Дом по соседству (гет)

Кингсли поделился с родителями Гермионы прекрасной идеей, что после одиннадцати лет дети будут учиться только магии и, чтобы не вырастить оболтуса, который ни в зуб ногой ни в истории, ни в географии, нужно прыгать через класс. Этой идее Гарри и Гермиона были обязаны тем, что, когда МакГонагалл навестила их в конце сентября 1990 года, они пошли уже не в пятый класс, а в восьмой. Их одноклассникам было по четырнадцать лет, некоторые из них тайком начинали курить, некоторые бегали после школы пить пиво, на глазах у Гарри и Гермионы развивались первые школьные романы — они оба держались чуть особняком, но с этими же ребятами они ходили и в седьмой класс, и одноклассники уже привыкли к своим вундеркиндам, да и Гарри с Гермионой привыкли общаться с более старшими ребятами и вели себя не совсем на свой возраст.

То, что по сравнению со своими быстро растущими одноклассниками они все еще выглядели детьми, им, конечно, мешало, но их никто не трогал и не задевал — как-то получилось так, что у многих была уверенность, что этого лучше не делать, хотя никто и не помнил, чем оно может кончиться. Кончалось оно тем, что тому, кто над ним смеялся или обижал Гермиону, Гарри бил снизу в нос, не смущаясь разницей в габаритах, а потом рано или поздно действовала их стихийная магия. На место прибывали обливиаторы, одноклассники все забывали, Гарри в спешном порядке подлечивали волшебными способами, и помнили о произошедшем только он и Гермиона: Гарри запоминал, что смелость города берет, а Гермиона — что Гарри за нее всегда готов рискнуть целостностью физиономии и даже зубов.

А к середине года семиклассники привыкли к своим вундеркиндам — те оказались ребятами толковыми, острыми на язык и отчаянными: Гарри лазил по водосточной трубе на крышу школы за залетевшим туда мячом и бесстрашно прошел по скользкому краю крыши, Гермиона с его помощью стащила из учительской журнал, когда трудовик поставил всем парням двойки в столбик за устроенный на верстаке пожар и за то, что они не выдали виновника. Гарри и Гермиона не жаловались учителям, за них не приходили вступаться родители, и даже у не знавших о магии было такое ощущение, что, если надо, вставшую перед ними стену они двое просто пройдут насквозь, взявшись за руки. Так что свое место среди более старших ребят они заслужили по праву, и некоторым из их одноклассников было уже жаль, что после восьмого класса Гарри и Гермиона наверняка уйдут в какую-нибудь очень серьезную школу, чтобы учиться уже по-настоящему и в четырнадцать поступить в Оксфорд или LSE.

Магическая защита на доме Грейнджеров уже давно была среди магов притчей во языцех, равно как и то, что в окрестностях этого дома творится странное: незнакомому человеку там могли сунуть под нос ствол боевого пистолета и пообещать любопытный нос отстрелить, невежливых людей рядом с домом, бывало, проводили по доске, а слишком назойливых — метко и неожиданно зашвыривали гнилыми яблоками, и те потом плакались в «Ежедневном пророке» на нелегкую судьбу репортера.

Поэтому профессор МакГонагалл предупредила о времени своего прибытия заранее, и к этому времени ее уже ждала машина и два будущих студента вместо одного. Это удивило МакГонагалл, но ее удивление удивило Грейнджеров еще больше, словно она рассчитывала взять с собой в Косой переулок половину студента вместо целого.

— Тут ехать три часа в один конец, какой смысл гонять машину дважды? — наконец нашел простое объяснение Джон Грейнджер: еще когда шесть лет назад Кингсли делал ему волшебный компас, чтобы искать непоседливых детей, Джону и не пришло в голову просить поставить две стрелки — было же понятно, что где Гарри, там и Гермиона, искать их двоих в разных местах совершенно бессмысленно, и даже если они заблудятся, потеряются и не будут знать, где они находятся даже приблизительно, друг друга-то они точно не выпустят из вида, и чем отчаяннее ситуация, тем это вернее.

— Вам все равно придется ездить дважды, мистер Грейнджер, — попыталась объяснить МакГонагалл. — Гарри еще нет одиннадцати, палочку ему не продадут.

— Я попрошу Гермиону купить себе две, — предложил Гарри, он-то знал, как в руки его одноклассников по маггловской школе попадают сигареты и бутылки пива, и Гермиона утвердительно кивнула.

Из этого МакГонагалл сделала два вывода: во-первых, что это маггловские дети, почти совсем незнакомые с волшебным миром, а во-вторых и в-главных, что бедокурить эти двое будут постоянно.

— Дождь сейчас пойдет, — предупредила Мэри Грейнджер. — Давайте вы по дороге нам все расскажете.

— Вам понадобится довольно много наличных денег, — предупредила в ответ МакГонагалл. — Для покупки всех вещей в списке, который получила Гермиона, нужно минимум пятьсот фунтов.

— У вас не принимают чеки? — немного удивился доктор Грейнджер. — Ладно, сейчас по пути в банк заедем, снимем тысячи полторы.

— Гарри, я думаю, сможет воспользоваться теми деньгами, которые ему оставили его родители, — заметила МакГонагалл. — Их не надо будет обменивать на наши монеты, они в наших монетах и так.

МакГонагалл повидала всяких родителей: безответственные родители сдавали ей ребенка, и она водила его по Косому переулку без них; ответственные, напротив, говорили с МакГонагалл сами и все у нее выспрашивали, будто собирались ехать в Хогвартс вместо своих детей. Грейнджеры поехали с детьми оба и пригласили МакГонагалл сесть на заднее сиденье к детям: они были готовы помочь детям, если возникнет нужда, но вполне верили, что Гарри и Гермиона разберутся сами. Такое отношение, словно Гарри и Гермиона были старше года на три, а то и на пять, было необычным — а еще более необычным было то, что Гарри как-то буднично приобнял Гермиону за плечи, как будто так они всегда и сидят и никого это уже не удивляет.

Гермиона показалась МакГонагалл серьезной и положительной девочкой, так что у МакГонагалл почти пропали опасения, что Гермиона будет потакать Гарри в его поиске приключений и что теперь уже и на первом курсе в Хогвартсе будет школьный роман, с обычными обидами, слезами, снизившейся успеваемостью и обеспокоенными родственниками. А Гарри как-то ловко замаскировался за пышными волосами Гермионы, и только в конце своего рассказа МакГонагалл увидела, кто еще ее слушал и кто, собственно, решает, насколько положительной и благоразумной будет Гермиона.

— Давай купим сову и кота, — предложил Гарри, когда важные моменты подготовки к отъезду в Хогвартс закончились и дошло до фамилиаров. — Сова будет письма домой носить, а кот будет ее гонять, чтобы не заскучала. Или можно купить шотландского вислоухого — тогда сова будет думать, что это вторая сова. И еще кошки и совы хорошо видят ночью — это, по-моему, очень положительный момент.

Гермиона как-то быстро на него глянула и пихнула ладошкой в колено, Гарри наклонился к ее волосам еще ближе и что-то шепнул, и у МакГонагалл возникло впечатление, что по поводу использования ночного зрения кошек и сов они уже сговорились, причем у нее под носом и так, что не уличишь.

— Да все равно, кому кого, — ответил Гарри, хотя Гермиона вроде ничего и не спрашивала.

— Неа, — не согласилась Гермиона. — Если «все равно, кому кого», то я в результате буду ухаживать и за совой, и за котом. А это фигушки тебе.

МакГонагалл было интересно, как мальчик из маггловского мира воспримет свой статус знаменитости в мире волшебников; лишь только Гарри появился в Дырявом Котле, как бармен уставился на него, как на явление Христа народу.

— Боже милостивый, — произнес бармен, пристально глядя на Гарри. — Это… Неужели это…

— Это не я, — весело отозвался Гарри. — Я вообще еще пока ничего здесь не натворил.

Бармен был несколько ошарашен таким ответом, зато Гермиона так весело рассмеялась, что надежда МакГонагалл на благоразумие Гермионы растаяла: было видно, что Гермиона любит этого веселого и бесшабашного мальчишку и не просто прощает ему его авантюризм и рискованные хулиганские выходки, а уже считает все это частью своей жизни.

Посетители Дырявого Котла потянулись к Гарри, чтобы пожать ему руку, и он совсем не смутился от такого внимания к своей персоне: ему говорили о том, как ему благодарны, как давно хотели увидеть его и какая это честь — а он в ответ представлял Гермиону всем подошедшим, и возникало впечатление, что все это паломничество устроено только для того, чтобы он мог ее всем расхвалить. Гермиона чуть смущенно улыбалась подходящим, а в конце Гарри что-то шепнул ей в волосы и совсем ее растрогал.

Поэтому МакГонагалл уже не удивилась тому, что ребята постоянно держатся за руки, она теперь вполне понимала желание Гермионы не выпускать такое сокровище и даже некоторые недостатки Гарри принимать за достоинства — вот только последнее удавалось Гермионе подозрительно легко: во время поездки в Гринготтсе на бешеной вагонетке, которую МакГонагалл не очень любила, и Гарри, и Гермиона весело кричали и запускали по тоннелю эхо.

В хранилище Гарри ждало еще одно испытание, на этот раз грудами золота — Гарри сбросил куртку, они с Гермионой как-то ловко завязали рукава, превратив куртку в мешок, словно им уже не раз приходилось незапланированно обчищать банковские хранилища, и вдвоем стали насыпать в куртку золотые монеты.

— Мистер Поттер, в галеонах сумма, нужная для покупки учебников и мантии, не так велика, как в фунтах, — напомнила МакГонагалл.

— Я там видел одну метлу, — поделился Гарри. — Вернее, две метлы.

— Пятьсот сорок, должно хватить, — сказала Гермиона, она, оказывается, не только перекидывала золото в куртку, но еще и считала монеты, пусть и приблизительно.

Больше всего МакГонагалл хотелось спросить: «Как вы это делаете?» — потому что ну действительно, как можно по дороге до банка заметить выставленную в витрине метлу самой новой модели, запомнить цену, незаметно сговориться ее купить, да еще и согласиться, что покупать обе метлы они будут на деньги Гарри? Может, конечно, оба знали о магическом мире не так уж мало, можно было представить, что кто-то из знакомых волшебников оставил Гарри журнал о квиддиче и каталог метел, что сговориться о покупке Гарри и Гермиона успели еще дома, но все равно такая молчаливая слаженность поражала.

— Хочу напомнить вам обоим, что первокурсникам запрещено привозить в школу метлы, — строго сказала МакГонагалл.

— Ни в коем случае, мэм. Мы просто полетаем около нашего дома, — довольно очевидно для многоопытной учительницы соврал Гарри, да и любой бы понял, что для полетов вокруг дома не нужна гоночная метла, пригодная для полетов в сильный ветер и на любой высоте.

— Ваш дом, мистер Поттер, находится рядом с маггловскими домами, — напомнила МакГонагалл, — а полеты на глазах магглов являются нарушением Статута Секретности.

Про себя МакГонагалл думала о том, что, когда она рассказывала в машине о факультетах Хогвартса, ей следовало бы поменьше хвалить свой факультет, а нахваливать, допустим, Равенкло: Гарри и Гермиона там будут на своем месте, они ребята умные, пытливые — хотя Флитвика, конечно, и жалко отдавать им двоим на растерзание.

— Мы будем очень осторожны, профессор МакГонагалл, — пообещала Гермиона, и была она при этом такой примерной, такой благонамеренной, что, чтобы почувствовать обман, нужны были десятилетия педагогического стажа. И у МакГонагалл эти десятилетия были.

Гермиона уже привыкла учиться по учебникам самостоятельно — опыт перепрыгивания через класс в маггловской школе подарил ей и Гарри много полезных навыков и привычек. Гарри разобрал книги, которых Гермиона накупила у Флориша и Блоттса с большим запасом, а Гермиона набросала для них обоих расписание, с которым можно было и с отличием закончить восьмой класс в одиннадцать лет, и приехать в Хогвартс со знанием программы первого курса — а там уже разобраться на месте, что еще можно в Хогвартсе делать. Последняя часть плана нравилась Гарри больше всего, но все же он был не готов несколько месяцев постоянно сидеть над книгами даже ради такой благой цели: ему нужно было иногда отвлекаться на безумные приключения.

— На западе от Кардиффа есть большая радиовышка Венво, — рассказывал Гарри. — Метлы положим в тубусы, на которые Сириус наложил Расширительное. Если не удастся залезть или что-то при подъеме пойдет не так — тубусы будут на груди, просто улетим на метлах в сторону моря. Если все-таки заберемся на самый верх — сделаем фотографии и опять же улетим. Это даже не опасно — зато лезть по лестнице на такой высоте будет интересно.

— Надо будет толстые куртки взять, там ветер сильный будет, — добавила Гермиона, Гарри мог ее даже не спрашивать, согласна ли она на такое рискованное и безрассудное предприятие, словно в их груди билось одно на двоих горячее, отважное и отчаянное сердце.

Именно сильным ветром Гарри и Гермиона отговаривались на следующий день от Кингсли, который накрыл их, когда они мирно сидели на толстом одеяле на берегу моря и смотрели на романтичный закат, спрятав метлы обратно в тубусы.

— Ваш полет видела добрая полсотня магглов, — сердито говорил Кингсли. — Обливиаторы скоро начнут думать, что они работают лично на вас двоих — и что зарплату им должны платить тоже вы.

— Использование магии для спасения собственной жизни не может являться нарушением Статута, — отвечала довольная Гермиона из-под руки Гарри, недаром же она купила несколько книжек по магическому праву. — Мы залезли на самый верх радиовышки, а там такой ветер, так все шаталось и скрипело, что мы испугались, что упадем и разобьемся насмерть.

— И зачем же вы туда полезли?

— А разве лазить на радиовышки запрещено магическими законами? — спрашивал Гарри.

— Я вас боюсь, ребята, — признал Кингсли. — Раньше я думал, что вашу энергию хорошо бы ограничить рамками магического мира — он маленький и там точно нет, например, радиовышек. Но теперь я боюсь за магический мир. Он вас не выдержит. А еще всех магических артефактов, которыми вы так предусмотрительно обвешаны, не выдержали маггловские радиотрансляторы, и в Южном Уэльсе из-за вас заглохло Бибиси — все четыре канала.

— Ой, — отвечал на это Гарри, отключение соотечественникам радио точно не входило в его планы.

— О-ё-ёй! — подтверждала Гермиона, и они оба начинали смеяться — это ведь и было их первое совместное воспоминание: как они висят в детском саду на середине шкафа и роняют оттуда вазу. То, что было до этого, они оба не помнили, они чувствовали, что они были вместе всегда, практически с сотворения мира, и мир для них начинался с той самой шалости с вазой. Так и вся их жизнь потом пошла: весело, проказливо и всегда заодно.

— Кингсли, ну мы же милые и мы нечаянно, — говорила Гермиона, лукаво глядя на Кингсли исподлобья, и Кингсли тоже было весело, на них глядя. — Поэтому Уголовный Кодекс на нас не распространяется.

— Древние люди не знали о существовании Гарри и Гермионы, и поэтому происходящие с ними беды относили на счет темных сил природы, — отвечал Кингсли, у него тоже всегда был в запасе афоризм к случаю. — Ладно, хватайте меня под руки, и аппарируем поближе к вашему дому.

— И чтобы до Рождества ничего вот такого вот! — строго говорил Кингсли, отпуская Гарри и Гермиону домой. — Если бы вы учились в Хогвартсе, вас бы за это если не исключили, то попытались бы!

— А что, если мы еще не пошли в Хогвартс, нас и исключить оттуда не могут? — догадался Гарри и улыбнулся во весь рот.

— Зря, ох, зря я вам это сказал!

Кингсли в доме Грейнджеров уже считался своим человеком, и они даже удивлялись, что его до сих пор не пропускает упрямая защита и за ним приходится выходить далеко за ограду, чтобы его через защиту провести. Кингсли сочувствовал Гарри и Гермионе, которые хорошо проводят детство, но сочувствовал и родителям Гермионы и рассказывал им множество историй из своей школьной жизни, от которых у любого родителя зашевелятся волосы на голове. Истории всегда заканчивались тем, что никто не пострадал, никому не оформили привод в полицию, и только иногда кто-то попадал на денек в школьный лазарет, откуда выходил здоровый и веселый. Такими историями Кингсли пытался убедить Грейнджеров, что по меркам магов ничего прямо уж из рук вон Гарри и Гермиона не натворили, в волшебном мире они не убьются и не наживут проблемы с законом, и Сортировочная Шляпа не распределит их сразу в Азкабан.

Это, конечно, немного успокаивало, но после истории с радиовышкой Гарри и Гермиона все равно в наказание окопали все деревья в саду, покрасили крыльцо и окна, разобрали и вычистили чердак и убрали осенние листья со всего немалого участка. Запирать их в разных комнатах было не то чтобы бесполезно — когда Гарри исполнилось семь, доктор Грейнджер и так, скрепя сердце, расселил их по разным спальням — но вечерние их совместные посиделки доктор Грейнджер на время прекратил, так никогда и не узнав про сквозное зеркало, по которому Гарри и Гермиона всегда в таких случаях переговаривались и даже желали друг другу каждый день спокойной ночи действительно перед самым сном, чтобы заснуть под звук любимого голоса, словно в одной постели.

Такие массированные взыскания прекратили новые безобразия, но и серьезно замедлили освоение программы Хогвартса, и Гермиона решила, что приключения все-таки порой вредят делу, а избыток сил лучше пустить на то, чтобы стать в маггловской школе круглыми отличниками и наконец сдать нормативы по физкультуре за восьмой класс. Это оказалось нелегким делом, куда труднее самостоятельного освоения учебников, и порой напоминало попытки прыгнуть выше головы, но, когда Сириус приехал на Рождество перед отправкой в Кувейт, он даже поразился тому, какими жилистыми и крепкими могут быть невысокие и сухонькие одиннадцатилетние детки.

— Джон, ты их учишь чему-нибудь? — спросил Сириус наедине. — В смысле, тому, чему нас в учебке учили. Я, кстати, тебя пойму, если да.

— Нет, ничему не учу, — ответил Джон Грейнджер. — Они сами налегли на физо. А если ты насчет драк и стрельбы и про то, что вернется этот ваш Вольдеморт — мы ведь для того воюем, Сириус, чтобы им не пришлось.

А вот Гарри приезд Сириуса навел на мысли о том, как еще можно понарушать правила и подбить на это Гермиону, которая что-то стала слишком правильной.

— Здесь столько магии вокруг, что вряд ли нас засекут, — сказал Гарри, предлагая учиться Чарам и Трансфигурации не только теоретически, но и практически, и Гермиона увидела, как горят его глаза, и почувствовала, что вот этого чувства опасности — сцапают или нет, влипнем или опять вывернемся — ей самой не хватало. — Все только для пользы дела. А если что, скажем, что это Сириус показывал нам нашими палочками самые простые заклятия.

Первое волшебство они творили так, как и положено: в ночь перед Рождеством, когда дом уснул, Гарри прокрался к Гермионе в комнату, и они превратили припасенные спички в иголки и заставили подняться в воздух тетрадный лист. Гарри в свой первый визит в Косой переулок все же сторговался с Олливандером, похожим на старенького Бильбо Бэггинса из Дольна, и получил до срока свою знаменитую палочку с пером феникса, в руках Гермионы пела сердечная жила дракона, заключенная внутри ее палочки, и эта ночь была действительно волшебной: созданные их магией иголки блестели в полосе лунного света, и в лунной дорожке парил тетрадный лист. Внизу тихо отмерили полночь старые часы, Гарри и Гермиона стояли напротив друг друга, взявшись за обе руки, и Гарри чуть наклонился и коснулся губами губ Гермионы.

— С Рождеством, — тихо сказал Гарри. — Сколько я себя помню, я на Рождество просил у Бога только одного: чтобы в тебе проснулась магия и чтобы мы вместе уехали в Хогвартс. А потом, когда мы уже учились в школе и я уже знал, что ты волшебница, я подумал, что мне нечего просить на Рождество — и понял, что буду просить того же, что и просил раньше — чтобы мы с тобой прожили вместе всю жизнь.