Была лишь одна Дорога... (гет)

Yet such is oft the course of deeds

that move the wheels of the world:

small hands do them because they must,

while the eyes of the great are elsewhere.

Elrond at the Council

J. R. R. Tolkien

Lord of the Rings: The Fellowship of The Ring

Однако именно так зачастую вершатся дела,

что сдвигают колёса мира:

руки ма́лых делают то, что до́лжны,

пока взоры великих заняты иным.

Эльронд на Совете

Пятый день смертельно усталые Гигберт, Гетберт и Мелисса пытались уйти от пожара. Они бежали, брели и ползли по степи на север, в надежде избавиться от алого зарева за спиной. Порой выбирались на самую кромку побережья Великого Андуина — но тут же приходилось отступать под угрозой чернильно-сизых туч, грозящих обрушиться из-за реки на незадачливых путников и утопить их в потоках воды, скопившейся на небесах. Порой сворачивали к высящимся по левую руку окутанным туманами горам, которые уже однажды пришлось преодолеть. Но и тут приходилось отступать: ни единая тропинка не вела к головокружительным зубчатым вершинам и, вдобавок, Гигберту всё время мерещились чьи-то тени на склонах и у подножия гор, а он не хотел приближаться к подозрительным местам. Временами они падали без сил на разогретую летним зноем землю и мгновенно засыпали, но сон их был тревожным — и малейший шорох степных обитателей или дуновение ветерка снова гнали вперёд.

Временами Мелисса плакала, старательно скрывая слёзы от мужа и Гигберта, — плакала не потому, что потеряла всё, едва обретённое, а потому что казалось, будто вернулись старые времена и в её жизни больше никогда не установится порядок и покой. А иногда они разводили на скорую руку костерок и наспех подкреплялись прихваченными из уничтоженного дома припасами. И тогда Мелиссе казалось, что эта трапеза — последняя в её жизни. Ведь восполнить исчезающие из сумок запасы во время утомительной и безостановочной гонки было уже нельзя…

Днём пятого дня беглецы заметили, что дым и зарево за спиной больше не приближается так стремительно, как раньше, и Гигберт, ставший их предводителем с молчаливого согласия Гетберта, объявил долгий привал.

Мелисса упала в высокую траву и смежила веки, а когда открыла покрасневшие, припухшие от слёз и дыма глаза — уже вечерело. Гарь пожарища, как и днём, едва улавливалась; зарево вроде бы тоже не слишком приблизилось. И в сердце Мелиссы забрезжила слабая надежда — оторвались и… спасены?

Она привстала и, сонно моргая, посмотрела на горящий костерок, откуда доносился вкусный запах готовящейся еды.

— Вставай уже, соня, и ешь, давай, — Гигберт протянул Мелиссе миску: несколько варёных крошечных картофелин, которые успели выкопать на проверку урожая, и вяленая рыбёшка.

— Спасибо, кузен, — пробормотала Мелисса, принимая еду. И миска в её руках перед глазами расплылась от снова застивших взгляд слёз — с каждым днём порция становилась всё меньше, а вынесенные из дома сумки таяли на глазах.

Но в этот раз слёзы не удалось скрыть от кузена мужа, и Гигберт произнёс:

— Да не реви, глупая, придумаем что-нибудь. — И тотчас же отвернулся, стараясь в свою очередь скрыть тревогу в голосе.

Но его беспокойство подхватил и разделил Гетберт, вскочивший на ноги и ткнувший пальцем в направлении гор:

— Смотрите, там!

Гигберт и Мелисса взглянули в указанном направлении: среди травяного раздолья, полого восходящего к Мглистому Хребту, загорались огни — и свет их отчётливо был виден на открытой местности в расстилающейся над степью ночи́.

Мелисса не успела ойкнуть, как муж с кузеном разом бросились к костру, гася чем не попадя ещё играющие с хворостом язычки пламени.

— Туши, туши скорее! — раздраженно шипел Гигберт, ругаясь сквозь зубы. — И там, и ещё вон там!!

— Тушу, ты что, не видишь?! — не отставал Гетберт.

Но толку от их препирательств было мало. Ровно до того момента, когда Мелисса бросила на костёр одно из одеял. Огонь погас. Дымные язычки попытались было выбрать наружу, но Гигберт притоптал их ногами.

— А теперь быстро и тихо уходим, — прошептал он, приложив к губам палец.

Они спешно похватали вещи, собираясь бежать. Но когда Мелисса разогнулась, пряча в сумку что-то из вещей, на неё смотрели янтарно-жёлтые хищные глаза.

Она набрала в грудь воздуха, пытаясь закричать и в то же самое время найти взглядом мужа и кузена. Муж елозил по земле, отодвигаясь подальше от погашенного кострища и сбивая перекинувшийся на штанину уголёк, рот же онемевшего Гигберта накрывала чья-то рука, а к его горлу был приставлен кинжал.

Хищник прыгнул — беззвучно, неумолимо. Мягкие лапы с силой ткнули Мелиссу в плечи, отталкивая в сторону от кострища, и пружинистое тело тяжело навалилось сверху, прижимая к земле. Она открыла рот, но вместо крика из горла вырвался лишь сиплый хрип.

— Leithiо sen!⁽¹⁾ — прозвучало вполголоса повеление на незнакомом языке, и с негромким ворчанием хищник чуть сместился, позволяя Мелиссе сделать вдох. — Всем молчать! — добавил тот же голос уже на всеобщем. — Я не хочу, чтобы кто-либо из вас пострадал.

Гетберт вскочил на ноги во весь рост, растерянно переводя взгляд с жены на кузена, но кричать не стал. Он сунулся было к Мелиссе, но одного утробного рыка хищника хватило, чтобы остудить его порыв. Мелисса зажмурилась, в ужасе представляя, как смыкаются на её шее острые клыки, и понимая, что даже пожелай она закричать — от страха всё равно не выйдет.

— Вот и молодцы. Очень рада, что вы такие понятливые, — едва уловимо произнёс всё тот же спокойный голос. Женский, мягкий и переливчатый — успокаивающий голос. Может быть, потому никто из троицы беженцев и не пытался всерьёз закричать. Этому голосу хотелось верить. Верить, покоряться и молчать…

— Ты же не закричишь, если я отпущу тебя? — осторожно поинтересовался тот же голос. — Тебя и твоих друзей. И мы спокойно поговорим.

Мелисса открыла глаза, пытаясь разглядеть, к кому обращается незнакомая дева, незваной явившаяся к их костру, но в темноте с земли среди высоких трав были заметны лишь силуэты мужа и кузена. А ещё хищные жёлтые глаза совсем рядом и высокая, укутанная в плащ фигура, словно нарисованная на фоне алого неба. Она не видела, как Гигберт отрицательно покачал головой, как с его лица исчезла изящная рука. Лишь после расслышала тихий голос кузена:

— Нет, не буду. И они не станут. Так же, кузены?

— Нет, — отозвался Гетберт, всё ещё не отводя глаз от придавленной к земле Мелиссы.

— Нет, — пискнула в свою очередь и она.

— Methed-en-Faras!⁽²⁾ — снова повелительно произнесла незнакомка, а Мелисса ощутила, как с её тела исчезла тяжесть хищника, отозвавшись лишь мягким толчком в плечо. — Не бойтесь, он не тронет — если не делать резких движений и не пытаться сбежать, — тотчас же добавила дева, цепко хватая бросившегося к Мелиссе Гетберта за плечо. И склонилась, заглядывая в его лицо: — Вы понимаете меня, хоббиты?

Речь незнакомки, хоть и с едва уловимым, каким-то напевно-тягучим произношением знакомых слов, не вызывала у беглецов непонимания, и все трое дружно закивали в ответ, искоса поглядывая на отступившего к ногам девы хищника.

Незнакомка отпустила Гетберта, потрепала по загривку зверя и произнесла, как показалось хоббитам, с усмешкой:

— Очень рада это услышать. А теперь поговорим, только быстро, пока не явились новые гости. Как вы сюда попали и что здесь делаете? — выждав несколько мгновений, но так и не получив ответа, она вздохнула. — Сколько вас? Вы, хоббиты, хоть и неторопливый народец, но всё же должны понимать, когда действовать надо быстро.

В её голосе прозвучала столь откровенная ирония и, как показалось всем, доля пренебрежения, что вся троица разом подалась вперёд.

— Мы живём здесь! — возмущённо воскликнула Мелисса, подхватываясь с земли. И лишь утробное ворчание зверя заставило её сдержать свой порыв.

— Жили… — негромко поправил Мелиссу Гетберт. — Только мы трое.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, он приблизился к супруге и встал рядом, пытаясь плечом отодвинуть её за спину, загораживая от хищника. Мелисса враз сникла, вспоминая полыхающие сады, проваливающиеся кровли нор и снопы искр, взмывающие к алым небесам, и покорно отступила за Гетберта, пытаясь в который раз уже за последние дни не разрыдаться у всех на глазах.

Но дева была весьма проницательна и от неё не укрылись ни растерянность беглецов, ни печаль Мелиссы. Она чуть шевельнула головой, искоса разглядывая хоббитов, но ничего не стала больше говорить. Лишь отступила на несколько шагов от погасшего костра, взмахом руки увлекая за собой зверя.

— Pado niben,⁽³⁾ — снова прозвучали незнакомые для беглецов слова.

Но едва она сдвинулась с места, как тотчас же в воздухе свистнули несколько стрел. Гигберт выругался сквозь стиснутые зубы, падая на землю. Незнакомка исчезла из поля зрения Мелиссы даже раньше прилетевших сюрпризов. А сама хоббитянка снова покачнулась под тяжестью навалившегося тела — и в этот раз на Мелиссу упал супруг, так заботливо прикрывавший её от всего мира лишь мгновение назад.

— Гетберт! Гетберт! Гетберт, вставай! Вставай же! — испуганно запричитала Мелисса, пытаясь поднять на ноги мужа и подняться сама.

Но тут же ей на лицо опустилась шершавая ладонь кузена мужа, окончательно припечатывая к земле.

— Тихо! Ни звука, — почти беззвучно прошипел он, но Мелисса всё прекрасно расслышала.

И затаилась на земле, давясь слезами и дрожащими руками сжимая в объятиях неподвижное, отяжелевшее тело Гетберта…

 

От подножия гор, подобно щупальцам диковинного чудовища, по долине расползались цепочки костров: одна, вторая, третья… Четвёртая яркими точками словно отмечала путь, который беглецы проделали днём с юга, и раскинулась полукругом-лагерем совсем неподалёку от того места, где они ночевали. Степь шевелилась — видимо, недаром Гигберту чудились чьи-то тени. Только сейчас они были не на далёких склонах сизых гор, а совсем рядом, среди высокой травы. И сложно было не заметить их в безветренной ясной ночи.

— Быстро! Уходите туда! — повелительно прошелестел голос незнакомки.

И с тела Мелисса исчезла тяжесть тела Гетберта. Мимо её лица промелькнула тёмная тень то ли плаща, то ли рукава чужой одежды, указывая направление. Но хоббитянка ничего не видела из-за заливающих лицо слёз и не хотела понимать чужих приказов — вцепившись в полу куртки мужа, она пыталась вернуть его себе, дозваться, убедиться, увериться… и снова укрыться за силой его плеча. Но Гигберт рванул её в сторону, и чужие руки уверенно оторвали от мужниных одежд:

— Быстрее, не медлите, — прозвучал тот же, ставший уже ненавистным, мелодично-протяжный голос незваной гостьи. — Уходите к реке, скорее, я найду вас…

* * *

«Я найду вас…» — билось у Мелиссы в голове, пока она бежала, задыхаясь, захлёбываясь слезами и спотыкаясь, но увлекаемая вперёд неотвратимой рукой кузена. Поначалу она пыталась вырваться, и мысли об оставшемся где-то позади недвижимом супруге заставили до синяков натереть запястье в попытке высвободиться.

Но в Гигберта будто вселились демоны — он бежал, не разбирая дороги, и при этом ни на мгновение не отпускал Мелиссу. А у той уже и сил не было ни противиться, ни возмущаться, ни хотя бы обернуться назад…

 

Беглецы не видели, как незнакомая дева осторожно опустила в высокую траву неподвижного Гетберта. Как сняла с плеча лук и приготовила в удобном доступе несколько стрел, затаясь. Как её хищный спутник исчез с места их недавней стоянки. И как навеки замерли преследователи от молниеносных проблесков кинжала с искрами синего огня.

Не видели они и того, как дева, ловко и бесшумно двигаясь, пробралась до раскинувшегося полукругом лагеря. Как её зверь с яростным рычанием бесстрашно прыгнул в круг ярких огней, сея панику. И как падали бездыханные тела, не успевшие донести дорожные припасы до распахнутых в ужасе или крике ртов…

Не знали Гигберт и Мелисса и прочего — что незнакомая дева, оставив нетронутыми факелы и костры в лагере, дабы не навлечь лишнего внимания тех, кто надвигался от гор, снова вернулась к Гетберту. И что обломила чёрное древко торчащей из его плеча стрелы. И что пела едва слышную песню над его недвижимым телом, и что влила ему в рот, разомкнув крепко стиснутые губы, глоток какого-то зелья из своей фляги. И что потом подняла его на руки — бережно, будто ребёнка, — и направилась вслед беглецам, стараясь как можно меньше возвышаться со своей ношей над колышущимся морем травы…

 

Прижавшись друг к другу спина к спине, Гигберт и Мелисса сидели на побережье неподалёку от валуна, рассудив, что огромный обломок скалы на берегу реки в направлении, указанном им впопыхах незнакомкой, — достаточно верный знак для того, чтобы она сумела их найти. Они напряжённо вслушивались в ночь, но различали лишь отдалённый стрекот цикад и шорох камней на перекате. Шелестел под порывами ветра камыш, шуршала меж его стеблей вода. Но поблизости больше никаких звуков, кроме сдавленных всхлипываний Мелиссы, разобрать было нельзя. Огней тоже больше не было — убежать успели достаточно далеко от стоянки.

«И от оставленного на волю незнакомой девы кузена», — при этой мысли Гигберту хотелось опять подхватиться на ноги и бежать, не разбирая дороги, — но теперь уже назад.

— Тише, глупая, не реви, — он попытался было неуклюже утихомирить Мелиссу, по-прежнему судорожно стискивая руку кузины, но тут же и сам понял, как неубедительно звучит его собственный голос.

И замолчал. «Я найду вас…» — горело надеждой в его сердце. Но надежда — не всегда верный спутник отчаявшихся.

— Пусти меня, — вдруг тихо попросила Мелисса, подавив очередной всхлип. — Я не побегу. Мне уже некуда бежать…

Гигберт отпустил. Ему тоже больше некуда было бежать — при одном взгляде на те огни, что ползли по степи от склонов гор, пропадала любая уверенность в побеге. Особенно, если однажды уже видел, как от таких же цепочек способен разгореться негасимый пожар…

Совершенно внезапно перед хоббитами возник хищник незнакомой девы — просто вынырнул из камышей, не потревожив ни стебля, и издал странный утробный звук. Гигберт и Мелисса даже не успели решить, что делать дальше — отбиваться, кричать, бежать, — как вслед за хищником появилась и незнакомка. Как она подошла столь незаметно, не понял ни Гигберт, ни, тем более, Мелисса, — к тому же их внимание было полностью занято Гетбертом, которого несла дева.

— Он жив, не волнуйтесь, — упреждая все возможные вопросы, сразу же заявила незнакомка. И присела рядом с хоббитами, осторожно спуская Гетберта на землю со своего плеча. — И будет жить, если поспешим. Там моя лодка, — она взмахнула рукой в нужном направлении. — Забирайте своего родича и идите вдоль самого берега реки, за валун и на север, не более мили. Я проверю преследователей и встречу вас там.

И снова бесшумно исчезла вместе со своим зверем, не давши хоббитам времени ни что-либо ответить, ни поблагодарить, ни расспросить — а вопросов в их головах за одну только эту безумную ночь успело скопиться великое множество.

Мелисса бросилась к Гетберту, но кузен остановил её, не давая возможности снова удариться в рыдания:

— Быстро, бери его за ноги, и идём, — вполголоса скомандовал он и, подхватив кузена под руки, переложил на свой плащ.

Вдвоём с Мелиссой они осторожно подняли так и не приходящего в сознание Гетберта и торопливо, как только могли, двинулись в указанном незнакомкой направлении.

 

Валун они обогнули вдоль самой кромки реки — даже сырая земля зачавкала под ногами, — потому что Гигберт предпочёл промочить ноги, чем высунуться из-за прикрытия камня или приблизиться хоть на фут к горам. Мелисса была с ним согласна — даже поскользнувшись на скользкой кочке и рухнув на одно колено в воду, вымарав штаны и половину куртки, она не выразила ни малейшего недовольства. Гигберт, вопреки обыкновению, тоже промолчал и не бросил ни слова упрёка её нерасторопности или неловкости — лишь подождал, пока кузина поднимется на ноги и поудобнее перехватит свою половину плаща. И они продолжили путь.

За валуном они, не сговариваясь, разом принялись отсчитывать шаги, пытаясь не пропустить упомянутую незнакомкой милю — и Мелиссе даже показалось, что так идти стало чуть легче. Но уже на пятой сотне шагов рядом с хоббитами в очередной раз возникла, как из-под земли, остроухая голова хищника, и Мелисса с перепугу снова чуть не рухнула в воду. Хозяйка хищника не заставила себя ждать:

— Сюда, давайте я помогу, — негромко позвала она, выступая из темноты — но появилась не позади беглецов, а с той стороны, куда они направлялись. — Лодка там, уйдём на другой берег.

Она присела на корточки рядом с хоббитами, и Мелисса успела заметить, как дева коснулась шеи Гетберта и быстро прошептала какие-то неразборчивые слова. После чего выпрямилась во весь рост, поднимая на плечо раненого, и направилась к самой воде. Опасаясь потеряться в высоких прибрежных зарослях и упустить в темноте из виду неуловимую незнакомку, беглецы припустили следом. А Мелисса не без опаски поглядывала через плечо на хищника, не отстававшего ни на шаг.

В лодке хоббитянке снова пришлось поволноваться — зверь недовольно ворчал, улёгшись на самом носу лодки, а дева время от времени заговаривала с ним на незнакомом языке. Он успокаивался и вроде бы не обращал внимания на по-прежнему неподвижного Гетберта, которого незнакомка устроила там же. Гигберту и Мелиссе она велела сидеть на корме и не двигаться лишний раз — да они и не собирались, ведь даже в темноте легко можно было разобрать, как в опасной близости от верха борта плещется вода. Дева вела лодку уверенно и быстро, умело выгребая против течения, лавируя среди невидимых отмелей и омутов, угадать которые можно было только по журчанию воды…

 

…На восточном берегу реки властвовала тьма. Ни единый отблеск света не тревожил ночную мглу. Но после всех пережитых волнений темнота уже казалась хоббитам желаннее, уютнее и милее, чем самые яркие огни.

Незнакомка первой выпрыгнула из лодки и подтолкнула её на мель. Беглецы безропотно последовали примеру девы, невзирая на то, что вода достигала им обоим почти до пояса. Мелиссе было уже безразлично — вымокшая и измазанная едва ли не по уши ещё на западном берегу, она мечтала лишь убедиться в словах незнакомки: «Он жив… И будет жить, если поспешим…» Но убедиться мешал хищник — каменным изваянием замерев на носу рядом с Гетбертом, он не торопился покидать сухую скамью, а приблизиться без дозволения хозяйки Мелиссе было слишком боязно.

Лишь когда нос лодки уткнулся в берег и зашуршали под днищем сминаемые камыши, зверь одним огромным прыжком перемахнул через полосу воды и, не озираясь, растворился в ночи.

— Заберите родича и не отставайте, — бросила вполголоса дева, оттаскивая лодку подальше на берег. — Там настил, сейчас подсажу. Осторожно, не свалитесь, — предупредила она, протягивая хоббитам руку.

Лишь после её слов беглецы заметили, что незнакомка стоит не в воде, а на тщательно укрытых среди камышей досках и привязывает лодку ко вбитому на отмели потемневшему от времени и влаги столбу. Воспользовавшись предложенной помощью, они тоже выбрались из воды, и Мелисса наконец-таки бросилась к мужу:

— Гетберт, Гетберт… — всхлипнула она.

Но в свете узкого серпа луны разглядеть что-либо было сложно, к тому же все её порывы властно остановила чужая рука:

— Я же ясно сказала, поторопитесь! — чуть повысила голос незнакомка. Но тотчас же, забирая из лодки свои вещи вместе с вещами хоббитов, искоса поглядывая на беглецов, слегка смягчилась: — Нам к лесу. Там помогут. Но не медлите, если вам его жизнь дорога́.

Гигберт и Мелисса без лишних споров подхватили с двух сторон плащ, на котором лежал Гетберт. И поспешили за незнакомкой к угадывающейся поодаль от берега полосе густых деревьев, стараясь не отставать.

Но едва ступив за черту опушки, они всё же потерялись — незнакомка бесследно исчезла, не потревожив ни веток, ни трав. А вокруг беглецов стеной встал лес — незнакомый, неизведанный, мрачный. Безумно пугающий…

Они замедлили шаги и разом встали, едва ли пройдя сотню шагов.

— Ты уверен, что мы правильно идём? — полушёпотом спросила с надеждой Мелисса. Сама она, никогда не бывавшая среди таких деревьев, утратила направление сразу, как только над головой сомкнулись непроглядным куполом кроны, скрыв даже отблески звёзд.

Гигберт поколебался — уверенным ни в чём он ничуть не был, но пугать и без того перепуганную кузину не стал.

— Кажется, нам туда…

— Туда — значит, туда, — обречённо вздохнула она.

Они прошли ещё около трёх сотен шагов, как внезапно впереди показались отблески света. Гигберт остановился, лихорадочно соображая, стоит ли бежать. Но так и не успел ни на что решиться.

— Вот они, сюда, — раздался уже ставший знакомым мелодично-протяжный голос.

И внезапно беглецов окружили высокие силуэты в неприметных одеждах.

— Не бойтесь, хоббиты, идите сюда. Вам помогут, — дева появилась из зарослей меж необъятных деревьев вместе с высокими силуэтами и, подняв повыше горящий фонарь, повторила: — Идите сюда.

Пламя осветило юное лицо с сияющими, будто драгоценные каменья, густо-зелёными глазами, и тёмные косы, струящиеся по плечам из-под скинутого капюшона плаща. Её появление заставило беглецов в очередной раз остановиться и оторопело уставиться, бесцеремонно разглядывая: столь идеальной красоты, гладкой кожи и сияния глаз им ещё ни у кого не доводилось встречать. Незнакомка казалась молодой и прекрасной — ровно до того мгновения, пока не встретишься с сиянием её ослепительно-ярких глаз. Они манили и чаровали, словно отражения звёзд в зеркале чистой воды. Но под обманчиво-спокойной поверхностью пряталась бездна: лишь потянись — поглотит без следа.

— Госпожа Эльмирет, это и есть хоббиты? — чьё-то удивлённое восклицание позволило Мелиссе и Гигберту попытаться сбросить оцепенение и оглядеться.

Вокруг них суетились чужаки, освещая окрестности фонарями и факелами — высокие бородатые мужчины в простой дорожной одежде, с клинками у пояса и луками на плечах. Тот, что задал вопрос, ростом сильно уступал всем прочим, но даже ему хоббиты едва ли достали бы и до груди.

Красавица-незнакомка кивнула, а один из мужчин, обернувшись на голос, нахмурился и, сурово сдвинув на переносице густые чёрные брови, подтолкнул вопрошавшего к густым кустам:

— Иди, Фридхорн, иди к дому. Не мешай, успеешь ещё наболтаться. Вот же упрямый мальчишка! К матери, быстро! Кому сказал!

— Кто вы такие? — удивлённо спросил Гигберт, едва смог разлепить пересохшие губы и осознать, что чужую речь, хоть и со странным непривычным произношением, но всё же способен понять.

— Вы… люди? — неуверенно поинтересовалась и Мелисса, разглядывая казавшихся великанами чужаков и вспоминая бабкины сказки у горящего зимнего очага.

— Люди, люди, — насмешливо произнёс кто-то.

— Мы вам поможем.

— Не бойтесь, хоббиты.

— Мы не враги вам… — зазвучало на разные голоса.

Хоббиты не успели до конца опомниться, как руки бородатых чужаков подхватили Гетберта и понесли куда-то в заросли. Они не успели ни запротестовать, ни возмутиться, как ясноглазая красавица поманила их за собой. И, ободряя, чуть улыбнулась их растерянности:

— Сюда, идёмте за ними. Вам больше не́кому здесь довериться, потому не бойтесь. Они не причинят вреда вашему родичу и помогут вам.

То, как она произнесла «вам», «они» и «ними», ясно дало понять беглецам, что сама дева не считала себя равной кому-либо из тех, кто собрался под сенью крон. И на мгновение, как раньше на берегу реки, их снова смутил её снисходительный тон и послышавшееся в голосе пренебрежение — к вынесенным ими лишениям, усталости, голоду, раненому Гетберту, так и не открывшему глаз…

Но, тотчас же вспомнив, чем стали обязаны незваной гостье, явившейся на свет их костра, Гигберт и Мелисса проглотили обиды и безропотно последовали теперь уже за светом её фонарика, замелькавшего в гуще сплетения кустов и трав…

* * *

Они шли через лес. А потом через поля. А за полями, кажется, потянулись виноградники. И ещё огороды. А потом опять лес. Или же это был сад — но разобрать в темноте было сложно…

Когда почти выбившиеся из сил Гигберт и Мелисса подошли вместе в красавицей-девой к высокому неприступному частоколу, ограждающему поселение лесных людей, в небе розовела заря нового дня. Ворота приветственно распахнулись им навстречу, и, переступая порог обещанной обители, хоббиты лишь устало молчали, разглядывая добротные подворья и просторные, недавно отстроенные дома…

 

…В большом доме было тихо.

Гетберт, устроенный на лежанке около окна в первой комнате — большой зале, — по-прежнему не подавал признаков жизни. Мелисса и Гигберт бросились было к нему, но властная красавица в очередной раз пресекла все порывы:

— Avo!.. — воскликнула она, осеклась и тотчас же перешла на всеобщий язык: — Нет! Стойте! Не трогайте вашего родича, лучше поешьте. Пусть ним занимаются целители. — И села за стол.

По её знаку — или же и без него, утомлённые хоббиты уже не могли разобрать, — появились еда, напитки и свечи, украсившие массивные широкие столы. И ни Мелисса, ни Гигберт впоследствии не смогли бы уже с уверенностью рассказать, что происходило дальше: как приходили и уходили какие-то люди из общей комнаты, как им выдали чистую и сухую одежду, отправив переодеваться в полутёмную каморку около очага, или как пела русоволосая дева из чужаков около Гетберта. Как они сами вернулись потом за столы, ели и пили из появляющихся тарелок и сосудов, и как уснули беспробудным сном под умиротворяющий, мерный, чарующий напев сидящей напротив них ясноглазой красавицы, от которой невозможно было оторвать взгляд…

* * *

Когда оба беспокойных низкорослика уснули за столом, Эльмирет поднялась со своего места, проверила их состояние и приблизилась к сидящей у постели третьего хоббита деве Лангхар, дочери правителя здешних земель Гримбеорна. Та как раз закончила поить его зельем из фляги Эльмирет и обернулась к эльфийке:

— Этого мало, Мирэ. Слишком мало отвара…

— Я знаю, Лангхар. Но это всё, что осталось, и больше нет сейчас у меня.

— Ты заговорила кровь, мы вырезали наконечник. Но яд остановить… — Лангхар на мгновение запнулась, договорив с сомнением: — Одних лишь чар недостаточно. Нужны травы, а наши запасы были опустошены ещё прошлой зимой. Мне очень жаль…

— Мы с Мэллерин не успели много собрать, но кое-что в хижине есть. Если согласитесь присмотреть за ними, — Эльмирет кивнула на спящих у стола хоббитов, которым лесовики готовили постели в этой же комнате, — и их родичем, я постараюсь к вечеру доставить наши запасы сюда.

— Если ты уйдёшь, чьи чары станут сдерживать яд? Он умрёт, Мирэ. Моих умений для его исцеления не достаточно.

— А если не уйду — он всё равно умрёт, но медленно и мучительно. Так присмотрите? — повторила просьбу она.

Лангхар с сомнением взглянула на эллет, чуть поколебалась, словно не решаясь что-то сказать, и отвела взгляд:

— Жизнь этого полурослика ценнее твоей, Мирэ? Ты действительно считаешь так?

Тон голоса и слова Лангхар встревожили Эльмирет.

— Что ещё приключилось за этот безрадостный и бесконечный день, пока меня не было? Что за беда? — спросила она.

— Боюсь, что уже ни до хижины, ни до ваших трав никак не добраться, — горько обронила Лангхар. — Правый берег охвачен огнями, сколько хватает глаз, орки выбираются из пещер. Когда я сегодня пришла в поселение и узнала, куда ты отправилась, Мирэ, я подумала, что больше никогда не увижу тебя.

Она замолчала, будто надеялась услышать объяснение безрассудству эллет. Но поскольку глубоко задумавшаяся Эльмирет ничего не ответила, Лангхар снова заговорила:

— Ваши с сестрой предупреждения достигли наших селений очень вовремя. Мы успели подготовиться, укрыться за стенами и готовы ко всему — хоть отбиваться, хоть, если потребуется, нападать. Но на нашем берегу пока что тихо и не творится никакого зла. Про остальное — ничего не известно, и ни в чем нет полной уверенности. Потому отец ещё минувшей ночью… — она взглянула на разгорающийся за окнами рассвет и поправила сама себя, — две ночи назад, когда прибежал гонец с вестями от твоей сестры, ушёл на западный берег. Он отправился прямиком через Старый Брод к Мглистому Хребту, желая получить самые верные вести — хоть от гномов, хоть от эльдар. А может и орков решил попытать…

Она помедлила, искоса поглядывая на застывшую собеседницу, и продолжила:

— Дом остался на попечении матери, с ней Офолмот и Вартмат, отец поручил им оборону, если случится нужда. Стэркист не пожелал отсиживаться с ними за стенами — в дорогу мы вышли вместе, на закате минувшего дня. Но я сразу же направилась к югу через лес, в надежде разыскать следы Радагаста. А он… Он собирался сначала завернуть на Каррок — ведь туда же направилась и твоя сестра?

Эльмирет молча кивнула.

Лангхар снова немного помолчала, но так и не дождалась большего от эллет.

— Мы собирались встретиться здесь и, если не будет иных новостей, идти искать Радагаста вместе. Но уже рассвет — а брат так и не пришёл… — чуть слышно закончила она.

— Я тебя задерживаю? — чуть оживилась Эльмирет, озабоченно хмурясь. — Ты из-за нас с полуросликами осталась и не ушла его искать?

Лангхар покачала головой:

— Не только, Мирэ. Детям старейшины тоже потребовалась моя помощь, они оба больны. Боюсь, это та же хворь, что и зимой, — но тогда её остановил Радагаст. А сейчас… Сейчас никто не знает, где он странствует, а здешний старейшина рассказал мне, что Росгобэль пуст, он посылал охотников туда неделю назад. Правый берег горел, топи пылали, и они не стали задерживаться у дома Мудрого, вернулись поскорее назад.

— Почему же вы не сообщили нам?

— Мы и сами ничего не знали, новости от старейшины пришли только вчера к вечеру. До этого они надеялись, что всё обойдётся. Пока здесь не появилась ты вчера утром. А потом и вернувшиеся охотники подтвердили твои предостережения и слова.

— Как же всё глупо! — устало воскликнула Эльмирет, закрывая руками лицо. — Глупо и бессмысленно! Почему нельзя было сразу сообщить нам? Почему не сказали о больных детях, когда я прошлым утром просила лодку? Почему нужно было молчать?!

Лангхар повернулась к эллет и приобняла её за плечи, утешая:

— Мирэ, милая, ваша помощь бесценна для меня и нашего народа. Но у нас все прекрасно понимают, что вы не можете быть сразу во всех местах. Ты торопилась — старейшина не решился говорить о своих бедах. Они с женой скромные люди, потому и не стали задерживать тебя.

— Я могу взглянуть на больных?

— Они спят, Мирэ. Я дала им отвар по рецепту Радагаста, и они проспят до полудня. Но если хочешь — пойдём, посмотришь.

Эльмирет согласно кивнула, и Лангхар поднялась, приглашающим жестом позвав эллет за собой.

 

Дети старейшины спали в самой дальней комнате большого дома. С ними сидела мать, которая тотчас же поднялась при появлении дочери вождя и эллет:

— Большая честь, госпожа Лангхар, госпожа Эльмирет, — поклонилась она поочерёдно каждой деве, — принимать вас в нашем доме, — произнесла она.

Лангхар поклонилась в ответ, Эльмирет вежливо склонила голову — и сразу же направилась к постелям детей.

Их сон был спокоен. Но бледность и испарина на лицах не укрылась от внимательного взгляда эллет. Она опустила руку в подвешенную у пояса расшитую рунами сумку и, не отрывая глаз от спящих детей, зашептала что-то беззвучное. Потом извлекла из сумки два небольших камешка и вложила в детские ладошки, плотно сомкнув их в кулачки.

— Всё обойдётся, — произнесла Эльмирет, отходя от кроватей.

И жена старейшины снова поклонилась, пряча слёзы:

— Спасибо, госпожа Эльмирет, да хранят тебя высшие силы.

Эльмирет ответила общей фразой:

— Пусть не встретится на вашей дороге тьма и…

Но не успела она договорить слова благословения, как внимание всех привлёк поднявшийся снаружи дома шум. Грохоча цепями, зашлись громким лаем сторожевые псы, хлопнуло несколько дверей, но тревогу дозорные не поднимали. Лангхар насторожено вскинула голову, прислушиваясь, и почти бегом направилась к выходу из дома. Эльмирет ободряюще похлопала хозяйку по руке и поспешила за Лангхар.

На крыльце обе девы остановились, оглядывая двор, по которому бродили предрассветные тени. Псы затихли, дозорные тушили фонари. А по дорожке от входных ворот частокола к дому шёл высокий темноволосый человек.

— Стэркист! — обрадовано воскликнула Лангхар. — Наконец-то!

Всплеснув руками, она сбежала по ступеням во двор и бросилась навстречу брату:

— Ох и заставил ты меня поволноваться, бродяга! Смотри, узнает отец — достанется тебе по делам!

— Тогда и тебя тоже не минует его недовольство, сестричка, — с нескрываемой иронией парировал молодой широкоплечий мужчина, обнимая Лангхар. А потом, едва заприметив стоявшую у двери Эльмирет, с достоинством поклонился, враз став серьёзным: — Добрая встреча, бренниль Эльмирет. Рад видеть тебя невредимой и в безопасности.

— Добрая, Стэркист, — склонила голову Эльмирет и не стала разводить церемоний: — Какие вести принёс? Как добрался?

Вместо ответа мужчина поднялся по ступеням крыльца и, приблизившись к эллет, молча протянул ей дорожную сумку. Самую обычную, потрёпанную и полинялую, дорожную сумку, но при виде её краски сбежали у эллет с лица — точно такую же она сама всего несколько часов назад сбросила в доме старейшины со своего плеча.

— Больше ничего там не было, — не отводя пронзительного взгляда от обратившейся в статую Эльмирет, произнёс Стэркист. — Только это. Я забрал её в пещере около оставшихся от костра углей. А на вершине Каррока горел фонарь.

— И больше ничего? — сдержанно, с трудом разомкнув губы, спросила эллет.

— Под фонарём был знак опасности.

— И всё? — снова настойчиво переспросила Эльмирет.

— Всё. — Стэркист помедлил, прежде чем продолжать: — Больше ничего: ни тел, ни крови, ни следов. Мэллерин поднялась по лестнице от подножия до вершины — и исчезла. Только фонарь, знак опасности — и эти вещи.

Эльмирет долго молчала. Молчали и дети вождя лесных людей. Потом эллет присела, опустила сумку на крыльцо и принялась проверять вещи: дорожные припасы, запасная одежда и кухонный нож, верёвка, огниво, фляга с отваром и мешочек трав, вышитый её собственной рукой…

Эллет встала и протянула флягу Лангхар:

— Без сомнений, это отстрочит наш приговор полурослику.

— Мирэ, я не сомневаюсь…

Но Эльмирет не дала ей договорить:

— Это — для хоббита, чтобы он выжил. А это, — она вложила в руки Лангхар расшитый рунами мешочек с травами, — оставь для себя и своих людей.

— Мирэ, а ты…

— А я должна с вами проститься, друзья мои.

— А может быть, кто-нибудь наконец-таки объяснит, что происходит сейчас!!! — вдруг раздался от двери громкое восклицание, и все, стоящие на крыльце, разом обернулись на голос.

На пороге объявился хоббит, которого привела Эльмирет в поселение лесных людей и который безропотно исполнял её указания ровно до этого момента. И который, кажется, только недавно беспробудно спал…

* * *

— Я хочу знать, что происходит, — Гигберт приблизился к стоящим на пороге высоким силуэтам.

Все трое замолкли, разглядывая хоббита.

— Кто вы такие? Почему ты, — он ткнул пальцем в Эльмирет, но, наткнувшись на непроницаемый взгляд изумрудных глаз, всё же поклонился, попытавшись исправиться в манерах, — госпожа, нам помогаешь? Чем мы заслужили такую честь?

Люди переглянулись, мужчина неодобрительно покачал головой, и Гигберт пожалел, что так резко и непочтительно заговорил с ними. Особенно настораживал прищур девы, которая их спасла.

— Моё имя Эльмирет, хоббит, на будущее можешь звать меня так, — протянула она. — Чем тебе не нравится моя помощь?

— Я бы тоже хотела это узнать, — вполголоса пробормотала русоволосая дева, которую он помнил как ту, что пела ночью около кузена.

На мгновение Гигберт ощутил укол совести — их спасли от преследователей, увели от опасности, накормили и напоили, помогают кузену… Наверное, не стоило начинать разговор с требований, хоть и захлёстывало каждый раз негодование при виде надменности и пренебрежения на красивом лице Эльмирет. Но слова уже вырвались, и отступать теперь было некуда.

— Нравится, госпожа, — он поспешно поклонился ещё раз, пытаясь сгладить первую неловкость, и попытался объясниться: — Но я и мои кузены не привыкли быть в долгу. Не нравится мне и неведение. Почему ты помогла нам? Где мы? Почему за нами гнались и стреляли в Гетберта? Почему люди-колдуны сожгли наши дома?

Люди снова переглянулись. Эльмирет с удивлением и нескрываемым интересом вскинула бровь.

— Люди-колдуны? — переспросила она. — Насколько я знаю, Шир в безопасности. Что вы делали в долинах Андуина?

— Что такое Шир? — непонимающе поинтересовался Гигберт, и его простой вопрос поверг в изумление сразу всех присутствующих. — Мы жили там, у реки — там хорошие земли, вода, там ещё остались сады наших предков…

Он не успел договорить, как Эльмирет присела на корточки, ростом почти сравнявшись с ним, и переспросила, настойчиво заглядывая в лицо:

— Повтори-ка, пожалуйста, что ты сказал?

— Что там хорошие земли…

— Я не о том. Что ты сказал о Шире?

Несколько мгновений Гигберт непонимающе смотрел на Эльмирет, пытаясь связать обрывки разговора, прежде чем снова спросил:

— Я тебя не понимаю, госпожа. Что такое Шир?

Эльмирет в свою очередь замолчала, и Гигберту даже показалось, что на её лице промелькнула растерянность. Наконец она выпрямилась и за плечо развернула Гигберта к дому:

— Думаю, нам надо более серьёзно поговорить. Для начала: как зовут тебя и твоих друзей, хоббит?

— Гигберт, госпожа Эльмирет. Раненый — это мой кузен Гетберт, и Мелисса, его жена.

Эльмирет мягко, но настойчиво, подтолкнула его к двери дома.

— Идём, попросим у хозяйки завтрак для тебя и поговорим, — от тона голоса Эльмирет — властного, требовательного — у Гигберта по спине побежал холодок.

— О чём поговорим, госпожа?

— Расскажешь более доходчиво, где вы жили — и про земли, и про сад. И про колдунов… Сможешь на карте показать?

— Не знаю, у нас не было карты. Разве что у старого Бридегара могли заваляться, но у нас всё равно никто не смог бы их читать.

— У вас? Кто такой Бридегар? Вы же сказали, что вас всего трое?

— Так то ещё там, в старом посёлке было, до того как мы ушли. Вернее, выгнали нас… — едва слышно выдавил из себя Гигберт. Но когда он произнёс эти постыдные слова, как ему сразу же стало легче — словно внутренний разлад кончился, и голос в сердце и мыслях подсказал: «Всё равно ведь не скроешь от неё никаких тайн…»

— Интересная история, — хмыкнула Эльмирет, переступая порог дома. За её спиной люди тоже вошли в залу, плотно прикрыв входную дверь. — Но попробовать можно. Я покажу тебе карту, Гигберт, и расскажу, где нашла вас и как мы бежали. А ты попробуешь указать знакомые места. Я очень хочу выслушать твою историю до малейших деталей, самый подробный рассказ…

* * *

Когда они закончили разговор, прошло немало времени — обитатели дома успели позавтракать и разойтись по своим делам, проснулась Мелисса и присоединилась к трапезе, русоволосая дева несколько раз напоила Гетберта отваром, а хозяйка вывела к столу детей. Когда Эльмирет, выспросив у хоббитов всё, что хотела знать, поднялась и отошла к кровати раненого, Гигберт так и остался сидеть на месте, невидяще глядя на разложенную перед ним карту и рассеяно водя пальцем по пергаменту.

Мысли Гигберта неслись быстрее скаковых лошадей: новые земли, огромная зелёная страна — страна, где живут такие же хоббиты… А что, если?.. За минувший год жизнь перевернулась с ног на голову дважды. Что им делать на руинах погоревшего дома? Куда идти? Путь в родной посёлок заказан — никто не ждёт их там, и никто не примет, нечего и пытаться. Просить убежища у добрых лесовиков? Жить на их подаяние? До зимы не успеть уже выстроить жильё, хоть немного похожее на ту нору, что дала им прибежище минувшей осенью. Нет ни тёплой одежды, ни припасов; остаётся рассчитывать только на чужую милость. Эльмирет говорит — далеко… Но что ещё остаётся? Там никто не узнает о прошлом, там есть шансы построить новую жизнь — уж он бы больше не стал ругаться с соседями и просиживать штаны по тавернам. Он бы работал, если примут, и со временем, — кто знает? — может быть появились бы собственный дом и жена.

Размечтавшись, Гигберт поднял глаза от карты и наткнулся на умоляющий взгляд Мелиссы.

— Что ты думаешь, кузен? Это правда? Мы могли бы попытаться отправиться туда?

Собственные мысли, озвученные Мелиссой, словно оживили Гигберта. Он решительно отодвинул карту и взглянул на окно, прежде чем решиться обратиться к сидящим у кровати кузена девам.

— Госпожа Эльмирет, госпожа Лангхар, — позвал он, — скажите, когда Гетберт сможет идти?

Эльмирет обернулась, безошибочно прочитав в голосе хоббита затаённую надежду. С такой же надеждой на неё смотрела и хоббитянка, подперев кулачком голову и время от времени потирая красные распухшие глаза.

— Если всё пойдёт хорошо, то к вечеру он очнётся, — ответила Лангхар. — А вот идти…

— И куда же вы собрались? — поинтересовалась Эльмирет.

Гигберт бросил на Мелиссу вопросительный взгляд, снова глянул на карту, взъерошил пятернёй волосы и решился:

— В Шир. Если там живут наши сородичи, то, может быть, найдётся местечко и для нас…

Лангхар фыркнула:

— Вы не доберётесь туда до осени. Тем более с вашим родичем…

— Тем более, когда правый берег кишит орками, — не менее решительно влез в разговор и её брат.

— Но и здесь нам делать нечего, — произнёс хоббит, но вдруг понял, что его слова можно истолковать как пренебрежение радушием хозяев, как совсем недавно на крыльце, и тотчас же попытался оправдаться: — Нет-нет, госпожа, господин, — он по очереди поклонился людям, — не посчитайте меня неблагодарным, но…

— Но жить так долго на вашем гостеприимстве мы не можем, — неожиданно подхватила Мелисса, вставая из-за стола и подходя к постели мужа. Она села около кровати, смахнула слёзы и взяла его за руку: — Как только он наберётся сил, мы отправимся в дорогу. Спасибо за всё вам…

Её тихая благодарность прозвучала так трогательно, что Эльмирет, складывающая дорожную сумку, внезапно оставила своё занятие. Отложив не до конца упакованные вещи, она приблизилась к Лангхар и вгляделась в спящего Гетберта.

— Ты сумеешь поставить его на ноги до утра? — обратилась она к целительнице.

— К вечеру он должен проснуться, — повторила Лангхар. И тут же вскинулась: — Эльмирет, что ты задумала?

— Я отложу отъезд до рассвета и помогу тебе вывести яд. А утром, если желание хоббитов не переменится, они могут пойти со мной.

— Но куда вы пойдёте? — изумился Стэркист. — Это безумие! Я ведь сказал, берег кишит орками. И что на Карроке…

— Ты нашёл вещи моей сестры, мэллон. Ни крови, ни тел — ты сам так сказал. Только я знаю другое — Мэллерин не подпустила бы к себе никого незамеченным. Это попросту невозможно, Стэркист. Она ждёт меня, и я отправляюсь к ней.

— Куда? В степь? К оркам? Ваша хижина сожжена!

— Мы должны были встретиться в лагере у перевала, потому для начала — туда.

— Эльмирет, подумай, может быть не стоит сейчас туда соваться? — попыталась было отговорить и Лангхар. — Здесь ты сейчас в безопасности, а в случае необходимости сможешь быстро и незаметно ускользнуть, хотя бы и к лесным эльдар.

— Там мне тоже делать нечего, — в тихом голосе Эльмирет прозвучали горечь и сожаление. — И я не могу оставить сестру, которой грозит опасность, в одиночестве ждать.

— Ты так уверена, что она тебя ожидает? — спросил Стэркист. — Что она не убита, не уведена орками, не…

— Конечно, — отрезала Эльмирет. — Иначе я бы почувствовала, — добавила она. И, упреждая любые уговоры, развернулась и вышла из дома.

— Ты не отговоришь её Стэркист, — донеслись до её чуткого слуха слова Лангхар. — Даже не пытайся.

— Знаю, сестра, — со вздохом отозвался он. — Но всё же…

Эльмирет не стала дальше прислушиваться к их разговору. Вместо этого прикрыла глаза и попыталась нащупать через осанвэ в Незримом ту тонкую нить единения, что вела её вчера на юг в течение всего бесконечно-напряжённого дня.

Но ничего не обнаружила — пленник подземной камеры, так отчаянно взывавший в Незримом, с прошлой ночи молчал…

* * *

Всё же среди лесного народа не было никого, кто не знал бы о взаимной любви, близости и привязанности двух сестёр из народа эльдар, объявляющихся по весне на берегах Андуина. Потому оставив бесплодные попытки вразумить или отговорить от опрометчивых действий упрямую эллет, Стэркист и Лангхар настояли лишь на том, что на рассвете проводят её с компанией хоббитов до брода. Против этого Эльмирет не возражала — в присутствии опытного воина и искусной целительницы ей было спокойнее за полуросликов. К тому же её четырёхлапый спутник, всегда с неприязнью принимавший восточный берег Андуина, остался верен себе и в этот раз — исчезнув после того, как лодка причалила к берегу, больше не показывался никому из лесовиков на глаза. Эльмирет знала, что он где-то поблизости, рядом, — но всё же против спустившихся с гор орков вернее был клинок и лук со стрелами, чем только лишь ловкость, когти и преданный нрав.

До Старого Брода добрались без приключений. Часть дороги Стэркист нёс раненого Гетберта, часть дороги хоббит шёл сам. Мелисса, украдкой потирая нос и глаза, ни на шаг не отходила от мужа, и Эльмирет, как и Гигберт, уже не пыталась её ни успокаивать, ни утешать, ни ободрять. Эльфийка не понимала слёз хоббитянки, особенно когда в данный момент времени её жизни ничего не грозило, всё было вполне благополучно и с раненым, и с путешествием. А Гигберт, увлечённый размышлениями о будущем, чувствовал себя усталым и опустошённым — настолько, что впору и само было лицо утирать. Его гложили совесть и сомнения, сожаления о прошлом и жалость к кузенам — ведь как не крути, а именно из-за него приключились все эти беды. Запоздалая вина и раскаяние дарили мало надежды на счастливое будущее, но сейчас он готов был на всё, лишь бы хоть частично исправить промахи. И он шёл, упрямо таща свой мешок и вещи кузенов, отмеряя шагами ярды и мили, и мечтал…

 

Путь, который занял у Эльмирет менее половины ночи, вместе с хоббитами едва успели преодолеть за день. Весь день эллет ещё надеялась, что удастся расшевелить полуросликов и заставить их двигаться быстрее. Но когда стало понятно, что брода до вечера никак не достичь, она ещё утешала себя мыслями, что Стэркист, быть может, ошибся и их хижина, способная дать приют, цела. Когда же перед ней предстали каменистые отмели, за которыми на другом берегу дотлевал обгорелый остов дома, Эльмирет устало вздохнула и усилием воли отогнала нахлынувшие воспоминания: подобную картину пожарища на месте, которое с радостью готова была называть домом, за свою жизнь она видела уже не в первый раз.

— Мирэ, — тихо приблизилась к ней Лангхар, — идём с нами. Скоротаете ночь в одном из наших селений. А на рассвете…

— Нет, — жёстко отрезала Эльмирет. — Разве ты не видишь, что сейчас самое время попытаться прорваться? Орки стягиваются в лагерь, — взмахом руки она указала на юг, где и вправду в подступающих сумерках стали разгораться далёкие огни. — Там, чуть поодаль от Брода, чтобы наверняка не привлекать раньше времени вашего внимания и не попасться на глаза дозорным. Если медлить, нам вообще не перебраться. А вам, друзья, предстоит ещё выдержать их натиск.

Брат и сестра переглянулись.

— Выдержим, Мирэ, — ответил за двоих Стэркист. — Лучше ты побереги себя.

Эльмирет искоса взглянула на мужчину и чуть усмехнулась — в отличие от сестры, он редко звал её домашним прозвищем, хоть это и было ему дозволено. А потому сейчас такое обращение лишь сильнее выказало его волнение. И Эльмирет шагнула к друзьям, распахнув объятия:

— Это ты береги себя, мэльдир, — обняла она Стэркиста. — И ты, мэльдис, — достались объятия и Лангхар. — Ну что, хоббиты, готовы? Если решились, то назад дороги, наверное, уже не будет. Нам пора.

Она подошла к берегу и позвала:

— Pado niben. Pado an bar.⁽⁴⁾

И на её зов бесшумно появилась рысь. Не обращая внимания ни на спутников Эльмирет, ни на быструю воду меж камнями отмели, зверь махнул с берега на ближайший сухой островок и в несколько неуловимых прыжков растворился в спускающейся темноте.

— Никогда я к нему не привыкну, — проворчал Гигберт, протягивая кузену руку.

Мелисса промолчала, подхватывая Гетберта под руку с другой стороны. И втроём они с явной опаской ступили на скользкие камни, с одинаково упрямым видом давая понять без лишних объяснений, что отступать не намерены.

Эльмирет усмехнулась, глядя на отважную троицу. И подумала, что, несмотря на все сложности совместного путешествия, было очень правильным задержаться в пути на два дня. Эти полурослики того стоили, и на западном берегу найдётся немало желающих с ними познакомиться поближе — если будет благосклонна к ним всем судьба…

Эллет подобрала все вещи — и свои, и хоббитов, — и сняла лук с плеча. Приготовила стрелу на тетиве, вглядываясь в ночь:

— Pid ardh sen lasto estad nin ar halthatha men⁽⁵⁾, — одними губами почти беззвучно прошептала она.

Но земля будто услышала: вздохнул ветерок, зашелестели приречные заросли. Мигнули и пригасли искры на месте пожарища, оставшегося от дома, где ещё две ночи назад спала и сама Эльмирет, и её сестра. Две ночи — и уже наступала третья…

Эльмирет зачерпнула воды из реки, на ходу умываясь. Но это не слишком сняло усталость — ей требовался отдых. Настоящий отдых, когда можно будет не думать о преследовании, спускающихся с гор огнях, яде, запертых в темнице узниках или оставшихся в колчане стрелах… И ещё — о трёх жизнях, встретившихся на нежданном повороте судьбы и вверившихся её умениям в поисках собственной, неуловимой и запутанной, дороги…

---

1) Leithiо sen! — (синд.) Отпусти её!

Вернуться к тексту

2) Methed-en-Faras! — (синд.) Конец охоты!

Вернуться к тексту

3) Pado niben — (синд.) Идём, малыш

Вернуться к тексту

4) Pado niben. Pado an bar. — (синд.) Идём малыш. Идём домой.

Вернуться к тексту

5) Pid ardh sen lasto estad nin ar halthatha men. — (синд.) Пусть эта земля услышит мой призыв и укроет нас.

Вернуться к тексту