Трудно убить легенду (джен)

До зала совета они шли в относительной тишине. По пути Каз внимательно всё осматривал, собираясь вечером занести детали на карту: он планировал в будущем пробраться к Дарклингу в комнаты, и тут требовалась основательная подготовка.

Они добрались до комнаты с круглым столом, где состоялась их первая встреча. Дарклинг отодвинул для него стул, и Каз сел.

— Как твой первый день?

Серьёзно? Он столько ждал этого разговора, и теперь придётся начинать со светской беседы?

— О, просто замечательно.

Похоже, Дарклинг не уловил сарказма.

— И занятие с Багрой тоже?

— Особенно с ней.

— Правда? — тот улыбнулся, взяв шутливый тон: — С Багрой бывает нелегко.

— О нет, мы прекрасно провели время. Только она отказалась меня учить. Если тебя что-то не устраивает, поговори с ней сам.

Шутливость как ветром сдуло, на замену ей на лице Дарклинга отразилась усталость. Каз ухмыльнулся.

— Ты ведь не серьёзно?..

— Зато с Боткиным мы поладили, так что Багре лучше быть начеку.

Дарклинг выглядел чрезвычайно озабоченным. Он взял ещё один стул и сел прямо напротив Каза.

— Как мне сделать твое пребывание здесь менее неприятным?

— Я хочу сам выбирать, где мне быть, а не сидеть в золотой клетке.

— А ты бы остался? Будь у тебя такой выбор.

— Нет, — признался Каз, потому что лгать смысла не было, Дарклинг и сам знал ответ на этот вопрос. — Я бы вернулся в Кеттердам при первой возможности.

— Тогда ты понимаешь, что я не могу иначе.

В его голосе сквозило почти что разочарование, будто Каз вынуждал его это делать. Дарклинг совсем спятил, если думает, что он когда-нибудь по доброй воле согласится тут жить.

— Ну естественно, — сказал Каз резко. Горько. Он знал, что так просто его не отпустят, но услышать это напрямую всё равно было невыносимо. Ему нравились погони, опасные ограбления, он обожал добиваться невозможного вопреки всем. И ещё он любил Кеттердам — почти так же сильно, как ненавидел. Он хотел бы вернуться и разрушить его до основания. Каз любил свой дом, чёрт побери, а может даже, и своих идиотов-сообщников.

— По-моему, ты не осознаешь своего положения. Все знают, кто ты. Слухи расползаются быстро. Правительства всех стран желают или заполучить тебя, или убить. Думаешь вернуться домой? Керчия тебе больше не дом. Твои союзники, не колеблясь, продадут тебя тому, кто больше заплатит. Ничего не будет по-прежнему, и твои желания тут роли не играют.

— И кто в этом виноват? — рявкнул Каз.

— Здесь нет ничьей вины, просто ты — заклинатель солнца. А это закономерный итог.

Каз молчал. Он знал… в определённой мере… что этот дар сделает его мишенью. Но был так одержим идеей вернуться домой и провёл так много часов, размышляя и строя планы, что не взял в расчёт самое главное — новую часть своей жизни, ту, с которой так отчаянно боролся. Дарклинг, наверное, прав. Не во всём, далеко не во всём. Но кое в чём.

Это, конечно, не значит, что Каз смирится и будет делать, что от него ждут.

Увидев, что ему нечего сказать, Дарклинг продолжил:

— Каз, ты — мой первый проблеск надежды за долгие годы. — Ну и ну. Такое он слышал в свой адрес впервые. — Я очень долго тебя ждал.

— Ну, надеюсь, за это время ты поднабрался терпения, потому что ждать тебе предстоит ещё немало.

Дарклинг снова устремил на него задумчивый взгляд тёмных глаз. Каз уже начинал к этому привыкать.

— Почему ты упорно продолжаешь с этим бороться? Бороться с собственной судьбой.

— Потому что мне недостаёт наивности верить в такие вещи как судьба.

— Ты единственный на свете, кто может уничтожить Теневой каньон.

— Пока твои люди не протащили меня через него, я о нём даже не думал. Какое мне дело до Равки и её проблем?

Выражение глаз Дарклинга изменилось: очевидно, он понял, что взывать к бескорыстию и самоотверженности бесполезно, и решил подойти с другой стороны.

— Ты знаешь, каково это — войдя в комнату, чувствовать сотни глаз, смотрящих на тебя со смесью уважения и ужаса? Осознавать, что в твоих руках сосредоточено больше могущества, чем некоторые могут себе вообразить? Ты якобы хочешь, чтобы тебя оставили в покое, не замечали, забыли, кто ты. Однако как бы ты ни старался, правда бросается в глаза: тебе важно, что думают другие, пускай и признавать ты это не хочешь. Важно настолько, что ты этим одержим.

Неожиданный и неприятный сеанс психоанализа. Особенно учитывая, как точно Дарклинг всё описал. И ведь он ещё даже не закончил.

— Итак, в свете сказанного, чего ты хочешь больше всего на свете? Я могу помочь.

Отмщения. Заглянуть в глаза Пекки Роллинса и увидеть там беспомощность человека, который потерял всё. Разрушить его поганую жизнь и всё им созданное — кирпич за кирпичом.

— Ты не можешь дать мне, что я хочу.

— Это месть?

Каз удивлённо встретил его взгляд. Неужто так легко раскусил? Нет, не похоже. Что-то такое было в чёрных глазах... Похоже, они просто думают об одном и том же.

— Ты не можешь отомстить вместо меня, — озвучил Каз очевидное, Дарклинг сам должен это понимать. — Мне нужно сделать это самому.

— Тогда я помогу тебе.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Вместе мы можем уничтожить всех, кого захотим.

— Я сделаю это сам, шаг за шагом. Один.

— Ты не устал от одиночества, Каз?

— А ты не устал отдавать свои победы короне?

Дарклинг смотрел на него молча. Каз не знал, о чём тот думает. Может, злится. Или может, не понимает, почему его не прельщает идея уничтожить всех вместе, но Каз знал, чего хочет, и мнение других на этот счёт его не интересовало.

Вероятно, Дарклинг просто размышлял, что бы ещё предложить.

Не для того Каз учился терпению, чтобы одаривать врагов быстрой смертью. Главное терпение, напомнил он себе. Терпение, и враги падут перед ним на колени. Терпение. И конечно, деньги. А не Дарклиг со своей армией и пустыми обещаниями.

— Значит, остаются деньги? — спросил тот, не обратив внимания на слова о короне. — Тебя устроят десять миллионов крюге?

— О нет! — рассмеялся Каз. — Ты очень зря дал мне знать, какой я особенный и как сильно тебе нужен, поэтому десяти миллионов будет маловато.

— Люди вроде тебя за жизнь столько не видят.

— Вроде меня… Это мелкие преступники или святые во плоти?

Очередная дуэль взглядов. Он бы отдал эти миллионы, только чтобы прочесть каждую мысль, что пролетала сейчас в голове этого типа. После продолжительного молчания, которым Каз наслаждался, Дарклинг, наконец, принял решение.

— Хорошо. Будь по-твоему. После того как поможешь мне уничтожить Тенистый каньон, можешь взять столько денег, сколько захочешь.

Он протянул руку для рукопожатия, однако Каз всё же был умнее, чем о нём думал этот гриш.

— М-м… Не так быстро.

В чёрных глазах мелькнул гнев. Терпение Дарклинга явно было на исходе, но Каз не собирался второй раз наступать на одни и те же грабли.

— Ты сказал, я могу взять столько денег, сколько захочу, после того, как ты уничтожишь Тенистый каньон. Но ты ведь не собираешься его уничтожать.

— Конечно, собираюсь, — быстро ответил Дарклинг. — Я должен искупить грехи своих предков. Мой пра-пра-пра-прадедушка, дарклинг, которого называют Чёрный еретик, создал Каньон. То была ошибка, эксперимент, порожденный его жадностью, возможно, вкупе со злобой. Я не знаю. Но с тех пор каждый Дарклинг пытался уничтожить нанесенный предком ущерб нашей стране, и я не исключение. Я провел всю свою жизнь в поисках выхода из этой ситуации.

Каз смотрел недоверчиво; он не поверил ни единому слову.

— Я не один из твоих солдатиков, беззаветно верных короне. Мне плевать, что будет с Равкой и её жителями, так что можешь не утруждаться, придумывая сказочку покрасивее.

— Почему ты так уверен, что я лгу?

— Объясни-ка мне, — протянул Каз, — какая лично тебе выгода уничтожать этот самый Каньон?

Молчание. Каз усмехнулся.

— Вот именно. Одно из двух: ты либо лжец, либо очень, очень глуп. Об заклад бьюсь, что первое, впрочем, можешь меня переубедить, если есть настроение.

— Пересекая Каньон, мы каждый раз теряем жизни. Разделённая Равка долго не протянет — нам нужны наши порты, наши гавани. И ты — единственный, кто может их вернуть.

— О да, я могу их вернуть — тебе. И только тебе. И уничтожать Каньон для этого не надо: пока я с тобой, ты можешь спокойно его пересекать. Порты, амуниция, припасы… у тебя будет это всё, и при этом ты сможешь использовать Каньон против своих врагов. Очень сомневаюсь, что эта мысль не приходила тебе в голову.

Тот не ответил, и в повисшей тишине Каз наблюдал за его раздумьями. Как тот решает, какой информацией готов поделиться. В момент, когда Каз назвал его глупцом, у Дарклинга раздулись ноздри и заходили желваки... Ему настолько важно заполучить расположение заклинателя солнца? Скорее уж, ненавистна мысль, что на свете существует кто-то, кто не считает его самым гениальным человеком в Равке.

Ну, раз он заманил сюда Каза, придётся ему смириться, что он уже не самый умный. Теперь их двое. Каз решил немножко его подтолкнуть.

И рассмеялся. Не по-настоящему, конечно, это было ему несвойственно, а чтобы задеть за живое, — и, увидев, что это работает, произнёс:

— Неужели ты и правда об этом не подумал? Вот это да. Как ты без меня жил-то раньше?

— Царь — идиот, — заговорил Дарклинг. Ага, вот оно. — Он десятилетиями посылает на верную смерть всё новых солдат, люди гибнут в его глупых войнах тысячами. Я же подарю равкианцам то, что не дал им ни один царь. Мир. Конец сражениям. И конец страху — таким, как мы, станет нечего бояться. Гриши никогда больше не склонятся перед короной.

— Вместо этого они склонятся перед тобой.

— Возможно.

Каз годами подчинялся Перу Хаскелю, хотя это именно он превратил кучку замызганных попрошаек и мелких жуликов в сильнейшую банду Бочки. Несмотря на то, что говорили другие, реальным предводителем «Отбросов» был Каз, а не Хаскель, и почти все члены банды это понимали. Так что он хорошо представлял, каково это — прислуживать тому, кто глупее и слабее тебя. Отвечать перед тем, кто разбирается в происходящем гораздо меньше тебя, в то время как ты делаешь вдвое больше работы и получаешь за это в два раза меньше денег и славы.

— Необязательно рассказывать мне, почему ты будешь лучшим правителем, чем царь, — протянул Каз. — Мне плевать, помнишь? Не говори про них, говори про меня. Что ты можешь дать мне?

— Я могу сделать тебя богом.

— И на кой мне сдалась божественность?

— Разве тебя не привлекает абсолютная власть? Полный контроль?

— Ты ведь сам понимаешь, что абсолютная власть перестаёт быть абсолютной, когда правителей двое.

— Я не имею в виду весь мир, ты дал понять, что тебе нет до него дела. Я говорю про Керчию.

— И что? — спросил Каз, подавшись вперёд на стуле. — Я помогаю тебе завоевать мир, а ты отдаёшь мне Керчию? Я не политик.

Дарклинг рассмеялся, низко и бархатно.

— С нашей первой встречи ты только и делал, что играл со мной в политику. Ты станешь прекрасным правителем.

— Я хочу работать на равных. Не под тобой, не на тебя, а на равных. Когда ты получишь желаемое, то отдашь мне и деньги, и власть над Керчией. А потом ты оставишь меня в покое, понятно?

Дарклинг протянул руку, и Каз пожал её.

— Договорились.

Дарклинг начал отнимать руку, но Каз сжал ладонь крепче.

— Ещё кое-что.

Дарклинг приподнял бровь:

— Чего ещё ты хочешь?

— Я не желаю свергать царя. — Выражение лица Дарклинга стало недоумённым, и Каз подтянул его за руку ближе, чтобы прошептать: — Я хочу, чтобы он сдох, и сдох в мучениях.

Улыбнувшись, Дарклинг снова пожал ему руку.

— Организуем.

Превосходно. Не сразу, но Каз Бреккер снова встал на ноги. Вряд ли Дарклинг выполнит все свои обещания, но Каз тоже держать слово не собирался. Сделка сделкой, но он начинал понимать, что тут всё-таки не Кеттердам.