Йецер-ара (джен)

А вот седьмая знаменательная встреча в борделе Осю совершенно не смутила. Что такое девушка и что с ней можно делать он прекрасно знал, а с такой девушкой как Клавка Лиговская это оборачивалось в неземное удовольствие.

Лежа на белых простынях (чай не полтинничный бардак, а трехрублевое заведение), он курил, пуская колечки дыма в потолок. Клавка сидела рядом, прижавшись белым бедром. Белокурая, аппетитная, при этом молоденькая и шустрая как газель, она пользовалась спросом и не у такого сопляка как Йося. К мужикам-козлам она привыкла. Потерпеть, постонать, принять после этого жестяную таблеточку от ребенка с лафитом и снова по-новой.

Шлеерман ее не лапал, и она сидела спокойно. Хмыкала про себя. Мальчишка совсем, мелкий, но уже паскудник.

— Угостишь папиросочкой? — промурлыкала на ухо. Оська протянул ей папироску и сплюнул на пол.

— Не плюй, небось сам не мыл. Откуда у тебя, шаромыжника, такие хрусты?

Все знала, стерва, Оська про себя хмыкнул, но вслух сказал другое:

— Тебе какое дело, лярва? Твое дело задницей шевелить и помалкивать, когда такие козырные люди как я до тебя изволили снизойти.

— Ой, шлимазл! — Клавка захохотала, роняя пепел себе на грудь. — Ай, горячо! Дурачок ты, Ося. Тебе Ванька-Кобчик кишки на горло намотает за промысел в его районе. Не страшно что ли?

— Нет. Пусть приходит, побалакаем. А своему ухажеру, Гришке с Гавани, скажи, голуба, чтоб грабельки свои от тебя убрал, — он приобнял девушку за талию. — Ты теперь моя. Одену как конфетку, в золоте ходить будешь.

Наученная жизнью Клавка Лиговская хмыкнула:

— Обломишься ты, Йося. А теперь брысь от меня, халамидник. Сопляк ты еще.

А потом и состоялась седьмая знаменательная встреча. В конурку влетела полуголая девица, а за ней в дверях показался боевой такой мужчина с табуреткой:

— Убью, курву!

Клавка взвизгнула, а Шлеерман восхищенно выругался, поднимаясь с кровати.

— Что за хрен к нам пожаловал? — Ося неторопливо натянул брюки, и между его пальцами сверкнула финка. — Входи, дядя.

Девица забилась за шкаф, и боевая Клавка подхватила венский стульчик на защиту товарки, закрывая ее своим телом:

— Выйди!

И ножки стула вперед выпятила. Ося, по всем правилам дворовой науки, ударил бугая ногой в колено, а кулаком в челюсть. За такой удар среди своих ему сразу красный галстук прописали бы. Но здесь своих не было, а амбал не из своих урков — это у него на морде написано. И взвыл он сейчас как-то не по-интеллигентному, матерно, с переливами. Шлеерман брезгливо ударил ему ногой в лицо и вытолкнул в коридор.

— Тикай, Оська! — Клавка опустила стул. — С Ирочкой мы сами разберемся.

Что ж… Почему бы и не последовать мудрому совету?

А вечером пришла Ирочка. Он ее тогда не очень рассматривал, а сейчас вылупил зенки. Красивая как царевна из русской сказки, если бы у царевны был синяк под глазом и отметины от мокрой веревки на спине. Про отметины потом, это Оська уже после постельных утех увидел. Красивая, как гимназистка с картинки, одним словом. И застенчивая.

Разговорились. Оказалось, что она совсем не лиговская, так, недавно в заведение попала. Папаша ее родной продал. Сначала снасильничал еще в малолетстве, а потом, когда белые мухи сниться стали, в бордель продал на потраву.

Ося аккуратно спросил про клиента и курву. Потом посоветовал, куда и как таких посылать надо — к Осе на Лиговку.

Ира стеснялась все равно.

— Мне стыдно, Иосиф.

— Стыдно, стыдно… — он пожал плечами. — А так все честную девушку обижать будут. Тебе это надо?

— Нет.

— Вот и ответ. Я тебя в обиду не дам. Люба ты мне. Чистая как голубь, хоть и гулящая. Руку дай.

Она прижалась как котенок, всхлипнула. Не по себе Оське стало. И не потому что баба прижалась, а потому что нежность накатила. Как к тете Розе, только в два раза сильней. Он приобнял ее, уткнулся носом в волосы, пахнущие какими-то полевыми цветами. Кашкой что ли.

А потом полюбились, без этого никак. Она ушла от него посветлевшая, и у него на душе светло-светло стало.

К Ире Оська стал захаживать частенько. Клавка сначала дулась, даже дралась с Иркой за то, что клиента переманила, а потом махнула рукой.

А весной Оська переменит веру иудейскую на веру православную. Осип Пантелеймонович Жданов, торговый человек, женатый в свои неполные двадцать лет. Жена — Ирина Павловна Жданова, в девичестве Морозова, через год родит мальчишку. И Ося отойдет от налетов.