Лето номер шесть (гет)

Лили все-таки переспала с тем обаятельным старостой школы.

Гермиона своими глазами — вернее, глазами Ремуса — видела, как все они: мародеры, Челси, Лили и еще человек десять играли в детскую игру, что-то вроде «бутылочки». Только ставки были выше обычного.

— …давай, Пруэтт, это твоя последняя школьная вечеринка, мы сдали ЖАБА! — крикнул кто-то из парней, когда Фабиан отрицательно помотал головой и снисходительно усмехнулся. — Выше только небо!

Там, на небе, большинству из них вскоре предстояло оказаться. Гермиона почуяла, как обреченно кольнуло сердце. Не так давно она вспомнила, где слышала фамилию Пруэтт. Грюм показывал старую фотографию Ордена, и среди тех, кто погиб от рук Пожирателей, назвал братьев — Фабиана и Гидеона.

— Ну дай ты девчонкам шанс, — подначивали из распалившейся толпы. — А мы, так и быть, дадим тебе право на один пас.

Тот хитро прищурился и обвел игроков взглядом.

— Что ты делаешь? — осмелилась спросить Челси.

— Подсчитываю вероятность, — легко отозвался тот, хлопнув себя по коленям, поднялся с дивана и занял место в круге. — Ну, кто начинает?

Его палочка указала на Лили со второй попытки. То ли Фабиан смошенничал, как с ее отработками, то ли ему в самом деле повезло.

Гермиона машинально схватила Гарри, рванувшего было вперед, и удержала на месте. Оба они забыли на мгновение, что изменить ничего не могут. Им оставалось лишь наблюдать, как Фабиан берет Лили на руки под громкое улюлюканье парней и завистливые вздохи девчонок — и уносит наверх.

Гермиона до сих пор никак не могла взять в толк, почему никто из них не боялся, что им выпадет кто-то противный. Кто-то… Петтигрю, например. Понятно теперь, почему все они бесстрашно вступали в ряды Ордена Феникса. Похоже, у школьников того времени напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. А еще они, в отличие от второго состава Ордена, не знали, что их ждет там, за стенами замка.

— Мама встречалась с этим Пруэттом?

«Кабанья голова» была заполнена до отказа. Местный народ шумно отмечал первый мартовский день, выпавший на субботу, а вот школьники почти не заходили, хотя хозяин никогда не спрашивал документы.

Ремус потягивал огненный виски, не снимая капюшона. Он сразу предупредил, что сможет заскочить в Хогсмид совсем ненадолго. Длительные отлучки Сивый и его подручные считали подозрительными.

— Нет. Несмотря на то, что Фабиану Лили очень нравилась, они не встречались.

— Тогда с какой целью ты показал мне, что он ее… — Гарри сжал зубы, чтобы слово «оттрахал» осталось за ними. Гермиона погладила его по бедру и взяла за руку под столом. Гарри выдохнул, поерзал на месте и выжидательно уставился на Люпина.

— Важны не только действия, но и эмоции, — невозмутимо ответил Ремус и аккуратно поставил почти пустой стакан на стол. — Ты не заметил, как Лили посмотрела на Джеймса? Она ждала, Гарри, ждала хотя бы намека на то, что ему не насрать. У нее была неиспользованная возможность спасовать. Ему достаточно было сказать, что он против. А Сохатый не смог наступить на горло собственной гордости. Не дал ей понять, как много она для него значила. — Гарри продолжал хмуро смотреть на него, и Люпин назидательно произнес: — Гарри, ты забываешь, что наша юность пришлась на семидесятые. В те годы у магглов, как бы это сказать, секс был одним из способов самовыражения. А случайный секс не считался преступлением. Многим волшебникам-подросткам это импонировало. Ты видел надписи на футболках, которые носил Сириус?

— Девиз хиппи, — быстро сказала Гермиона. Никак не могла изжить привычку отвечать на вопрос преподавателя, пусть даже тот оставил должность три года назад.

Ремус кивнул:

— Он говорил, что «Битлз» и секс сразу с двумя девчонками — лучшие изобретения магглов. — Судя по интонации, он улыбался, а Гарри усмехнулся, мол, чего еще можно было ожидать от Сириуса.

В ту ночь, когда Гарри с Гермионой вернулись из Омута памяти, досмотрев воспоминания до конца, он заявил, что поспит в Выручай-комнате. Нужно было уложить в голове увиденное. Гермиона, с его разрешения, тоже осталась. До самого утра они, полностью одетые и молчаливые, лежали на старом матрасе, который, разумеется, нашелся в этом Городе спрятанных вещей среди прочего хлама. Гарри, обнимая ее одной рукой, а другую заложив за голову, пялился в потолок и лишь спустя пару часов шепнул: «По крайней мере, целовала она его… красиво».

Гермиону не покидало ощущение, что она посмотрела красочный эротический фильм. Хотя никаких голых тел и непристойных — в общепринятом понимании — сцен они с Гарри не увидели.

То ли бессовестная красота Лили делала любой поцелуй с ее участием почти искусством, то ли мысли Джеймса о сексе были осязаемо-тяжелыми, такими, что их чуяли окружающие.

«Мне показалось, это должно было случиться еще в тот момент, когда они спорили из-за мальчика-пирата», — заговорщически улыбнулась Гермиона, повернувшись к Гарри.

«Да? А я все ждал, что папа вот-вот заколдует ее», — шутливо хмыкнул он, намотал на палец прядь ее волос, запутался в них и подергал рукой, как Глотик лапой в аналогичной ситуации.

— Гаджен, дружище, — воскликнул Сириус, до этого вяло флиртовавший с одной из однокурсниц, — где ты пропадал? Неужели у тебя завелась девушка и ты пытался ей засадить?

— С прицелом у него, скорее всего, беда, — услужливо подыграл Петтигрю, и Джеймс лениво рассмеялся.

Худой паренек с повязкой на левом глазу презрительно фыркнул, швырнул сумку на пол и уселся на нее. Целый глаз у него был красивый, большой, в обрамлении густых темных ресниц. Гермиона о таких могла только мечтать.

— Я заждался, — заявил Сириус с таким видом, будто Гаджен опоздал на свидание. — Дай глянуть эссе по зельям, — просьба очень смахивала на приказ. — Я был занят всю ночь, — он улыбнулся той девчонке, с которой беседовал за пару минут до этого, — к тому же, зельеварение — удел зануд. Не жадничай, я просто посмотрю.

— В прошлый раз ты скатал все слово в слово, — огрызнулся тот, — и Слагхорн снизил мне балл.

— Но мне он его тоже снизил! — с правдоподобным возмущением всплеснул руками Сириус.

Многие заржали. Особенно девчонки. Как ни прискорбно было это признавать, обаяние Сириуса сводило на нет в глазах окружающих уродство его поступков.

Джеймс тем временем попытался чарами добыть свиток. Сумка под задницей Гаджена задергалась, парни захохотали. Наверное, это был не первый случай, когда у него силой отнимали сочинение, и он безопасности ради завел привычку использовать себя в качестве пресс-папье.

— О, гляньте-ка, кажется, у нашего Дэйви в сумке Прыгучие бобы. Теперь понятно, почему у тебя нет девушки, дружище, — поддел Сириус, — ты забавляешься с бобами. И на свидания водить не надо, и м-м-м… непередаваемые ощущения от массажа простаты, — он мечтательно закатил глаза.

Несколько девочек смущенно раскраснелись. Девенфорд взяла Джеймса за руку и, кажется, попросила прекратить, но тот скорчил просительную физиономию, словно она отговаривала его от покупки очередной навозной бомбы в «Зонко».

Ремус осуждающе покачал головой, но ничего не сделал. Гарри смотрел на происходящее с отвращением и горечью.

Свиток все же вырвался из сумки Гаджена, повинуясь мощной магии Джеймса, и прыгнул ему в руку.

— Держи, Бродяга, учись хорошо, — великодушно пожелал он и протянул его Сириусу.

— Верни Дэйви эссе.

Лили, до этой секунды равнодушно подпиравшая стену, отделилась от нее и сделала шаг вперед.

— Ух ты, Эванс, это что, какая-то праздничная акция по случаю грядущих пасхальных каникул? — прищурил один глаз Сириус. — Ты же вроде свернула со скучной дорожки помощи обездоленным.

— Я почему-то надеялась, что благоразумие и любовь к другим людям, а не только к собственной роже, передаются половым путем, — презрительно заявила Лили, и он настороженно уставился на нее. Гермиона с Гарри непонимающе переглянулись. — Но, похоже, даже Челси не под силу тебя починить. — У Челси сделался такой вид, как если бы ее застали посреди кухни с рождественским подарком в начале декабря. Сириус фыркнул, но никак не прокомментировал слова Лили. — Отдай свиток, Блэк. И хоть раз напиши сам. Ты же вроде с мозгами.

— Он что, твой новый парень? — встрял Джеймс, разозлившись, что Лили обращается исключительно к Сириусу. — Я знал, что ты предпочитаешь убогих. Сначала Нюнчик, теперь Гаджен.

— А, так вот почему ты рассчитываешь, что сможешь стать следующим, — хлестко отбила она.

— Мерлин, Эванс, эта моя, прямо скажем, не самая удачная идея давно потеряла актуальность.

Лили на секунду наморщила нос, выражая сомнение, и повторила:

— Верни Дэйви эссе, Поттер.

— Иначе что? — напористо вопросил Джеймс, сунувшись к ее лицу.

Лили едва заметно улыбнулась, буквально уголком рта, прямо как в тот раз, когда Челси сдала Девенфорд на трансфигурации. В паре дюймов от его губ она тихо, но вкрадчиво, так, чтобы услышал только Джеймс, ответила:

— Иначе вся школа узнает, чем вы четверо занимаетесь в полнолуние.

Он замер, будто получил удар по лицу наотмашь. Гермионе показалось, что от расправы — или, вероятнее, от яростного поцелуя — Лили спас только звонок.

Сцена быстро переменилась, похоже, между событиями прошло не больше недели.

Лили с Ремусом сидели во внутреннем дворе. Вокруг ни души, будто все вымерли. Лили забралась на скамью с ногами, Люпин опустился рядом и, заглянув ей в глаза, закончил начатую без свидетелей фразу:

— …Джеймс никогда не попросит, если ты на это рассчитывала. Он скорее сядет за нелегальную анимагию. Но я прошу.

— За себя или за них? — без всяких эмоций уточнила Лили.

— За себя и за них.

— Если до тебя с самого начала не дошло, я не собиралась никому ничего рассказывать. Даже Челси. Мне нужно было, чтобы Поттер заткнулся.

— И взбесить его, — у Ремуса, кажется, отлегло от сердца.

— И взбесить его, — легко согласилась Лили.

— Тебе удалось, — он смущенно улыбнулся и подал ей руку, чтобы помочь встать со скамьи.

Лили обулась, опираясь на его ладонь, и глубоко вздохнула.

Та весна пахла по-особенному. И пусть Гермиона не могла чуять здешние запахи, она точно знала, что это был последний год, который не успел провонять грядущей войной.

* * *

После Рождества история родителей временно отошла для Гарри на второй план, и мартовская встреча с Ремусом поставила в ней бледную, больше смахивающую на запятую точку.

Несколько коротких отрывков из того флакона, который Гермиона до сих пор хранила теперь уже пустым, ясно дали понять, что в последний школьный год Джеймса и Лили разделяли только нежелание причинять боль ни в чем не повинной Сьюзен и осторожность, с какой Лили теперь подпускала к себе людей.

— Она сильно изменилась после гибели родителей, — монотонно говорил Ремус, жестом велев бармену повторить. — Как будто, знаешь, мигом разочаровалась в близких и друзьях. С головой ушла в зельеварение. Я боюсь представить, что за зелья они с Челси варили, но, кажется, они этим даже зарабатывали. Хорошие зельевары всегда в цене. К седьмому курсу она пришла в себя. Для Минервы, впрочем, осталась головной болью. Подхватив этот вирус, сложно остановиться. — О да, Гермионе было знакомо это чувство. — Зато они с Джеймсом были теперь похожи. Наглые, дерзкие, постоянно наказанные.

— И как папа к этому относился?

— Джеймс еще сильнее влюбился. — Ремус сделал крупный глоток из стакана. — И, самое главное, он понял, что влюбился. Я слышал, что он не спит по ночам. После полнолуния сон ко мне не идет, я просто лежу в кровати в надежде задремать, да и слух обостряется. Иногда я даже чуял, как гулко колотится его сердце. А наутро, — Люпин горько усмехнулся, — он часто делал вид, что ему плевать на Лили. Объяснял это тем, что ему якобы неудобно перед Сьюзен, и он не знает, как объявить ей о разрыве.

Гарри выглядел так, будто получил все нужные пояснения. Он открыл для Гермионы вторую бутылку сливочного пива и светло улыбнулся ей.

— А что стало с?..

В этот самый момент дверь паба с грохотом распахнулась, впуская шумную компанию, Люпин крепко сжал палочку, быстро пояснил, что среди гостей есть прихвостни Грейбэка, и заторопился. В обществе Гарри Поттера оборотню, который рассчитывал на доверие собратьев, делать было нечего. Спросить про Челси Гарри не успел. Да и было ли это важно?

Рон мало-помалу смирился с тем, что Гарри с Гермионой каждую свободную минуту стремятся провести вдвоем, хотя поначалу и отпускал ехидные замечания типа: «Только давайте вы будете поменьше лизаться в моем присутствии».

«Может, начнешь с себя, — ехидно посоветовала однажды Гермиона. — Бон-Бон».

Лаванда оставалась все такой же невыносимой, но, на удивление, именно она сподвигла Рона извиниться перед Гермионой и помириться с Гарри. Наверное, ей не терпелось превратиться в источник свежих сплетен об Избранном.

Для Гарри плечо заново обретенного друга стало той недостающей опорой, которая помогла устоять на ногах в вязкой каше недоверия, хитрости и неизбежности.

Рассказы Дамблдора, переплетенные с воспоминаниями давно умерших людей, становились все тревожнее. Попытки уличить Малфоя раз за разом разбивались об один и тот же довод — директор безоговорочно верил профессору Снейпу и отрицал, что тот помогает Пожирателям. Гермиона склонялась к тому, что, раз так, и они должны, но Гарри хмурился; видно было, что он не хочет вступать в полемику, но остается при своем мнении.

— Гермиона, — шепнул он как-то поздно вечером, вернувшись от Дамблдора, — он хочет, чтобы я любым способом отнял у Слагхорна одно воспоминание.

Гарри рухнул на стул в пустом классе, Гермиона аккуратно примостилась сверху, верхом на нем. Они любили сидеть вот так, обнявшись. Так они могли чувствовать сердцебиение друг друга. А еще Гермионе нравилось чувствовать обе его руки на своей спине.

— Я понимаю, что это нужно для дела, и я уже даже придумал способ, если Гораций сам не расскажет, но как я могу так поступить с человеком, который добр ко мне и сделал кучу всего для моей матери? Дамблдор сказал, это воспоминание самое важное, что ради него я уже полгода таскаюсь к нему в кабинет и смотрю, как Волдеморт из мальчика-сироты превращается в безжалостную тварь.

— А ты к чему склоняешься? — Гермиона привычно расчесала пальцами его непослушные и местами спутанные волосы.

Гарри потер глаза под очками и устало выдохнул:

— Иногда мне так их не хватает. Родителей, Сириуса. Они бы точно не стали раздумывать, а влезть ли нам в противозаконное и аморальное дерьмо или смирно сидеть на месте? Я не такой, у меня совесть, мать ее, просыпается. Я думал, что у меня это от мамы, но, кажется, нет.

— Если честно, Лили и ее подружки напомнили мне…

— Паркинсон? Лаванду?

— Ну, если смешать Паркинсон, Лаванду и Флегму… — Гермиона хихикнула и погладила его колючую щеку. — Только у твоей мамы было куда больше оснований задирать нос, потому что она…

— Я знаю, тебя поразила пятиступенчатая трансфигурация, — поддел Гарри, и пришлось шлепнуть его по руке.

— Да, она была великолепна. И она, в отличие от Ремуса, не совсем пренебрегала обязанностями старосты, и… любая девочка мечтала бы иметь такие красивые глаза, как у вас с ней. И даже не смей смеяться, мне не чужда здоровая зависть. Словом, она была сногсшибательна, хоть и… противоречива. Но вот скажи, ты бы влюбился в такую девушку? — Гермиона сама не поняла, как запутанная дорожка ее аргументов привела к такому вопросу вместо нормального вывода.

— Влюбился бы?.. Мне сложно судить, я ее сын, — Гарри одновременно растерялся и удивился. — Наверное, нет. Мне не нравятся выпендрежницы. Но мой отец, — он весело фыркнул, — должен был быть без ума от нее. Он и был. К тому же, — медленно произнес Гарри, — я уже…

Слово, так и не произнесенное вслух, скользнуло с его губ сразу на кончик ее языка. Гермиона вздрогнула, когда Гарри стиснул ее и поцеловал, оборвав собственное признание. Ожидание чего-то большего, его теплых ладоней на ее обнаженной груди с каждым разом становилось все очевиднее. Он нетерпеливо ерзал на месте и тяжело дышал, но обычно останавливался и заглядывал в глаза, а Гермиона все не решалась снять с себя эту лишнюю блузку. Вроде бы вот-вот, и все никак. Словно руки отнимались.

После безобразного случая с Малфоем Гарри почти не спал. Слонялся по замку как призрак, избавился от учебника Принца, по субботам отбывал свои заслуженные наказания у Снейпа и избегал смотреть Гермионе в глаза. Она уже тридцать раз пожалела, что так безапелляционно отчитала его тогда. Но ведь она же говорила! Нельзя полагаться на записи непонятно кого.

Финальный матч Гермиона в знак солидарности пропустила. Вместо этого пошла в подземелья, прихватив с собой «Традиции отрочества и юности в тупике нового тысячелетия» и три часа просидела под дверью. Погрузившись в книгу, она не заметила, как пролетело время.

— Гермиона? Что ты здесь делаешь? Игра закончилась? — Гарри с удовольствием расправил плечи после долгого сидения за партой.

— Не знаю, я не ходила, — она пожала плечами как ни в чем не бывало. — Все, что мне нравится в квиддиче — это ты.

Гарри изо всех сил сдерживал улыбку, но у него ничего не вышло. Гермиона соскучилась по его манере смущенно морщить нос. Ее, она успела подметить, Гарри унаследовал от матери.

— Это такая приятная неожиданность, не думал, что наказания у Снейпа могут приносить что-то хорошее. — Он обнял ее за плечи и на ходу коснулся губами щеки. — Смотри, что я нашел.

Гарри вынул из кармана старую, готовую истлеть в руках карточку и с озорной улыбкой сунул Гермионе под нос. На ней значилось едва различимое:

Джеймс Поттер и Лили Эванс, 7 курс, Гриффиндор.

Непристойное поведение. Публичная попытка физической близости.

Гарри многозначительно дернул бровями, мол, ты погляди, что творится. Как третьекурсник, смешной такой. Гермиона бережно вложила карточку в книгу, чтобы не помялась, и прыснула:

— Интересно, кто из учителей их застукал.

— Если Макгонагалл, то я им не завидую. Представляешь ее лицо? Кстати, как насчет, — он вдруг стал серьезным и вроде бы смутился, — как там было? — Гарри указал на книгу, из которой торчала карточка. — Ну. Близости. — Лоб и переносица его покраснели, и рука, кажется, вспотела.

— Сейчас? — во рту мгновенно пересохло. — Хочешь отметить победу?

В голове, если представить ее библиотекой, с самой верхней полки сорвалась книга под названием «Не самые ли ужасные трусики я надела сегодня?» и с жутким грохотом брякнулась на пол.

— Нет, победа здесь ни при чем… в общем, я думал об этом всю отработку. И всю прошлую отработку тоже. Раз уж присутствие Снейпа и монотонная работа не смогли отбить это желание, я не хочу больше ему сопротивляться.

Гермиона прогнала мысль о том, что желание Гарри не настоящее, и он просто хочет быть не менее отчаянным, чем отец.

— А куда мы?.. — начала она, когда Гарри ускорил шаг и потянул ее за собой, увлекая к лестнице.

— Есть одна идея, там сейчас точно никого нет.

С окончанием финального матча отпала надобность в раздевалке на квиддичном поле, а у Гарри, как у капитана, остались ключи.

Там была узкая кушетка.

И грязное от весенних дождей окно.

И куча какого-то хлама типа сломанных десятилетия назад прутьев метлы.

И полутьма без Люмоса.

Гарри что-то бессвязно шептал. Такой горячий в такой холодной комнате, будто высосал из нее все тепло и присвоил себе.

Утром она выбралась из-под его тяжелой руки, погладив огрубевшую на ладони кожу, села на краю кушетки и осмотрелась. Через мутное стекло стеснительно заглядывало солнце. Стена у изголовья оказалась испещрена беспорядочно разбросанными буквами и символами. Пары инициалов, связанные плюсом, «победа — Слизерину», рекорд одна тысяча девятьсот семьдесят пятого: восемьсот шестьдесят очков против ста тридцати.

Целая эпоха, накарябанная на криво сколоченных досках.

«Он исчез!» — написал кто-то из капитанов в октябре восемьдесят первого, и Гермиона машинально обернулась, чтобы посмотреть на Гарри.

А сейчас он вернулся.

И вскоре Гарри остался с ним один на один.

Последнюю ночь там, в раздевалке, Гарри с Гермионой провели почти в беспамятстве. Не верилось, что Дамблдора больше нет, а им предстоит долгий, если не бесконечный, путь длиною в пять оставшихся крестражей. Хотелось закрыться тут, вдали от подозрительных, боязливых и изучающих взглядов, до самых похорон, но нужно было вставать и идти, туда, к заплаканной миссис Уизли, к изуродованному Грейбэком Рону, к потерянной Макгонагалл и сгоревшей дотла хижине Хагрида. Нужно было найти силы попрощаться.

У Дамблдора всегда получались отличные речи, вряд ли распорядитель его превзойдет.

Гермиона на лету схватила небольшую книжку о крестражах в темном кожаном переплете — последнюю из тех, что позаимствовала в осиротевшем кабинете директора — и соскочила с подоконника. Сунула ее в чемодан вместе с остальными и поспешила вниз. Гарри она нашла в последних рядах. Он не спешил садиться, будто верил, что если все они останутся на ногах, церемония никогда не начнется, директор вернется, и разбитый мир, кряхтя, снова соберется в единое целое.

— Здравствуй, Батильда, — профессор Слагхорн поклонился сгорбленной от старости даме, сколько позволял его объемный живот. — Прискорбно встречаться по такому поводу, однако иных в наши лета может не представиться.

Гермиона присмотрелась и ахнула. Конечно, фотография на обороте учебников по истории магии была сделана задолго до сегодняшнего дня, но узнать в знакомой Слагхорна автора великолепных пособий и монографий было очень даже можно.

— Мне тяжелее, Гораций, — хрипло заговорила мадам Бэгшот. — Я-то Альбуса еще мальчишкой помню, а сегодня вот… — она тяжко закашлялась и с трудом вытерла платком пот со лба. — Иногда мне кажется, что я схоронила столько обитателей Годриковой впадины, сколько не наберется гоблинских восстаний со времен Основателей.

— Что вы сказали? — Гарри встрепенулся и решительно приблизился к Батильде. Слагхорн при виде него как всегда просиял. — Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но… вы сказали что-то про Годрикову впадину, мэм. Вы там живете?

Бэгшот прищурилась, силясь рассмотреть лицо Гарри; Гораций замер и загадочно улыбнулся, будто приготовил ей отменный сюрприз, а тот выскочил из коробки сам и прыгнул в руки.

— Ох, Мерлин всемогущий, — прошептала Батильда, несмело протягивая к Гарри руку и касаясь его локтя. Выше она не доставала. — Мальчик мой. В последний раз я видела тебя совсем крохой на руках у Лили.

— Вы хорошо их знали? — выпалил Гарри, отбросив церемонии. — Моих родителей?

— Батильда оказала мне большую услугу в свое время, — ответил за нее профессор Слагхорн и, заложив руки за спину, качнулся с пятки на мысок. — Это она любезно согласилась помочь нам, — он лукаво улыбнулся, — м-м, избежать бюрократических сложностей, когда Лили потеряла родителей, и дала ей крышу над головой.

— Полно, Гораций, — отмахнулась та, — мне это было в радость. Кажется, они хотят начинать, — Батильда сделала крохотный шажок к стульям.

— Я помогу, — вызвался Гарри и подхватил ее под локоть. Последнее, что услышала Гермиона, прежде чем они заняли места, были его слова: — Мэм, могу я с вами поговорить? После церемонии.