Гарри и его кроличий хвостик (гет)

Гермиона, конечно, замечала, как иной раз Гарри на неё смотрит. Ей это было приятно и инстинктивно хотелось услышать от него хотя бы несколько ласковых слов. Например, чтобы он похвалил её не за ум и усердие, а за что-то незначительное, за внешний вид или компанию. Сказал бы, что ему приятно проводить с ней время, особенно теперь, когда Рон то и дело убегал с Лавандой и приходил раскрасневшийся и довольный. Но, с другой стороны, Гермиона понимала, что у Гарри есть пробелы в воспитании, и ему тяжело даются некоторые вещи вроде объяснений и признаний, к тому же из-за своей особенности он периодически посматривал на других девочек, а те подходили к нему и заводили разговоры. Это всё, конечно, не увенчалось успехом, но Гермиона всё равно грустила, когда видела возле Гарри ту или иную девочку. Ей казалось, что из-за хвостика для него не имеет особого значения, кто будет находиться рядом. Именно поэтому, когда Гарри вдруг поцеловал её на вечеринке, она на мгновение расслабилась в его объятиях и разомкнула губы, но быстро отринула наваждение и оттолкнула друга.

— Ты… ты зачем это сделал?! — требовательно спросила она, едва дыша от волнения.

— Ну, так омела же, — неуверенно ответил Гарри, чем сильнее её разозлил.

— То есть тебе, чтобы меня поцеловать, омела была нужна? Сам бы ты никогда?! Вот как значит?!

Гермиона так рассердилась, что развернулась и двинулась прочь. Ей больше не были нужны ни вечеринка, ни угощения, ни танцы, ни разговоры. Она чувствовала, как кровь прилила к лицу и стучала в висках. Для Гарри она очередная девчонка, оказавшаяся поблизости.

— Гермиона, нет! Стой, подожди! — слышался его голос и шаги за спиной. — Я… ты всё не так поняла! Ты много для меня значишь!

— Да ну конечно! — обиженно бросила она, не оборачиваясь. — Опять морковку тебе надо? Извини, я не захватила!

Слёзы обиды невольно навернулись на её глаза. Она давно поняла, что Гарри ей небезразличен. Он добрый, отважный, смелый, самый лучший друг, он бы никогда не бросил её в беде. Но вот чего она не ожидала, так это что он приравняет её ко всем безмозглым девчонкам, вроде Лаванды или Чжоу, с кем можно целоваться и обжиматься по углам развлечения ради. И нашёл ведь повод, целовать её в день, когда она нарядилась, как какая-то курица, и чувствовала себя неловко. В обычный день и не осмелился бы.

— Гермиона, подожди! Ты… ты…

Гарри догнал её и развернул к себе в полутёмном коридоре, освещённом лишь светом факелов.

— …ты очень дорога мне, — сказал он, смотря ей в глаза. — Ты… такая красивая, добрая, верная… Прости, я не хотел тебя обидеть.

Гермионе было трудно говорить, но она всё же возразила:

— Это… ты так из-за хвостика говоришь… Он исчезнет, и… и я опять стану для тебя серой мышью.

— Ты никогда не была для меня серой мышью! — горячо возразил Гарри. — Ты…

— …всего лишь твой «умный» друг, — невесело закончила она. — Давай это так и оставим, ладно?

Гермиона хотела уйти, но Гарри вдруг схватил её за плечи и прижал к стене.

— Эй! — возмутилась она и попробовала выбраться из крепкой хватки, но он не позволил.

— Ты больше, чем мой друг, — возразил Гарри и снова подался к её губам. Она отвернула голову и ощутила быстрые поцелуи на щеке, подбородке и шее. — Ты — моё всё.

Его пальцы выпустили её плечи, но Гермиона не сдвинулась с места. Она изумлённо смотрела в глаза друга и сама потянулась к нему навстречу. Их губы снова слились в поцелуе, её руки обвили шею Гарри. Она чувствовала его руки на затылке и спине и окунала свои пальцы в его шёлковые волосы.

— Повтори… — прошептала ему на ухо, тяжело дыша и вкушая множество приятных ощущений.

— Ты… мне нравишься, ты… лучше всех, — тихо говорил Гарри, покрывая поцелуями её лицо. — Я… кажется, люблю тебя. Нет… не кажется.

Гермиона не сдержала стон, когда он добрался до мочки уха, и закусила губу. Она ощущала руки друга, скользящие по её телу. Руки, поглаживающие спинку, слегка сминающие бёдра. Ощущала и жалась ближе к Гарри. Её собственная рука нашла его мягкий хвостик и провела по тому пальчиками. Это, кажется, распалило Гарри ещё больше. От того, как тесно он прижался к ней, она ощутила внизу некое напряжение.

— Мне кажется или… ещё одна часть тебя шевелится?

— Она… э-э… эту часть я тоже не могу контролировать.

И без того красный Гарри заметно смутился, а Гермиона невольно улыбнулась. То, что она почувствовала, ей польстило, хоть и ни о чём безрассудном и крайне непристойном она пока не могла думать.

— Ладно… идём.

В этот вечер они то и дело целовались, прежде чем вернулись в общую гостиную. Гарри наконец понял главное и периодически говорил, как её любит и ценит, а Гермиона сама жалась к нему и позволяла себя поглаживать и целовать. Ночью она долго лежала в постели и не могла уснуть. Улыбка не сходила у неё с губ, а в груди ширилось нечто воздушное и бескрайнее. Возможно, счастье. Утром Гермиона проснулась, и её голову посетила идея. Она с трудом дождалась, когда Гарри появится в гостиной, взяла его за руку и увела за собой.

— А что, если нам провести это Рождество вместе? — после череды поцелуев и объятий спросила она.

— Ты имеешь в виду в «Норе»? — уточнил Гарри. — Ты ведь поедешь со мной, да?

— Да нет, я имела в виду, может… Ну, может, это ты поедешь со мной к родителям?

Брови Гарри поползли вверх, и Гермиона принялась уверять его, что это ещё не значит, что им пора пожениться и просить благословение у её отца. Всего лишь праздник, проведённый вместе. Гарри ведь никогда у неё не был, а у Рона гостил то и дело. Её родители совершенно не требовательные и не станут осаждать его всякими вопросами или строгими правилами.

— Мама с папой совсем не такие! Они разве что позовут нас на каток или ёлку вместе украшать. Они у меня любят… старые традиции. Ты подумай, ладно?

Гарри был явно смущён, но смелость не растерял, и, к восторгу Гермионы, согласился.

* * *

В преддверии Рождества в пригороде Лондона, в Литтл Уингинге, тоже шли приготовления к празднику. Вернон Дурсль был очень доволен тем, что заключил крупную сделку и мог позволить себе поставить ель, и положить под неё гору подарков для любимого сына Дадли. Но что очень сильно испортило ему настроение, так это «подарок», который принесла полярная сова племенника жены. К ногам мистера Дурсля упала коробка, на которой значилось пожелание хорошо провести Рождество. Стоило только её открыть, как оттуда выскочило некое белоснежное существо и принялось бегать по дому.

— Противный мальчишка! — кричал Вернон Дурсль, гоняясь за пришельцем.

Хорька ему удалось поймать на кухне. Первой мыслью мистера Дурсля было пристрелить того, но потом он по достоинству оценил подарок и понял, что животное надо усмирить.

— А ну-ка иди сюда…

Хорёк пищал, изворачивался, пытался укусить мистера Дурсля за палец, но тот был непоколебим, когда дело касалось выгоды. Бутылка со спиртовой настойкой, успокаивающей в тяжёлый день нервы, была вскрыта и часть её влита в пасть хорька. Тот сразу же затих и перестал вырываться. Вернон Дурсль вернулся в машину и поехал в город. В зоомагазине он с пеной у рта доказывал продавцу, что у него не абы какой хорёк, а самый что ни на есть породистый, и если он не получит за него ту цену, какую назвал, то через неделю втридорога продаст истинным ценителям. В итоге на вырученные средства Вернон Дурсль купил новый тостер, ёлочные украшения и коробку пончиков. По дороге домой он так раздобрел, что даже подумал больше не называть племянника жены дармоедом.

— И от противного мальчишки иногда бывает толк! Помнит паршивец, кто предоставил ему кров!

Пока Вернон Дурсль радовался внезапной прибыли, продавец в зоомагазине немного недоумевал, почему относительно спокойный хорёк к вечеру стал беситься: бегать по клетке и, как хомяк, грызть прутья. Но тут пришла жена продавца и всё поняла.

— Так он же молодой. Спариваться, наверное, хочет. Надо его кастрировать и будет спокойный!

Хорёк в клетке вдруг сам собой успокоился и завалился на бок.

* * *

В то время, когда ученики готовились к отъезду и наслаждались свободными от занятий днями в школе, в учительском составе царила не очень спокойная атмосфера. Больше всех высказывался Северус Снейп и настойчиво требовал допросить Гарри Поттера при помощи сыворотки правды. Альбус Дамблдор ему непременно отказывал и просил положиться на силы Руфуса Скримджера. Министр магии выделил людей для поиска пропавшего Драко Малфоя. Обыкновенно хранящий молчание на таких собраниях Гораций Слизнорт тоже очень беспокоился, но по другому поводу.

— Дорогой Альбус, вам не кажется, что с вашей рукой пора что-то сделать? — спросил он как-то, оставшись с директором наедине.

— Ох, дорогой Гораций, боюсь, это бесполезно, мои дни сочтены, — со вздохом отозвался тот и пояснил, видя недоумевающее лицо коллеги: — По собственной глупости я навлёк на себя проклятие и ни одно средство не поможет продлить мой срок. Если не верите, можете спросить Северуса, даже его знания и умения в зельеварении не могут мне помочь. И прошу вас, не распространяйтесь по школе. Ни к чему лишние толки.

— Позволю себе с вами не согласиться, Альбус. Уж вам ли не знать, что для настоящего зельевара нет ничего невозможного. Николас Фламель, проживший не один век, яркое тому подтверждение.

Именно поэтому профессор Слизнорт был очень обеспокоен. Мало того, что профессор Снейп зачем-то принизил достоинства Гарри Поттера и тем самым отвратил того от успехов и славы, кои мальчик заслуживал, так ещё позволил умирать директору, категорично утверждая, что ничего нельзя сделать. Не так давно профессор Слизнорт налил себе вечером медовуху, но как крайне опытный зельевар, способный по запаху или вкусу определить, какой напиток перед ним, заподозрил неладное, едва взяв немного медовухи в рот и выплюнул ту. Кто-то хотел его отравить, а кто мог провернуть такое, как не человек, разбирающийся в зельях, а, стало быть, и в ядах? Человек, боявшийся, что его злодеяния могут раскрыть. Слизнорт сложил одно и другое и принял меры — изложил на пергаменте все свои мысли и через преданную ученицу передал тот сотрудникам Министерства. Северус Снейп был задержан в тот же день по подозрению в организации двойного убийства и похищении ученика, способного пролить свет на деяния учителя.

— Кто бы мог подумать!.. А ведь с виду такой рассудительный молодой человек… — подивился профессор Слизнорт в кабинете директора и улыбнулся: — Альбус, у меня для вас радостная новость. Думаю, к Пасхе я смогу изготовить эликсир, который поможет вам избавиться от проклятия. Вы ещё поборетесь за всех нас, дорогой мой друг!

И спокойный за свою жизнь профессор ушёл, с удовольствием думая о том, что теперь у него тоже будет свой факультет, где он сможет снова взращивать таланты, а ещё наконец-то никто не будет мешать ему прививать Гарри Поттеру веру в себя. Этот мальчик однозначно добьётся успеха, как и его близкая смышлёная подруга. Стоит и дальше их поддерживать и хвалить, и тогда в будущем они, вероятно, не забудут одного добродушного старика.