Неназываемый (джен)

Их было четверо. Четверо однокурсников, четверо лучших друзей. Джеймс всегда считал, что ему невероятно повезло с ними, что на всей планете нельзя было бы найти людей более достойных, чем Лунатик, Бродяга и Хвост. Всегда рядом, всегда заодно. Каждому из них он был готов доверить собственную жизнь. Готов был, но никогда не думал, что придется, а стоило бы, ведь уже во время учебы их в Хогвартсе было ясно, что в стране со дня на день разразится война.

Орден Феникса и его собрания, рейды, совершаемые авроратом, секретные поручения от той и другой организаций казались игрой, как та же вражда со Снейпом или, вернее, первые ее этапы. Понадобилось попасть в устроенную Пожирателями западню и потерять трех человек из их отряда, чтобы осознать реальность происходящего. И пережить первое, фактически смертельное ранение Бродяги, чтобы лишиться последних иллюзий.

Новый смысл жизни был соткан из множества нитей. Выжить, защитить семью, сберечь друзей, победить — все цели переплелись между собою, образуя единое полотно.

Пророчество, оглашенное Трелони, ударило по всем им сразу.

Уберечь Гарри, уберечь Лили. Ничего не могло быть важнее. На собственную жизнь Джеймсу было все равно.

Ради них он согласился на Фиделиус. Ради них согласился отсиживаться в стороне, пока его друзья воевали с безжалостным врагом. Он, как глава семьи Поттеров, был ответственен за безопасность жены и сына, должен был сделать все для того, чтобы никакой красноглазый урод до них не добрался.

Тревога, снедающая его в последнее время, чуть отступила после того, как они провернули ту шутку с подставным хранителем. Страшно было за Бродягу, на которого теперь начнется охота, но это же Сириус, он может сколько угодно прикидываться разгильдяем и избалованным ленивцем, однако по изворотливости превзойдет любого слизеринца. Что бы ни произошло, друг справится.

О том, что бояться стоит вовсе не за безбашенного Блэка, а за тихоню Питера, Джеймс даже и не думал...

* * *

Заточение в четырех стенах давалось им тяжело.

В первые же дни своего вынужденного отлучения от активного участия в рейдах Ордена и аврората Джеймс переделал все домашние дела, какие только смог выдумать, однако, несмотря на то, что коттедж теперь сиял от подвала до чердака, одолевавшая его лихорадочная энергия никуда не ушла. Тогда со всем возможным рвением он взялся за игры с сыном, разработку многоступенчатых планов по защите дома, даже попросил Лили научить его готовить. Смеху из этой затеи вышло куда больше, чем толку, но один тот факт, что они вдоволь повеселились, уже стоил всех затраченных усилий. В конце концов не так часто в последнее время им выпадала возможность просто от души посмеяться.

Но время шло, а новых поводов для веселья не появлялось. От невозможности выпустить пар Джеймс начинал потихонечку закипать, чувствующий настроение родителей, да вдобавок еще и лишенный привычных долгих прогулок Гарри капризничал больше обычного, а Лили, хоть и держалась лучше них обоих, явно начала уставать от постоянного напряжения.

Помучившись какое-то время, они признали подобное положение дел неприемлемым и созвали семейный совет, на который, для полноты собрания, пригласили Сириуса и Римуса. Питер по каким-то своим причинам присутствовать не смог, но прислал через Лунатика гостинец для Гарри и указание не делать глупостей. Бродяга, когда услышал о последнем, чуть с дивана от смеха не свалился.

После длительных обсуждений совет постановил: в кои-то веки использовать мантию-невидимку по назначению, а не для разыгрывания добрых старых друзей (Джеймс клялся, что у него и в мыслях подобного не было, однако, когда Сириус с Римусом принялись в один голос перечислять, когда и как именно он провинился по данной статье, слегка стушевался, а уж после того, как к ним присоединилась Лили, и вовсе вынужден был просить пощады), устраивать "выходы в свет" не реже чем раз в три недели и (на этом пункте настоял Джеймс, хотя Лили и возражала, что подобные меры совершенно излишни) только при условии того, что в дни прогулок Джеймса в коттедже вместе с Гарри и Лили будет оставаться хотя бы еще один из Мародеров.

Первый выход прошел успешно, и вскоре подобные длительные прогулки превратились в дело вполне обыденное.

Лили не любила надолго покидать Гарри, но даже она признавала, что иногда выбраться из дома, чтобы немного развеяться, становится просто необходимо. Джеймс же и вовсе был безгранично счастлив такой возможности. Даже просто как следует пройдясь по нешироким улицам Годриковой Впадины, он возвращался домой куда расслабленнее, а пару раз они с Бродягой еще и заглянули в маггловский бар... Под обороткой, конечно, но сам этот факт многого стоил.

* * *

В начале декабря город так присыпало снегом, что он стал походить на рождественскую открытку. И хотя к концу февраля от тогдашнего великолепия уже почти ничего не осталось, на дороге все ещё то и дело попадались белые островки подтаявшего, но не потерявшего своей холодности и приобретшего даже большую притягательность для ботинок и туфель, то и дело попадающих в него то носом, то боковиной, снега.

Джеймс уже дважды ухитрился впечататься в самую середину лежавших на пути к дому рыхлых сугробов, и правая нога теперь была мокрой чуть ли не по колено, благо, следов там было столько, что новый на их фоне терялся, однако приятного все равно было мало. Он непроизвольно ускорил шаг, стремясь поскорее оказаться в тепле. До дома оставалось каких-то пару дворов. Ещё шаг, другой, и Джеймс вдруг замер как вкопанный, а потом, выхватывая на ходу палочку, со всей возможной скоростью рванул к распахнутой настежь калитке.

Входная дверь была приоткрыта. В прихожей царила полутьма, из глубины дома не доносилось ни звука. Напряженно всматриваясь и вслушиваясь, но уже не надеясь что-либо услышать, Джеймс шаг за шагом продвигался вперед.

Если бы все было в порядке, то Лили или Римус, или оба сразу давно бы уже вышли ему навстречу, а из гостиной наверняка бы послышалось радостное "Папа!" от Гарри. Но все было тихо, и от этой противоестественной тишины в груди расползалось, охватывая душу ледяными щупальцами, ощущение грянувшей катастрофы...

В гостиной все оставалось в том же виде, в каком находилось до его ухода. Во всяком случае на первый взгляд. На второй Джеймс заметил закатившуюся в самый угол любимую погремушку сына, а на третий разлетевшуюся вдребезги вазу, слетевшую с одной из стоящих рядом с диваном полок. Сами по себе эти факты не имели бы особого веса, однако в совокупности с открытой дверью и необъяснимым отсутствием домашних создавали поистине пугающую картину.

Хоменум ревелио не показало наличие в доме других людей кроме него, и хотя доверять данному заклинанию можно было не всегда, тщательная проверка подтвердила, что на этот раз оно оказалось право. В коттедже было абсолютно неоспоримо пусто. Ни Лили, ни Гарри, ни Рема.

Громко хлопнула входная дверь, и через секунду рядом с ним оказался запыхавшийся и бледный как мел Бродяга с каким-то застывшим выражением лица.

Он вызвал Сириуса сразу, как понял, что что-то не так. Их отшлифованный годами, проведенными на службе в аврорате алгоритм на случай чрезвычайных ситуаций сработал как часы: пока Джеймс осматривался на месте, Блэк должен был собрать всю возможную информацию, и, судя по его виду, собрал. Причем что-то далеко не утешительного свойства.

— Дамблдор от своего осведомителя ничего не слышал, Питера в его убежище нет, — отрывисто отрапортовал друг, не дожидаясь, пока Джеймс успеет хоть что-то сказать. — Убью крысеныша, если с ними что-то случится! — с ледяной яростью присовокупил он.

Джеймс перевел взгляд, медленно скользящий по полу и стенам в поисках новых зацепок, обратно на друга и с трудом вытолкнул из пересохшего горла: — Они могли найти его. И пытать. Ты не можешь...

— Могу! — резко прервал его Сириус. — Его никто не находил! Хвост — предатель!