Раз бяка, два бяка...  (джен)

Поездом детей решили не отправлять, ибо смысла в этом Кощей не углядел. Гермиона и Гарри, одетые в новое, привыкали к ощущению защищенности, ибо расстраивать Тринадцатую, по мнению Яги, было очень плохой мыслью. Некромант готовился к общению со «своим» факультетом, особенно с одним белобрысым его представителем, который считал себя бессмертным. Этот тезис Кощею очень хотелось проверить.

— Дети, — незадолго перед началом учебного года Яга решила поговорить с Гермионой и Гарри. — Давайте договоримся. Ко мне и дяде Кощ… эээ… Северусу вы можете прийти в любой момент, мы теперь ваша семья.

— Но… как же… я ведь… — девочка, несмотря ни на что, терялась совершенно.

— Ты теперь наша, — погладила ее самая страшная женщина Хогвартса. Во всех смыслах.

— Хорошо, — кивнул ребенок, принимая новую действительность. Психика как-то справлялась, но, конечно же, с трудом. Гарри, напротив, принял изменения как факт.

— Гарри, рыжего сразу не убивай, — попросил Кощей, погладив своего потомка. — Во-первых, ты его правильно поднять не сможешь, во-вторых, незачем ему жизнь и смерть облегчать.

— Договорились, — с серьезным видом кивнул неожиданно повзрослевший мальчик. Откат у детей проявлялся по-разному: Гермиона стала будто младше, а вот Гарри — старше, что, в общем-то, было неплохо.

Первого сентября «лохматики», как их называла Тринадцатая, вечером обнаружились за столом факультета, но ехавшие в поезде дети этого еще не знали. Радовался не обнаруживший Поттера в поезде Малфой. По его мнению, за нарушение контракта шрамоголового должно распылить, ну, или лишить магии. Рональд Уизли недоумевал, куда делся его «друг». Это лето было очень сложным для рыжего — мама оказалась в Мунго, в отделении для душевных болезней, поэтому им пришлось готовить самим, отчего мистер Уизли значительно похудел, ибо кушать то, что готовила младшая сестра, было невозможно. А Джинни черную тетрадку даже не открывала — она была занята по дому так, что просто падала без сил, да еще и папа оказался недоволен ее стряпней, отчего девочке часто за это перепадало. Не до тетрадки было, совсем не до тетрадки. Хотелось упасть и не шевелиться, а еще — чтобы погладили и не били после каждого приема пищи.

Луна Лавгуд о Хогвартсе слышала от рыжиков, о том, что там бьют, но девочке было все равно. Находясь глубоко в своем мире, мисс Лавгуд уже почти ничего не ощущала: смерть мамы, а потом поведение папы ее буквально уничтожили. Ксенофилиус Лавгуд балансировал на грани суицида, что девочка, разумеется, чувствовала, но это ее уже не трогало, хотя в глубине души Луна надеялась на то, что в школе ее забьют так, что она сможет уйти к маме. Жить ребенку было совершенно незачем.

Остальным детям было на окружающий мир наплевать, они ехали в школу, дрожа по поводу самых страшных профессоров, надеясь на то, что пронесет, разочаровавшись в своем факультете… В общем, в поезде настроение было, скорее, похоронное. И это на фоне того, что родители чистокровных и полукровок приветствовали такой подход, а магглорожденных никто не спрашивал.

— Шрамоголового не будет! — хвастливо заявил Драко Малфой, причем выглядело это личной заслугой. — Когда Лорд вернется, он лично наградит меня! И вы все! Все! — речь была оборвана чарами, неизвестно откуда прилетевшими.

— А ведь он уверен, что Лорд вернется… — задумчиво произнесла мисс Гринграсс. — Паркинсон свяжите, — попросила она.

— Не надо… — Панси Паркинсон всхлипнула. — Это амортенция была… И теперь я…

— Так нельзя же? — удивился капитан сборной факультета по квиддичу. У зелья было серьезное возрастное ограничение совсем не просто так. Мисс Паркинсон теперь могла оказаться бесплодной, что для девочки из древней семьи, разумеется, было катастрофой. Малфоя спасало только заступничество страшного Снейпа, способного испортить жизнь кому угодно, но слизеринцы верили, что однажды это закончится. Очень сильно верили.

Луна шла по грязи, спотыкаясь и падая. Никому дела до одиноко бредущей девочки не было. Первокурсники, еще не ставшие «дружными», «смелыми», «умными», вели себя, как стадо. Из леса за ними наблюдал единорог, сразу же отметив девочку с давно не мытыми волосами, непонятно как державшуюся в жизни. Люди были жестоки даже по отношению к своим жеребятам. Если бы единорог умел, то сплюнул бы.

* * *

— Яга, ты деткам не улыбайся, — попросил Кощей, ухмыльнувшись, отчего случайно залетевший в Большой Зал Пивз упал и растекся лужицей по полу. — Трупы нам пока еще не нужны.

— Нравится мне это твое «пока», — хмыкнула представительница нечисти, о своем внешнем виде все знавшая, потому уже не обижавшаяся. Накануне она на пробу улыбнулась зеркалу, отчего то осыпалось осколками. — Горыныча когда выпустим?

— Да можно и сразу… — задумчиво проговорил некромант. — Заодно и поглядим на устойчивость «коллег».

— Судя по запаху, они уже проспиртовались, как Добрыня перед той битвой с басурманами, — пожала плечами Яга. — Их уже ничем не удивишь.

Глядя на мирно беседовавших непримиримых соперников, Филиус Флитвик набирался самогона производства коллеги Спраут, надеясь на то, что обмороков будет немного. Он еще не знал, что его ждет: за стол, здороваясь на три голоса, уселся Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, две головы которого очень благожелательно смотрели на коллег, а третья — как-то кровожадно, видимо, была голодной.

— Помона, ты что в самогон кладешь? — тихо поинтересовался профессор Флитвик, думая, что у него троится в глазах.

— Да ничего необычного, — удивилась женщина. — Все, как обычно… разве что мухоморы могли просрочиться, но самогону это не помеха.

— Здравствуйте, коллеги, — на них строго смотрела левая голова Дамблдора, говорившая тонким голоском. — Вот, видите, до чего заботы доводят? И ведь совершенно не на кого опереться!

— Здравствуйте, Альбус, — кивнула мадам Спраут, уже совершенно ничему не удивлявшаяся. — Вы помолодели.

— Это хорошо, — покивали остальные головы, а рука дала отмашку Яге, на что женщина чуть улыбнулась. В зал принялись входить школьники старших курсов, рассаживаясь за столами своих факультетов. На Дамблдора никто не смотрел, как и на Ягу с Кощеем, правда, на двух последних просто от страха, чтобы не накликать. Всем было понятно, что жуткие профессора выбирают себе первых жертв, и никому не хотелось стать именно этой самой жертвой.

Гриффиндорцы от вида спокойно сидящих рядом «лохматиков» застыли, рассматривая прилично одетого мальчугана безо всякого шрама, ну почти, и расчесанную девочку рядом с ним. Не ожидавший этого рыжий, точно знавший, что заучку выкинули, ничего сказать не мог, изображая питомца мистера Лонгботтома. Вот наконец принесли и Шляпу.

— Нет! Не надо! Отпусти меня! — кричала Распределяющая Шляпа, пытаясь вырваться из цепкой руки Яги. Но от яркой представительницы фольклора еще никто не уходил, поэтому шансов у артефакта не было. — Я тебя боюсь!

— Это не новость, — заметила Яга. — Меня все боятся, так что придумай что-нибудь другое. А пока пой!

— Пускай я неказиста на вид… — послушно начала петь на мотив марша Шопена Распределяющая Шляпа, но была прервана.

— Ну кто же так поет! — громко сообщила средняя голова Дамблдора, привлекая к себе внимание. Самые нервные девочки упали в обморок. — Смотри, как надо! — многоголосо Дамблдор запел песню Шляпы. Как оказалось, в отличие от артефакта, у Альбуса в целом голос и слух были. Количество обмороков начало увеличиваться, на что школьная медиведьма нахмурилась. Обилие работы прямо сходу она не ожидала.

— А давай я им улыбнусь, и распределение проведем завтра? — предложила Яга, на что Кощей хихикнул, отправляя в глубокий обморок всю женскую часть своего факультета, так как в этот момент именно их и рассматривал. — Да… репутация у нас…

— Почувствуй себя настоящей нечистью, — хмыкнул некромант, которого на Руси вот прямо так не пугался никто, отчего было даже немного завидно. — Или лимонники духом слабы, или мы тут действительно страшные.

— Или и то, и другое, — согласилась яркая представительница, поднимая сомлевших будущих первокурсников маленькими шаровыми молниями. — Ладно, пойду распределять… — вздохнула она.

— Иди, иди, — покивал Кощей, ветвистой молнией приводя в себя старост своего факультета, одежда на которых слегка даже обгорела, но не сильно.

Яга медленно, неотвратимо двинулась в сторону первокурсников, слегка улыбаясь краешком губ, поэтому в обморок никто не упал — только обмочились, правда, не все. Рыжая девчонка смотрела устало, с выражением всей скорби евре… английского народа в глазах, а беловолосая, при взгляде на которую в душе Яги что-то откликалось, была вообще будто не здесь. Достав проскрипционный… хм… список школьников, яркая представительница мифологии начала вызывать по одному. Дети шли к табурету с таким видом, будто их прямо там и съедят в лучшем случае. Табурет был вполне обычным, ну а маленькие иголочки, разбросанные по его поверхности, были просто данью традиции, все-таки Яга пакости любила. Особенно вот такие — невинные.

* * *

— Луна Лавгуд! — беловолосая девочка пошла к табурету, и тут Яга вызвала массовые обмороки среди незадействованных в предыдущих потерях сознания факультетов. Она неожиданно присела перед девочкой, уравнивая взгляды, чтобы вглядеться в дитя. — Кто посмел? — почти прошипела женщина.

— Ты хорошая, — ничего не выражающим голосом ответила Луна, неосознанно потянувшись к Яге, а вот представительница славянской мифологии, за покушение на свою кровь мстившая так, что свидетелей не оставалось, просто сгребла девочку в объятия. Дружно, в унисон, заплакал факультет Хаффлпафф, оплакивая первогодку, которую точно съедят прямо здесь.

— Не бойся, малышка, — шепотом произнесла Яга, невесомо погладив девочку и усадив ее на табурет, накрыв Шляпой, находившейся в некоторой прострации, ибо Луна тянулась к этой женщине, хоть и совершенно не подходила для факультета.

— Хорошо… — вздохнул древний артефакт, захлебываясь в тоске и боли ребенка. — Гриффиндор…

Усадив ребенка рядом с «лохматиками», яркая представительница славянской мифологии оглядела стол факультета таким взглядом, что в обморок отправились и представители мужского пола. Кощей понял, что случилось, все-таки знали они с Ягой друг друга давно — кто-то причинил вред ее крови. За такое можно было и… хм. Впрочем, женщина вернулась к распределению.

— Джинни Уизли! — наконец вызвала последнюю девочку Яга.

— Хаффлпафф! — еще в воздухе ответил артефакт, так как ребенка надо было просто согреть и успокоить. На этом процедура распределения закончилась, после чего тела большей части школьников взлетели в воздух, отправляясь в Больничное крыло, а более устойчивых ожидало еще одно испытание.

— Милые дети! — басом начала правая голова Дамблдора, поправив доступной рукой очки. — Мы приветствуем вас в нашем…

— Свинарнике, — хмыкнула средняя голова.

— В нашей школе, — продолжила правая. — В этом году самые умные…

— Получат дополнительную голову, — перебила левая голова Дамблдора.

— Ну вот, взял и сбил, — расстроилась правая. — Ладно, речь не получилась, потому будем жрать.

— Вот это дело! — обрадовалась левая. — Чего смотрите? — обвела она взглядом школьников, находящихся в последней стадии удивления. — Жрите! — и на столах появилась еда.

Гермиона переглянулась с Гарри, сразу же начав заботиться о выглядевшей потерянным маленьким ребенком беловолосой девочке, а Луна все еще наслаждалась мимолетным, каким-то очень родным теплом рук женщины, совершенно не реагируя на окружающую среду. Видимо, поэтому Гермиона принялась кормить ее, как маленькую.

Тяжело вздохнувшая мадам Помфри после ужина направилась в свою вотчину, где лежали побившие прошлогодний рекорд по обморокам дети. У замковых эльфов было много работы — переодеть, похлопать по щекам, дать зелье, успокоить… Поппи хотела бы изучить еще феномен Дамблдора — если у того появилось две лишние головы, может быть, ей можно лишнюю пару рук? А то Минерва с Северусом рекорды ставят…