Сто видов трав (джен)

Доминик занимался мытьем посуды, когда к нему подошел Саймон. Ученик травника стряхнул с глиняной миски воду и оставил тарелку сушиться. Прошедший обед был по настоящему сытным. Мальчишка никак не мог дождаться, когда покончит со своей частью дел и сможет немного посидеть спокойно.

Однако все его мечты об отдыхе развеялись сразу после сказанного хозяином дома. Их место заняло волнение и легкий приступ страха.

— Твой экзамен будет через три дня, — без малейших прелюдий объявил Саймон. — Сегодня я рассказал тебе о последнем растении, что запланировал. С этого дня больше никаких лекций. Конечно, ты еще можешь задавать вопросы, если какие-то моменты показались сложными или непонятными. Обозначенное время я даю тебе на подготовку. И освобождаю от домашних дел.

Баронский сын почувствовал, как пробежали мурашки по всему телу. Он не был готов, что все случится так внезапно. Мальчик не вел никакого подсчета трав после того, как их число перевалило за пятьдесят. В какой-то момент занятия начали приносить ощущение, напоминающее удовольствие и ученик перестал отмечать каждый пункт, представляя, как он становится еще одной преодоленной преградой для возвращения домой. Он думал, что когда придет время экзамена, это принесет облегчение и радость.

Ведь это означало, что невыносимое, лишенное привычной жизни лето подошло к концу. То, что чувствовал Доминик после сказанных слов, нельзя было назвать радостью.

Конечно, мальчик не сомневался, что даже в случае провала его отправят домой. Раньше юношу не очень волновало, как он будет выглядеть в глазах Саймона в случае неудачи. Говоря откровенно, в начале лета мальчишка не воспринимал грядущую проверку знаний как то, к чему следует прилагать усилия. Не оставит же его отец в глухой деревне, в конечном итоге. При любом из раскладов.

Но теперь ситуация изменилась. После всего пережитого и того, как некоторые события заставили взглянуть на случившееся под другим углом. Доминик не хотел, чтобы травник считал его дураком. И действительно переживал из-за того, что может опозориться.

В его жизни уже случались экзамены, но там не было и намека на волнение. Учителя старались лишний раз не идти против капризного мальчишки и, совершенно точно, не хотели потерять выгодную работу. Баронского сына спрашивали только самое элементарное, или старались не обращать внимание на то, как тот списывает материал из шпаргалки, размещенной на коленях. Доминик не сомневался — не стоит даже пытаться одурачить Саймона подобным методом. Розги больше не пригодились после того злополучного вечера, но это не значило, что перспектива снова с ними встретиться была равна нулю.

Тяжело выдохнув, мальчишка изловил один из десятка вопросов, крутившихся в голове, и задал его:

— Как будет выглядеть процесс?

Травник поднял правую руку вверх и начал загибать пальцы.

— Ты отправишься со мной в лес и будешь рассказывать про травы, на которые укажу. Это первое. Второе — мы вернемся сюда, и тебе предстоит ответить на три вопроса в письменной форме. Я назову свойства трав. Задача — понять, о каком растении идет речь. И третье. Тебе будет дан определенный набор ингредиентов. Из него нужно изготовить хотя бы один вариант отвара. Самым главным критерием оценки будет пригодность лекарства для использования.

У Доминика слегка закружилась голова. Он не думал, хотя и мог предполагать, что Саймон не пойдет легким путем и придумает настоящее испытание. Но то, что оно будет состоять из трех этапов, да еще таких сложных, с трудом укладывалось в голове. Баронский сын почувствовал очень острое желание немедленно зарыться в записи и не высовывать из них носа до самой последней минуты.

Травник заметил волнение своего подопечного, и его губы тронула легкая улыбка.

— Не надо так сильно переживать. Я верю, что ты справишься. Скажу Амелии, чтобы не отвлекала. Готовься спокойно и тщательно. Тогда результаты будут хорошими.

В знак ободрения Саймон потрепал по плечу своего ученика. Доминик выдавил из себя кривую улыбку в ответ на действие. Он больше не думал, что все будет легко. Вернее сказать, он даже забыл, что это не совсем настоящий экзамен.

Все, чего хотел мальчишка, это показать, чему он успел научиться. И даже мимолетная мысль о том, что можно не справиться хотя бы с одним из заданий, заставляла дышать чуть чаще и нервно сжимать пальцы в кулак.

«Что же. — Думал Доминик. — Это лето пролетело быстро. Слишком быстро. Не думаю, что я готов.»

Следующие дни баронский сын прерывался от повторения материала только на еду и сон. Пока было светло, он сидел на крыльце и перечитывал свои многочисленные заметки. Когда темнело — уходил в свою комнату, зажигал свечу и делал новые записи. До тех пор, пока не ловил себя на мысли, что глаза закрываются сами собой. Амелия с любопытством поглядывала на то, что он делает, но не смела отвлекать. Доминик слышал, как она разговаривает с Саймоном на кухне, но не вслушивался, о чем именно шла речь.

На третий день юноша встал раньше всех, собрал свои записи, захватил сумку для сбора трав и нож. После чего отправился в лес, написав записку, что проведет там какое-то время. Он выписал себе на отдельном листе всю сотню растений и пытался самостоятельно, без подсказок в виде иллюстраций, отыскать их и припомнить, какие свойства те имеют. Из-за постоянных повторений все знания начали смешиваться в кашу и в какой-то момент Доминика настигло ощущение, что он не знает совершенно ничего.

Юноша держал на ладони несколько желтых цветков вербейника и чуть не поддался отчаянью, когда понял, что голова буквально раскалывается от попыток снова перерыть весь тот объем информации, которую в нее набил, и отыскать верные свойства летнего дара.

Все еще сжимая в руках цветы, Доминик опустился на землю и лег, широко раскинув руки. С подобного ракурса травинки выглядели чуть ли не деревьями, высокими и стремящимися к синему небу. Солнце выглядывало из-за туч, и небесная, яркая лазурь слепила глаза. Мальчик прикрыл их, но продолжал наблюдать за красками закатного лета.

И не думать о своих записях хотя бы несколько блаженных минут. Казалось, что время начало течь не то очень медленно, не то мальчик существовал от него отдельно.

Баронский сын пребывал в состоянии, близком ко сну. Сознание все еще цеплялось за реальность, но перед глазами уже начали расцветать первые картинки-признаки сновидений. Доминику мерещилась роща, где стволы деревьев покрыты цветами, до самого верха, включая самые тонкие ветви. Мельком он успел подумать о том, что надо было как следует отоспаться этой ночью. А теперь нет выбора — только встать и продолжать учить треклятые свойства.

«Только полежу еще пару минут... Всего пару минут. Я же заслужил это».

Не успел мальчик додумать до конца мысль, как резкий звук сдернул с него путы сна. Подобно тому, как внезапно стаскивают одеяло утром. Доминик приподнялся, и его сердце резко забилось от мгновенно нахлынувшего ужаса.

Огромный, серо-черный пес, стоявший примерно в двадцати шагах от юноши, всем своим видом показывал, что не имеет никакого отношения к «друзьям человека». Густая слюна капала с приоткрытой пасти, бешено выкатившиеся глаза уставились на мальчишку. Хвост животного резко ходил из стороны в сторону, каждое движение сопровождалось приглушенным, горловым рычанием. Собака начала медленно двигаться, обходя по кругу баронского сына, и Доминик знал, к чему ведет подобное поведение. Он уже не раз был свидетелем охоты с гончими и понимал, что зверь начинает обходить его с одной единственной целью — ждет удачного момента для броска.

Первые секунды баронский сын впал в оцепенение от ужаса. Его обдало холодом, кончики пальцев задрожали. К небольшому счастью, они наткнулись на сумку, из которой торчал нож для сбора трав. Так себе оружие против животного, явно намеренного устроить охоту на случайного прохожего, но лучше, чем совсем ничего.

В голове промелькнула, совсем не к месту, речь Саймона о том, что ножи всегда следует держать в идеальном состоянии. Ладонь вцепилась в рукоять и сжала ее настолько крепко, насколько это было возможно.

Дальнейшее произошло очень быстро. Собака вытянула хвост, замерев на мгновение, а затем бросилась на мальчишку, обнажив клыки до розово-черных десен. Она оказалась совсем рядом в считанное мгновение, Доминик только и успел, что присесть на одно колено и неумело, но вложив всю свою силу, взмахнуть лезвием. Раздался громкий, отчаянный визг, а на баронского сына брызнула густая, алая кровь. Красные пятна расползались по раскиданной бумаге с записями и оставшейся на земле тканевой сумке, но это беспокоило в последнюю очередь. Юноша заметил краем глаза, как животное покатилось по траве, визжа и рыча, и рванул с места. Он и сам не знал, откуда взялось столько сил, и на секунду изумился, как быстро могут уносить ноги, если на кону собственная жизнь. Даже когда Доминик убегал от пьяницы, все равно оставалось понимание, что ему не грозит смерть.

Здесь дела обстояли куда серьезнее и выходили далеко за рамки мальчишеской шалости.

Юноша бежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через поваленные деревья и камни. В голове пульсировала от резкого притока крови, дыхание сделалось быстрым и обжигало легкие. Сзади раздавался шум, и мальчик даже не сомневался: клыкастая тварь уже успела прийти в себя и сейчас бежит следом.

«Теперь-то у нее точно есть все причины вцепиться мне в горло».

Через какое-то время Доминик начал уставать, но держался изо всех сил, чтобы не сбавить темп. Там, позади, тонкие лапы с хрустом ломали ветви. Бежавший не тратил время на то, чтобы оглянуться. И не был уверен, что ему удастся защититься от зверя еще раз столь же удачно.

«Я просто умру в этом лесу, а мое тело успеют сожрать до того, как Саймон поставит на уши всю деревню и найдет меня».

Судя по резкому рыку, животное было совсем близко. Пес сделал небольшой полукруг, намереваясь еще немного измотать свою жертву. Теперь, когда охотник знал, что у ее добычи есть острое оружие, зверь не будет бросаться безрассудно. Предпочтет измотать, пока человек уже точно не сможет дать отпор.

«Боже, прошу, я не хочу закончить таким образом!»

Доминик никогда не молился до этого момента. Впрочем, подобных ситуаций не возникало. Теперь он отчетливо понимал: раньше в жизни было совсем не на что жаловаться. Да если бы и было, пусть так, главное не встретить свой конец сейчас.

«Отец не переживет, если я не вернусь домой.»

Собака мелькнула совсем близко. Располосованная, окровавленная морда смотрела на него с оскалом, который можно было принять за мерзкую ухмылку. Доминик точно знал, что останавливаться нельзя, хотя ноги уже начали неметь. Как и рука, продолжавшая сжимать нож изо всех сил.

«Я не сдамся так просто. ТЫ МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИШЬ!»

Отчаянная мысль, как не странно, открыла второе дыхание. Тело сделалось легким, словно его и вовсе не было. Голова поплыла, не оставив ни единой мысли в своих чертогах. Первобытный инстинкт велел только одно — выжить любой ценой.

Мальчишка продолжал бежать. Его смерть неслась рядом и с каждой секундой подходила все ближе.

Земля ушла из-под ног настолько резко, что Доминик понял это далеко не сразу. Лишь осознал себя кубарем катящимся куда-то вниз и ощутил боль от впивающихся в бока камней. Рука разжалась и выронила оружие где-то по дороге. Может быть, к счастью. По крайней мере это избавляло от возможности наделать в себе дырок.

Мир кувыркался перед глазами, прерываясь на вспышки боли. Баронский сын распластался на земле, а бешеное вращение, казалось, длилось целую вечность. Мальчик чувствовал ужасную тошноту, многочисленные ушибы, но все равно нашел в себе силы, чтобы вскочить на ноги.

«Значит, я не переломал их.»

Наверху склона крутился преследователь, ища наиболее выгодный путь, чтобы спуститься и завершить начатое. Доминик не стал медлить и давать твари много времени на раздумья. Быстро осмотрелся, скорчившись от настигнувшей боли в области затылка, и подобрал свое оружие, валяющееся неподалеку. Левую руку ощутимо жгло, и баронский сын надеялся, что это не означало перелом. Он снова продолжил свой путь, двигаясь настолько быстро, насколько позволяло состояние, и нырнул в темную чащу.

Когда-то, на охоте, ему рассказывали, что хитрая добыча пытается запутать следы при помощи воды. Та быстро уносит запахи и преследователю надо потрудиться, чтобы вновь напасть на след. Доминик вспомнил это, когда увидел небольшую речку. Вода огибала камни, и лучи солнца красиво заигрывали с брызгами. Юноша никак не мог позволить себе дивиться красоте долго. Страх вернулся с утроенной силой, и ученику травника постоянно казалось, что зубастая тварь вот-вот выскочит из зарослей. Доминик был уверен, что у него не осталось сил бежать настолько же быстро, как до этого. Поэтому он не задумываясь разулся, вступил в ледяную воду и побрел по течению, рассчитывая выйти как можно дальше вниз по неглубокой реке. От холода перехватило дыхание, все силы уходили на то, чтобы не поскользнуться босыми ногами на камнях. Тело ныло из-за падения, но его обладатель был благодарен уже за то, что вообще может идти.

«Если бы я сломал хотя бы одну кость, то уже бы рассказывал маме о том, как попал в такую ситуацию.»

Мысли о матери вызвали боль между ребер. И не только потому, что он скучал по этой прекрасной и доброй женщине. Сознание настигла малоприятная мысль: слишком тонкая грань разделяет «до» и неизвестное, неотвратимое «после». Несправедливо, что у его брата не было шанса убежать от болезни и бороться по настоящему. Горько, что у человека иногда нет совершенно никакого оружия. Страшно, когда не видишь своего врага.

Доминик горько усмехнулся этой мысли и сказал вслух самому себе:

— Выходит, я счастливчик, что ли?

А затем мальчик понял, что ему очень далеко до звания «счастливчика». За ним гонится одичавшая псина, ногам холодно, тело болит, а сам он понятия не имеет, где оказался и как вернуться домой.

Следующие пара часов выдались непростыми. Замерзший, не имеющий при себе ничего, кроме порванной грязной одежды и небольшого ножа, юноша быстро шел по бездорожью, пока не выбился из сил окончательно. Ни на секунду он не терял бдительность, останавливаясь лишь для того, чтобы прислушаться к шорохам. Ему, кажется, удалось оторваться от преследователя. Но надолго ли? К тому же лес наверняка может похвастаться далеко не одной опасной тварью.

Страх заставлял двигаться вперед и переставлять ужасно болящие ноги. На каждое «может, остановимся?» приходилось с десяток мыслей, вроде: «меня могут догнать», «я должен идти дальше», «собака близко.»

Тело потратило огромное количество сил, отчего желудок то и дело сводило голодной судорогой. Возможно, Доминик мог бы потратить немного времени и отыскать хотя бы ягод или кореньев. Но и такой расклад обозначал остановку, делать которую было недопустимо.

«Наверное, — думал мальчик, — Саймон еще даже не начал поиски. Думает, что я занимаюсь. Лишь к вечеру поймут, что что-то не так. А ведь к тому времени окончательно стемнеет. Что делать ночью? Я даже не смогу развести огонь.»

К чувству страха прибавилось отчаянье. Следом начала пробиваться, как ядовитый цветок сквозь почву, паника. В висках пульсировало, а голову словно зажали тесным обручем. Хотелось бежать, сорваться с места и нестись в первом попавшемся направлении, как будто это могло чем-то помочь. Единственное, что мешало осуществить такой порыв, это невероятная усталость. Доминик уже не мог бежать, даже если бы хотел.

Какое-то время он просто брел вперед, стараясь не думать ни о каких конкретных вещах. Любая сформированная мысль приводила к страшному беспокойству. Хотелось лечь на землю, закрыть глаза и открыть их в хижине травника. С облегчением осознав, что все произошедшее лишь неприятный сон, который забудется после обеда.

В какой-то момент Доминик оторвал глаза от земли и заметил в просвете между деревьями нечто, похожее на деревянное строение.

Надежда, что все закончится хорошо, тут же взяла власть в свои руки, и мальчишка постарался ускорить шаг.

Дом выглядел очень старым, заметно просевшим с одной из сторон. Его не щадили природные явления и смена времен года. Местами древесина потемнела и лопнула. Кто-то заботливо заделал эти участки при помощи мха. Крыша , если ее можно было так назвать, явно переделывалась много раз, не самым аккуратным способом. Впрочем Доминик был рад и этому. В конце концов, здесь есть стены и за ними можно укрыться. Строение выглядело совершенно нежилым. Но и это не отменяло надежды, что внутри можно будет развести огонь, а поблизости отыскать хоть что-нибудь, чем можно набить желудок.

Мальчик толкнул дверь, и та противно заскрипела. Помещение было совсем маленьким и имело всего одну большую комнату. Посреди было что-то, напоминающее открытый камин. В нем лежали давно истлевшие головешки и несколько длинных костей. В углу, на подобии кровати, навалена куча грязных тряпок. Небольшой стол возле узкого, совсем крошечного окна, не пропускающего внутрь почти никакого света. Тяжелый, темно-коричневый сундук с огромным замком больше походил на сокровищницу, которую не следовало открывать.

Больше всего в убранстве смущали страшного вида инструменты, развешанные по стене над столом. Пилы и большие ножи. Щипцы и нечто, напоминающее орудие пыток. Обстановка не казалось приветливой, скорее совершенно отталкивающей, но выбора это не добавляло. Совсем несмело вступив внутрь, Доминик понял, что здесь пахнет чем-то затхлым.

«Как будто здесь недавно находился тот, кто болеет...»

— Эй, кто такой? — Раздался хриплый, не очень напоминающий человеческий, голос из угла с тряпками.

От неожиданности баронский сын подпрыгнул и уже хотел уносить ноги. На кровати что-то зашевелилось, кряхтя и тихо ругаясь. Мальчик не сразу осознал, что это не было чудищем. Лишь изнеможенный мужчина, очень бледный и заросший густой бородой с редкой сединой. Его маленькие, темные глазки уставились на пришельца, а рот изогнулся в подобии усмешки.

— Ну и? — требовательно, уже без былой хрипоты, спросил незнакомец. — Язык проглотил? Я спрашиваю, кем будешь?

— Я... Доминик. — Только и сумел выдавить мальчик. — Ученик травника Саймона, в деревне неподалеку. Заблудился.

С явным усилием мужчина приподнялся и принялся разглядывать незваного гостя. Баронский сын видел, что это некогда был очень крепкий мужчина. Сейчас тот явно не здоров: под глазами большие, темные мешки, руки дрожат даже от такого простого усилия, а косматая голова покачивается из стороны в сторону.

— Знать не знаю никаких ваших Саймонов. Ты один?

— Да. Говорю же, заблудился.

Указательный палец больного тыкнул в сторону вошедшего, словно мужчина в чем-то обвинял незваного гостя. Это не было далеким от того, что он сказал после.

— Ты ворвался ко мне с оружием, обляпанный кровью. Думаешь, я поверю тебе? Сын какого-нибудь мелкого разбойника, что шарится по лесу. Сказал же уже, у меня нечего брать! А ружье я вам не отдам.

В доказательство к своим словам, мужчина пошарил рукой на кровати и уже спустя мгновение на Доминика было направлено дуло. Мальчишку передернуло, но он остался стоять на месте, как вкопанный, не смея отвести взгляда от двух черных углублений, откуда в любой момент вылетит пуля.

— Видит бог, я не хочу убивать ребенка. Так что даю тебе минуту. Проваливай. Иначе всажу тебе в черепушку свинца. Поверь, я очень хорошо стреляю. Даже в таком состоянии.

Перспективы перед Домиником открылись нерадостные. Он мог уйти обратно в лес, каждую секунду оборачиваясь на подозрительный шорох. Не факт, что удастся пережить ночь, когда крупные хищники выйдут на охоту. А этот мужик, так похожий на раненого зверя, явно не намерен вступать в переговоры.

Но, в отличие от диких обитателей, в этой ситуации можно хотя-бы попытаться объяснить свое положение еще раз. В одно мгновение Доминик решил, что нет никакого смысла прикрываться баронским титулом. В таком оборванце тяжело опознать даже крестьянского сына, не говоря уже о ком-то повыше по положению.

Очень медленно мальчишка поднял руки, затем опустился и подтолкнул положенный на половицы нож в сторону наставившего ружье. Доминик продолжал держать руки поднятыми и попытался поговорить еще раз.

— Послушайте. Никакой я не сын разбойника. И вреда не желаю. На вашу хижину наткнулся совершенно случайно. Просто собирал травы недалеко от деревни. На меня напала какая-то дикая собака. Мне удалось ударить ее ножом, оттуда и кровь. Затем пришлось убегать, не разбирая дороги. Этот лес знаю очень плохо, но животное загнало меня не пойми куда. Я перешел реку, чтобы сбить тварь со следа, но окончательно заблудился. Думаю, что скоро отправят людей на поиски. Пожалуйста, позвольте побыть у вас до этого момента. Я не думаю, что переживу ночь один в темном лесу.

Мужчина сощурился, но не спешил отводить ружье. Он обдумывал слова пришельца и причмокнул языком, словно пробуя те на вкус и пытаясь почувствовать ложь.

— Болтаешь ты, конечно, складно. Так не говорят всякие поганцы. Говоришь, собака гналась? Отвечай быстро. Шкура была какого цвета?

— Серо-черная. — Доминик не медлил и секунды с ответом. — В холке достает мне до пояса. Большой зверь.

Мужчина опустил ружье и баронский сын выдохнул, всё еще продолжая держать руки поднятыми.

— Да опусти ты их уже. — Отмахнулся хозяин хижины. — Теперь я тебе верю. Есть тут одна такая, даже видал. Хотел выследить ее и прибить наконец. Судя по всему, какой-то кобель оприходовал волчью суку. Такие твари очень опасны. Конкретно эта немало скота утащила из нескольких деревень. И все бы ничего, житейское дело. Но последние пару лет зверь повадился таскать детишек.

Почему-то от этой мысли к горлу Доминика подступил ком. А мужчина продолжил, ухмыльнувшись.

— Хитрая сволочь. Капканы и тенеты обходит. Никогда не задерживается в одной деревне слишком надолго. Распробовала человечину, захотелось, видать, чего покрупнее. Тебе, парень, повезло. Даже не представляешь, насколько.

Доминик попытался выдавить подобие улыбки. Получилось скверно. Уж кто-кто, а он не мог назвать себя везунчиком. По его скромному мнению «везение» — это когда ты даже не попадаешь в подобную ситуацию.

Мужчина протянул большую ладонь в жесте приветствия.

— Уж извини, подняться не смогу. Говоришь, Доминик зовут? Я Винс, местный лесничий. Сейчас расскажу, чего тут можно пожрать.

Доминик никогда не думал, что вяленая рыба может быть настолько вкусной. Он с жадностью съел предложенное, хотя этого и оказалось мало. Но просить больше у больного человека, который явно экономил запасы, не решился. Ему велели натаскать дров из крошечной пристройки, развести огонь и вскипятить воду, набранную в ближайшей речке. Винс давал указания, корчась от боли при каждом движении, и мальчик уже около часа обдумывал, как бы поделикатнее спросить, что случилось с хозяином хижины.

В кипяток было аккуратно помещено ровно столько овсянки, сколько велел бережливый лесник. Она получалась жидкой, поэтому в нее было велено отправить немного той же вяленой рыбы. Ситуацию это спасало мало и блюдо было далеко от понятия «аппетитного». Раньше Доминик бы даже не взглянул на такое и назвал «пищей для свиней». Сейчас варево казалось ему чуть ли не самым вкусным, что можно отыскать на белом свете.

После еды тело стало болеть немного меньше, поднабравшись сил. Целая куча синяков и ссадин, некоторые из которых выглядели неприятно, не представляли никакой угрозы для жизни. Когда-нибудь, уже будучи взрослым мужчиной, Доминик будет вспоминать о молодом и выносливом теле с легкой примесью грусти. Сейчас же мальчишка даже не задумывался, откуда у него все еще оставались силы после столь тяжелого дня.

Винс ел медленно, словно каждая проглоченная ложка требовала невероятного усилия. Вокруг его кровати валялись остатки рыбы. Видимо, это была его первая горячая пища за много дней.

— Простите. А чем вы болеете?

Не придумав ничего обходительного, Доминик решил выстроить вопрос таким, каким он крутился в голове.

Винс вытер губы тыльной стороной ладони. Это не очень помогло избавиться от кусочков пищи, застрявших в бороде.

— Я не заразный, не боись.

Такой ответ мало удовлетворил любопытство. В конце концов, достаточно подозрительно, что крепкий с виду мужчина не может подняться с кровати и явно пребывает в ней далеко не первый день.

— И все-таки? Может быть, я смогу как-то помочь…

Лесник громко рассмеялся, можно сказать, неприлично громко. Мужчина отложил в сторону миску, едва опустевшую на половину и вытер руки о край тряпки, которую с трудом можно было назвать одеялом.

— Вот еще. Не хватало, чтобы из-за тебя нога отсохла. Мне и без твоей помощи хреново. Ученик, говоришь? Да много ты знаешь! Скорее в обморок хлопнешься, как увидишь, что проклятый кабан сделал с моей ногой.

С одной стороны подобная речь немного задела мальчика. Он уже знал достаточно много и не думал, что может упасть в обморок, как чувственная леди, от вида крови.

— Ну раз такой любопытный, что ж. На. Погляди.

Винс резко отбросил одеяло, и Доминик уже не был так уверен в своей выдержке. Картина перед глазами предстала жуткая. Кожа на лодыжке была распорота до мышц, ране явно был не один день. Нога сильно опухла и была чуть ли не вдвое больше соседней. Нагноение выглядело плохо, и мальчишку замутило. Тряпки, которые раньше были бинтами, валялись рядом. Это дополнял неприятный запах, который Доминик слышал, еще когда вошел в дом.

Даже на его совершенно непрофессиональный взгляд было очевидно: такую рану следовало обработать, вычистить и зашить. Но ученик травника очень сомневался, что справится с такой задачей. К тому же лесничий уже высказал свое полное недоверие к его знаниям.

— Полное дерьмо. — Выругался хозяин хижины. — Я промывал и промывал ее сколько мог, да все без толку. С такой ногой даже с постели не встанешь, не то что идти в деревню и искать там цирюльника. Может быть, обойдется. А может и нет.

Доминик никак не мог отвести взгляд от ужасного зрелища. И что делать в подобной ситуации? Если этот мужчина надеется на чудо, то вряд ли оно случится. Грязная постель и отсутствие ухода мало располагали к заживлению.

Мальчик задумался. Он попал в ситуацию, когда следует принять решение. Что он может сделать? Скорее всего, лесничему будет становиться только хуже день ото дня. Здесь совершенно очевидно нужна профессиональная помощь. Все, что может сделать сам мальчик, это попытаться облегчить боль и сбить температуру, без которой не обходится в таких случаях. А что потом? Просить нарисовать карту и идти за помощью? Этот мужчина сможет ее дождаться?

Баронский сын глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться на своих мыслях.

«А что бы сказал Саймон, будь на моем месте? Он бы точно уговорил оказать хоть какую-то помощь. Даже с маленькой лучше, чем с совсем никакой.»

— Послушайте меня. — Доминик старался, чтобы его голос звучал твердо и смотрел в глаза собеседнику. — Это и вправду выглядит плохо. Вы правы — я всего лишь ученик и знаю недостаточно. Но и этих навыков хватит, чтобы хотя бы обработать рану сейчас. Что-что, а промывка здесь требуется наверняка. Это не будет приятно, но сделает легче. Вы сможете спокойно поспать хотя бы эту ночь, а завтра мы подумаем, что делать дальше.

Винс хмыкнул и почесал затылок. Затем долго смотрел в глаза Доминика испытующим взглядом. Словно не верил до конца, что есть надежда на выход из такой ситуации.

— Ладно. — Нехотя согласился лесник. — Делай чего хочешь. Надеюсь, это поможет. А если нет…

Винс продемонстрировал сжатый кулак и потряс им.

Доминик хотел казаться уверенным в своих действиях. Переживания и усталость, конечно, брали свое. Больше всего ученик травника желал провалиться в глубокий сон, а не ходить вокруг хижины, выискивая то, что могло помочь новому знакомому. Записи остались лежать далеко отсюда и мальчик жалел, что бросил их. Хотя и понимал, что в минувшей ситуации не оставалось никакого другого выбора.

Он подошел к большому дубу, росшему неподалеку, почесал подбородок и принялся отколупывать кору при помощи ножа. Затем собрал немного полыни, благо усердно искать это растение не приходилось, и отмел вариант с крапивой. Ее тоже было достаточно много, но приготовление нужной настойки требовало спирт. Даже если что-то крепкое отыщется в доме лесника, все равно потребуется несколько дней. Около получаса потребовалось, чтобы найти и собрать на ближайшей поляне листья донника. Доминик пытался отыскать зверобой, чтобы добавить и этот компонент, но растения не было нигде поблизости.

Зато нашлась ива и лесная малина. Находиться в лесу одному было все еще неуютно. Мальчик порадовался, что нашел все, что нужно на данный момент и поспешил вернуться в дом.

Винс провалился в тревожный сон, то и дело дергая рукой и просыпаясь. Он поругивался на свою ногу, долю лесничего и особенно грязные слова припас для кабанов.

Мальчишка не вслушивался, но нашел в себе смелость опустить на лоб мужчины руку и отметить, что у того жар. Значит, следовало поторопиться.

Доминик натаскал воды из реки в старом ведре. Оно было дырявым и по дороге к хижине терялась добрая треть.

«У этого Винса даже утварь худая. — Возмущался он про себя. — И как этот мужик дожил до седин?»

Пока грелась вода с брошенной в нее корой дуба, Доминик развел дополнительный костер во дворе. При помощи смолы постарался залатать дыру. Благо, та была не на дне, а всего лишь сбоку. Затем уговорил лесника перелечь на пол и подождать, пока грязное белье, именуемое с натяжкой постелью, будет постирано. Винс уже и не возражал, слишком плохо себя чувствовал. Поэтому безоговорочно делал то, что ему говорили.

С огромным трудом переместив мужчину на пол, Доминик принялся за важную задачу. Ему потребовалось время, чтобы постирать грязные тряпки и развесить их на палках у огня для более быстрой сушки. Этот способ он перенял у Саймона, когда тот показывал бытовую хитрость и заставлял принимать участие. Сейчас мальчик был по-настоящему благодарен за это.

К этому времени вскипела вода в котелке, и ученик травника принялся за изготовление первого настоя, для обработки раны. Он слил получившуюся целебную жидкость, давая той остыть, и отправился за новой порцией воды. Мелко нарезал листья донника, отмерив три ложки, и столько же полыни. С последним пришлось повозиться как следует, бережливо отделяя сок от растения, пока того не накопилось достаточно. Все это было перемешано, залито чистой водой и оставлено доводиться ко кипения.

Баронский сын вернулся к подготовке постели. Не сказать, что у него получилось отстирать все и вряд ли это было бы возможно в принципе. Пятна крови оставались темными кругами на ткани, которая в любом случае стала чище. Мальчишка вернул ее на старый матрас, набитый соломой. К сожалению, сменить его точно уже не было времени и сил.

К этому моменту Винс пробудился от тревожного сна и уставился на незваного гостя с непониманием. Затем, вспомнив, откуда тот явился, успокоился. И даже почти самостоятельно забрался в постель.

Пришло время приступить к самому сложному.

— Я собираюсь промыть вашу рану настоем из дубовой коры. — Сказал Доминик, потому что Саймон всегда предупреждал, что собирается делать. — Мне нужно, чтобы вы сели. Только предупреждаю, что приятного в этом всем будет мало. Зато потом станет легче.

Винс сел с явным трудом, зажмурившись от боли. Пока мужчина усаживался, баронский сын уже сливал предыдущую настойку в отдельную, глубокую миску и заливал воду для следующей, куда поместил кору ивы. Она как раз успеет подойти к моменту, когда мальчик закончит обработку. Листья малины, хорошее жаропонижающее средство, было решено оставить на потом.

Мальчик подготовил ткань и принес остывший, едва теплый отвар. Когда тот опустился на колено и понял, что ему предстоит сейчас сделать, руки немного задрожали. Не то, чтобы юноша был не уверен, что изготовил средство правильно. Его смущало, что предстоит сделать больно другому человеку. Но никакого выбора не было.

«Я делаю это, чтобы облегчить боль. Ничего страшного. Хуже не будет, в любом случае.»

Затем ученик травника выдохнул и приступил к работе.

Винс не издал ни звука. Лишь наблюдал из полуприкрытых век, как Доминик аккуратно омывает больную ногу. Сначала зачерпывая отвар ладонью, затем прикладывая смоченную в нем ткань. Очень осторожно мальчик пытался смыть как можно больше крови и старался очистить плоть от гноя. Это не было даже близко приятной задачей. Лесник зашипел, когда юноша надавил чуть сильнее, чтобы постараться очистить глубокий порез внутри. Мальчик находил в себе силы не останавливаться каждый раз, когда его «пациент» издавал болезненное шипение. Но не дергался, к своей чести, и не пытался мешать столь неприятной процедуре. Когда чистка была окончена (по крайней мере, Доминик действительно сделал все, что мог), пришла пора наложить примочку. Смочив в отваре из полыни и донника свежую тряпку, отрезанную от края простыни, юноша наложил ее на ранение и закрепил маленькими полосками ткани.

— Сейчас я дам вам отвар из ивы. Это должно помочь сбить температуру и крепко уснуть. Постарайтесь выпить все.

С этими словами мальчик протянул кружку, предназначавшуюся скорее для пива, чем лекарства. Винс молча осушил ее большими глотками, затем отдал назад и опустился на кровать. Судя по всему, ему не терпелось вернуться в сон.

Обессиленный Доминик убедился, что огонь во дворе затух. Затем лег прямо на пол, рядом с тлеющими углями открытого камина, свернулся клубком и провалился в тревожный сон, наполненный недавно пережитым. Страх, что за ним гонится большая, черно-серая собака, еще будет приходить далеко не одну ночь.

Где-то в лесу раздавался протяжный вой. Вечерело. Дикие звери выходили на охоту.

Еще несколько раз, с огромным трудом, баронский сын заставлял себя подниматься. Глаза слипались, двигаться совершенно не хотелось. Тело мучительно болело и каждый синяк давал о себе знать намного сильнее, чем до этого. Налитые свинцом ноги слушались плохо и дрожали, стоило принять вертикальное положение. Но ученик травника заставлял лесника опускать ноги на пол, снова промывал рану, накладывал свежую примочку и возвращался к теплу огня. Иногда, просыпаясь от того, что мышцу свело судорогой, он слышал заметно выровнявшееся дыхание хозяина хижины. Несмотря на то, в какой ситуации оказался сын барона, он радовался, что этому грубому мужчине сделалось легче.

Еще до рассвета пришлось встать окончательно и начать готовить новый отвар. Винс все это время даже не пошевелился, погрузившись в лихорадочный сон.

Подкинув несколько приготовленных для утра поленьев в огонь, Доминик начал думать, что ему делать дальше. Его усилий было недостаточно, это понятно любому. Надо доставить Винса к тому, кто сможет ухаживать за больным более тщательно и у кого есть куда более серьезные средства. Мальчик перевел взгляд на стену с развешанными инструментами, и в голову совершенно внезапно пришла идея.

Около полудня юноша растолкал лесника. Ему все равно придется проходить через очередной круг процедуры и пить жаропонижающее. Мальчишка снова заставил мужчину сесть, проследил, чтобы тот не заснул, и заговорил, вручив чашку с отваром.

— Я собираюсь доставить вас в ближайшую деревню. Наверняка хорошо знаете лес и сможете указывать дорогу. Мне совершенно не хочется тащить вас так далеко, но другого выбора нет. Скажите, вы знаете, в какой деревне живет святой отец Гарс?

— Да как его не знать. — Хриплым, болезненным голосом ответил мужчина. — Хороший мужик. Хоть и старый уже, что пенек столетний.

Доминик искренне обрадовался этому ответу. Это уже кое-что.

— А как попасть в его деревню, знаете?

Мужчина кивнул и прикрыл глаза. Мальчик не мог позволить ему провалиться в сон сейчас.

— В таком случае обопритесь на меня. Скажите, что ценного забрать? Мы отправляемся в путь.

Винс недоверчиво посмотрел на гостя и даже нашел в себе силы изогнуть бровь.

— Смеешься, что ли? Какой путь? У меня только один путь сейчас, вверх или вниз.

Лесник показал на небо, а затем на землю. Баронский сын поморщился. Не для такого расклада он тратил силы на то, чтобы уменьшить воспаление раны.

— Я все продумал. Сделал что-то вроде носилок, которые смогу тащить по земле. Лучше бы вам, конечно, знать, как обойти реку и где тут хоть какая-то тропа.

Винс хотел рассмеяться, но тут же поморщился от боли в ноге. В его глазах даже мелькнуло какое-то подобие оживления.

— Еще лучше. Хочешь, чтобы я задницей собрал все колдобины? Хреновый план, юнец. Я такую дорогу попросту не переживу.

— Переживете. — Уверенно и раздраженно произнес Доминик, которому уже порядком надоели вечные причитания лесника. — Я не для того за вами ухаживаю тут. А для вашей задницы подложу матрас. Все лучше, чем ничего. И уж точно лучше, чем ждать, когда нога сгниет и вас уже будет не спасти.

Эти резкие слова отрезвили хозяина хижины. Он закряхтел, приподнимаясь, и посмотрел на юношу плывущим от высокой температуры взглядом.

— Свалился на мою голову, травовед недоделанный. Ладно. Давай будет по-твоему. У меня же не велики шансы выжить, если просто прогоню тебя в шею?

— Не велики. — Подтвердил Доминик.

Винс сплюнул на пол и махнул мозолистой рукой.

— Ну чего ценного взять. Ружье. И вон — Он кивнул на сундук. — Ключ под матрасом. Дай мне из него все содержимое, какое будет.

Доминик потянул за веревку, и самодельные носилки, собранные из пары толстых палок и мешка плотной ткани, двинулись. Сначала эта задача казалось достаточно простой, но уже через десяток шагов баронский сын чувствовал себя лошадью, которую заставляют передвигать дом. И без того ноющие мышцы буквально кричали, что это ужасная идея.

Мальчик сжал зубы и постарался не обругать грязными словами больного, который немного отживел после того, как в руки попала бутылка крепкого спиртного.

— Эх, красота. — Сказал он, делая глоток и причмокнув губами. — Если уж подыхать, то чего мелочиться? Одно знаю точно. Если не испущу дух по дороге — больше никогда не буду есть вяленую рыбу.

Они двигались очень медленно, Доминик часто останавливался, чтобы сделать передышку. Подобие тропинки действительно было лишь подобием. Мальчик пытался запретить леснику пить алкоголь, догадываясь, что это не пойдет на пользу. Но отговорить Винса от этой затеи было невозможно.

«По крайней мере, я буду знать, что если слышу, как он там чмокает от удовольствия, значит богу отдавать душу пока не собрался.»

Как не странно, алкоголь возымел по настоящему целебный эффект на лесника. Он уже не выглядел умирающим, даже пытался отпускать шутки по поводу своего положения.

Из минусов сложившейся ситуации было то, что больше Винс не хотел сдерживаться по поводу ругательств, от которых вяли уши, стоило встретиться на пути даже небольшой кочке.

— Вы можете держать при себе... вот это все? Мне и так тяжело!

— Ох, какая нежная цаца. — Усмехнулся лесник. — На ус мотай лучше. Девки обожают, когда мужчина умеет хорошо ругаться!

Доминик представил, как говорит нечто подобное среди дам, обмахивающих нежные личики веером и поставил данное утверждение под большое сомнение.

— Чего ж тогда один живете... раз «девки обожают». — Проворчал юноша, продолжая тащить тяжелую ношу дальше. Впереди уже виднелась река и слышался ее шум. Та самая, которая, возможно, спасла ему жизнь и сбила собаку со следа.

У Лесника оказался на редкость хороший слух.

— Если я захочу, чтобы мне имели голову, то попрошу кого-нибудь водить по ней пилой туда-сюда, пока мозги не потекут. Это уж куда лучше, чем каждый день слушать, чего она там хочет или не хочет и куда это я там пошел. Ага, в лесу же так много тех, с кем можно провести ночь! Вот сколько лесником работаю, никогда не видел, чтобы баба аки заяц бегала от березы к березе. Я б тогда по другому охотился. Хе-хе…

— Тише.

Доминик замер и начал вслушиваться изо всех сил.

— Орет кто-то. — Подтвердил Винс. — Зовут.

— Не может быть… — Доминик чуть не потерял голову, до того обрадовался. — Они же меня зовут!

Трое крепких деревенских мужчин без труда перетащили раненого через реку. Один из них вел на веревке весело подпрыгивающую собаку, от которой мальчик предпочитал держаться подальше.

— Вот уж чудо! — Причитал один из них, в котором Доминик опознал знакомого. Именно его жене Саймон помогал, когда пришло время появиться на свет ребенку. — Твой учитель чуть голову не потерял, когда сумку в крови нашел. Переживает страшно. Вот он обрадуется, когда узнает, что ты цел и невредим!

Доминику сделалось отчего-то очень стыдно. Он представил, как волнуется травник, особенно после такой неприятной находки. И, хотя прямой вины здесь не было, мальчику все равно сделалось не по себе.

— Э, это мое! — Возмущенно зарычал Винс. — А ну, положи где взял!

— Бог велел делиться, ты, хрен жадный! — Весело загоготал мужчина, бесцеремонно отпивая спиртного из бутылки лесника. — Мы тебя тут тащим, стараемся. Негоже спасителей-то обижать!

— Вы спасите сначала, а потом хлебайте из горла. — не унимался лесник. — Совсем совести у людей нет!

Чтобы больше не слушать реплики лесника, Доминик решил поделиться с тем, кого знал из тройки, об опасной собаке, из-за которой и убежал в лес. Мужчина слушал его нахмурившись и очень внимательно.

— Не переживай. Найдем ее. Спасибо, что предупредил. Я вижу, что от него, — он указал головой в сторону лесника, — толку как от пятого колеса на телеге. Но ничего, подлатаем, и тогда уж никакого спуску не дадим!

Облегчение, которое увидел Доминик в глазах своего наставника, нельзя было сравнить с чем-либо. Саймон крепко обнимал мальчишку. Тот чувствовал сквозь грязную одежду, как сильно дрожали руки учителя. Ему все еще было стыдно за то, что произошло.

— Простите меня. — Только и мог сказать мальчик, уткнувшись в грудь наставника. От него успокаивающе и приятно пахло травами. Впервые за целую вечность юноша чувствовал себя в безопасности. Казалось, что события занимали не один с лишним день, а целую неделю.

— Здесь не за что извиняться. — Тихо сказал Саймон, чуть дрожащим голосом. — Ты не был прав, уходя в лес один. Но кто из нас предполагал, что может случиться такое? Мальчик, я сильно переживал… Твой отец бы не простил меня, если бы что-то случилось. И я бы сам себя не простил.

Амелия выбежала из дома и обняла Доминика со спины. Ее звонкий голос оглушал, но больше не вызывал былого, легкого раздражения.

— Мы очень переживали. — защебетала она. — Дядюшка всю деревню обошел. Мы все тебя очень долго искали. Очень боялись, что случится беда. Пронесло!

— Пронесло... — Как эхо повторил Доминик. — Я все вам обязательно расскажу, как переведу дух. К тому же, Саймон, — он слегка отстранился и махнул рукой в сторону приближающихся мужчин. — Кажется, я нашел для вас немного работы.

Конечно, жильцам не терпелось узнать все подробности произошедшего. Но первым делом нужно было позаботиться о комфорте мальчика. Ему налили полное деревянное корыто воды и оставили как следует отмываться на заднем дворе. Доминик тер себя с завидным энтузиазмом и не всегда понимал, то ли это прилипшая к коже грязь, то ли синяк, которыми он был покрыт с ног до головы.

После ванны Саймон настоял на осмотре, чем ввел мальчишку в большое смущение и вызвал хорошо скрываемое негодование. Он хотел как можно скорее отправиться к столу, который накрыла Амелия, но его не пускали до тех пор, пока все требования травника из «повернись» и «наклонись» не были выполнены. После чего Доминик набросился на еду, совершенно не пытаясь скрывать, насколько сильно проголодался.

Амелия подперла щеки кулаками и с умилением наблюдала, как мальчишка уничтожает ее стряпню. Саймон занялся пациентом, отведя того в дальнюю комнату, и Доминик прекрасно слышал строгий выговор касательно того, что лесник не «сдержал своих алкогольных демонов» и «заявился в подобном виде». И если Доминику мужчина еще мог что-то сказать или начать причитать, то с травником Винс вел себя как шелковый, опустив глаза в пол и иногда шипя от малоприятных ощущений. Единственный раз мужчина пытался что-то возразить, когда увидел иглу с продетой нитью и понял, для чего она предназначена.

К этому моменту Доминик уже присутствовал лично, чтобы убедиться, что опухоль немного спала и видел, как Саймону стоило строго посмотреть на лесника, чтобы тот затих и отвернулся в сторону окна. Вид раны больше не вызывал у мальчика никаких чувств, кроме интереса, как ту будут зашивать. Этому его не обучали.

— Ей-богу, как малое дитя. — Укоризненно цокнул языком травник, затягивая первый стежок. — Чем вы ее обрабатывали, любезный?

— Я-то водой мыл. А этот парнишка, — лесник показал на Доминика, — каким-то там сложным варевом. Не помню.

— Что же. — Саймон даже не потрудился скрыть удовлетворенную улыбку. — Вам очень повезло, что этот не обделенный умом юноша оказался рядом. Видимо, у вас, как говорят, надежный ангел-хранитель.

— Да само бы зажило. — Буркнул Винс, и Доминик понял, что не стоит даже надеяться на благодарность от этого человека.

— В лучшем случае ваше «само» закончилось бы тем, что учились бы вы мастерить себе деревянный протез из ближайшего куска дерева. Но это, конечно, если бы рядом проходил другой талантливый юноша. Скажем, в области хирургии.

Винс засопел и отвернулся к окну, явно не желая продолжать разговор. А Доминик, впервые за все это время, ощущал неподдельную гордость за проделанную работу. Никакая похвала не могла быть лучше и весомей той, которую дал учитель.

Спустя час все жильцы дома собрались за столом. Лесника было велено отправить к ближайшим соседям, так как в Доме Саймона на него не было места. Травник обещал зайти к вечеру, сменить примочку и убедиться, что нога выглядит хорошо, насколько это возможно в ее состоянии.

Доминик рассказывал о своих злоключениях со страстью и в красках, стараясь припомнить все, до мельчайших подробностей. Он не стеснялся сообщить, что ему было очень страшно и что теперь еще не скоро сможет смотреть на собак спокойно. Когда дело коснулось сбора трав для отваров, Саймон устроил настоящий допрос. Любая мелкая деталь была важна для наставника: дозировка, количество воды и растений, когда их сняли с огня, как часто менялись примочки. Баронский сын терпеливо пересказывал даже то, что уже говорил ранее, стараясь не обращать внимания на дрожь в руках собеседника. Чай, который пил Саймон, отчетливо отдавал валерьяной.

Амелия также слушала очень внимательно, не перебивая и лишь иногда прикрывая рот рукой, когда дело касалось особенно страшных моментов. Было заметно, что девочка очень впечатлена этой историй.

Когда Доминик завершил рассказ, в горле пересохло настолько, что мальчишка осушил свой бокал с остывшим чаем несколькими большими глотками.

— По крайней мере, — Заключил баронский сын. — После такого уж точно не будет страшно сдавать экзамен. Хотя я, кажется, немного опоздал на него.

Саймон и Амелия переглянулись, словно у них была какая-то договоренность. Затем травник перевел взгляд на Доминика и широко улыбнулся. Такого выражения лица мальчишка не припоминал за своим учителем все это время.

— Дорогой юноша, я считаю, что ты уже сдал его. И сдал на отлично.

Наступил последний день лета. Уже пару недель как чувствовалось присутствие осени, еще прозрачной ладонью касающейся мира. Трава набрала достаточно сока и склонялась к земле, темнея и готовясь погрузиться в сон. Возле яблонь особенно отчетливо пахло закатным августом: ароматные яблоки, отбившие бока, источали удивительный аромат, свойственный исключительно данному сезону. Высокое, голубое небо манило к себе взор, и Доминик долго не мог оторваться от этой простой, но такой нужной сердцу красоты.

Даже не верилось, что сегодня он отправляется домой. Высланная карета вот-вот должна была появиться из-за поворота. Амелия сидела поверх чемодана с нехитрым имуществом, а травник и его ученик стояли и смотрели вдаль. Все трое молчали.

Присутствующим было достаточно грустно подводить какую-то черту и начать прощаться. Пока они соблюдали тишину, казалось, момент отъезда мальчика все еще кажется очень далеким , если не мнимым.

Это было не лето. Это была целая жизнь, уместившаяся в три месяца. И пусть не всегда было просто и хорошо, Доминик понимал, что вынес из этих солнечных дней намного больше, чем мог подумать. С некой грустной ухмылкой он вспоминал, как прибыл по этой дороге зардевшимся мальчишкой, а уезжает юношей, понявшим и принявшим многие ценности, которые хорошо бы нести и дальше, чтобы стать достойным человеком.

Конечно, он радовался, что увидит отца, представлял, как они разговорятся и мальчик расскажет,как многому научился и что он благодарен за то, что барон отправил его на лето в эту глушь. Как отец удивится таким речам, а потом обнимет и скажет, что очень им гордится.

Это были приятные мысли. Но было много и тех, что причиняли грусть. Он будет скучать по Амелии, ее звонкому голосу и тому, что эта девчонка бросала ему вызовы и побеждала в спорах. По тому, как она звала к столу и готовила действительно вкусный пирог. Возможно, самый лучший, который довелось попробовать Доминику.

Но больше всего он будет скучать по Саймону. По его вкрадчивому голосу с хрипотцой и даже по наставлениям и нравоучениям. По походам в лес и изучению нового. По запаху трав, когда аккуратный надрез заставляет отделиться соцветие от стебля, и тонкий аромат жизни и чьего-то исцеления повисает в воздухе на несколько секунд.

Доминик будет скучать по этому безупречному небу и жизни среди самой жизни. К каменным стенам города, чувствовал мальчик, привыкать будет так же сложно, как если бы он оказался там впервые.

— Спасибо.

Ветер унес его слова, сказанные шепотом. Но травник все равно услышал их и повернул голову к ученику.

— Спасибо за то, что не отослали меня назад в первый месяц. — Раз уж начал говорить, решил Доминик, то надо продолжать до конца. — Знаю, что был не самым желанным гостем. Но я очень рад, по-настоящему рад, что у меня было такое лето. И что я учился всяким премудростям и травничеству. Это все... важнее, чем если бы я просто провел его среди своих разгульных друзей. Думаю, что теперь моя жизнь изменится.

Саймон слушал его с улыбкой. В глазах мужчины читалась легкая грусть, и тот не видел причин пытаться ее скрыть.

— Я рад, что ты был моим учеником, пусть и совсем недолго. Хорошо, что эти месяцы принесли пользу. Ты сделал много хороших дел и можешь этим гордиться по настоящему.

Амелия не выдержала этих речей и всхлипнула. Сначала тихо, затем упала лицом в собственные ладони и пыталась говорить вопреки обуявшим эмоциям.

— Я не хочу, чтобы Доминик уезжал! — Объявила она. — Не хочу! Почему он не может остаться?

Юноша опустился к ней и крепко обнял, подставляя плечо, которым Амелия тут же воспользовалась, чтобы уткнуться и продолжить плакать.

— Я тоже не хочу уезжать. Буду очень по тебе скучать. И по Саймону тоже. Но есть дела и обязательства. К тому же я не могу бросить отца.

— Но ты же вернешься? — дрожащим голосом спросила девочка. — Пусть и не скоро. Зимой или следующим летом. Ты сможешь вернуться?

Баронский сын перевел взгляд на Саймона, словно спрашивая разрешения. Тот кивнул, не заставляя ждать свою реакцию очень долго.

— Следующим летом. Я хочу продолжить изучать травы. Если все сложится удачно, то я обязательно вернусь. Не сомневайся.

— Хорошо бы… Но это так не скоро.

Доминик не нашелся, что на это ответить.

— Карета. — Коротко произнес травник.

Приближающийся транспорт выглядел получше той развалины, на которой мальчик добирался до деревни. Не слишком роскошно, чтобы не привлекать внимание. Но Доминику, спавшему на грязном полу в забытой богом хижине, этого было более, чем достаточно.

Лошади остановились рядом с ожидающими и недовольно зафыркали. Одна из них не стала тратить время на недовольство и принялась активно жевать траву. Кучер высунулся из двери и приветственно склонил голову.

— Здравствуйте, молодой господин, мы отправляемся как можно быстрее. Сейчас рано темнеет и не стоит задерживаться.

С трудом отстранив от себя зареванную девчушку, Доминик потрепал ее по голове. Раньше он делал так с младшим братом, но эта маленькая деталь, как ни странно, не принесла никакого болезненного отклика. А затем пожал протянутую руку Саймона. После чего решил, что этого недостаточно для прощания и крепко обнял учителя.

— Я буду скучать, мальчик. — мягко произнес тот, жестом показывая кучеру, что надо загрузить вещи в карету. — Возвращайся. Уверен, что сможешь узнать еще очень много нового.

С большим трудом Доминик отстранился от мужчины. Как скоро они увидятся снова? Для ребенка тринадцати лет не раньше, чем через вечность.

Боль от скорого расставания распустилась внутри груди и сбила дыхание. Доминик изо всех сил сдерживал слезы.

— Обязательно вернусь.

— Надеюсь, в следующую встречу некоторые меры успешно протекающей беседы нам не пригодятся.

Баронский сын понимал, что травник сказал подобное для того, чтобы «подсластить пилюлю», но уши ученика все-равно загорелись от возмущения. Стыд был относительной альтернативой уже настигнувшей тоски, но сумел вытеснить собой не менее трети.

— Сожгите свои «меры» от моего имени в камине. Желательно в самое ближайшее время.

Саймон усмехнулся, после чего похлопал своего ученика по плечу.

— Тебе пора. Передай привет барону от моего имени. Скажи, что я очень хочу навестить своего старого друга. И сделаю это сразу же, как позволят обстоятельства.

— Буду рад вашему визиту в любое время. И барон Теодор, уверен, тоже.

Не давая себе опомниться, Доминик заскочил в карету и помахал из нее рукой. Две фигуры ответили тем же.

— До встречи, Доминик. — Прошептал Саймон. Мальчик, конечно, уже не мог этого слышать.

Транспорт тронулся, и юношу тряхнуло от резкого движения. Он не смог устоять перед соблазном обернуться и посмотреть, как травник и девочка продолжают стоять, провожая своего нового друга и ученика. Мальчик не сомневался: они останутся на месте до тех пор, пока карета не скроется из виду. Лишь сейчас он позволил редким слезинкам пролиться и упасть на лакированное дерево сиденья.

«Мы обязательно встретимся снова. — Думал Доминик, наблюдая, как фигуры становятся все меньше и меньше. — Сначала отцветут последние цветы. Затем опадут листья и на ветках будет лежать много снега. Потом он растает, уступит место весне. И вот, когда листья станут зелеными снова, я вернусь.»

Транспорт свернул за поворот и скрылся за зеленым холмом, растворившись в ночи.

«Обязательно вернусь».