатными глазами и блестящими кудрями, разметавшимися по плечам, разъяснял третьекурсникам тонкости ухода за волшебными существами. Несмотря на то, что преподаватель старался выбирать наиболее интересных существ, большинство взглядов было устремлено непосредственно на самого преподавателя, а не на его питомцев.

Катарина Майер накануне даже поссорилась с Мэрит Нильсен, заявив, что черноокий профессор Драголич куда симпатичнее, чем хмурый экс-ловец болгарской сборной по квиддичу Виктор Крам. Мэрит, фанатка квиддича (и персонально — Виктора Крама), в ответ разразилась гневной тирадой на норвежском и в заключении одарила предательницу-подругу парочкой неприятных проклятий.

На сей раз профессор Драголич вещал о порождениях пламени, чем привёл в неописуемый восторг присутствовавших на уроке избранников Огня. Генрих Абель даже попытался умыкнуть парочку раскалённых яиц огневицы, однако под хохот сокурсников прожёг дыру в кармане мантии.

Невзрачная серая змейка с блестящими рубиновыми глазами, свернувшись кольцами, нежилась в оранжевых языках пламени, лишь изредка приподнимая аккуратную треугольную головку, чтобы обвести равнодушным взглядом присутствующих на уроке студентов. В соседнем очаге грелась парочка молочно-белых саламандр. Они переползали с одного догоравшего полена на другое, радуя причудливыми переливами блестящей кожи. Устрашающего вида огненные крабы с усыпанными драгоценными камнями панцирями сидели в уголке специально изготовленной для них огнеупорной клетки, поедая неаппетитную перемолотую массу.

В отличие от большинства однокашниц, то и дело бросавших томные взгляды на молодого преподавателя, Дельфи сосредоточилась на созерцании огневицы. Она бы с удовольствием перебросилась парой фраз с волшебной змейкой. Огневица казалась ей наделённой куда большим интеллектом, нежели Катарина, прямо сейчас накручивавшая прядь волос на пальчик. Однако румынский драконолог продолжал рассказывать о свойствах яиц огневицы, не замечая попыток студентки привлечь его внимание. Зато Генрих Абель, оставив тщетные попытки залатать прожжённую магическим огнём дыру в кармане, не отрываясь, наблюдал, как Катарина заплетает волосы в косу.

— Есть среди вас любители зельеварения? Кто может назвать зелья, в которых используются яйца огневицы? — произнёс профессор Драголич с сильным акцентом, который отчего-то приводил оккупировавших первые парты девочек в неописуемый восторг.

Радомир Волчанов и Ханс Крейг моментально вскинули руки, едва не опрокинув парту. Немного погодя подняла руку Гретхен. Мэрит, кисло посмотрев в их сторону, постаралась вжаться в деревянную скамью и спрятаться за учебником.

— Фройляйн Нильсен?

Мэрит кое-как встала из-за парты и поправила юбку. После занятия проходил первый тур отбора в квиддичную команду, и многих учеников в последние несколько дней волновали только полёты. Двое охотников окончили обучение, и в команде образовались вакантные места. Дельфи и Мэрит каждую свободную минуту посвящали тренировкам и упражнялись в забрасывании квоффла в кольцо.

— Возможно, они используются при приготовлении приворотного зелья? — наобум ляпнула Мэрит, наблюдая за игрой в гляделки Генриха и Катарины.

«Неужели я выгляжу столь же глупо, как эта парочка?» — Дельфи кисло посмотрела в их сторону.

— Отлично, фройляйн Нильсен! — Преподаватель поставил отметку напротив её фамилии. — Верно, яйца огневицы используют в некоторых разновидностях приворотного зелья. Кто-нибудь знает ещё примеры?

Мэрит, облегчённо выдохнув, мешком плюхнулась на своё место. Сидевший позади Бальтазар ободряюще похлопал её по спине.

— Герр Крейг?

Вскочив со скамьи, Ханс принялся загибать пальцы на правой руке, произнося названия подходящих зелий. Профессор Драголич удовлетворённо кивал в такт головой.

Внимание Дельфи снова переключилось на змейку с блестящими алыми глазами. Мэрит довольно грубо толкнула её локтём:

— Эй, Роули, ты что, уснула? Звонок вот-вот прозвенит, а нам ещё нужно успеть переодеться! Я собрала твою сумку.

Поблагодарив однокашницу, Дельфи закинула на плечо сумку с учебниками и поспешила к выходу из класса.

— Герр профессор, постойте! Профессор Драголич!

— У вас остались вопросы, фройляйн? — Преподаватель обернулся. Мэрит, сердито поджав губы и скрестив на груди руки, в нетерпении переминалась в дверях с ноги на ногу. Ей хотелось быстрее оказаться на квиддичном поле.

— Я бы хотела уточнить кое-что. Змеиный язык, парселтанг. Вы сказали, ему нельзя научиться?

— Верно, — подтвердил профессор Драголич. — Можно лишь запомнить определённые звукосочетания, произнесённые волшебником-змееустом. Считается, что этот дар пришёл к нам с Востока. Способность говорить на парселтанге — змеином языке — является врождённой и передаётся из поколения в поколение. Иногда правда дар исчезает и появляется лишь спустя несколько поколений. В Европе ведьм и колдунов, говорящих на парселтанге, можно пересчитать по пальцам одной руки. И все они в какой-то мере состоят в родстве между собой.

Сбивая с ног студентов, наводнивших коридоры и лестницы, Мэрит потащила Дельфи наверх, чтобы скорее переодеться и раньше всех оказаться на квиддичном стадионе.

— Ты можешь бежать быстрее? — с лёгким оттенком раздражения спросила крепкая норвежка, без труда перепрыгивая по две ступеньки сразу. Высокая, но хрупкая Дельфи с трудом поспевала за ней. Ей казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Всё-таки метла была куда более рациональным средством передвижения, нежели ноги.

Пинком распахнув дверь в общую спальню, Мэрит принялась судорожно расстёгивать мантию, путаясь в длинной ткани. Дельфи быстро закинула форменное платье в шкаф и переоделась в брюки и свитер.

— Возьмём с собой одежду на смену, кажется, собирается дождь, — предложила Мэрит, взглянув на сгущавшиеся за окном свинцовые тучи.

— Вы же меня подождёте? — Запыхавшаяся Катарина вбежала в комнату, на ходу стягивая мантию.

Дельфи и Мэрит удивлённо переглянулись, не поверив своим глазам: Катарина прежде проявляла интерес к квиддичу, только если дело непосредственно касалось Виктора Крама.

— Я хочу попробоваться на место ловца. Кайса в этом году не собирается играть, вы уже знаете? — неожиданно заявила Катарина, натягивая тонкий кашемировый джемпер поверх форменной рубашки. — Что вы так на меня уставились? Я летаю не хуже других.

— Во всяком случае, не хуже Марты Новак точно, — с сарказмом произнесла Дельфи и, выразительно посмотрев на задорно подмигнувшую ей Мэрит, добавила: — Там же будет Генрих, как мы могли забыть!

Катарина, метнув убийственный взгляд на обеих девочек, выбежала из спальни.

* * *

Солнце стояло ещё высоко над горизонтом, и это не могло не радовать собравшихся на трибунах студентов: в темноте было крайне сложно заметить крошечный снитч, да и с остальными мячами дело обстояло не лучше. К тому же к вечеру заметно холодало, и долгое сидение на трибунах представляло собой сомнительное удовольствие.

Кроме Дельфи, Мэрит и Катарины из третьекурсников Дома Воздуха изъявили желание поучаствовать в отборе Бальтазар и Эйнар. Среди собравшихся студентов старших курсов Дельфи знала только пятикурсницу Агату — старосту Дома. Несколько парней-семикурсников, худенькая, почти прозрачная девочка с четвёртого или пятого курса и шумная компания мальчиков-второкурсников были ей не знакомы.

Вездесущий староста курса Генрих Абель деловито прохаживался по верхней трибуне, наблюдая за происходящим на поле.

— Не знал, что швабры тоже летают, Роули! Нильсен, смотри, как бы твою пустую голову не спутали с бладжером! — громко крикнул он, сложив руки у рта на манер рупора.

Дельфи захотелось запустить в него каким-нибудь проклятием, чтобы вредный мальчишка свалился вниз и свернул себе шею. Жаль, палочка осталась в раздевалке, а беспалочковые заклинания получались ещё не очень хорошо. Глядя на перекосившееся от гнева лицо Мэрит, она подумала, что отнюдь не одинока в своих желаниях.

Наконец, на поле тяжёлой походкой вышел Крам. За ним шёл старшекурсник с оттопыренными ушами, левитируя сразу несколько связок мётел. Агата с длинным списком в руках подошла к чемпиону и несколько минут о чём-то говорила с ним, делая у себя пометки. Когда староста Дома, наколдовав тёплый шерстяной плед, забралась на трибуны, Крам свистнул, призывая собравшихся соблюдать тишину.

— Спасибо всем, кто пришёл поучаствовать в отборе или поддержать своих товарищей! Для тех, кто не знает, представлю — Вацлав Закутский, вратарь и капитан команды Дома Воздуха.

Лопоухий приветливо улыбнулся и помахал рукой.

— Начнём с ловцов, — скомандовал Крам, выпуская зажатый в кулаке крылатый мячик.

Больше половины собравшихся ребят взмыли в воздух. Высоко подняв головы, остальные внимательно следили за ними с земли. Дельфи, Мэрит и присоединившаяся к ним Гретхен громкими криками поддерживали Бальтазара и Эйнара. Каждый раз, когда мимо пролетала в поисках крылатого мячика Катарина, Мэрит издавала неприличный звук.

Катарина, заметив отблеск золотых крыльев в паре футов над землёй, резко спикировала вниз и, не успев выровнять метлу, кубарем покатилась по мокрой от начавшегося дождя траве. Мэрит громко радовалась падению однокашницы, которую уже успокаивал приостановивший испытания Крам.

В слезах Катарина убежала с поля, напоследок больно толкнув Дельфи и Мэрит. Генрих метнулся вслед за ней. Дельфи хмыкнула и одёрнула совсем уж разбушевавшуюся Мэрит:

— Смотри, они снижаются! Рыжая макушка… Да это же наш Бальтазар поймал снитч!

Улыбавшийся во все тридцать два неровных зуба Бальтазар Розенкранц радостно спрыгнул с метлы, крепко сжимая в кулаке мячик. Вацлав и Крам хлопали его по спине и поздравляли с получением места в команде. Довольный Бальтазар, на ходу принимая поздравления товарищей, отправился в раздевалку.

— Вверх, — скомандовала Дельфи. Рукоятка «Нимбуса» привычно легла в руку. Слева взмыла в помрачневшее небо Мэрит. Оказавшись в воздухе, Дельфи выровняла свою метлу и переглянулась с однокашницей: та широко улыбнулась и подняла вверх большой палец. Дельфи в нетерпении облизала обветренные губы.

Наконец, Крам подбросил несколько квоффлов, и сражение за два оставшихся места в команде началось. Дельфи бросилась вслед за здоровенным длинноволосым парнем, прижимавшим к себе мяч. Парень, не желая уступать, грубо оттолкнул её ногой, за что тут же получил дисквалификацию.

Она отбила квоффл у юркой девочки с короткими волосами и понеслась в сторону колец. Мимо промчалась Мэрит, низко прижавшись к древку метлы. Тонкие белёсые косички хлестали её по лицу. Дельфи успела забросить квоффл в кольцо, прежде чем соперница успела ударить её по рукам. Мэрит забила гол в соседнее кольцо.

Когда снизу раздался пронзительный свист, уже окончательно стемнело. Коснувшись ногами земли, Дельфи почувствовала огромное облегчение.

— И охотниками становятся студентки третьего курса Мэрит Нильсен и Дельфини Роули! — громко объявил Крам. Вацлав Закутский с широкой улыбкой крепко пожал обеим руки.

Переодевшись в чистую одежду и сложив в сумку мокрую от дождя и пота спортивную форму, Дельфи не сразу отправилась в замок, решив немного прогуляться вокруг озера. Дождь закончился, и в воздухе приятно запахло свежестью.

Дельфи достала из кармана осиновую палочку, в тусклом свете фонарей казавшуюся белой, как кость. Шепнув: «Lumos!», она быстрым шагом направилась в сторону озера, над которым поднимались клубы пара. Она присела на ту самую лавочку, сидя на которой, два года назад размазывала по лицу солёные слёзы робкая первокурсница Дельфи Роули, на глазах у всего класса свалившаяся с метлы в грязную лужу.

Уже совсем стемнело, и небо окрасилось в чернильный цвет. Несмело загорались первые звёзды. Запрокинув голову, Дельфи выискивала среди мигающих огоньков воительницу-Беллатрикс, как ей казалось, сиявшую ярче других звёзд, даже ярче ослепительного Сириуса из созвездия Большого Пса. Возможно, Беллатрикс сияла так лишь для неё.

Как в сказке Андерсена о последней жемчужине: «Теряя близкое, дорогое лицо здесь, на земле, мы приобретаем друга на небе, по которому будем тосковать».

Небо внезапно озарилось изумрудным всполохом Авроры и столь же внезапно погрузилось во тьму. Как странно… За два года, проведённые в Дурмштранге, Дельфи впервые наблюдала северное сияние так рано — в середине сентября. Ближе к зиме небо регулярно окрашивалась в переливающиеся зелёные, красные и фиолетовые полосы, напоминавшие танцующие языки диковинного пламени.

Суеверная Катарина вычитала в какой-то книге, что сияние является предвестником скорого несчастья, а тому, кто долго на него смотрит, грозит сумасшествие. Опекунша говорила нечто подобное о пении авгурея. Мэрит считала озарявшие небо всполохи мостом, соединявшим мир живых с миром мёртвых. Ещё она рассказывала древнюю легенду о танцующих в небесных чертогах душах умерших. Бальтазар Розенкранц, как и Мэрит, выросший в окрестностях Бергена, уверял, что таинственная Аврора — не что иное, как отблески доспехов одиновых валькирий. Исландец Эйнар Йонссон, посмеиваясь, называл эти легенды бабушкиными сказками.

Почему все вокруг предрекали ей незавидный конец? Хотя… Она ведь с детства любила страшные сказки. Быть может, ей суждено стать героиней одной из них.

Так или иначе, Дельфи любила подолгу наблюдать за чарующими танцами небесного огня из окна своей спальни, с ногами забравшись на широкий подоконник.

— Дельфини, ещё раз поздравляю с попаданием в команду! — раздался громкий голос Виктора Крама. Одетый в не по погоде лёгкую мантию, он шёл, перекинув через плечо длинное махровое полотенце, в сторону покосившихся домишек, со всех сторон облепивших замок. Всемирно известный ловец, оставив большой спорт, вместе с семьёй поселился недалеко от квиддичного стадиона, отказавшись от комнат в замке.

— Спасибо, профессор.

Крам, как и два года назад, присел на край скамейки.

— Эта девочка, Мэрит Нильсен… не для неё ли вы просили автограф на первом курсе? — поинтересовался он. — Хорошо летает. Кстати, почему вы не попробовались на место ловца?

— Не знала, что Кайса ушла из команды. — Пожала плечами Дельфи, затем опустила взгляд на свои длинные ноги, торчавшие из-под школьной мантии, и спрятала их под лавку. Ещё два дюйма за лето. Впору было покупать новую. — К тому же с моим ростом… Я слышала, ловец должен быть маленьким и юрким.

— Очередной стереотип, — фыркнул Крам. — В начале карьеры меня считали слишком грузным для ловца, но я доказал, что телосложение не имеет никакого значения. В разумных пределах, конечно, — если под весом волшебника трещит древко метлы, едва ли из него выйдет хороший игрок. Что касается роста, то я не заметил, чтобы он как-то мешал в воздухе.

У меня в школьные годы была подруга, — как-то совсем по-детски улыбнулся Крам, — англичанка, как и вы, кстати. Училась в «Хогвартсе», мы познакомились во время Турнира Трёх Волшебников. Одним из её прозвищ было «мисс бурундук». У неё были очень густые, непослушные волосы. Почти как ваши, только светлее — каштановые. И её постоянно дразнили за это. Ещё она, казалось, знала всё обо всём на свете. Думаю, в её однокурсниках говорила банальная зависть. Так же, как сейчас говорит в ваших.

Дельфи провела рукой по своим растрепавшимся после игры волосам.

— Вы были влюблены в неё, профессор?

— Да, она мне очень нравилась. Только не говорите об этом Раде, — рассмеялся Крам. — Она меня проклянёт. Мы до сих пор дружим. У неё в Англии есть семья — муж и двое детей.

Дельфи выдавила из себя кривую улыбку.

«В конце семестра он встречался с одной пятикурсницей, но они расстались из-за того, что брат подарил ей букет, а у неё на родине, оказывается, чётное число приносят только на кладбище».

«Я вообще не собираюсь жениться. Это глупо».

— Ладно, Дельфини, до встречи на тренировке! Не переживайте по пустякам, — посоветовал Крам, поднимаясь с лавки. Он помахал ей на прощание и продолжил свой путь.

* * *

Юфимия критически оглядела подросшую воспитанницу, стоявшую перед ней в алой мантии Дурмштранга, едва доходившей до середины голени. Измерительная лента, змеёй выскользнув из волшебной палочки, метнулась от пола до макушки. Пять футов и девять дюймов.

— И с летней та же беда. — Вздохнув, она сложила протянутую ей мантию и положила на кресло, где уже скопилась целая гора из одежды воспитанницы. — Ладно, попробую отнести их в комиссионный магазин, всё же мантии не из дешёвых. Хотя спрос на школьную форму Дурмштранга нынче не особо высокий.

Юбку даже и мерить нечего, — категорически отрезала она. — Просто безобразие, в таких только маггловские девки голыми коленками сверкают! Ботинки снова малы?

Дельфи понуро кивнула, мысленно подсчитывая, во сколько золотых галеонов обойдётся новая школьная форма. Последнее время опекунша часто причитала, что её содержание обходится слишком дорого. Впрочем, она и прежде отличалась прижимистостью. Но если покупка нового комплекта рубашек, юбок и брюк не грозила брешью семейному бюджету, то новые мантии, шуба и ботинки из драконьей кожи стоили немало.

Конечно, можно было написать письмо Нарциссе, но делать это не хотелось. К тому же всеми счетами управлял её сын, даже не подозревавший о существовании кузины. Лишь изредка, на день рождения и Рождество, родная тётка присылала немного денег и незамысловатые подарки.

Чтобы немного разрядить обстановку, Юфимия начала расспрашивать Дельфи о положении дел в школе. Та рассказала о выигранном межфакультетском чемпионате по квиддичу и первых успехах в невербальной и беспалочковой магии.

— Когда ты собираешься в Австрию? Лучше заказывать портключ за границу заранее — выйдет почти в полтора раза дешевле.

Юфимия привыкла к тому, что воспитанница большую часть каникул пропадает в гостях у своей школьной подруги, и сильно удивилась, когда та, окончательно сникнув, отрицательно покачала головой.

— Фрау фон Эйссель умерла несколько дней назад, им сейчас не до меня. Это двоюродная бабушка Тристана и Гретхен, они очень любили её.

Юфимия ободряюще потрепала её по плечу.

— Ладно, пойдем, купим тебе новые мантии. Я узнавала накануне твоего прибытия: в ателье мадам Малкин как раз завезли несколько дурмштрангских. Заодно купим всё сразу к новому учебному году.

Старый авгурей, до той поры дремавший, спрятав ощипанную голову под крыло, огласил гостиную пронзительным криком. Юфимия с недоумением уставилась на птицу — погода за окном радовала не по-лондонски ярким солнцем и ясным небом. Дельфи просунула пальцы сквозь тонкую золочёную решётку клетки.

— Что случилось, Тенебрис? Давно это с ним? — Она с беспокойством вглядывалась в слезящиеся глаза птицы. На дне клетки валялось несколько выпавших хвостовых перьев — куда больше, чем выпадало прежде. В детстве она собирала их в жестяную коробку, в тайне надеясь насобирать на настоящие крылья, подобные тем, что были у Икара. Читая эту историю в первый раз, она даже расплакалась, узнав, что воск, скреплявший крылья юноши, взлетевшего к самому солнцу, расплавился от его жара, и прекрасный Икар навсегда исчез в морской пучине.

— С полгода, наверное. — Неуверенно пожала плечами Юфимия. Птица принадлежала ещё её покойному отцу. — Он очень старый, Дельфини. Авгурей, хоть и называется ирландским фениксом, не возрождается из пепла, а лишь медленно тлеет.

— Неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Я показывала его специалистам, но они все разводят руками, — ответила Юфимия, протягивая птице сушёную личинку стрекозы. Авгурей повернулся к ней спиной. — Одна ведьма, правда, сказала, что они, как и фениксы, могут страдать от разлуки с человеком, к которому сильно привязаны.

— Тогда я заберу Тенебриса с собой в этом году. Может быть, ему станет хоть чуточку лучше. Кстати, где… этот?

Юфимия скривилась, от чего на её лице отчётливо проступили мелкие морщинки. Дельфи только сейчас заметила, как она постарела: в волосах прибавилось седых волосков, а лицо постепенно увядало. Интересно, как бы сейчас могла выглядеть её мать? Она была старше Юфимии.

— Исчез неделю назад и больше не появлялся. Сказал, что у него намечается выгодная сделка.

* * *

Косой переулок жил своей особой жизнью, невидимой для магглов по ту сторону «Дырявого котла». Яркие витрины, призывающие покупателей приобрести самопомешивающийся котёл или очередную баночку чернил, необходимых каждому уважающему себя магу — начиная от школьника-первокурсника и заканчивая самим господином Министром; толпы всевозможного волшебного люда, важные гоблины в очках, обсуждающие на ходу падение курса галеона к маггловскому фунту стерлингов…

— Эй, Нэнс, посмотри вон туда, на ту высокую девочку! — мальчик, одетый в джинсовые шорты и футболку с изображением солиста какой-то маггловской музыкальной группы, весьма некультурно указывал на Дельфи измазанным чернилами пальцем, в то время как она увлечённо рассматривала гоночную метлу последней модели, выставленную в витрине.

— Просто копия, — пропищала в ответ девочка, которую звали Нэнси, с аппетитом уплетая розовый шарик мороженого.

«Вот ещё!» — Дельфи решительно зашагала прочь от витрины, потащив за собой опекуншу. Наконец, они оказались перед вывеской, гласившей: «Мадам Малкин. Мантии на все случаи жизни».

Юфимия посмотрела на часы.

— Давай-ка ты сама купишь форму, а я пока приобрету всё остальное, чтобы на тебя лишний раз не глазели… вроде тех двоих. — Она кивнула в сторону витрины с мётлами. — С этим определённо нужно что-то делать. Да чтоб у них пальцы отсохли, на людей показывать!

Согласившись с тем, что «с этим определённо нужно что-то делать», Дельфи толкнула свежевыкрашенную кислотно-зелёной краской дверь и очутилась в просторном помещении, по периметру которого тянулись бесконечные ряды вешалок с мантиями всевозможных фасонов и расцветок.

Магазин полностью оправдывал своё название: здесь были даже мрачные чёрные мантии, предназначенные, судя по надписям на ярлычках, для похоронной церемонии! Рядом с ними соседствовали свадебные одежды, украшенные бесчисленным количеством рюшей и оборок. Дельфи провела рукой по бархатной мантии насыщенного василькового цвета. Посмотрев на ценник, она отодвинула приглянувшуюся мантию в сторону.

Мадам Малкин, пожилая пухлая волшебница, облачённая в лиловые одеяния, поспешила навстречу потенциальной покупательнице. В глубине торгового зала маячил высокий мальчик в форменной хогвартской мантии.

— Добрый вечер, юная мисс, чем могу вам помочь?

Мадам Малкин, поравнявшись с Дельфи, близоруко прищурилась. Ей показалось, что похожая девочка уже приходила за школьными мантиями этак с полвека назад, когда она ещё только-только устроилась в магазин в качестве младшей помощницы швеи.

— Мне нужен полный комплект мантий Дурмштранга, — начала перечислять Дельфи, загибая пальцы, — ещё шуба и ботинки из драконьей кожи, летние и на меху, если есть…

— Всё есть, — поспешила заверить её мадам Малкин. — Вставайте-ка вот сюда, рядом с юношей. А я пока поищу ваши мантии, их редко берут.

Мадам Малкин скрылась за розовой занавеской из лёгкой газовой ткани, отгораживающей торговый зал от складского помещения. От нечего делать Дельфи рассматривала стоявшего напротив неё мальчика.

— Я Эдвард, — первым нарушил молчание он, заметив, что Дельфи его разглядывает. В его глазах неестественного янтарного цвета читалась огромная усталость от всего происходящего и какая-то обречённость. — Тед. Тедди. Меня так все называют, и это иногда немного… бесит, если честно, — он несмело улыбнулся. — Эдвард звучит слишком уж… эмм… пафосно. Лучше Тед. Тед Люпин. — Мальчик протянул руку для рукопожатия.

Дельфи резко отдёрнула протянутую было в ответ ладонь. Люпин. Ну почему именно он? Она знала, что её мать в Битве за Хогвартс убила свою племянницу Нимфадору Люпин, в девичестве Тонкс, однако ей никогда не было жалко незнакомую Нимфадору, сражавшуюся по ту сторону баррикад. Ещё она знала, что у Нимфадоры в тот год родился сын, приходившийся ей… кхм… двоюродным племянником? Она вдруг вспомнила молодого волшебника из больницы Святого Мунго, который, так же как сейчас Тед, тепло улыбался маленькой девочке со смешными косичками.

— Ты чего? — удивился ни о чём не подозревавший Люпин. Улыбка сползала с его лица. — Как тебя зовут?

— Дельфини, — сухо ответила Дельфи и, поколебавшись, пожала протянутую ладонь. Иначе бы всё это выглядело вовсе уж странно.

Люпин вновь расплылся в улыбке.

— Ты пианистка?

Дельфи опустила глаза на свои тонкие кисти, а затем перевела взгляд на руки собеседника — у него тоже были длинные пальцы.

— Нет.

— А я играю на гитаре. Ты учишься в Дурмштранге?

Она кивнула, оглянувшись по сторонам в поисках мадам Малкин. «Где эту проклятую швею дементоры носят?!»

— Приехала погостить? Извини, ты просто очень странно разговариваешь.

— Что?! — возмутилась Дельфи. Её, урождённую Лестрейндж, приняли за чужестранку? Невольно подражая своей матери, она процедила сквозь зубы, одарив Люпина презрительным взглядом: — Вообще-то, я — коренная британка.

— Ещё раз прости, — смутился Люпин. Его рыжеватые волосы покраснели, приняв густой свекольный колер. — Просто ты говоришь отрывистыми фразами. Так разговаривают французские кузины Вик, когда приезжают на каникулы. На самом деле ты замечательно говоришь по-английски! В отличие от кузин Виктуар, у тебя нет ни малейшего акцента.

«Конечно, его нет — откуда ему взяться! К твоему сведению, так разговаривают люди, которые хотят отделаться от навязчивого собеседника, Тедди-Эдвард».

— Это ведь у вас учился Виктор Крам? — не унимался Люпин. Дельфи закатила глаза.

— Верно. Сейчас Крам преподаёт у нас полёты на метле.

— Класс! Крёстный говорит, Дурмштранг находится далеко на севере, почти на полюсе, это и вправду так?

— Хочешь, угадаю, на каком факультете ты учишься в Хогвартсе? — съязвила Дельфи. Она не сомневалась, что попадёт в яблочко. — Хаффлпафф?

— Угадала, — обрадовался Люпин. Спустя какое-то мгновение его улыбка померкла, а взгляд стал серьёзным. — Неужели во всём мире считают хаффлпаффцев непроходимыми идиотами? Конечно, у нас есть тупицы, но на других факультетах их не меньше, поверь.

Дельфи равнодушно пожала плечами.

— А ты мне кого-то напоминаешь… — Люпин прищурил янтарные глаза. Дельфи похолодела. Сейчас он скажет, что… — Не обижайся, но ты — моя вылитая бабушка! Постой, у меня даже колдография есть, сейчас…

Входная дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В помещение магазина впорхнула девочка на пару лет младше неё в фиалковой мантии. Из-за её спины выглядывало несколько рыжих макушек.

Волосы Люпина вмиг сменили свой цвет на неприметный русый, глаза приобрели мутный голубовато-серый оттенок, а ровный нос превратился в картофелину. Дельфи не смогла сдержать улыбки. Хотела бы она обладать такой способностью, чтобы прятаться от излишнего внимания к своей персоне. Да и вообще, она бы многое изменила в себе, если б могла.

Изящным жестом откинув с лица прядь светлых волос, девочка требовательным голосом произнесла:

— Тедди Люпин, прекрати прятаться!

Люпин умоляюще посмотрел на Дельфи глазами затравленного волчонка. Решив немного подыграть ему, она расплылась в масляной улыбке:

— Ты ошиблась, малышка, здесь нет никакого Люпина — только я и мой кузен. Если только он не прячется за этой ширмой. Можешь проверить, конечно, но боюсь, мадам Малкин будет недовольна. А теперь выйди отсюда и, будь добра, прикрой за собой дверь. Только бесшумно, как это делают приличные девочки.

С вызовом посмотрев в глаза Дельфи, блондинка в фиалковой мантии, решив, что разумнее будет не спорить со старшей девочкой, решительно развернулась и с силой захлопнула дверь, от чего магазинчик заходил ходуном.

Люпин, облегчённо вздохнув, вернул себе первоначальный облик.

— Спасибо. Это Вики. Виктуар. Она замечательная, но порой бывает несколько… невыносимой.

Дельфи понимающе кивнула. Наверное, что-то подобное иногда думал о ней Тристан, когда она чересчур докучала ему своими вопросами. Из-за газовой занавески материализовалась мадам Малкин со стопкой кроваво-красных мантий в пухлых руках и клокастой серой шубой, перекинутой через плечо.

— Давайте-ка примерим эти, мисс. Если что — подгоним по росту.

Затем она обратилась к Люпину:

— Ну как вам, юноша? Может быть, стоит немного укоротить рукава?

* * *

Присев на корточки, Дельфи вытащила из-под шкафа пыльную обувную коробку, в которой дожидались своего часа белые лодочки на невысоком каблучке-рюмочке, подаренные Нарциссой на Рождество две тысячи девятого года. Тогда они были велики ей, по меньшей мере, на два с половиной размера. Она надела туфли и оглядела себя перед зеркалом, висевшим на дверце шкафа. Сейчас они сидели идеально, как будто были сделаны точно по её мерке.

Затем она откинула крышку чемодана, лежавшего рядом с кроватью, и достала со дна аккуратно сложенную мантию из небесно-голубого атласа с белыми оборками на капюшоне. Последний раз она надевала её ещё на позапрошлое Рождество, и уже тогда мантия предательски не дотягивала до щиколоток. Накинув мантию поверх футболки и джинсов, Дельфи тут же стянула её через голову и комком закинула в чемодан.

Последние два года она неизменно загадывала на Рождество ещё одно желание, помимо обычного: «Хочу, чтобы отец вышел из Азкабана, и мы бы стали жить вместе в уютном домике на взморье, где бы нас никто никогда не нашёл. А тёте Юфимии можно бы было иногда писать письма».

Она мечтала танцевать на Йольском балу⁽²⁾ с Тристаном, в которого была влюблена едва ли не с первого курса. В школе никто кроме неё и Гретхен и не догадывался о том, что Тристан умеет танцевать самые настоящие вальсы, что он замечательно летает, хоть и не играет в команде, и что он может быть настоящей душой компании в кругу близких людей.

Дельфи достала из ящика стола пухлый конверт с колдографиями и растянулась поверх покрывала, рассматривая сделанные за время обучения в Дурмштранге снимки.

Вот Катарина Майер пытается применить заклинание роста волос и под неистовый хохот Мэрит отращивает себе пышные моржовые усы. Гретхен, наморщив лоб, мучительно пытается сотворить контрзаклятие.

Эйнар и Бальтазар в трескучий мороз босиком по снегу несутся к горячему озеру. Проходящие мимо студенты, закутанные в тёплые шубы, крутят пальцем у виска. После купания мальчишки неделю пролежат в лазарете.

Рэндальф Бьорн учит Ханса играть в волшебные шахматы, а тот, подперев кулаком подбородок, внимательно слушает однокашника.

Генрих Абель под аплодисменты девочек выпускает из палочки огненные струи, принимающие очертания диковинных змей.

Мари Розье рисует карикатуру на напоминающего старого гоблина преподавателя истории магии.

Высокий Тристан и миниатюрная Гретхен кружатся в вальсе на центральной площади Халльштатта, ловя на себе восхищённые взгляды.

А вот она сама танцует с братом подруги на всё той же площади и счастливо смеётся, ловя на ладонь крупные снежинки, падающие с неба. Тогда она едва доставала макушкой ему до плеча, а сейчас Тристан обгоняет её всего на полголовы.

Клементина Билевиц в синем платье, расшитом жемчугом, зажигает последнюю свечу Святого Адвента. Её супруг, сидя в любимом кресле возле камина, привычно читает газету, перекидываясь с женой и детьми шутками, а фрау фон Эйссель задумчиво вглядывается в пламя, отложив в сторону недовязанный чулок.

Тристан химичит в лаборатории Груба, не обращая внимания на то, что правый рукав его мантии уже искупался в котле, испортив всё зелье.

Несколько снимков Виктора Крама, целая коллекция колдографий утопающего в клубах пара Летучего Голландца, бесчисленное множество снимков живописных окрестностей Дурмштранга и Халльштатта в разные времена года, озера Оберзее, с которого всё началось и которым всё рано или поздно закончится.

Струйка алой крови, вытекающая из разбитой в ходе учебной дуэли губы, парящая в воздухе крохотная фигурка волшебницы — это Мэрит Нильсен делает круг почёта после победы над сборной Огня в финале, невесть как затесавшийся в этот конверт Малфой-манор, уже немолодая, но ухоженная Нарцисса…

— Дельфи! Дельфини! — раздался из гостиной радостный голос Юфимии. — Взгляни-ка, что я нашла!

Сложив колдографии обратно в конверт, Дельфи спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты. Опекунша держала в руках пышное бальное платье цвета шампанского.

— Я надевала его всего один раз — в день семнадцатых именин. В самый счастливый и одновременно несчастнейший день своей жизни. Танцевала на своём первом балу.

* * *

…отравился аконитом… нашли утром в кабинете… люди из Министерства…

Отдельные обрывки фраз доносились до неё словно сквозь толстый слой ваты, в которую на лето заботливо заворачивали стеклянные ёлочные игрушки. Чьи-то руки настойчиво продолжали трясти её, но Юфимия не желала возвращаться в страшную реальность, которой обернулась вчерашняя красивая сказка. Кто-то больно ударил её по щеке, оставив на нежной коже красный след.

— Юфимия! Юфимия, да очнись же ты, девчонка! — громкий голос Беллатрикс вырвал её из небытия. Она открыла глаза.

Очевидно, её перенесли на диван. На тот самый диван в Малой гостиной, где они с Рабастаном каких-то несколько часов назад провели их первую ночь вместе. Беллатрикс низко наклонилась над ней, снова занося руку, унизанную кольцами, чтобы влепить вторую пощёчину. Юфимия инстинктивно зажмурилась.

— Перестань, Белла, — осадил её Рудольфус. — Я сказал — хватит, Беллатрикс! Она уже пришла в себя.

Он перехватил тонкое запястье супруги, глядя ей прямо в глаза. Беллатрикс опустила руку. Рудольфус устало посмотрел на распростёртую на диване Юфимию, утопавшую в пышном платье.

— Тебе нужно взять себя в руки, умыться и выйти к людям. Они приехали выразить свои соболезнования, как только узнали о само… о смерти мистера Роули.

«О самоубийстве. Ты ведь хотел произнести именно это слово». Опёршись на твёрдую руку Беллатрикс, Юфимия попыталась встать. Ноги подкосились, и она вновь рухнула на диван. Она беспомощно посмотрела на Рабастана, который выкуривал одну за другой вонючие сигары, оставленные на кофейном столике кем-то из гостей. Наверняка эту гадость оставил после себя Долохов — тот проклятый русский с безжалостными глазами и щегольскими подкрученными усами, вогнавший отца в огромный карточный долг. От едкого дыма слезились глаза.

Бледный как смерть Торфинн безвольно обмяк в кресле с флаконом антипохмельного зелья в дрожащей руке. Под его некогда ясными голубыми глазами залегли тёмные тени, а от него самого пахло отвратительной смесью перегара и рвоты. На ослепительно-белой рубашке расплывались винные разводы, до дрожи напоминавшие пятна крови.

— Где… он? — севшим голосом спросила Юфимия, поднимаясь с дивана. Рабастан поддержал её за локоть. — Где мой отец?!

— Тело перенесли в спальню.

— Тело? — эхом откликнулась Юфимия. — Ах да, тело, конечно, да…

Дверь скрипнула; на пороге появилась верная Фиби, мелко дрожавшая всем телом. Эльфийка не смела приблизиться к хозяевам, чтобы разделить с ними их горе — покойный всегда был добр с ней.

— Хозяин, — робко позвала Фиби. — Молодой хозяин Торфинн, прибыли Эйвери, а также Малфои… И ещё два господина… Рэнкорны?

— Ранкорны, — простонала Юфимия, уткнувшись лицом в рубашку Рабастана. Он успокаивающе погладил её по спине.

— Ты не видишь, в каком он состоянии? — Рудольфус потряс за плечо ещё не протрезвевшего Торфинна. — Хочешь, чтобы к вечеру «Ежедневный пророк» пестрел колдографиями твоего обожаемого хозяина, измазанного в помоях?

— Хозяйка Юфимия? — ещё менее уверенно произнесла съёжившаяся от страха эльфийка.

— Юфимия, утри слёзы и выйди к ним. Не можем же мы вытолкнуть туда его, — кивнула на Торфинна скривившаяся от отвращения Беллатрикс. Отчего-то на брата не действовало антипохмельное зелье.

— Давай, Юфимия. — Рабастан легонько подтолкнул её к двери. — Ты справишься, я знаю.

Напоследок обернувшись, Юфимия заметила, что брат и гости уже успели сменить парадные одежды, и только она всё ещё была одета в воздушное бальное платье. Набрав в грудь побольше воздуха, Юфимия решительно толкнула тяжёлые двойные двери.

* * *

Протрезвевший и умывшийся, наконец, Торфинн гладил по её волосам, поправляя выбившиеся из вечерней причёски пряди. Она так и не нашла в себе сил переодеться.

— Всё наладится сестрёнка, вот увидишь.

Однако судя по голосу, брат не был уверен в дальнейших перспективах. Как будто бы он знал что-то, чего не знала она.

— Они ушли?

Торфинн кивнул. В комнате было темно, и она не могла видеть его кивка.

— Он так и не пришёл?

— Долохов? — встрепенулся Торфинн. — Так и не появился.

— Это не к добру, — прошептала Юфимия, вставая с постели и принимаясь ходить по комнате. Брат зажёг свечу и улёгся на её место, подложив руки под щёку, совсем как в детстве. Не прошло и пяти минут, как Торфинн забылся тяжёлым сном.

Юфимия взяла свечу и на цыпочках вышла из комнаты. Палочка валялась где-то на первом этаже. Она тихонько спустилась по лестнице, устланной приглушавшей шаги ковровой дорожкой, в опустевший приёмный зал, посреди которого стоял гроб с телом мистера Роули, убранный свежесрезанными цветами.

Юфимия поставила свечу на пол и опустилась на колени рядом с гробом. Она долго рассматривала ещё не старое осунувшееся лицо отца, прежде чем дотронуться до ледяных ладоней, сложенных на груди.

— Почему вы бросили нас, отец? — заплакала Юфимия, уронив голову на его холодную грудь. Она весь день держала в себе слёзы, следуя наставлениям Беллатрикс. Юфимии казалось, что под алебастровой кожей леди Лестрейндж кроется стальная броня, и оттого ей настойчиво хотелось расцарапать её, чтобы узнать, что на самом деле находится под ней.

— Мои соболезнования.

Этот голос с резким русским акцентом, эхом отдававшийся от стен приёмного зала, мог принадлежать только ему одному.

— Благодарю вас, господин Долохов, — холодно произнесла Юфимия, не оборачиваясь. У неё не было ни малейшего желания видеть его холёное лицо с щегольскими усиками.

— Я шёл по одному важному делу к вашему отцу, но немного опоздал, не застав его в живых. Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной.

Долохов зашуршал какими-то бумажками. Счета.

— Я выкупил долги мистера Роули у остальных кредиторов, чем оказал ему огромную услугу, но ваш отец не оценил моей щедрости…

И опять всё упиралось в пресловутую колоду и ломберный стол с зелёным сукном. Случилось, наконец, то, чего она, Юфимия, всегда так боялась.

— Вы омерзительный человек, господин Долохов, — прошептала Юфимия, поднимаясь на ноги и поправляя пышные юбки.

— Я знаю, — уверил её Долохов, расплывшись в иезуитской улыбке. — Однако у вас, а точнее у вашего брата, есть призрачная возможность вернуть часть долга, юная мисс.

— И какая же? — громовым басом поинтересовался Торфинн, спускаясь по лестнице, держа на изготовке волшебную палочку.

— Я предлагаю вам работу. — С этими словами Долохов закатал левый рукав мантии чуть выше локтя. Тёмная Метка.

На лице Торфинна Роули не дрогнул ни один мускул.

— Что нужно сделать?

— Думаю, лучше обсудить это в более подходящем месте.

Долохов по-хозяйски направился в рабочий кабинет покойного мистера Роули. Торфинн, оставив рыдающую сестру в одиночестве, без возражений двинулся вслед за ним.

Когда они скрылись на втором этаже, от толстой колонны отделилась ещё одна мужская фигура. Юфимия осоловелыми глазами смотрела на волшебника, появившегося словно из ниоткуда. Волшебник откинул капюшон, открыв взору взволнованное лицо Рабастана Лестрейнджа.

— Не беспокойся за него. — Он взял её дрожащую ладонь в свои руки. — Антонин не сделает твоему брату ничего дурного. Торфинн выполнит данное ему поручение и в случае успеха станет одним из нас. Нам нужны такие люди. Тёмному Лорду нужны такие люди. Мой отец мог бы выкупить часть долга, но Торфинн ответил отказом — он никому не желает быть обязанным.

Юфимия кивнула. На языке вертелся вопрос, который она никак не решалась задать, опасаясь услышать ответ.

— Какое задание приготовлено для моего брата? — собрав остатки воли в кулак, едва слышно проговорила Юфимия.

— Убить Пруэттов.

* * *

Она стояла на изъеденном молью ковре посреди обшарпанной маггловской гостиной в роскошном платье родом из прошлого века. Как странно…

Дельфи дотронулась до воздушной органзы. Сложно было поверить, что её опекунша, руки которой огрубели от бесконечного перетирания порошков в лавке мистера Селвина, а глаза потеряли задорный блеск, могла блистать в высшем свете, заставляя мужчин восхищаться её грацией, а женщин — молча завидовать молодости.

— Какая же ты красивая в этом платье! — не смогла сдержать восхищённого вздоха Юфимия. — Похожа на свою мать…

Дельфи не любила, когда её сравнивали с матерью. Замечая в себе её черты, ей казалось, что она никогда не сможет сравняться с ней и навсегда останется лишь её бледной копией. Когда в Косом переулки прохожие оборачивались вслед, едва слышно перешёптываясь между собой, она начинала выходить из себя. В такие моменты Дельфи отчаянно желала иметь при себе мантию-невидимку, какая была у одного из сказочных братьев, или же обладать способностями метаморфомага, как у Люпина.

— А на отца? — спросила она, заранее зная ответ, который даст опекунша.

Юфимия невразумительно пожала плечами.

Когда накануне домой вернулся пьяный в стельку Мундугнус, аппарировав прямо в отвратительное кресло в горошек, Дельфи, в тот момент мирно читавшая книгу, по обыкновению сидя на подоконнике, неожиданно вспыхнула и разразилась гневной тирадой, а затем, сделав резкий выпад, послала в пьянчугу усиленным Scourgify, от которого изо рта Мундугнуса полезла мыльная пена. Захлёбываясь пузырями, Флетчер без сил повалился на пол, схватившись за горло.

А Дельфи стояла над корчившимся на грязном ковре волшебником и с мрачным удовлетворением наблюдала за этим зрелищем, не давая Юфимии сделать ни шагу к задыхающемуся Мундугнусу. Лишь когда его красное от принятого на грудь горячительного лицо сделалось вовсе багряным, она с отвращением выплюнула контрзаклятие, после чего молча удалилась в свою комнату, наложив на дверь запирающие чары.

Проводив подросшую воспитанницу беспокойным взглядом, Юфимия окончательно убедилась, что Дельфи не только лицом, но и характером пошла в мать, не унаследовав от Рудольфуса ровным счётом ничего, а её прежнее спокойствие было лишь затишьем перед приближающейся бурей.

Взяв её руки в свои ладони, Дельфи закружилась по комнате, заставив её задержать на мгновенье молодость, стремительно ускользавшую сквозь огрубевшие пальцы. Взметнув чёрными кудрями, она отпустила руки и залилась безудержным смехом.

Юфимия невольно вздрогнула: воспитанница явственно напомнила ей молодую красавицу-Беллатрикс, в которой только-только начали проявлять себя первые признаки зачинающегося безумия.

Ростом Юфимия была намного ниже Дельфи, и платье волочилось за ней длинным шлейфом. Укорачивать его она тогда не захотела, и потому высокой Дельфини наряд пришёлся точно впору. Она с восхищением разглядывала изящную фигурку воспитанницы, облачённую в кремовое платье с тугим лифом, расшитым золотыми и серебряными нитями, и пышными многослойными юбками из полупрозрачной органзы. Она пожалела, что пришлось продать драгоценности, однако юность сама по себе была прекрасным украшением и потому не нуждалась ни в золоте, ни в алмазах.

Юфимия с удивлением отметила, что перед ней стояла уже не маленькая девочка, а юная девушка, только готовившаяся вступить в эту жизнь, тогда как жизнь её самой давно уже перетекла в ранг безрадостного существования.

Погладив рукой в шерстяной перчатке отполированное до зеркального блеска древко метлы, Дельфи взмыла в небо, ярко раскрашенное зарёй. Спустя неделю после осеннего равноденствия день быстро шёл на убыль, уступая место ночи, озаряемой мистическими всполохами северного сияния.

С тех пор, как Дельфи стала членом команды, Крам лично подписал необходимое разрешение, и сторож стал выдавать ей для самостоятельных полётов новенькие «Нимбусы-2001» вместо дребезжащих «Чистомётов». Она несказанно обрадовалась произошедшей перемене и стала просыпаться ещё раньше, чтобы как можно больше времени перед началом занятий проводить в воздухе. Даже в выходные она старалась по возможности не изменять этому правилу и, покормив Тенебриса, отправлялась на квиддичное поле.

Дельфи пролетела над башней, коснувшись рукой крыши. Взгляд зацепился за живописный скалистый уступ, выдававшийся далеко вперёд. Она резко развернула метлу и, оттолкнувшись ногами от замшелой черепицы, взяла курс на утёс.

Прислонив метлу к кривой сосёнке, сиротливо жавшейся к голому камню, и для надёжности привязав её к ней наколдованной толстой верёвкой, она осмотрелась по сторонам. Справа меж скал пролегала узкая тропинка, кое-где поросшая жидкими кустиками дикого чабреца, змеёй огибая крутой утёс, подобно как гигантский Ёрмунганд родом из древних скандинавских сказаний обвивает кольцами земной шар.

Она наклонилась, чтобы сорвать веточку чабреца, покрытую мелкими сиреневыми соцветиями. Ей сразу вспомнился ароматный горячий чай, который разливала по чашкам фрау Билевиц, когда она гостила в Халльштатте.

По тропе градом покатились мелкие камешки, исчезнув в пропасти. Это был тот случай, когда по воздуху добираться было определённо безопаснее. Она осторожно сделала несколько шагов по белому камню. В пяти футах от носков ботинок уступ резко обрывался. Ветер завывал со страшной силой, грозясь сбить её с ног. В глубине души осознавая всё безрассудство и глупость своего поступка, Дельфи подошла вплотную к обрыву и села на самом краю, свесив вниз ноги.

Только сейчас она задумалась о двойственности Стихии Воздуха — ветер способен как затушить, так и раздуть пламя из едва тлеющего уголька, способен поднимать на море огромные волны, топить корабли и вырывать из земли вековые деревья. Он бесплотен — его нельзя поймать и нельзя усмирить. Он способен быть лёгким бризом и в следующую секунду обернуться разрушительным смерчем.

Дельфи застегнула мантию на все пуговицы, чтобы потом не пришлось применять к ней Манящие чары. Кроваво-красная лента под цвет мантии, стягивавшая волосы в хвост, ослабла, и ветер, подхватив лёгкую полоску атласной ткани, играючи понёс её в сторону замка. Внизу сновали крошечные фигурки студентов в алых одеждах, не подозревавшие о том, что на вершине скалы сидит она, Дельфи, и наблюдает за ними с высоты птичьего полёта.

Дельфи поднялась на ноги и осторожно попятилась назад, стараясь не поскользнуться на гладких камнях, ещё влажных после вчерашнего дождя.

— Accio, Дельфи!

Невидимая сила отбросила её назад, ударив о каменную глыбу. Превозмогая боль в спине, она резко вскочила на ноги и выхватила из кармана волшебную палочку, озираясь по сторонам. Сердце бешено колотилось.

На каменистой тропинке стоял Тристан с перекинутой через плечо холщовой сумкой, из которой торчали какие-то сухие былки. Его и без того довольно бледное лицо сделалось белым как полотно.

— Тебе жить надоело, Роули?!

Дельфи, облегчённо вздохнув, опустила палочку и принялась растирать ушибленную спину.

— Как ты здесь очутилась?

— Пролетала над замком. — Она махнула перчаткой на привязанный к сосне «Нимбус». — И увидела красивое место. Сам-то ты что здесь делаешь?

— Да, место и впрямь восхитительное, — согласился Тристан, с шумом втянув в себя горный воздух, остро пахнущий чабрецом. Он сделал несколько шагов к обрыву и задумчиво глянул вниз. — Штольц рассказал мне о нём ещё на втором или третьем курсе. Надо пополнить запасы кое-каких ингредиентов для зелий. Вот это, например, — он достал из сумки длинную сухую былку, увенчанную зонтичным соцветием, напомнившим Дельфи заросли борщевика на заднем дворе их лондонского дома, — дягиль. Используется в некоторых противоядиях.

Кстати, Штольца можно поздравить с новой должностью — теперь он действительно профессор. Через год я надеюсь получить при нём место практиканта.

— Было бы здорово, — улыбнулась Дельфи. Тристан стал её другом, и ей не хотелось расставаться с ним. Она уже не представляла себе вечера в Дурмштранге без их посиделок в пустом классе после окончания работы над очередным зельем. Наплевав на все правила техники безопасности, они пили чай с лакричными конфетами, отодвинув в сторону пузырьки с ядами и банки с заспиртованными тварями, от одного вида которых у большинства учеников пропадал аппетит.

— Знаешь, от высоты мне становится немного не по себе. Я бы не смог так, как ты. Может быть, потому что я — человек Земли, а ты — Воздуха…

— Какие глупости, — фыркнула Дельфи. — Сам Крам говорил про условность распределения. Да и директор тоже.

— Возможно. — Пожал плечами Тристан. Он задумчиво следил за проплывающим под его ногами тяжёлым облаком. — Однако не просто так на протяжении стольких веков проводится распределение.

Дельфи подошла поближе к краю и теперь тоже наблюдала за медлительным облаком, похожим на комок свалявшейся ваты.

— Ты здорово летал тогда, в Халльштатте. А ведь горы там гораздо выше. — Она с опаской покосилась на узкую осыпающуюся тропинку. — Мне кажется, эта дорога не очень надёжная…

— Здесь всё какое-то другое… — вздохнул Тристан. — Чужое… Взгляни туда. — Он ткнул сухой былкой, которую всё это время крутил в пальцах, в сторону двух остроконечных вершин, между которыми вдалеке виднелась полоска серого океана. Они образовали узкую долину, поросшую кривым лесом из тёмных сосен и дохлых лиственниц, уже начавших сбрасывать свои иголки-листочки. Кое-где виднелись пятна моховых болот, напоминавшие огромные изумрудные кляксы.

Преподаватели каждый год стращали первогодок тем, что в долине бродят инферналы — недобитки времён основателей и присоединившиеся к ним плоды экспериментов Гриндельвальда в бытность его студентом, в пещерах обитают свирепые тролли, а по непроходимым топям скачут красные колпаки и фонарники.

По другую сторону простиралась безлесная равнина, покрытая раскисшей после первых заморозков травой, так же окружённая со всех сторон угрюмыми скалами.

Действительно, какой разительный контраст с залитым солнцем альпийским Халльштаттом, пестрящим пряничными домиками!

— И потом, — продолжил Тристан, повернувшись спиной к пропасти, — метлу нужно где-то оставить… — Он отошёл от обрыва и подал Дельфи руку. — Осторожнее! Я знаю, как ты любишь летать, но это не самое подходящее место для полётов.

Они почти одновременно рассмеялись.

— Самое что ни на есть подходящее, смотри! — задорно воскликнула Дельфи, отпуская ладонь Тристана и отступая на несколько шагов назад.

Она закрыла глаза и попыталась мысленно сконцентрировать массу своего тела в одной точке, как это описывалось в тех немногочисленных индуистских писаниях, переведённых на английский или немецкий языки. В некоторых из них говорилось, что внутренняя энергия мага подобна спящей змее, свернувшейся кольцами, и необходимо лишь заставить её проснуться. Дельфи находила это сравнение весьма символичным.

Она чувствовала, как волна магии поднимается внутри, отрывая её от холодного серого камня. Несколько секунд она действительно парила в футе от земли, раскинув в стороны руки и откинув назад голову. Длинные волосы красиво развевались на ветру, придавая сходство со смертоносной Медузой.

Тристан хотел было схватить её за руку и оттащить подальше от осыпавшегося обрыва, но замер на месте, не в силах оторвать взгляд от этого прекрасного и в то же время жуткого зрелища. Высокая фигура в алой мантии, зависшая в шаге от пропасти, медленно опустилась на землю. Дельфи открыла глаза и откинула упавшие на лицо волосы.

— Ну как? — поинтересовалась она будничным тоном, каким обычно спрашивала о степени готовности того или иного зелья.

Тристан много слышал о магах, способных подниматься в воздух одной лишь силой мысли без заклинаний и мётел, но ему никогда не приходилось видеть ничего подобного своими глазами. Какой пугающе красивой казалась она ему в тот момент. Тристан улыбнулся, удивляясь самому себе, — почему только он раньше не обращал внимания на подругу младшей сестры. В бесконечной школьной кутерьме он упустил тот момент, когда не по годам смышлёная девочка превратилась в красивую девушку.

Дельфи вскинула подбородок, наслаждаясь произведённым эффектом. Тристан от удивления не мог вымолвить ни слова — даже не ввернул, как обычно, одно из своих любимых словечек, которые вставлял к месту и не к месту, и за которые ему часто влетало от отца.

— Давно ты так? — наконец, вымолвил он.

— Совсем недавно, лишь пару месяцев. Тренировалась, пока была в Лондоне, — ответила Дельфи. — Там ужасно скучно: опекунша вечно жалуется на несносное поведение Мундугнуса, а этот жулик настраивает её против меня — говорит, я кончу свои дни за решёткой. Должен же кто-то проучить этого негодяя! На улицу я почти что не выхожу — Питу и его мерзкой маггловской шайке кажется очень забавным обдать меня грязью, проехав мимо на мопеде! Колдовать можно только в доме… — Она подошла к тонкому деревцу, к которому был привязан «Нимбус», и отвязала метлу. — Я давно искала литературу по этой теме, но перевод с санскрита просто ужасен… Так что я всё ещё жду твоё зелье! — Она улыбнулась.

— Боюсь, с зельем дела идут не так хорошо, как хотелось бы, — помрачнел Тристан. — Такое ощущение, что этот горе-зельевар после применения своего варева сам летал только во сне…

— «Нимбус» выдержит нас обоих. Не хочешь спуститься вниз вместе со мной?

Метла, слегка просев под двойным весом, рванула с обрыва. Дельфи обняла Тристана за талию, изо всех сил вцепилась руками в его мантию и положила подбородок ему на плечо. Мимо них пролетела какая-то птица, едва не задев её крылом по лицу. Они поравнялись с распахнутыми настежь окнами замка. Оторвав руку от мантии Тристана, Дельфи весело помахала Катарине и Мэрит, обозревавшим окрестности. Катарина едва не перевалилась через подоконник, а Мэрит, присвистнув, махнула в ответ.

— Отлетим подальше от стадиона, — попросила Дельфи, заметив сторожку. — У меня могут отобрать разрешение на «Нимбус».

Они приземлились за озером на опушке чахлого леса. Коснувшись ногами пожелтевшей травы, Тристан соскочил с метлы и подал своей спутнице руку. Опершись на протянутую ладонь, Дельфи спрыгнула следом.

* * *

— Сильнее! — потребовала Катарина, оставшаяся недовольной тем, как Мэрит затянула корсет её жемчужно-белого платья, до боли напоминавшего наряд невесты. Ей уже нечем было дышать, но она упорно требовала сделать и без того тонкую талию ещё уже. Мэрит, пробормотав какое-то ругательство, уперлась коленкой в спину однокашницы и резко потянула на себя ленты шнуровки, от чего атласная ткань угрожающе затрещала. — Девочки, помогите ей!

Дельфи, в тот момент укладывавшая пушистые волосы Гретхен в сложную причёску, следуя указаниям модного журнала, который подруга одолжила у Мари Розье, одарила Катарину недовольным взглядом. Наконец, Мэрит справилась с корсетом и, облегчённо вздохнув, принялась за свой туалет.

— Кстати, мы не видели твой наряд, Дельфи! — Мэрит вертелась перед зеркалом, придирчиво расправляя мелкие оборки розового кисейного платья. Она оттолкнула в сторону Катарину, с помощью волшебной палочки завивавшую локоны.

— Да нет у неё никакого платья, — не преминула уязвить соседку по комнате Катарина. — Пойдёт наша Изольда со своим Тристаном на бал в мантии, которую надевала на первом курсе. Она коленки-то хоть прикрывает?

Дельфи ненавидела дурацкое прозвище, приставшее к ней после знаменательного полёта под окнами башни. Но был в этом и положительный момент — особо обидные клички постепенно отошли на второй план.

— Silencio! — Дельфи сделала пасс рукой в её сторону и продолжила укладывать волосы Гретхен. Катарина задохнулась от возмущения и продолжала беззвучно открывать и закрывать рот подобно рыбе, выброшенной на берег. Мэрит, метнувшись к тумбочке, схватила её волшебную палочку и теперь скакала по комнате, уворачиваясь от летящих в неё исписанных свитков пергамента, сломанных перьев и прочего канцелярского хлама.

Дельфи усмехнулась, наблюдая за её кривляниями: казалось, что и спустя двадцать лет Мэрит будет вихрем носиться по комнате с чьей-нибудь палочкой в руках!

Иногда, лёжа без сна в неуютной постели и слушая протяжные крики облезлого авгурея, она рисовала в голове их встречу через несколько лет после окончания Дурмштранга.

«Будущее за вами», — каждый год с пафосом говорила директор, обращаясь к студентам с приветственной речью.

Катарина выйдет замуж за какого-нибудь высокого чиновника из немецкого Министерства и станет в один ряд с наградными грамотами и кубками на каминной полке.

Мэрит, конечно, будет играть в норвежской сборной — ей так и виделось, как однокашница молнией проносится над крутыми фьордами, и её тонкие косички развеваются на ветру…

Гретхен унаследует дело своего прадеда и будет вынуждена держать высокую планку, заданную Грегоровичем. И так же, как и фрау Билевиц, будет балансировать между семьёй и работой.

Тристан… Тристан сумеет получить эликсир жизни и, подобно Николасу Фламелю, впишет своё имя в историю.

А она, Дельфи, сравняв с землёй стены проклятого Азкабана, наконец, воссоединится с отцом. «Если, конечно, он вообще дотянет до этого момента, — настойчиво шептал её внутренний голос. Она мысленно обрушивала на него все известные ей проклятия и продолжала лелеять свои мечты.

Дельфи незаметно засыпала и видела себя облачённой в подвенечное платье Беллатрикс с приколотыми к нему живыми цветами. Перед ней в струящейся мантии стоял Тристан, протягивая обе руки. Она касалась его ладоней, и цветы на платье расплывались кровавыми пятнами. С красивого лица молодого человека сползала счастливая улыбка, и оно искажалось в страшной гримасе. Дельфи просыпалась в холодном поту, зажигала свет на конце палочки и беспокойно оглядывалась по сторонам: по правую руку от неё спала, накрывшись с головой, Мэрит, по левую тихо сопела Гретхен, а у противоположной стены, подложив ладошки под щёку и улыбаясь чему-то одному ей известному, видела сны Катарина.

— Пойду посмотрю, что происходит внизу! — напоследок выкрикнула Мэрит и выбежала из спальни, прихватив с собой волшебную палочку Катарины; Катарина без сил повалилась на кровать, накрыв голову подушкой. Её сова принялась рассерженно ухать, а старый Тенебрис, только что влетевший в распахнутую форточку, изо всех сил старался её перекричать.

— Очень красиво! — Гретхен аккуратно поправляла причёску, украшенную наколдованной несколько минут назад белой розочкой. — Надевай скорее своё платье, и я постараюсь уложить твои волосы. Пора бы нам спускаться — торжество уже началось.

Дельфи усмехнулась, пытаясь пригладить торчавшие во все стороны пряди, вившиеся мелким бесом. Она сомневалась, что подруге удастся сотворить из них что-либо стоящее и мысленно представляла себя кружащейся в вальсе с вороньим гнездом на голове.

Она достала из чемодана шуршащий свёрток, перемотанный бечёвкой, и яркую обувную коробку с белыми лодочками на каблуке-рюмочке, аккуратно развязала узелок и развернула упаковочную бумагу. Гретхен, присев на краешек её кровати, восторженно ахнула, увидев платье из невесомой органзы, расшитой золотыми и серебряными нитями. Платье Дельфи было почти того же цвета, что и её собственное.

Дельфи аккуратно надела платье, стараясь не оставить ни одной зацепки на ткани бесчисленных юбок. Катарина высунула из-под подушки голову и с раскрытым ртом наблюдала за превращением нескладной девочки, которую добрая половина Дурмштранга то дразнила за худобу и высокий рост, в изящную юную девушку, собиравшуюся на свой первый торжественный вечер.

Как и тогда, в доме Роули, Дельфи покружилась вокруг себя, взметнув пышными юбками. Блеск золотых нитей, украшавших праздничный наряд, напоминал не то пьянящие брызги шампанского, не то прозрачные капли дождя на осенних листьях, ещё каких-то пару месяцев назад кружившихся за окнами замка.

— Какое красивое… — С Катарины, наконец, спало заклятие немоты, и она, растеряв свою прежнюю язвительность, не смогла сдержать восхищённого вздоха. — Оно принадлежало твоей матери?

— Тёте, — поправила её Дельфи. — Тёте Юфимии.

У Беллатрикс в своё время, наверное, были куда более роскошные наряды, чем носила Юфимия. Дельфи наколдовала стакан воды и в несколько глотков осушила его, проглотив липкий ком, подступавший к горлу каждый раз при воспоминаниях о матери.

Гретхен зажала в губах несколько шпилек для волос, которые по очереди вставляла в причёску подруги. Модный журнал висел прямо в воздухе и переворачивал страницы по мановению волшебной палочки.

Из угла комнаты раздался отвратительный хруст — Тенебрис решил полакомиться феями, украшавшими рождественскую ёлку. Девочки повернулись на шум как раз в тот момент, когда он отрывал последней из фей голову. Под деревцем валялись обломки прозрачных крыльев.

Катарина, зажав рот рукой, пулей вылетела из комнаты, едва не запутавшись в подоле. Дельфи хладнокровно устранила последствия ужина своего питомца и водрузила отчаянно верещавшую птицу в клетку.

— Кажется, вышло неплохо?

В довершение Гретхен полила её причёску каким-то составом, придавшим им блеск.

— Замечательно, — уверила подругу Дельфи, разглядывая своё отражение в высоком настенном зеркале. Словно по волшебству те черты, которые ей никогда не нравились в себе, вдруг обернулись достоинствами: казавшийся болезненным бледный цвет кожи прекрасно оттенял глаза и локоны цвета вороного крыла, худоба ещё больше подчёркивала хрупкость, а высокий рост придавал стать — стоило лишь немного расправить плечи.

«Надо бы чаще напоминать об этом Тристану», — улыбнувшись, подумала Дельфи, вспомнив его привычку немного сутулиться.

— Смотри, Дельфи, мы словно сёстры. — Гретхен встала перед зеркалом рядом с ней. Переглянувшись, подруги одновременно рассмеялись. Обе они были одеты в платья цвета шампанского, разве что наряд Гретхен несколько отличался оттенком и был более современного кроя.

К их заливистому смеху прибавился голос только что вошедшей в комнату Катарины. Согнувшись пополам от душившего её хохота, она заявила, что в жизни не видела более непохожих друг на друга сестёр — Гретхен едва доставала Дельфи до подбородка. В руках Катарина держала две толстые свечи в заляпанных воском подсвечниках. Взглянув на висевшие на стене часы, показывавшие без четверти полночь, она аккуратно поставила свечи на пол.

— Собралась, наконец, заняться учёбой? — саркастически поинтересовалась Дельфи, с недоумением наблюдая за манипуляциями соседки, которая лихорадочно рылась в поисках чего-то в своей прикроватной тумбочке. — Тебе не кажется, что сейчас не самое подходящее время?

— Могу я одолжить твоё зеркало? — Получив согласие, Катарина взяла с тумбочки подарок Нарциссы — овальное зеркальце в изящной оправе. — Я только что узнала об одном древнем гадании, которое нужно проводить непременно в первую ночь Йоля. Оно никогда не врёт. — Катарина, подобрав пышные юбки, расположилась на медвежьей шкуре, устилавшей пол спальни.

— Colloportus! — Дверь резко захлопнулась. Катарине удалось-таки отвоевать у Мэрит свою палочку.

— Постой, — нахмурилась Гретхен. Маленькая комната погрузилась во тьму. — Ты собираешься гадать прямо сейчас?

— Я всё разузнала. Бал состоится после полуночи, когда мелюзга отправится спать, — отмахнулась Катарина. — Я только что была внизу — сейчас фрау директор толкает какую-то речь, а горстка детворы скачет вокруг догорающего полена. Если хотите — присоединяйтесь.

Она зажгла свечи, и по стенам заплясали красноватые отблески пламени. Капли раскалённого воска упали на тыльную сторону ладони, заставив её резко отдёрнуть руку.

Дельфи, скрестив руки на груди, с недоверием наблюдала, как однокашница старается поймать маленьким зеркальцем отражение большого зеркала, висевшего на стене позади неё. После неудавшегося ритуала, который пыталась провести ныне покойная фрау фон Эйссель, она потеряла всякое доверие к подобного рода занятиям.

— И что мы должны там увидеть? — поинтересовалась Гретхен, присаживаясь рядом с Катариной и с опаской заглядывая в тёмное зеркало. — Я пока вижу лишь нас двоих… Фрау фон Эйссель всегда говорила, что стоит быть осторожнее с зеркалами. Теперь троих, — она рассмеялась, отодвигаясь чуть в сторону, чтобы Дельфи было лучше видно.

— Сегодня самая длинная ночь в году, прошлое, настоящее и будущее соединятся, — ответила Катарина, обернувшись на часы. — Осталась пара минут! Ты с нами, Изольда?

Любопытство в который раз пересилило здравый смысл, и Дельфи, потеснив однокашниц, устремила взгляд в центр бесконечного коридора, образованного двумя зеркалами. Отражение отдавало чуть в красноту — наверное, из-за свечного освещения. Она видела лишь три пары огромных глаз — чёрные, голубые и зелёные… Кто-то настойчиво стучал в дверь. Внизу пробили куранты.

Настенные часы показывали двенадцать, одиннадцать, десять… Стрелки бешено вращались вокруг своей оси — ход времени неумолимо двигался назад. Часы растекались, подобно плавящемуся свечному воску, как на картине Сальвадора Дали⁽³⁾, копия которой висела в гостиной дома Мундунгуса…

Гретхен пронзительно вскрикнула, и Катарина выронила из рук зеркало, которое, упав на пол, лишь чудом не разбилось на тысячи мелких осколков. Кто-то зажёг свет.

— Я видела себя в свадебном платье. Я… я выхожу замуж, — мечтательно протянула зачинщица гадания. Метнув в сторону Гретхен уничтожающий взгляд, она продолжила говорить: — Позади меня мелькали какие-то тёмные тени… силуэты… Из-за тебя я не смогла разглядеть их!

— Может быть, просто кто-то нацепил на бал подвенечный наряд? — хмыкнула Дельфи.

Побледневшая Гретхен, вцепившись в зеркало, лихорадочно горящими глазами рассматривала своё отражение, то и дело дотрагиваясь дрожащими пальцами до цветка, который Дельфи воткнула в её причёску.

— Я видела себя с венком из красных роз на волосах!

— Может, это пламя придало красный оттенок?

Гретхен отрицательно покачала головой.

— Это был именно венок, а не цветок. И, кажется, платье было другое… — неуверенно пробормотала она. — Ты что-нибудь видела?

— Время, — ответила Дельфи. Она обернулась: висевшие на противоположной стене часы показывали пять минут первого. — Оно повернулось вспять. Часы шли как будто бы назад… А потом они… не знаю… расплавились, как на той странной картине Дали, понимаете?

— Возможно, это было всего лишь отражение часов, — предположила Гретхен, отложив, наконец, зеркало. — В зеркале ведь всё перевёрнуто, вот тебе и померещилось. И мне померещилось.

Стук становился всё настойчивее.

— Девчонки, вы вообще сегодня выходить собираетесь?!

* * *

Тристан ожидал Дельфи в общей гостиной Дома Воздуха, прислонившись к нагретой стене. Поверх белой рубашки и идеально выглаженных брюк он накинул на плечи иссиня-чёрную мантию, которую надевал на Рождество дома. Тогда сестре с огромным трудом удалось заставить его надеть её. Чуть поодаль стоял облачившийся в смокинг Генрих Абель.

Светящийся от счастья Бальтазар, одетый в пёстрый норвежский костюм с шерстяными гольфами до колена и начищенные до блеска лаковые туфли с массивными серебряными пряжками, спускался по винтовой лестнице под руку с Гретхен, согласившейся пойти с ним на бал. Мэрит как-то обмолвилась, что такой костюм называется «бюнад». То, что Бальтазар с самого первого курса оказывал подруге знаки внимания, было известно всем — взять хотя бы толстую пачку кривых валентинок, полученных Гретхен четырнадцатого февраля две тысячи десятого года. Тогда Бальтазару казалось, что успех предприятия напрямую зависит от количества открыток. В позапрошлом году Гретхен получила в подарок очаровательного клубкопуха, на шерсть которого у ней затем обнаружилась лютая аллергия, а год назад среди писем обнаружился конверт, громовым басом декламировавший стихи какого-то норвежского поэта. Судя по хохоту Мэрит, магия оказалась бессильна разобрать почерк Ромео, и оттого половина слов сменила значение на противоположное.

Когда Генрих со своей спутницей, подметавшей длинным шлейфом своего белоснежного платья не самые чистые полы замка, удалился из общей гостиной, Дельфи помахала рукой Тристану. Тот, улыбнувшись, сделал шаг навстречу.

— Ты правда очень красивая. Я даже не сразу узнал тебя в этом платье!

Дельфи заправила за ухо выбившуюся из высокой причёски прядь, не без удивления отметив, что длинные волосы Тристана, обычно собранные в хвост, теперь были аккуратно подстрижены. Проследив направление её взгляда, Тристан усмехнулся:

— Отец хочет, чтобы я «прилично выглядел», — он состроил недовольную мину. Дельфи не переставала удивляться Тристану, в котором скрупулезность и педантичность мирно сосуществовали бок о бок со всплесками юношеского максимализма. — Он, хоть и на дух не переносит Каркарова, говорит, что при нём была идеальная дисциплина, не в пример нынешней — все ходили по струнке, а Розабельверде, несмотря на громкие заявления, на многое закрывает глаза. Отец, кажется, учился с ней в одни годы. Она ведь никого ещё не отчислила из-за тех же дуэлей вне Клуба, к примеру, хотя каждый год грозится. — Тансфигурировав забытое каким-то рассеянным учеником перо в расчёску, Тристан провёл ею несколько раз по волосам.

— А мне нравились твои волосы, — улыбнулась Дельфи. — Но так тоже неплохо. Я видела на колдографии мужа моей тёти Нарциссы — его волосы даже длиннее, чем у неё самой. В детстве мне это казалось таким забавным! У нас в Британии многие волшебники носят такие причёски. Главное, не отрасти себе случайно моржовые усы, как сделала Катарина!

— Постараюсь. — Тристан отворил входную дверь, пропуская Дельфи вперёд. — Хотел бы я побывать на родине Ди, Келли и Роджера Бэкона…

Спускаясь в непривычно длинном платье по лестнице, Дельфи шарахалась от галдящих первогодок, спешащих разойтись по своим спальням.

Под потолком просторного холла на цокольном этаже кружились огромные заколдованные снежинки. Периодически они неожиданно опускались на чью-либо макушку, вызывая море восторга не только у впечатлительных младшекурсников, но даже у некоторых преподавателей.

Двери зала Четырёх Стихий были распахнуты настежь, чтобы не создавать заторов из спешащих на бал студентов. Изнутри доносилась пронзительная мелодия, напоминавшая звуки скрипки. Дельфи с Тристаном, потеснив несколько танцующих пар, заняли место недалеко от высокой ели, украшенной переливающимися гирляндами и живыми феями с прозрачными крыльями. Рядом медленно догорало йольское полено. В Дурмштранге Дельфи всегда удивляло соседство, казалось бы, несовместимых культур — рождественская ель мирно соседствовала с йольским поленом, а пасхальные угощения — с огнями Вальпургиевой ночи…

На небольшой круглой сцене у противоположной стены, сооружённой специально по случаю бала, играл на маленькой расписной скрипке Бальтазар Розенкранц. С высокого портрета за его виртуозной игрой наблюдала основательница Дурмштранга Нерида Волчанова. То была статная волшебница со строгими глазами и сдержанной мягкой улыбкой. Её длинные тёмные волосы были заплетены в тугую косу, перевязанную алой лентой, и перекинуты через плечо. Мимо портрета, шурша длинной золотистой мантией, чинно прошествовала директор под руку с пожилым волшебником в изумрудной мантии. Её собственные волосы были заплетены в такую же косу, как у болгарской колдуньи.

Рядом с портретом первой главы Дурмштранга висела картина поменьше, на которой неизвестный художник изобразил второго директора — прославленного дуэлянта Харфанга Мунтера. Поговаривали, что он был причастен к смерти своей предшественницы. Седовласый волшебник с аккуратной бородкой клинышком грозно хмурил брови, то и дело бросая колючие взгляды в сторону чересчур разбушевавшихся шестикурсников в дальнем углу зала.

— Красиво играет, — завистливо вздохнула подошедшая с двумя стаканами лимонада в руках Мэрит Нильсен. — Я так и не научилась играть на хардангерфеле⁽⁴⁾ — порвала, наверное, бесчисленное количество струн! Родители, в конце концов, махнули на меня рукой и теперь сконцентрировались на младшем брате. Бедный Ларс! — хихикнула Мэрит, сделала глоток лимонада и поморщилась. — Слишком сладко. И я зачем-то взяла два… Хочешь?

Дельфи отрицательно помотала головой. Мэрит оглянулась по сторонам в поисках кого-нибудь, не занятого в танцах. Заметив мявшегося в сторонке Эйнара, она поспешила к нему, высоко подняв стаканы над головой, чтобы не расплескать напитки.

Раскрасневшийся Бальтазар передал инструмент стоявшему рядом со сценой музыканту из приглашённого оркестра и некоторое время под бурные аплодисменты публики кланялся, как подобает настоящим артистам. Он послал воздушный поцелуй в сторону Гретхен, хлопавшей громче всех, и под последние аплодисменты спрыгнул со сцены, уступив место хору, затянувшему протяжную сагу. Студенты едва не задохнулась от смеха, заметив среди поющих сторожа спортивной раздевалки, сменившего по такому случаю привычный свитер на старомодную мантию с жабо и оборками на рукавах.

— Это же герр Торвальдсон! — пропищала девочка-второкурсница, невесть как прошмыгнувшая на бал. Заметив мелькнувшую среди танцующих пар золотую директорскую мантию, второкурсница предпочла ретироваться.

Снова раздались аплодисменты, и хор сменился оркестром. На сцене появились музыканты во фраках и высоких шляпах-цилиндрах во главе с маленьким полным дирижёром.

— На чём же они будут играть? — вполголоса шепнула Дельфи на ухо Тристану. Тот пожал плечами, показывая, что не имеет ни малейшего представления об этом. В зале установилась звенящая тишина — собравшиеся с интересом наблюдали за дальнейшими действиями странного оркестра. Было так тихо, что Дельфи легко могла слышать биение своего сердца.

Маленький дирижёр лёгким взмахом палочки трансфигурировал цилиндры в музыкальные инструменты. По залу пронёсся вздох восхищения, студенты и преподаватели захлопали в ладоши. Дирижёр, лучезарно улыбнувшись из-под пышных усов, ещё раз взмахнул палочкой, и оркестр заиграл «Весенние голоса» Штрауса.

Дельфи положила ладонь поверх протянутой руки своего спутника, и они закружились среди пар, пестрящих яркими платьями и нарядными мантиями. Мимо галопом промчалась какая-то пара, по пути оттоптав длинный шлейф Катарины. Они поравнялись с коренастым семикурсником, кружившимся с Мэрит Нильсен, чьё лицо по цвету почти сравнялось с розовым платьем, директор в червонного золота мантии вальсировала всё с тем же колдуном в изумрудных одеждах…

Следом играли Чайковского и Шопена. Затем оркестр удалился, и на сцену выплыла популярная французская певица-вила, исполнявшая романтические баллады, от которых слушателей неизменно пробивало на слёзы. Никто не мог точно сказать, специально ли вила провоцировала такую реакцию, или же тексты и музыка сами по себе вызывали неконтролируемое слёзоотделение. Не желая провести остаток вечера с красными от слёз глазами, Дельфи потянула Тристана на выход из зала.

В холле с потолка продолжал падать заколдованный снег, образуя на каменных плитах полу не тающие сугробы. Выйдя из тёплого зала, Дельфи зябко поёжилась, глядя на снежные горы посреди холла. Она почувствовала, как руки покрываются противной гусиной кожей. «Наверное, и губы тоже посинели…» — она разочарованно вздохнула, покусывая нижнюю губу.

Тристан тем временем, расчистив среди искрящихся сугробов узкую тропинку к окну, наблюдал за происходившим на улице, прислонившись лбом к покрытому морозными узорами стеклу. Дельфи любила делать так в детстве, сидя на подоконнике в старом доме опекунши и разглядывая проезжавшие мимо маггловские машины.

— Смотри скорее! — Тристан, обернувшись, махнул ей рукой. Звонко цокая каблучками туфель, Дельфи протиснулась мимо сугробов к окну, высоко приподнимая подол длинного платья. Она никак не могла привыкнуть к неудобному наряду.

Дельфи, как в детстве, прижалась лбом к холодному стеклу. В чёрном небе переливались зеленью яркие всполохи Авроры. Сквозь щель в оконной раме по ногам тянуло ледяным воздухом. Где-то вдалеке били в колокола.

— Это так странно… — задумчиво произнесла Дельфи, вздрогнув. Газовое платье определённо не было предназначено для прогулок по коридорам Дурмштранга. Тристан накинул на её дрожащие плечи свою мантию.

— Что именно тебе кажется странным? Через пару дней Рождество.

— Колокола. Магглы охотились на нас, как на зверей, а мы продолжаем справлять их праздники… Меня это удивляет с тех пор, как я наткнулась на «Молот ведьм» в библиотеке⁽⁵⁾.

— Это общие праздники, — мягко сказал Тристан, обнимая её за плечи. — Хотя для большинства из нас это просто традиция, оставшаяся с тех времён, когда ещё не был принят Международный Статут. Мои родители часто заходят в часовню Святого Михаила — ту самую, с расписными черепами в костнице, помнишь?

Дельфи кивнула. Тот день она до сих пор помнила по минутам. Единственное, что подпортило тогда первое впечатление о Халльштатте — выбеленные черепа с пустыми глазницами, словно следившие за каждым её шагом.

— И потом, тебе разве не нравятся подарки и ёлка? — шутливо поинтересовался Тристан, отходя от окна. — Мысли позитивно: мы, в отличие от магглов, справляем целых два праздника: Рождество и Йоль! Вдвойне веселее! — Дельфи улыбнулась: на его лбу теперь расплывалось красное пятно. Она попыталась сдержать подступающий к горлу смех, прикрыв рот ладонью.

— Даже не думай, у тебя тоже стекло отпечаталось. — Тристан провёл пальцами по её лбу и коснулся губами отпечатка окна, алевшего на бледной коже.

Она почувствовала, как зубы начинают выбивать чечётку. Ноги в лёгких туфлях окоченели от сквозняка, в то время как лицо лихорадочно пылало. Оторвав взгляд от переливов за окном, она подняла глаза. В таких же, как и у неё самой, тёмных радужках Тристана отражались изумрудные всполохи северного сияния.

Тяжёлые двери с лязгом повернулись на ржавых петлях, и в холл ворвался искромётный вихрь музыки — оркестр, вновь сменивший на посту красавицу-вилу, играл один из «Венгерских танцев» Брамса⁽⁶⁾. Следом выкатилась пёстрая толпа студентов.

— Только посмотрите на этих двоих — Тристан и Изольда!

Иллюстрации:

Какая-то кошка в Хальштатте:) (чем не Люси?)

https://ibb.co/dNDSrw

https://ibb.co/ngS94G

Вид из окна башни в Дурмстранге (на фото вид на Альпы из окна одного из швейцарских отелей)

https://ibb.co/b9VU4G

Немного повзрослевшая Дельфи (косплей на Уэнсди Аддамс в исполнении Илоны Бугаевой)

https://www.instagram.com/p/BMJpkAPDRC7/?hl=ru&taken-by=sladkoslava

То самое платье авторства Firefly-Path:)

https://firefly-path.deviantart.com/art/Champagne-Peach-Fantasy-Bridal-Gown-541126250

Юфимия Роули в юные годы (американская актриса начала XX века Мод Фили)

https://ibb.co/cbnjUG

---

1) Мои робкие дилетантские попытки «расшифровать» герб Дурмштранга:) Просмотрев некоторые гербы и флаги с изображением двуглавого орла, заметила, что орёл на гербе школы больше всего напоминает орла на гербе Священной Римской империи (например, расположением перьев и головами). Правда, за исключением цвета — цвет орла с герба Византийской империи. На арке в Хальштатте же изображён герб Австрийской империи (в основе которого лежит римский орёл), стоит дата (1856 год) и имя императора Франца Иосифа I.

Вернуться к тексту

2) В Хогвартсе во время Турнира Трёх Волшебников бал проводился в ночь под Рождество, и ученики, соответственно, оставались на рождественские каникулы в школе. В Дурмштранге бал согласно моему хэдканону проводится ежегодно на Йоль — день зимнего солнцестояния. Первая из 13 ночей Йоля приходится на 21-22 декабря, соответственно, студенты успевают встретить Рождество дома.

Вернуться к тексту

3) Картина Сальвадора Дали называется «Постоянство памяти».

Вернуться к тексту

4) Хардангерфеле — норвежская народная скрипка. В прежние века с этим инструментом было связано множество суеверий, и музыкантов, играющих на нём, считали посланцами нечистых сил. Подробнее о суевериях, связанных с хардангерфеле, здесь: https://eomi.ru/bowed/hardingfele/

Вернуться к тексту

5) «Молот ведьм» — реально существующий трактат 15 века о методах преследования ведьм.

Вернуться к тексту

6) На балу оркестр играл «Венгерский танец № 5»

Вернуться к тексту