Сквозь прошлое (гет)

Большая часть вечера была посвящена исключительно палочкам. Волшебники привыкали к новым инструментам, да и просто радовались, что могут творить магию без усилий и опасений, что палочка окажется непослушной. Вдоволь наигравшись, приступили к решению насущной проблемы и зарылись в книги еще на сутки, прерываясь только на еду и короткий сон.

Первые результаты получились ошеломляющими. Обугленная книга до сих пор являлась активным портключом, готовым сработать в любой момент. Но конечная точка оставалась неясной. Вычисления выдавали дичайшие результаты, каждый раз разные. Их могло переместить и в Мунго, и к Хогвартсу, и еще черт знает куда. И хорошо, если только в пространстве, а не опять во времени. Проверять вживую, само собой, пока никому не хотелось.

Тем не менее Гермиона не унывала, продолжала активно изучать специальную литературу и составляла список живущих в этом времени магов-теоретиков и мастеров, с которыми можно было бы проконсультироваться.

Северус, в отличие от нее, изначально был настроен скептически, и все чаще у него появлялись мрачные мысли о невозможности возвращения. Его не пугала перспектива жить в старом-новом мире, в чем-то даже импонировала возможность начать с чистого листа, но ему не нравилось другое. Он только что избавился от всех долгов, стал свободен, поблекла метка, и вдруг замаячила перспектива вновь окунуться во все это болото. До главной ошибки юности, конечно, еще много лет, почти целая жизнь, но все же... Если не удастся вернуться, сможет ли жить в постоянном ожидании?

И понял, что нет — не сможет. Не хочет он переживать события заново и тем более играть судьбами, как Дамблдор, даже своей собственной. Что было, то было. И пусть гордиться особо нечем, но весь его опыт, знания — результат пережитого прошлого, и себе нынешний он, как ни странно, нравился. Раз Лили выбрала Поттера, то пусть так и идет. Мальчика Северуса Снейпа она все равно никогда не любила, а его чувство было больше похоже на болезненную одержимость. Сейчас, спустя столько лет, Северус это хорошо понимал. Когда придет время, если доживет, он, безусловно, постарается отвести от Лили удар. А пока попробует просто жить. Может, заведет семью, в конце концов. У него даже подходящая кандидатура есть. Вон сидит, в книжки зарылась.

Он сам удивился, когда понял, что испытывает отнюдь не напускную ревность, глядя на двух балбесов, заигрывающих с его «женой». Еле удержался, чтобы не проклясть чем-нибудь пакостным. Да и он ей вроде бы интересен, если, конечно, ему удалось правильно расшифровать взгляды, которые она иногда бросает на него украдкой.

Не подозревающая о его матримониальных планах Гермиона вдруг вскрикнула и стала что-то черкать в тетради.

— Новая идея? — полюбопытствовал Северус.

— Я никогда не задумывалась о том, что здесь написано!

— Довольно нудное изложение послевоенных будней Министерства магии, — припомнил Северус.

Книжица на самом деле была скучной. Большая часть содержимого вместе с верхней обложкой отсутствовала, затем шли обугленные листы, на которых проглядывали лишь отдельные слова, остальные страницы перечисляли министерские указы с середины пятидесятых до конца восьмидесятых годов. Если бы книга не являлась порталом, то давно бы отправилась в костер. Но после слов Гермионы у Северуса нехорошо засосало под ложечкой.

— И что надумала?

— Есть способ как-то восстановить обгоревшую часть?

— Нет, хотя можно попытаться прочитать предложения, слова которых сохранились. Но на много не рассчитывай. Адское пламя обычно шансов не оставляет. Дай чистый пергамент.

Через несколько минут Гермиона пораженно охнула, а Северус, глядя на первую проявившуюся фразу, буквально посерел.

«...Лето 1940 года... Массовая эвакуация семей маглорожденных и полукровных волшебников в центральные части страны... Резко увеличилось население Годриковой впадины, Хогсмида и других...»

— Надо же какое совпадение. Где ты, говоришь, взяла книжку? — бесцветным голосом спросил Северус.

— Она выпала из прутьев метлы, — шепотом выдавила Гермиона. — А метла хранилась в Выручай-комнате.

На задворках сознания забрезжила одна мысль, но додумать ее Северус не успел — помешало завывание воздушной тревоги.

— Пора перебираться в безопасное место. Собирайся. Аппарируем к «Дырявому котлу».

— Хорошо, — засуетилась Гермиона, взмахом палочки собирая вещи в сумочку. — Жаль, нельзя переместиться сразу в бар или на Косую аллею.

Северус скривился. Паранойя военного времени зашкаливала. Все крупные общественные места магического мира были накрыты мощными защитными чарами, окружены антиаппарационными барьерами и находились под плотным контролем аврората. Проявляй авроры такую бдительность во времена Волдеморта — может, никакого Волдеморта и не случилось бы. Из-за постоянных проверок и в «Дырявом котле» им не стоит задерживаться, а найти место поспокойнее, подальше от Лондона.

До бара они не дошли. Сразу после аппарации на них обрушился гул и пронзительный свист. Северус только успел схватить Гермиону за талию и окружить их щитом, как раздался оглушительный взрыв, моментально превративший находящееся в двухстах ярдах здание в щебень. Ударной волной волшебников отбросило к другому зданию, улицу мгновенно заволокло пылью, уши заложило, а щит начал проседать от многочисленных попаданий каменного крошева.

К счастью, своеобразный дождь из обломков быстро прекратился, вскоре вернулся и слух. Гермиона сделала глубокий вдох и тут же закашлялась от жуткого першения в горле. За ней зашевелился Северус.

— Гермиона, как ты? — прохрипел он.

Ее взгляд стал осмысленным:

— Но-нормально... Вроде бы... А ты?

— Порядок.

Гермиона отползла в сторону и, опираясь о стену, начала подниматься.

— Ты куда?

— Я видела детей. Надо помочь.

И нетвердым шагом двинулась в противоположную сторону от «Дырявого котла».

— Стой, сумасшедшая. Еще ничего не закончилось!

Но силуэт Гермионы уже растворился в пылевом облаке. Северус бросился следом.

* * *

Ему не хватило всего нескольких минут, чтобы попасть на Косую аллею. Только что перебегал улицу, как вдруг рука невидимого великана подхватывает, отправляет в короткий полет, безжалостно зашвыривает в проем дома, и теперь он лежит в полной темноте, придавленный куском балки, и боится, что его завалит окончательно.

Неужели его путь окончится вот так бездарно в тринадцать лет под завалами разрушенного дома? Почему именно сейчас, когда он узнал новую жизнь, полную настоящего волшебства, и нашел друзей?

И даже магия не поможет. Палочка в чемодане, чемодан вырвало из рук, пока падал. На беспалочковую не хватает сил. В груди запульсировал черный комок ненависти ко всем. К ублюдочному Министерству, что не разрешает колдовать на каникулах; к поганым маглам, которые придумали страшное оружие; к приюту, потому что посмел эвакуироваться, пока он гостил у однокурсника. Но больше всего к Дамблдору и Диппету, не позволившим остаться в Хогвартсе. За то, что выставили вон из чудесного замка, который он полюбил всей душой и стал считать настоящим домом. За то, что безжалостно вышвырнули к простецам, прекрасно зная, что идет война.

Увидит ли он Хогвартс снова, пройдет ли по широким коридорам, прикоснется ли еще раз к древним фолиантам в Запретной секции?

Из глаз потекли слезы. И впервые в жизни он стал молиться. Но это была не та молитва, которую заставляли учить в приюте, он обращался не к богу и даже не к Мерлину, а к самой магии, смиренно прося о помощи, в ответ обещая стать достойным ее милостей. Слова шли из самой глубины души и были настолько искренними, что пробудилось стихийное волшебство и заклубилось вокруг своего носителя, оплетая невидимыми нитями. Не хватало только знака, некой финальной точки, чтобы нити соединились и скрепили своеобразный обет. Увы, но этого волшебства тоже было недостаточно, чтобы освободить юного волшебника из каменного плена.

Помощи не было, темнота давила, порождала кошмары, волшебник продолжал слабеть. Снова заворочалась притихшая ненависть, и тогда в голове возникло новое обещание. Если он все-таки выживет, то покорит эту незримую сущность и обязательно найдет способ, чтобы никогда не умирать. Нити задрожали и почернели, и когда готовы были вот-вот соединиться, вдруг послышался шорох. И возник яркий свет, в ореоле которого появился ангел...

Тяжесть исчезла, Том смог вдохнуть полной грудью. Его приподняли, теплая рука ангела коснулась лба, потом в рот потекла живительная влага с травяным вкусом. Тома обдало жаром, ему стало невыносимо стыдно, что он посмел усомниться в своей вере. Магия все же помогла, не бросила на произвол судьбы своего верного адепта.

— Живой, слава богу, — произнес ангел.

Нити, окутывающие волшебника, очистились от злобы, вновь став прозрачными, и наконец соединились, вспыхнув напоследок серебристо-голубым светом. Но вспышка была такой короткой, что ее никто не заметил.

Том попытался встать, но его остановила рука девушки, которую он принял за ангела.

— У тебя трещина в колене. Потерпи немного.

— А я говорил, что его в подвале завалило! — зазвенел самодовольный детский голос.

Том проморгался и увидел мальчика лет девяти-десяти, к которому жалась девочка помладше.

— Придется остаться в доме, — прозвучал глубокий мужской голос. — Но устроимся дальше. Здесь перекрытие ненадежное.

В поле зрения появился высокий волшебник в магловском костюме. Волшебник молча взмахнул палочкой, люмос, бывший на ее кончике, сорвался и медленно полетел вперед, освещая дорогу. Затем мужчина аккуратно подхватил Тома левитацией и, придерживая рукой, пошел следом.

— Подождите, — просипел Том. — Вы не могли бы призвать мой чемодан, там моя палочка.

— Так ты у нас волшебник, — улыбнулась девушка и махнула рукой. — Акцио чемодан с волшебной палочкой!

К огромному облегчению Тома, чемодан был цел, только сильно запылен.

Немного пройдя по коридору с низким потолком, процессия повернула в крохотную комнатку или, скорее, подвальный отнорок. Тома опустили на что-то мягкое. В нос пахнуло сыростью и нечистотами.

— Укрепляем стены и потолок и ставим защиту, — обратился мужчина к девушке. — Похоже, ночь будет долгой.

— Хорошо, только сначала уберу тут. Дышать невозможно.

По помещению прошелся легкий ветерок, запахло лесной свежестью.

Взрослый волшебник, похоже, не ошибался. Хорошо ощущалось, как дрожит земля, здание потряхивало, приглушенно слышались взрывы, не умолкал гул низколетящих самолетов. Казалось, что их стало больше, чем вначале.

Том восхищенно наблюдал, как колдуют волшебники. Жадно следил за плавными движениями рук, выводящих идеальные линии заклинаний. Тут не было обычных механически заученных жестов, какие он привык видеть в школе, незнакомые маги творили волшебство, словно рисовали картину. Девушка иногда помогала себе другой рукой, будто разглаживала только ей видимые складки, мужчина, глядя на нее, одобрительно кивал и сам время от времени «подрисовывал» недостающие детали. Видно было, что оба прекрасно знали, что делали, и отлично понимали друг друга. Затем мужчина призвал крупный обломок и трансфигурировал два небольших дивана. На одном сразу устроилась малышня, другой достался взрослым. Девушка вынула из маленькой сумочки свежие булочки и угостила детей и Тома. Благодаря куцым репликам Том узнал, что волшебников зовут Ева и Саймон.

— Ух ты! — воскликнул младший мальчишка. — Вы тоже из колдунов, получается?

— Ты не должен знать, что волшебники существуют, — важно сказала девочка. — Ты — магл. Тебе сотрут память.

Мальчишка фыркнул:

— Ничего у вас не выйдет.

— Вы не вместе? — удивилась Ева.

— Не-а, — ответил мальчишка. — Когда сирену включили, я в укрытие побежал, а тут эта мелкая под ноги кинулась. Орет еще, будто режут. Я ее за руку и сюда. А потом фугас как жахнет! Вот он в подвал провалился, — кивнул он на Тома. — Кирпичи полетели. Ну, думаю, кранты нам. Глянул, а мы в пузыре. — И посмотрел на девочку: — Твое колдунство?

Девочка смущенно ответила:

— Я испугалась сильно.

В разговор вмешался Саймон:

— И почему юная мисс оказалась на улице?

Девочка опять смутилась. Так вышло, что у них недавно пропала сова, и отец, взяв дочь с собой, отправился на Косую аллею покупать новую. Пока он выбирал, любопытная девочка решила пробраться в бар, чтобы «взглянуть одним глазиком на маглов», которых ни разу до этого не видела.

— Бабушка говорила, что маглы — грязные животные, — закончила она свой рассказ, повернувшись к мальчишке. — Ты не такой, ты хороший.

— Эй, — обиделся он, — ты сама чумазая.

— Я умею умываться!

— Я тоже умываюсь! А еще в госпитале мамке помогаю, там знаешь, как за чистотой следят!

— Я же сказала, что ты хороший, — девочка чуть не заплакала.

Мальчишка стушевался:

— Ну ладно, чего ты. А здоровский пузырь у тебя получился!

Девочка смахнула кулачком слезу и робко улыбнулась.

Где-то рядом опять громыхнуло, дом сильно тряхнуло, сверху посыпались струйки пыли. Все нервно вздрогнули, девочка вскрикнула и прижалась к мальчишке.

— Маглы все равно звери, — зло выплюнул Том.

— Зверей везде хватает, — возразил Саймон.

Неожиданно бурно отреагировала Ева:

— Да! Иной чистокровный ведет себя хуже дикого оборотня!

Саймон придвинулся к Еве и приобнял:

— Успокойся. Не кричи.

— Прости, — виновато прошептала она, — я не хотела никого пугать.

Том опешил, не ожидал он такой реакции на обычное, в общем-то, среди магов замечание. Уловив его недоумение, Ева вздернула подбородок:

— Мои родители маглы. Для меня это самые замечательные люди на свете.

Настороженно поглядывая на магов, подал голос мальчишка:

— Странные вы.

— А ты нет? — вспылил Том, расстроенный тем, что стал причиной недовольства волшебницы. Обычно в общении с магами он старался действовать деликатно. — С чего взял, что на тебя не действует обливиэйт?

— О, точно! — мальчишка наставил палец на Тома. — Такое слово сказала та девка в красном плаще, когда палкой махала!

— А поподробнее? — заинтересовался Саймон.

Мальчишка с энтузиазмом начал рассказывать:

— Привезли как-то одного блаженного в балахоне. Голову ему посекло. Думали, монах контуженый. Ругался сильно, слова непонятные говорил. Еле успокоили. И тут другие появились в красных плащах. Забрали того монаха. Потом все про это забыли, и мамка тоже, а я запомнил!

— Может, ты просто спрятался? — не поверил Том.

— Я не вру! — возмутился мальчишка. — Меня мамка как раз позвала, я рядом стоял.

— Случай редкий, но не уникальный, — согласно кивнул Саймон. — Врожденная окклюменция встречается и у маглов.

— Настоящий окклюмент! — восторженно сказала девочка и обняла мальчишку. — Когда я вырасту, наверное, выйду за тебя замуж.

Ева тихонько рассмеялась, Саймон с Томом тоже не сдержали ухмылок. Мальчишка шарахнулся в сторону:

— С ума сошла? Я даже не знаю, как тебя зовут.

Девочка выпрямилась, чинно расправила платье на коленях и застенчиво взглянула на мальчика:

— Меня зовут Эйлин. А тебя?

— Тобиас, — буркнул тот в ответ и покраснел.

Внезапно Саймон издал невнятный возглас, закашлялся и в каком-то священном ужасе уставился на детей. Резко встал:

— Прошу прощения, скоро вернусь, — произнес он севшим голосом и вышел из комнаты.

Ева дернулась пойти за ним, но передумала.

— Чего это он? — недоуменно выгнул бровь Тобиас.

Приподнявшись на локтях, Том хмыкнул:

— Чистокровный маг удивился, что ты понравился другой чистокровной.

— Я полукровка, молодой человек, — бесшумно вернулся успокоившийся Саймон. — Советую сначала думать, прежде чем говорить и строить пустые домыслы. Иначе рискуете погрязнуть в иллюзиях.

У Тома голова пошла кругом. Этот Саймон был абсолютно прав. Том знал цену словам, всегда был сдержан и тщательно следил, что и где говорить. А сейчас он, как последний гриффиндорец, сцепился с простым пацаном. Ну, может, не совсем простым, но все равно маглом и намного себя младше. То есть запросто опустился до его уровня!

Том обвел взглядом самую странную компанию, какую только можно вообразить. Два великолепных волшебника оказались полукровкой и маглокровкой, а чистокровная с обожанием смотрит на магла и собирается за него замуж. Том чувствовал, как трещит по швам картина мира, которую он считал незыблемой, как в его сознании что-то двигается, меняется, но пока не понимал, что именно и к чему это может привести...

В городе все еще грохотало, но утомленные дети, чувствуя себя в безопасности, давно перестали обращать внимание на взрывы и уснули. Постепенно сомкнул веки Том, задремала и Ева, поджав ноги и положив голову на бедро Саймона. Бодрствовал только сам Саймон. Откинувшись на спинку дивана, он периодически проверял защитные чары, легонько гладил плечо Евы и с непонятным сожалением поглядывал на спящих в обнимку детей.