ЛПП: Лучшая подруга попаданца (джен)

Я молча наблюдал как мои друзья весело общаются с двумя слизеринцами и не мог отделаться от чувства что, кажется, я перепил и у меня начались галлюцинации. Скажу честно, я даже ущипнул себя за руку, дабы удостовериться в том, что мне все это не почудилось. Но нет. Руке стало больно, а видение не исчезло.

Гермиона, раскрасневшаяся от коньяка, о чем-то спорила с Гойлом. Ну как спорила. Подруга что-то яростно рассказывала, а парень внимательно слушал, временами вставляя пару слов, и смотрел таким странным, чересчур нежным взглядом, что закрадывалась мысль: может, он в нее влюблен? Рон что-то рассказывал Паркинсон, слишком активно жестикулируя, девушка смеялась. Ее веселый смех, заставлял друга улыбаться, хотя последний месяц он больше напоминал грозовую тучу, которая вот-вот разразится ураганом. Может, действительно нужно было давно напиться или это влияние Паркинсон?

Панси Паркинсон. Слизеринка. Тень принца Слизерина, его верная поклонница. Девушка-загадка, не выходящая из моей головы ещё с третьего курса. Заставляющая постоянно за ней наблюдать. Первый раз по-настоящему я заметил ее на уроке ухода за магическими существами, том самом, где идиот Малфой напоролся на гнев гиппогрифа. Да, она вместе со старшей Гринграсс кинулась к нему, причитая о том, как она испугалась. Но я-то видел, что всего за секунду до этого ее лицо исказилось презрением. Всего секунда, но мне хватило и этого. Так что, однажды увидев, как она в одиночестве уверенно идет к хижине Хагрида, я решил последовать за ней под мантией невидимкой. Тогда меня потрясло то, что я увидел. Панси спокойно подошла к привязанному Клювокрылу, и зверь, лишь тяжело вздохнув, положил голову ей на плечо. Я стоял и не мог поверить, что заносчивая слизеринка спокойно разговаривает с Хагридом уверяя, что если ему понадобиться помощь он всегда может рассчитывать на ее.

С тех пор я ненавязчиво следил за ней. И к концу третьего курса точно знал, что Панси Паркинсон устает от внимания Малфоя, ненавидит Дафну Гринграсс и с грустью наблюдает за Гойлом. А еще она часто навещает Хагрида и Клювокрыла. Последнего всегда поглаживает по перьям и грустно вздыхает.

Однажды, перед самым поездом из Хогвартса, я увидел ее в одиночестве и очень грустную. В тот день Малфой особо громко радовался смерти ранившего его гиппогрифа (в тот момент он еще не знал, что животное улетело вместе с Сириусом). Тогда я впервые заговорил с ней. Точнее тихо шепнул, что мы спасли зверя и сейчас с ним все хорошо. И прежде, чем она успела что-либо ответить, поспешно ушел.

Весь прошлый учебный год напоминал мне филиал Ада: трижды проклятый Турнир Трех Волшебников, в который меня засунули против моей воли; насмешки, издевательства, неуемное обожание; вездесущая Скитер; а как апофеоз всего — смерть Седрика и осознание того, что это я должен был быть на его месте. Лже-Грюм просветил (можно подумать, я и сам не догадался, после трех столкновений с Темным лордом), пытаясь похитить меня уже после того как нашли тело Диггори. Повезло, что Дамболдор, в кои-то веки, не опоздал и скрутил ублюдка прежде, чем тот осуществил свой план.

Но, вспоминая тот год, я думаю не о том кошмаре, что окружал меня в то время. Из всей этой мешанины переполняющих мою жизнь событий, память услужливо подсовывает все те немногие моменты, когда я пересекался с Паркинсон или слышал что-то о ней.

Например, ее хмуро-задумчивый взгляд, когда я проходил мимо слизеринцев к Дамболдору, держащему кусок пергамента с моим именем, вылетевшим из гребанного кубка. Кажется, она одна из немногих, кто не поверил, что я сам бросил свое имя в кубок. По крайней мере, мне тогда так показалось.

Еще вспоминалась, толпа учеников со Слизерина, гордо носящих ненавистные значки "Поттер — Смердяк", и она единственная без него. А еще ее сочувственная улыбка, возникающая каждый раз, когда мы сталкивались в коридоре, возникающая несмотря на испепеляюще-ревнивые взгляды Малфоя.

Даже когда лже-Грюм превратил Малфоя в хорька, первое что приходит в голову — это еле сдерживающая смех Панси, которая даже не пытается помочь или как-то заступиться за слизеринца.

Но самое, наверное, интересное воспоминание было о том, что произошло перед самым балом. Мы с Роном шли в сторону большого зала, когда столкнулись с Паркинсон. Облаченная в черное платье, она выглядела не веселее Рона (друг был невесел, поскольку уже представлял, как долго будет издеваться Малфой над его прадной формой, ведь костюм, который прислала миссис Уизли, был, мягко говоря, не очень). Внимательно оглядев наряд Рона, Панси тяжело вздохнула, не говоря ни слова, достала палочку и парой взмахов превратила его пиджак и рубашку в довольно сносные вещи. На недоуменный взгляд Рона, она лишь пожала плечами, сказав, что сегодня побудет его крестной феей, и что в отличие от магловской сказки ее волшебство продержится до утра. Весь вечер я наблюдал за ней, вместо того, чтобы принять активное участие во всеобщем веселье. Найти ее в толпе ярко одетых людей было простой задачей: она, в своем простом черном платье, отчетливо выделялась на фоне буйства красок. Панси вообще выглядела такой несчастной, что казалось пришла не на бал, а на чьи то похороны. Если честно, ей явно не хватало черной шляпки с траурной вуалью и платка, которым следует промокать слезы. Этот образ до сих пор не уходит из моей головы.

С тех пор я слишком много думаю о ней. Даже Рон это замечает. Правда, скептически заявляет, что быть одержимым девушкой, даже не представляя, какая она на самом деле, значит быть тем еще психом. Или Гарри Поттером. Это уже версия Гермионы.

Я снова перевел взгляд на веселящуюся компанию. Сейчас Панси была особенно прекрасна: расслабленная, улыбающаяся, весело что-то рассказывающая. Такая живая и не похожая на себя «школьную».

— Ты ведешь себя, как чертов псих, — тихо шепнул мне Рон, усаживаясь рядом со мной.

— Возможно, я и есть псих? — я лишь пожал плечами.

— Возможно, — легко согласился он, — но умерь свой пыл, иначе протрешь в ней дыру своим взглядом а-ля «я долбаный, одержимый психопат».

— Я что, действительно, так выгляжу со стороны?

— Ладно, я слегка преувеличил.

Я шутливо толкнул его в плечо. Тоже мне, знаток человеческой психологии. Он отпил из бокала и спросил:

— И помнишь, я говорил, что это глупо увлечься девушкой, которую не знаешь?

— Может, я и псих, но на память пока не жалуюсь.

— Для «избранного» это достижение, — хмыкнул он, перевел взгляд на предмет нашего разговора, и серьезно продолжил, — знаешь ты удачливый псих, теперь ты можешь узнать, а стоила ли она того, чтобы быть ею одержимым.

Я тоже перевел взгляд на смеющуюся Панси:

— Ты чертовски прав, мой друг. Чертовски прав.