Сектер и Тацумаки (гет)

Тацумаки, готовясь лечь спать, проводила расческой по волосам и, прищурившись, посмотрела в зеркало. За ближайшим окном было видно, как заходило солнце, оставляя за собой россыпь оранжеватых лучей. После того, как последний волосок был приглажен, она побрела в спальню, её веки опустились, когда кровать оказалась прямо перед ней. На тумбочке рядом зазвонил телефон. Тацумаки недовольно пробурчала про себя и схватила его, без понятия, кому хватило духу звонить ей в такой поздний час.

"Если это очередное нападение монстров, клянусь Богом..." — подумала она. - "Почти всё всегда приходится делать самой."

Звонил Сектер.

Тацумаки, какую-то секунду растерянно моргая, уставилась на экран. Её палец приблизился к кнопке «Ответить на звонок», но звонок завершился до того, как она коснулась иконки. Ни палец, ни её веки не шевельнулись после, пока она не набрала пароль в телефоне и не перешла на главный экран.

«ТЫ МНЕ ЗВОНИЛ?» — написала она смс-ку Сектеру.

Тацумаки плюхнулась на кровать, раскинув руки по сторонам.

"Только если важно", — вспомнила она. — "Может, он случайно?"

Солнечные лучики, выходящие за окном, померкли, сменившись мерцающими уличными фонарями и неоновыми вывесками. Тацумаки сжала телефон в руке, ожидая, когда он завибрирует, но вскоре она поднялась и заглянула окно в спальне.

Никакого ответа.

Тацумаки вздохнула. Она скинула одеяло и зашагала к комоду. Кинув пижаму в сторону, она переоделась в свое обычное платье и повернулась к двери.

На миг она остановилась, приложив руку к боку в своем платье. Черная ткань смялась в её хватке.

"Не помешает узнать, как он там", — подумала Тацумаки.

Выйдя из дома, она поёжилась, когда её обдало прохладным ветерком поздней осени. Когда она добралась до квартиры Сектера, улицы были почти пусты. Дверь отъехала в сторону, и Тацумаки зашла внутрь, она сглотнула, когда знакомый запах достиг её ноздрей.

"Проклятье, только не снова", — подумала она.

Закрыв за собой дверь, Тацумаки тихонько подошла к спальне Сектера, чья дверь была нараспашку.

— Сектер? — спросила она. — Ты тут?

— Да, — прохрипел Сектер.

Внутри спальни Тацумаки смогла разглядеть очертания Сектера, когда он выпрямился на своей кровати. На его ногах лежало помятое одеяло, сам он смотрел на ступни, пока тем временем кровь капала с кончика его носа. Тацумаки подошла поближе, морщась из-за запаха и красных пятен на ранее выстиранных ею простынях. Как и в прошлый раз, тело Сектера украшали глубокие раны, а на лбу у него красовался такой темный порез, что казалось, будто она может заглянуть ему в череп. Порез этот тянулся от одного конца его головы до другого, и струйки крови стекали с него на переносицу, верхнюю часть рта и по обе щеки. Время от времени он вытирал бегущую алую струйку, размазывая ту по лицу.

— Да твою ж... — буркнул Сектер

— Ну, всё выглядит хотя бы не так ужасно, как в прошлый раз, — сказала Тацумаки. — Тебе нужно что-нибудь принести?

— Нет, у меня тут всё под рукой, — сказал Сектер.

Он указал на стоящую рядом тумбочку, где лежала целая горка шприцов и бинтов, прямо рядом с теннисным мячиком, который стоял на месте за счет крошечной проволочной подставки.

— И ты ещё ничего из этого не использовал?

— Только что прекратилось, — поморщился Сектер. — Типа, когда ты пришла, вроде бы. Черт, просто я уже знал, что это произойдет. А прошлый раз... был очень хреновым. Я тоже тогда знал, что это случится.

— В прошлый... раз у тебя кишки были наружу, — подметила Тацумаки.

— Да... — согласился Сектер. — Тот раз был самым неприятным за последнее время.

Тацумаки поморщилась, всю её пробило на мурашки.

— Ну всё, — сказала она. — Сейчас ты, Сектер, расскажешь, что за чертовщина тут происходит. Я хочу помочь положить этому конец.

— Это... тяжело, — сказал Сектер. — Я чуть-чуть запаниковал недавно и вроде бы позвонил тебе до того, как это произошло.

— Ты звонил, да, но ты сбросил звонок.

— Ага. Я испугался.

— Чего?

— Я не... я не хотел, наверное, грузить тебя этим.

— Я готова потратить на это свое время, — сказала Тацумаки. — Знаю, я это не очень хорошо показываю, но я правда хочу помочь тебе, Сектер. Можешь не верить, но мне больно видеть тебя в таком состоянии.

— Поэтому я и сбросил. Я не хотел, чтобы ты приходила.

— Но от того, что ты будешь здесь один, после всего произошедшего... От этого мне было бы еще больнее, — сказала Тацумаки, пока тем временем шок появлялся на её лице. — Я ведь уже сказала тебе, ты стоишь моего времени. Как бы тебе не казалось, что мне будет больно видеть тебя таким, помни, что я сделаю всё возможное, чтобы это прекратилось происходить с тобой. Это не нагружает меня, потому что в конце ты становишься счастливее. И это всё, чего я хочу.

Сектер уставился на нее, его глаза казались широкими блюдцами. А затем, мягкий смешок вырвался с его губ.

— Ты начинаешь говорить, как я, Тацу, — сказал Сектер.

— Тебе было не все равно на меня, — сказала Тацумаки, — и мне не все равно на тебя. Пожалуйста, Сектер, прошу тебя. Не... принимай ошибочно мою отстраненность за мысль, что ты лишние проблемы для меня. Всё совсем не так.

— А...

— Это все еще непросто временами: выражать свои чувства, — сказала Тацумаки. — Даже с моей сестрой, даже с тобой. Я... просто не привыкла к этому. Но я хочу стать лучше в этом, особенно с тобой.

— Это... мило, Тацу, — улыбнулся Сектер. — Но дело на самом деле не только в этом... Это из-за всех. Помнишь тот раз, когда ты увидела меня всего изрезанного?

— Да...

— Ну, одна из причин, по которой я так испугался тогда и мучился — я боялся, что ты кому-нибудь расскажешь об увиденном. Я реально расстроился тогда, потому что человеком, который увидел меня таким, была ты, потому что ты не была мне безразлична, но я также не хотел, чтобы кто-то еще узнал. Я не хочу, чтобы кто-то так переживал за меня, я не хочу никого беспокоить подобным дерьмом.

Голова Сектера низко опустилась, из-за чего на его лицо стало стекать еще больше крови. Выражение на его лице приобрело ту же мрачность, которая покрывала комнату.

— Я не стою времени других людей, — сказал он.

— Это не так, — сказала Тацумаки. Она помотала головой, Кудри волос сильно задрожали вместе с её телом. Даже её руки дрожали, и она чувствовала, как в её сердце разгорается огонь. — Не так.

— Это... так, Тацу, — сказал Сектер. — Я никогда не говорю о себе, со мной связано слишком много всего, с чем остальным людям не стоит связываться. Им не нужно иметь дело с чем-то подобным, это было бы нечестно по отношению к ним.

— Нет, — процедила Тацумаки. — Нет. И я никогда и никому не расскажу, Сектер, это только между нами, поэтому расскажи мне, мне нужно знать, я никому не расскажу...

— Я... пытался сблизиться с тобой, — сказал Сектер. — Но это было ошибкой. Просто... иди домой, ладно? Я обещаю, что буду в порядке после этого.

— Нет, нет, — сказала Тацумаки. — Ты не можешь так поступить. И говорить так тоже не можешь. Как же всё то, о чем мы с тобой говорили? Всё то время, когда мы пытались поговорить друг с другом? Ты не можешь-...

— Я старался не говорить о себе. Поверь, пару раз я почти ловил себя на мысли так сделать, но лучше все равно, если мы избежим этого.

— Я хочу узнать тебя получше, Сектер. Мне нужно это.

— Что?

— Ты... нравишься мне, — сказала Тацумаки. — Сильно. Мне казалось, это уже должно было стать очевидным, ну или нет, — её лицо начало пылать, и Тацумаки вздохнула. — И я точно знаю, что ты стоишь моего времени. Я просто знаю это. И я не знаю, как это нормально выразить, но...

Она подняла глаза на него, слёзы текли по её щекам.

— Я не хочу, чтобы ты думал вот так, — сказала Тацумаки. — Такое ведет только к плохому. И поэтому я сделаю всё, чтобы ты поверил в обратное. Сектер, тебе нужно знать, что ты не доставляешь мне никаких проблем. Ты не бремя для меня, ни в какой-либо форме или смысле. Так же, как ты не бремя для кого-нибудь еще, там ведь куча людей, которые правда ценят тебя! А если даже нет, тогда скоро будут. Обязаны будут.

— Тацу, я серьезно не хочу такого внимания, — сказал Сектер. — Но то, что ты думаешь...

— Это не просто внимание, — сказала Тацумаки. — Ты ведь сам говорил это постоянно. Это признательность. Какое бы прошлое тебя не терзало, я помогу тебе с ним. Как и многие другие. Потому что мы признательны тебе, Сектер.

Тацумаки смотрела на него перед тем, как опустить глаза обратно на пол.

— Я... я нормально изложила? — спросила она. — Просто у меня сейчас такой хаос в голове, что сложно сказать.

— Да, думаю, да, — сказал Сектер. Он потянулся за бинтом и обернул им рану на лбу, морщась от жгучей боли, которая отдавалась вокруг его черепа. — Тацу, я не знаю, что сказать..

— Если ты думаешь, что я сейчас уйду и оставлю тебя одного, то ты спятил, — сказала Тацумаки. — Ты столько сделал для меня, и я не могу просто отпустить тебя с мыслью, что ты не заслуживаешь ни от кого помощи. Я знаю по себе, что такое одиночество, поверь уж в этом мне. Это... было очень трудно.

— Я привык к нему.

— Ну, значит пора отвыкать, — сказала Тацумаки. — И мне тоже. Теперь у нас есть мы. И мы можем не торопиться, прямо как делали в прошлом. Только ты и я, у нас есть всё время мира.

Сектер шмыгнул носом, из его горла вырвался сдавленный кашель.

— Агх, — сказал он. — Ты прямо вгоняешь меня в слёзы, Тацу.

— Я уже плачу, чуть-чуть, — призналась Тацумаки.

— Я не хотел делать тебе больно.

— Ты и не делал. Ты просто напугал меня. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И я сделаю для этого всё возможное.

— Тацу... — сказал Сектер. Он попытался отыскать в голове нужные слова, но нашел лишь бессвязную кучу эмоций и боли.

— Можешь... можешь рассказать мне, откуда у тебя все эти порезы? — спросила Тацумаки. — Пожалуйста. Ради меня.

— Я уже говорил, тут всё сложно. Даже я не до конца понимаю этого.

— Можешь хотя бы попытаться?

— Н-наверное. Но... у меня такое чувство, что это очень сильно связано с моим прошлым. Кое-что, что реально не хочу тебе рассказывать. Да и вообще кому-либо.

— Я выслушаю, если ты всё же решишься, — сказала Тацумаки. — Я не буду давить, как раньше, я просто боюсь за тебя.

— Ладно, хорошо. Всё же... это я вообще позвал тебя сюда. Может быть, поговорить чуть-чуть об этом не сыграет бури.

— Да! — сказала Тацумаки. — И если ты уже делал это раньше, то значит сможешь снова. Только между нами.

— Точно, я ведь рассказал тебе о моей семье, да? — сказал Сектер. — Ну, я вроде бы не рассказывал, тебе куда я подался после того, как мои брат и сестра стали достаточно взрослыми, чтобы заботиться о себе?

— Нет, вроде бы такого не было.

— Ох. Ну... это... трудно для меня, — сказал Сектер. — Очень трудно. Не столько что было дальше после того, как мои брат с сестрой ушли, сколько что произошло... потом.

— Тебе не нужно рассказывать мне всё, если ты не хочешь, — сказала Тацумаки. — Но прошу, пожалуйста, не думай, что ты доставляешь мне неприятности. Я хочу знать, я хочу знать, почему это тебя так терзает. Почему ты думаешь, что не стоишь времени других людей.

— Потому что я не очень-то высокого мнения о себе, — сказал Сектер. — Типа как... я ненавижу себя, реально. Я был тем еще неудачником до того, как попал сюда, и даже тут я все равно облажался во многом.

— Что? — недоумевала Тацумаки. — Не понимаю. Ты помог нам с Фубуки, и ты начинаешь представлять Ассоциацию Героев в новом свете. Почему... почему ты ненавидишь себя? Ты ведь всегда такой...

Внезапно у Тацумаки отвисла челюсть, а её глаза полезли на лоб.

— Оу, — произнесла она. — К-кажется я начинаю понимать. Но все равно, я не понимаю, почему ты ненавидишь себя. Как по мне, ты довольно потрясный!

Сектер улыбнулся.

— Спасибо, Тацу, — сказал он. — Но дело в том, что я... я просто не...

— Ты не неудачник, — сказала Тацумаки. — Я знаю, через что ты можешь проходить, даже если в моем случае всё немного отличается. Это... об этом очень трудно говорить.

— Правда? Ты?

— Я никогда не считала себя неудачницей, но иногда наступали дни, когда я просто хотела спрятаться ото всех. Хотела, чтобы все оставили меня в покое. Я знала, что никто все равно не придет, но мне казалось, будто против меня был весь мир. Ненавидела себя даже. Я не хотела волноваться, я просто желала отгородиться. Никто не сможет навредить мне, если я буду далеко-далеко или если я буду слишком сильная, чтобы кто-нибудь приблизился ко мне.

— Похоже, мы с тобой не очень-то счастливые людишки.

— Ты делаешь меня очень счастливой.

Щеки Сектера заалели, а на его лице появилась крохотная улыбка.

— Это хорошо, — сказал он. — Я рад видеть тебя счастливой.

— И того же я хочу для тебя, — сказала Тацумаки. — Тот еще бардак мы устроили, а? Мы... не очень умелы в том, как правильно выразить то, чего хотим.

— Ага, наверное, так и есть.

— Ну, просто чтобы ты знал: чтобы ни случилось, я всегда рядом, — сказала Тацумаки. — Ты заставил меня чувствовать то, что никто не смог. Показал мне, что я могу выразить, что у меня на душе, не боясь при этом или не пугая остальных. Ты слушал и уважал меня, как человека, а не как инструмент. Я... всегда буду признательна тебе за это. Всегда... хочу быть ближе к тебе.

Все лицо Сектера пылало, и он благодарил темноту в спальне, которая скрывала его лицо.

— Ты, э-э, — протянул Сектер. — Ты правда испытываешь ко мне такие чувства, да?

— Позволь мне выразиться следующим образом, — сказала Тацумаки.

Она бочком подошла к угловому краю его кровати и села рядом с ним, перекинув ноги так, чтобы она лежала с той же стороны, что и он. Сектер подвинулся, откидывая окровавленные одеяла в сторону, чтобы у Тацумаки было чуть больше места для ног.

— Ты не первый человек, которому я открылась, — сказала Тацумаки. — Но ты первый человек, к которому я хотела подойти. Ты единственный человек, которого я хотела узнать лучше и с которым я была готова поделиться о себе. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, но я правда хочу сблизиться с тобой, Сектер.

— Ах, — произнес Сектер. У него в горле образовался ком. — Ты... ты уверена, что хочешь сидеть тут? Тут немного грязно.

— Не настолько, — сказала Тацумаки, — и я в прошлом уже помогала со стиркой, так что как-нибудь справлюсь.

— Точно.

— Ты... ты чувствуешь то же самое ко мне?

— Ты сделала гораздо больше, чем кто-либо другой, чтобы попытаться узнать меня, — сказал Сектер. — Первое время меня это пугало до чертиков. Но я знал, что это не могло быть просто любопытством, потому что, ну знаешь... это была ты. Тебе, наверное, трудно открыться и проявить настоящий интерес к тому, чтобы сблизиться с кем-нибудь. И это... много значило для меня. И со временем я понял, как много это значит и для тебя тоже. В общем, я пытаюсь сказать, что ты много для меня значишь. Я сейчас улыбаюсь каждый раз при взгляде на тебя, и я хочу, чтобы ты была счастлива в будущем. Я просто не думал, что это счастье включает и меня тоже.

— Оно включает, — твердо сказала Тацумаки. — Если ты... если ты что-то сделаешь с собой, я охренеть как расстроюсь, понял? Так что даже вздумай!

— И не планировал, — сказал Сектер. — Не... нечасто.

Волна ужаса охватила крошечное торнадо, страх с головой принялся разрывать её на части. Тацумаки поежилась, где сидела, скрестив руки на груди в попытке согреть себя.

— Нечасто? — спросила она.

— Не буду врать, в прошлом такие мысли у меня проскальзывали, — сказал Сектер. — Не... очень хорошие мысли. В основном до того, как я сюда попал.

Тацумаки положила руку себе на живот. Её лицо было бледным как от страха, так и от отчаяния.

— Прошу тебя, не надо, — сказала она. — Я всё сделаю. Просто, не надо. Я почти потеряла Фубуки, я не могу еще потерять тебя. Это просто нечестно.

— Всё нормально, я ничего такого не планирую, — честно сказал Сектер.

— Хорошо, — сказала Тацумаки. — Хорошо.

Она вжалась в подушку Сектера, где последний нахмурился, глядя на пятна крови, которые окружали её .

— Серьезно... не самое лучшее место, — сказал он, указывая на алые следы.

— Всё в порядке, правда, — сказала Тацумаки. — Я никуда не уйду.

— Ладно, Тацу.

— Ты говорил что-то о том, что случилось после того, как твои брат и сестра ушли. Это как-то связано со всем этим?

— Да, — ответил Сектер. — Тут много вещей, о которых мне трудно говорить. Но я хочу рассказать о них, это часть причины, почему я позвал тебя.

— Я выслушаю тебя, — сказала Тацумаки.

* * *

— После того, как мои брат с сестрой ушли, — начал Сектер, пока заканчивал оборачивать последнюю рану ближайшим бинтом, — мне особо нечего было делать, кроме как работать. Чувствовал себя немного застрявшим. Было скучно. Ну ты понимаешь.

Тацумаки кивнула, её глаза всё ещё были покрасневшими.

— В общем, однажды огромный метеор летел в сторону нашей колонии. И мы даже не знали о нем. По крайней мере, пока он не разлетелся на куски прямо над нашими головами.

— Как так случилось, что вы не заметили его?

— Он летел слишком быстро, и у нас была не самая лучшая система спутников, — ответил Сектер. — Короче, он бы камня о камень от нас не оставил, если бы не появилась эта армия пришельцев.

— Пришельцев, хах, — хмыкнула Тацумаки. — К нам такие уже заявлялись. На самом деле они пытались всё взорвать у нас тут. Но, эмм, продолжай.

— Ну, короче, таким вот они промышляли, эти пришельцы. Бродили везде где можно, спасали расы и тех, кого вот-вот должны были уничтожить или те сами были готовы уничтожить себя. Они называли себя реформаторами, или реформистами, или типа того.

— Ясно.

— И, по-видимому, они могли пригласить любого в свои ряды. Эти пришельцы, господи, они просто охренеть какими сильными были. Такой силы я еще нигде не видел.

— Даже сильнее тебя?

— Я доберусь до этого. В общем, так как мне на самом деле нечего было делать и поскольку я реально хотел помогать другим — я решил поспрашивать. А они были только рады дать мне почитать о них и записаться к ним. Я попрощался с братом и сестрой, сказал им, что когда-нибудь я вернусь, и на какое-то время ушел с пришельцами.

— Как выглядели эти пришельцы?

— Высокие, темновато-призрачные существа. На их спинах плясал черный огонь. Светящиеся желтые глаза и рты. По виду немого страшные, но по большей части они были довольно-таки добрые.

— Никогда не слышала о таких, — сказала Тацумаки.

— Возможно, и к лучшему, — сказал Сектер. — Эти пришельцы, на их языке или типа того, звались они Бездушные, они тренировали и обучали меня стать добровольцем в их рядах. Вся их армия на самом деле разделена на четыре большие фракции и несколько малых, тут всё немного запутано. И, короче, целая прорва из них была очень зла из-за какого-то события на какой-то планете, ну еще по другим мелочам. Как в итоге выяснилось, я решил присоединиться в очень плохое время.

— Не могу поверить, что ты вот так взял и без задней мыслей присоединился к межгалактической армия, — сказала Тацумаки. — Как можно быть таким тупым? — на секунду она застыла. — Прости.

— Нет, ты права, это было очень тупо с моей стороны. Нереально тупо, на самом деле. Но я просто чувствовал, что застрял на этой чертовой колонии, без какой-либо надежды на нормальное будущее, а пришельцы, со многими из них я подружился, и типа, воу, ты бы видела, как они использовали свою силу и все те штуки, которые они вытворяли с ней. Постоянно слонялись и спасали повсюду людей, причем выглядело это как пустяковое дело. И делали они это по всей вселенной. Я считал это таким крутым, как я мог тут сдержаться?

— То есть, Ассоциация Героя вселенского типа, — прокомментировала Тацумаки.

— Типа того, и настолько же ущербная, — сказал Сектер. — И еще более запутанная. Скажем так, не все были согласны со способом помогать другим расам и не давать им снова попытаться уничтожить самих себя, и среди них были не очень добрые Бездушные. Некоторые были прямо очень, очень неприятные типы.

— Оу.

— Но я присоединился, весь светился от счастья и был готов помогать. Они сказали мне, что могут сделать меня таким же сильным, как любого другого пришельца, но перед этим мне сперва придется пройти тренировку. Тренировку, которая, скорее всего, убьет меня, если я соглашусь на нее.

— И ты согласился.

— Согласился. И очень быстро выяснил, почему они называют себя Бездушными — их сила, их правила, всё это предназначалось для одной цели: служить другим, не в угоду себе. Существовало много ограничений на использование твоих способностей, и ты даже не мог использовать их бо́льшую часть времени, потому что какой-нибудь случайный Бездушный мог спокойно обнулить тебя до того, как ты успеешь что-либо сделать.

— Обнулить? — спросила Тацумаки.

— Ну, когда Бездушный пытается использовать силу — вообще любую способность, кроме своей обычной силы и скорости, и тому подобное — рядом с Бездушным, который силен в равной степени, тогда реагирующий Бездушный может распознать использование силы другого еще до того, как она даже начнет проявляться, и может отменить её своей собственной силой. Как оказалось, большинство Бездушных примерно равны по силе, хотя добровольцы обычно немного слабее.

— Ах, — сказала Тацумаки. — То есть, они могут в любой момент остановить тебя.

— Да. Верха реально боялись кучи Бездушных, которые одновременно воспользуются своей силы, потому что они были слишком сильны, чтобы их можно было сдержать. Они ввели правила и кадры, чтобы постоянно следить за регулярными войсками, строгий регламент и всё такое.

— Звучит скучно.

— Ну как бы да. Но мне нужно было пройти тренировку, чтобы стать таким, как они, и позволь мне сказать тебе: это был грёбаный ад. Мой разум был разорван на части, мое тело несколько раз чуть не распалось на атомы, и многие ребята вроде меня, те, кто тоже стали добровольцами, умерли. Но в конечном итоге я достиг точки, когда мне сказали, что я готов, и тогда-...

— Тогда...

— В общем, сам их способ, как они это делали, можно описать только одним словом — пиздец. Они берут Бездушного, которому, видимо, осточертело жить — походу, так как Бездушные не стареют, в какой-то момент они решают, что с них хватит — и кладут его на койку. Потом они помещают тебя в трубчатую камеру, и ты буквально поглощаешь этого беднягу. Я слышал, что это относительно безболезненно для Бездушных, хотя в итоге это чуть не убило меня. Мне неделями снились кошмары, и, клянусь, иногда я слышал голос того Бездушного.

— Это... как-то мрачно, — нахмурилась Тацумаки.

— Ну, сам я представляю это как старика, который решил, что его время пришло или типа того. Бездушные не стареют, так что, наверное, это их дело.

— Как давно это было?

Сектер слегка посмеялся.

— Не волнуйся, Тацу, я того же возраста, что говорил тебе тогда. Хотя, если честно, я не знаю, останусь ли я таким навсегда. Я слышал, что Добровольцы могут позволить себе стареть, но никогда не умереть от старости. Они просто выглядели бы такими морщинистыми, как им хочется, но они также могут в любой момент изменить свою внешность, так что на самом деле это не имеет значения. По правде говоря, всё это очень странно.

— Значит, ты переживешь меня. Переживешь всех.

— Может быть. Я не знаю.

— Ох.

— Я стараюсь не думать об этом слишком сильно, — сказал Сектер. — Но, короче, я получил все силы Бездушного, которого поглотил, хотя, по-видимому, причина, почему большинство Добровольцев слабее, заключается в их неспособности полностью справиться со всей этой силой, и потому некоторые просто сбегают во время процесса передачи. Это бы объяснило то странное здание, в котором это происходило.

— Так, насколько ты силен на самом деле? — спросила Тацумаки. — Потому что тогда ты сражался со всеми монстрами сразу, и ты... уничтожил их с такой легкостью. Ещё и небо стало каким-то странным. Я могу точно сказать, что ты даже не запыхался тогда. Типа, как если бы ты использовал только часть своей силы.

— Да-а-а-а-а, — протянул Сектер. — Это было ничто. Тацу, я буду честен, эти Бездушные были реально сильными. То есть, предполагалось, что они — несмотря ни на что — смогут легко справиться с любой проблемой, с которой только может столкнуться вселенная. Ну, кроме друг друга, по-видимому.

— На что ты способен в полную силу?

— Эмм, — сказал Сектер. — Много всего. Я имею в виду, я стараюсь не злоупотреблять своими способностями, потому что я хочу использовать их только для того, чтобы помогать людям, и, честно говоря, многие Бездушные разделяли эту точку зрения. Мы были способны на всякое дерьмо, но мы знали, что многое из этого было опасно или имело последствия, которые были бы несправедливы по отношению к другим. Например, я мог бы мгновенно лишить человека плохих эмоций, и я даже испытывал это на себе. Но меня от этого просто затошнило. Я никогда не мог избавиться от ощущения, что мне приходилось использовать свои силы, чтобы попытаться почувствовать себя счастливым, как если бы это был какой-то наркотик.

— Как та вонючая выпивка... — сказала Тацумаки. — Тебе правда стоит завязывать с этой дрянью, выглядит и пахнет она ужасно.

— Ох, эту штука должна быть вроде как достаточно сильной, чтобы опьянить Бездушного. Так что не вздумай её пить. Прошу тебя. И да... блин, это как бы одно и тоже, эх. Я пытаюсь убедить себя, что это как бы не я ответствен за эффект, что это внешнее воздействие и всё будет нормально, но по сути ведь это одно и то же.

— Я не буду это пить. И да, всё так, как ты и сказал. Тем не менее... — Тацумаки провела рукой по волосам, сосредоточенно нахмурив брови. — Как ты думаешь, против какого числа монстров ты мог бы выйти, чисто из любопытства.

— Оу, пожелай я того, я мог бы уничтожить абсолютно каждого монстра в этой грёбаной вселенной. Я мог бы уничтожить всякое дерьмо. Но я чертовски уверен, что не собираюсь этого делать, пока в этом нет необходимости. Ты очень быстро учишься держать эти способности под контролем и привыкать использовать их только если прижмет. В противном случае это немножко уже скользкая дорожка, и в таком случае люди начинают полагаться на тебя как на своего рода великого разрушителя, и тогда это может ударить мочой тебе в голову. И иногда уничтожение всего — не выход. Хотя бо́льшую часть времени, когда я был с пришельцами, я даже не использовал свои силы. Они также не были полезны в бою, так как требуется уйма силы, чтобы просто даже ранить Бездушного, при условии, что ты сможешь обойти обнуление. И если ты все-таки обойдешь обнуление, Бездушный все равно может ослабить твои силы. Кроме того, попытка использовать силу выдаст твое местоположение вражескому Бездушному — у них в голове как бы возникает такая вспышка, когда ты используешь силу, а потом они просто появляются рядом. Вместо этого мы просто, как по старинке, стреляли и резали друг друга оружием Бездушных.

— В бою? — спросила Тацумаки. — А это еще что такое? Тренировка? Или...

— Нет, — сказал Сектер. — К этому я веду.

— Я, кажется, понимаю, к чему ты ведешь... — сказала Тацумаки. — Но все равно, ты можешь уничтожить всех монстров во вселенной? Да насколько же, твою мать, ты силен?

— Я ведь говорил, Бездушные вроде как должны были быть готовы ко всему. Изначально всей их силе предназначалось быть больше последним средством, нежели чем-то еще, так как все вопросы они должны были решать за счет дипломатии, типа как решить проблему исчезающих рас, как строить режимы и тому подобное. В итоге вся их дипломатия привела к спору, а все их конфликты — к войне, в которую меня втянули сразу же, как только я поглотил Бездушного.

— Оу, — произнесла Тацумаки, не находя слов.

— Ага, — сказал Сектер. — Черт, эта самая неприятная часть. Тацу, не буду врать, я могу сорваться во время этой части, и если такое случиться, ну, не волнуйся слишком сильно, ладно? Я буду в порядке.

— Ты кому-нибудь рассказывал об этом?

— Нет, нет, боже упаси, нет. Ты первая. Насчет Бездушных, насчет моей колонии, насчет войны, насчет всего. Мне, э-э, мне немного страшно рассказывать тебе, если честно. Но я думаю... я думаю, это пойдет мне на пользу.

Тацумаки положила руку ему на плечо, сжимая то, пока он не посмотрел на нее. Волосы Сектера растрепались над окровавленным бинтом на лбу, на его лице громоздилась бесконечная усталость, всё его тело втянулось в кровать. Тацумаки скользнула рукой вниз по его спине, её лицо слегка нахмурилось.

— Я тоже так думаю, — сказала она. — Если у тебя какие-то проблемы с этим, я пойму. Я хочу, чтобы тебе стало лучше, помнишь?

— Помню, — сказал Сектер. — Мне кажется, я вряд ли смогу выразить словами, как сильно ценю это, Тацу.

Тацумаки улыбнулась ему, тепло разлилось в глубине нее.

— Спасибо, Сектер, — сказала она. — Я еще никогда так себя не чувствовала.

— Это... было очень давно, — сказал Сектер. — Но, я продолжу.

— Не торопись.

Сектер глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.

— Войну я встретил с парочкой друзей. Мы все были напуганы. Не знали, что нас ожидает. Кажется, сами верха не знали, чего ожидать. Мы все покинули вселенную, то есть, буквально, вышли за её пределы. Верха, да и в принципе все остальные боялись, сколько ущерба мы можем наворотить, если пройдемся полномасштабной войной во вселенной, так что мы просто... покинули её .

— Вы покинули вселенную? Как?

— Это несложно для Бездушного, — сказал Сектер. — То, что находится за пределами вселенной... По сути это громадная белая пустота, которая простирается в бесконечность. Там еще и очень странно всё, типа, ты можешь занимать пространство в ней или саму пустоту, но не оба сразу. Поэтому нам приходилось строить здания и всё остальное этой странной материей вокруг нас, чтобы хоть что-то вообще существовало, но не суть важно. Важно тут то, что мы возвели сами себе поле боя и базы в месте, где нас вообще не должно было быть. В конечном итоге мы постоянно заблуждались там, и с каждым разом нам становилось всё труднее и труднее находить путь обратно во вселенную за запасами и добровольцами.

— Это... странно.

— То место реально было странным, — сказал Сектер. — Спустя какое-то время нахождение в нём отражалось на нас. Но мы продолжали, воевали и воевали в этом бесконечном вонючем болоте за дерьмо, которое даже не было важно. Там я научился очень быстро стрелять и в процессе терял своих друзей, одного за другим.

— Это ужасно. Я не...

— Вот почему, наверное, я нахожу вашу планету такой странной, — сказал Сектер. — Я постоянно вижу жестокие битвы, но никто не умирает. Это, конечно, просто замечательно, но когда я вижу, как кто-то истекает кровью на тротуаре, я просто ожидаю, что он не выживет. Потому что такое всё время происходило, когда я сражался на той войне.

— Вот уж точно, тут всё отличается, — сказала Тацумаки. — Очень отличается.

— Ага, долго привыкал к этому, — сказал Сектер. — Но, в общем, в какой-то момент я выступил вместе с отрядом... и командиром отряда. Мне... не нравился этот мужик. Он всегда был жестокий, даже по нашим стандартам. Выбивал всё дерьмо из пленных и тому подобное, без всякой на то причины. Никогда не любил его. Но он спасал нас из парочки очень неприятных ситуаций, так что мы следовали за ним. Наверное, он держал в себе очень много злости. Не то чтобы я могу винить его.

— Серьезно? — спросила Тацумаки. — Черт, насколько же плохо там было?

Сектер сглотнул, комок теплой жижи скользнул по его горлу.

— Очень, — прохрипел он. — Очень. Очень. Я, э-э, это правда, реально неприятная часть, Тацу.

— Я рядом, Сектер.

Она решила погладить ему спину, как будто хотела стереть его боль одним только прикосновением. Лицо Сектера говорило ей об обратном.

— Я сделал кое-что ужасно, — сказал Сектер. — Кое-что очень, очень ужасное.

Рука Тацумаки замерла на месте. Тепло превратилось в страх, её сердце сжалось холодной хваткой.

— Что... что ты сделал? — спросила она.

— Нас прижали, Тацу. Мы подошли к зданию, похожему на типичную больницу. Это точно была она, там были знаки, вроде бы. Но по какой-то причине прямо оттуда начали выходить солдаты, они начали стрелять в меня и мой отряд. Мы застряли, со всех сторон раздавались взрывы. Наш командир орал на нас, но я был слишком напуган, чтобы его слышать. Затем один из наших указал на это брошенное артиллерийское орудие, недалеко от того места, где мы находились. Нам удалось укрыться у него, потом командир приказывает нам тянуть эту пушку туда, откуда выходили солдаты.

— Ох, — сказала Тацумаки. Страх окутал её подобно тени, внутри у нее всё сжалось от подступающей тошноты.

— Мы были ошарашены, — сказал Сектер, — шокированы его приказом стрелять по грёбаной больнице. Но я оправдывал это. Там было слишком много охраны для больницы, может быть, её здание было переделано в казарму или еще что-то? Мы видели такое в прошлом. А тем временем на нас наступали очень много солдат, и наши начали падать...

Тацумаки ничего не говорила, только с потрясением впившись взглядом в Сектера. Она крепко держала руку на его боку, слегка сжимая ту.

— Командир указал на меня. Он хотел, чтобы я использовал эту пушку. Её не нужно было заряжать, она уже была готова. Все умирали. Я даже не мог сказать, где я нахожусь. Я вообще думал, что умер, пока командир не схватил меня.

— Всё... хорошо, — сказала Тацумаки. Но она понимала, что ни одно её слово даже не дошло до Сектера.

— Он кричал на меня, кричал и кричал. Я не знаю, как нас там не застрелили, пока он просто кричал на меня. Но он сказал мне, что я должен выстрелить или все мы умрем. Многие из нас уже были мертвы или были близки к этому. И... я не хотел. Но я должен был. У меня были приказы. Я должен был.

— Ты... — начала Тацумаки, но быстро прикусила язык.

— И я выстрелил. Взорвал к херам всё чертово здание, еще и других прихватил. Я стрелял, пока все они не разбежались, кажется два раза стрелял. Я не знаю, всё было как в тумане, как в каком-то кошмаре. Я просто действовал по инстинкту, а потом конец. Мы перегруппировались, и подошли к этому месту, к тому моменту пальба прекратилась.

— Ты сделал, что должен был, — сказала Тацумаки. — В этом нет ничего неправильного.

— Но это все еще была больница, Тацу, — сказал Сектер. — Там были кровати и всё остальное. И раненые люди, которые были в бинтах, все они были мертвы под завалами. Я не знаю, почему там было столько охраны, их было больше обычного, я думал тогда, что это просто казарма. Я упал на землю и там же разрыдался, не шевелился какое-то время. Командир с остальными потащили меня, он постоянно жаловался, каким мертвым грузом я стал.

— Это ужасно, — сказала Тацумаки. — Это нечестно. Он сам мог выстрелить из той пушки, но он заставил тебя! Потому что ему было страшно...

— Но сделал-то это в итоге все равно я, — сказал Сектер. — Я мог не делать этого, но если бы я не выстрелил, мы бы все погибли. Но... может быть, нам стоило.

— Нет, — сказала Тацумаки. — Это была война, такие вещи случаются на войне.

На самом деле она понятия не имела.

— Они тоже говорили мне это, когда мы вернулись на базу, — сказал Сектер. — Куча людей рассказывали, какие ужасные вещи они делали или им приходилось делать, но от этого мне лучше не становилось. Все мои друзья, все те, на кого оглядывлся, теперь рассказывали, как они казнили пленных или сжигали людей заживо, или еще что-нибудь. Они не были... рады этому, но оно начинали привыкать к такому. Я хотел сдохнуть прямо там.

Сектер застонал, вжимаясь в своей кровати. Он обнял себя, как будто находился посреди ледяной тундры, а его голос — проходил через ледяные метели, и в ответ он не слышал ничего, кроме холодного воя.

— Я сделал это, — сказал Сектер. — В конечном итоге именно я спустил курок. Я переживаю этот момент почти каждый день. Когда эта тварь приходит, чтобы покромсать меня, я слышу их крики из нее. Я заслуживаю такого. Заслуживаю, пока еще жив.

Тацумаки почувствовала, как будто её разум отключился, чтобы защитить её от того, что она услышала. Это казалось неправильным, во многих отношениях. Сделав глубокий вдох, она снова медленно начала поглаживать спину Сектера, каждое движение её руки ощущалось колоссальным усилием пальцев, которые двигались по ткани.

— Это... — сказала Тацумаки. — Всё это... трудно даже воспринять. Я много раз видела разрушения, даже как люди умирали, но ничего подобного. Тут у нас всегда были свет против тьмы, мы против монстров.

— Все мы были монстрами, — прохрипел Сектер. — Особенно я.

— Нет, — сказала Тацумаки. — Ты мучаешься из-за этого. Сильно мучаешься. Ты никогда не хотел делать то, что сделал, тебя заставили. У тебя не было выбора. И тебя бы не было здесь, если бы ты не сделал то, что сделал, ты даже не знал, были ли врачи в том здании.

— Но я знал, что это была больница, — сказал Сектер. — Там были её знаки.

— Но там было полно вооруженных солдат, — сказала Тацумаки. — Что, как ты сказал, странно само по себе. Логично, что ты подумал, что здание было переделано в крепость.

— Возможно, — сказал Сектер. — И... я вроде бы не убил их всех. Кто-то вроде бы сбежал. Но все равно...

— Война творит ужасные вещи с людьми... — сказала Тацумаки. — Но ты сделал, что должен был, у тебя не было выбора.

— Я пытаюсь говорить это себе каждый божий день, — сказал Сектер. — Это не помогает.

— Тебя мучает вина. И что ты там говорил о твари, которая приходит кромсать тебя?

— Эта тварь... — начал Сектер. — Она страшная дрянь. Когда я слишком много зацикливаюсь на себе, когда я чувствую себя самым настоящим отбросом, ей нравится приходить и напоминать мне, что я прав. Режет меня, как ты сейчас можешь видеть, — Сектер указал на свой лоб. — Как ни странно, другие Добровольцы и Бездушные говорили о чем-то похожем, когда я был с ними. Может быть... может быть, это просто то, что у них есть. Проблема для всех нас. Вот только я, скорее всего, заслуживаю этого.

— Как часто эта тварь нападает на тебя? — спросила Тацумаки.

— Очень часто, — ответил Сектер. — Иногда она приходит пару раз в неделю, иногда я избегаю её появления месяцами. И, очевидно, она никогда не убивает меня. Иногда доводит до полудохлого состояния, как ты видела прошлый раз, но никогда не заканчивает своё гиблое дело.

— То есть ты в самом деле умирал, — сказала Тацумаки. — И ты прятал это ото всех. О господи. Сектер, я... я хочу остановить это. Ты страдаешь, ты не можешь так жить! Ты не можешь подвергаться атаками этой твари каждую чертову неделю!

— Я знаю, — сказал Сектер. Он шмыгнул носом, обжигающие слезы потекли из его глаз. — Я знаю. Я уже давно знаю это. Я знаю, что оно исходит от меня, что оно является частью меня или того, что я чувствую. Может быть, я мог бы заставить это исчезнуть, но я не знаю как.

— Ну, для начала, ты не заслуживаешь, чтобы эта тварь нападала на тебя, — сказала Тацумаки. Она схватила его за плечи и притянула его лицо как можно ближе к своему. — Слышишь меня, Сектер? Это не твоя вина. То, что ты чувствуешь вину, это правильно, но главное тут то, что у тебя не было выбора. Любой на твоем месте поступил бы точно так же. Я... я бы поступила так же.

— Правда?

— Если бы на кону стояли моя жизнь и жизни моих друзей, то да, я бы спустила курок, — сказала Тацумаки. — Особенно, если бы я была на твоем месте и не думала, что это была больница.

— Мне кажется, я просто пытаюсь найти оправдания, — сказал Сектер. — Но иногда эти оправдания действуют. Хотя все равно, спасибо, Тацу. Не могу поверить... не могу поверить, что я на самом деле кому-то рассказал. Я никогда не думал, что такой день настанет.

— Ну, я рада, что ты рассказал мне, — сказала Тацумаки. — Даже если мне трудно это воспринять, даже если... это что-то такое, о чем я никогда бы не узнала. Наш мир, наверное, реально кажется для тебя очень странным, да?

— Немножко, — приехал Сектер. — Но я знаю, откуда я пришел, и потому понимаю, почему я отличаюсь.

— Мы не такие уж и разные, — сказала Тацумаки. — Ты и я. Мы оба ощущали одиночество, хотя и по разным причинам. Не позволяли людям сблизиться с нами. И я... ну, не сейчас, но когда-нибудь я хочу поговорить с тобой кое о чем. Есть кое-что, что я должна сделать, и я хочу, чтобы ты сходила туда со мной. Потому что я не знаю, смогу ли я сделать это одна.

— Если тебе так будет спокойнее, я схожу с тобой, — сказал Сектер.

— Я знаю, — сказала Тацумаки. — Вот почему ты мне так нравишься.

Сектер смог выдавить слабую улыбку, но вскоре отпрянул от эспер и вернулся в положение, в котором лежал.

— Это была самая неприятная часть, — сказал он. — Я оставался еще какое-то время там, но война быстро превращалась в хаос, в чистейшее варварство. Связи больше не было, спустя какое-то время исчезли верха. Мы теряли всё больше и больше кораблей, и в какой-то момент ко мне подошли друзья, они собрались вокруг меня и сказали, что нам нужно выбираться оттуда, вернуться обратно во вселенную, иначе мы застрянем там навечно. Я сказал им, что я не уйду, что я заслуживаю тюрьмы, или смерти, или еще чего-нибудь, и все они почему-то растерялись. Как оказалось, у Бездушных никаких наказаний за такие преступления нет, оно и понятно, так как у них никогда раньше не было таких полномасштабных войн. Но они сказали мне, что если они даже будут судить людей вроде меня, то и они тоже будут гнить в тюрьме бог его знает сколько. Что всех, в таком случае, постигнет подобная участь. Просто... эх, это был кромешный пиздец, Тацу.

— Оно и... походит на то, — сказала Тацумаки. — Все были повинны в страшных вещах.

— Более менее, — сказал Сектер. — Но нам удалось выбраться оттуда, и я почувствовал себя полнейшим неудачником. Мне не казалось, что я кому-то смог помочь, как бы сильно я не старался. Я вернулся домой, мои друзья разбежались кто куда, а моя семья — родители, брат, сестра — они все еще были там. Брат с сестрой были рады видеть меня, родители мои едва признали мое существование. Я довольно быстро вернулся к работе, редко разговаривая или выходя на улицу. Брат и сестра... они знали, что что-то не так, и они пытались подбодрить меня. Брали меня с собой в приятные места, мы много времени проводили вместе. Естественно, мне пришлось приукрасить войну. Они знали, что что-то произошло, но и только. Я... мне сложно были говорить с ними об этом, так что они не давили на меня. Они никогда не знали, что я натворил. Я и не хотел, чтобы они узнали, чтобы они увидели во мне эту сторону. Я... не хотел, чтобы ты узнала об этом. Чтобы ты смотрел на меня так, как сейчас.

— Я все еще хочу быть с тобой, — сказала Тацумаки. — Я не вижу тебя как-то по-другому, правда, я лишь увидела в тебе больше боли, чем думала. Мне это не нравится. Я всеми силами постараюсь изменить это.

— Ты и я, — сказал Сектер. — Может, мы что-нибудь придумаем, вместе, как ты говорила.

— Как ты говорил мне в прошлом, — сказала Тацумаки. — Учимся на ошибках и исправляем их, или типа того.

— Почти, — сказал Сектер. — Есть еще кое-что.

Тацумаки с тревогой наклонилась вперед.

— Что же? — спросила она.

— Какое-то время я работал там, в колонии, — сказал Сектер. — Думал война окончена, по крайней мере для меня. Но однажды, ко мне подошел мой босс, всё его лицо было бледным. Я хочу сказать, он выглядел так, как будто его вот-вот вырвет, при этом он весь дрожал. Он указал на улицу и сказал мне, что ко мне кто-то пришел. Что пришел кто-то важный.

"О нет", — подумала Тацумаки. — "Неужели-..."

— Я вышел, и увидел их. Бездушных. В главе них стоял какой-то Бездушный в офицерской шинели. У них были мои брат и сестра, а еще родители, связанные и лежащие на земле. На всех них были наставлены пушки, они и меня повалили на землю. Связали тоже.

— Мне не нравится это, — нахмурилась Тацумаки. — Просто... продолжай, если можешь.

— Мы находились в их милости, — сказал Сектер. — Тот, который в шинели, сказал мне, что гуляет по окрестностям и наказывает тех, кого нужно наказать. Я сказал ему оставить мою семью в покое, что они ни в чем не виноваты, пусть они лучше возьмут меня. Он сказал мне, что боль работает не так.

Сектер глубоко выдохнул и сильно зажмурился.

— Он как-то узнал, — сказал Сектер. — Не знаю, как, но он узнал. Может, у него были там друзьям, может, он сам случайно оказался там. Я говорил ему, что если он хочет заставить меня страдать, ему стоит изуродовать меня или устроить мне пытку. Я говорил ему, что у меня были приказы, что мы вместе с командиром должны страдать. Он согласился со мной, но сказал, что моего командира давно нет. Что остался только я. А потом он убил мою сестру.

Тацумаки тихо выдохнула. Часть её ощущалась так, словно она исчезла, часть её жизни почернела и увяла.

— Они застрелили её, — сказал Сектер. — С ней обошлись быстро. На очереди был мой брат, и какое-то время они позволили ему умолять. Я тоже умолял их, и я видел, что один из убийц выглядел встревоженным. Я заговорил с ним, и он замер, в этот момент офицер крикнул ему, чтобы он продолжал, иначе ему тоже придется пострадать. Затем этот парень снова встал в строй.

Тацумаки кивнула. Её лицо было покрыто испариной и холодом.

— Следующим он застрелили моего брата, в шею, чтобы он мог захлебнуться. Потом была моя мама, пока не остались только мы с папой. И когда они готовились застрелить его, я никогда не забуду, что он мне сказал. Он спросил меня: почему ты был слишком медленным, сын? Почему ты подвел нас?

На лице Сектера отразилась боль, такая, как если бы ему в спину воткнули нож и повернули тот. Его лицо выглядело еще более бледным, чем ранее.

— Потом его тоже застрелили, — сказал Сектер. — Офицер был доволен своей работой, поэтому они оставили меня там, связанного, на земле. Я не знаю, рыдал ли я тогда, но я ощущал себя трупом. Как если бы в меня выстрелили всем сразу. Лучше бы так оно и было. Но я лежал там, не в силах пошевелиться. По ощущениям прошли часы, прежде чем появился мой босс с парой полицейских. Они спросили меня, что произошло, и я сказал им, что это была банда, в которую я входил или еще что-то, уже не помню. В общем, я больше не мог оставаться на это паршивой колонии, поэтому я ушел.

— И ты пришел сюда, — сказала Тацумаки, её голос был очень слабым. — Сектер, мне так жаль...

— Я побывал на нескольких разных планетах, прежде чем наконец решил отправиться в свой настоящий дом, — сказал Сектер. — Я... хотел исполнить мое самое первое обещание. Со мной всё ещё были все эти силы, я чувствовал, что не могу подвести всех своих друзей, всю свою семью, отказавшись от помощи людям. Вот только не всегда всё шло так хорошо. Честно говоря, я находился как бы на грани, когда попал сюда. Пока я не встретил тебя.

— У тебя столько было за душой, — сказала Тацумаки. — Я понятия не имела. Ты так хорошо... скрывал это.

— Я привык скрывать это, — сказал Сектер. — Но становилось всё больнее и больнее это делать. Закипать внутри, но я не мог выпустить это из себя. Кому это вообще сдалось? Кто заслуживает оказаться по пояс в таком дерьме? Но потом появилась ты, и начала что-то менять для меня. Даже когда я хотел помочь тебе, ты старалась узнать меня получше. Даже при том, что я не был таким, как ты, мне кажется, ты как-то могла сказать, что что-то было не так. И то, что ты хотела помочь, даже несмотря на то, что ты так привыкла отталкивать людей... это много значило для меня. Ты вышла далеко за пределы своей зоны комфорта, и всё это ради того, чтобы я почувствовал себя лучше. Это... думаю, это спасло меня на самом деле.

— Потому что ты стоишь того, — сказала Тацумаки. — Иди сюда.

— А?

Тацумаки протянула руки и кинулась к Сектеру, столкнувшись с его грудью. Сектер ухнул, когда Тацумаки обняла его. Он побыл в таком положение секунду, прежде чем ответить тем же. Тацумаки выдохнула, почувствовав, как руки Сектера скользнули по её спине.

— Я так рада, что ты поделился со мной всем этим, Сектер, — сказала Тацумаки. — Что ты чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы поделиться со мной.

— Это... это было непросто, но я чувствую... почти облегчение, — сказал Сектер. — Словно с моих плеч сняли гору. Кто-то знает.

— И волнуется, — сказала Тацумаки. — Волнуется за тебя. Очень сильно.

Она обняла его еще крепче, её пальцы вцепились в заднюю часть его рубашки.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу всё это исправить. Даже не смей думать, что я не хочу тебе помочь.

— Не буду, — сказал Сектер. — Мы теперь вместе в этом.

— Да, — сказала Тацумаки. — Мы... я даже не знаю, как нас теперь называть.

— Мы вместе, — сказал Сектер. — Это всё, что имеет значение.

Так они вдвоем и держались за друг друга, пока повязка на голове Сектера не стала казаться тяжелой, и они разошлись, чтобы дать ему заменить её . Рана уже зажила до такой степени, что теперь из нее только шла кровь, и Сектер кивнул, видя прогресс. Он пошел на кухню и принес маленький дневник, который достал из ящика, и рухнул обратно в кровать, когда Тацумаки закончила менять простыни. Она легла рядом с ним и посмотрела на фотографии, которые он листал, изображения улыбающихся солдат и позирующих людей в местах очень отдаленных.

— Это в основном еще до войны, — сказал Сектер. — Потом было сложно писать или делать фотографии. Большинство моих друзей тут. Реально хорошие ребята, спасали мою задницу не один раз. Просто... оказались в очень плохой ситуации.

Тацумаки положила голову на плечо Сектера, разглядывая коллекцию фотографий перед собой. Они проговорили всю ночь и в итоге заснули всего за несколько часов до восхода солнца. На них обоих лежал все еще открытый дневник, где одна половина его лежала на ноге Сектера, а другая — на ноге Тацумаки.