Игры Пита (гет)

Я избавлен от необходимости отреагировать на поцелуй Китнисс, так как стилисты незамедлительно забирают нас и ведут в Тренировочный центр. Я не чувствую своих ног, да и вообще какой бы то ни было части тела, кроме того участка на моём лице, которого коснулись её губы.

Какая же странная разница между двумя поцелуями. Вчера — неужели это и правда было вчера? — поцелуй Эстер не вызвал во мне ничего, кроме удивления. Возможно, я смог бы списать это всё на иные обстоятельства, но то бы оказалось самообманом, и я это понимаю. Я никогда в жизни не чувствовал ничего подобного: это эйфория, которая ранит где-то очень глубоко внутри, но боль эта до странности приятная.

Почему она сделала это? Мотивы Эстер, честно говоря, угадать проще. Но мотивы Китнисс совершенно таинственны. Может, она дурачит меня. Может, всё это — абсолютно всё: и нож в поезде, и взаимодействие с толпой, и поцелуй — часть её стратегии подлизаться ко мне и публике, чтобы выжить. Сегодня я выяснил, что совершенно ничего не знаю об этой девушке, под кожей которой пылает целая вселенная. Меня это даже не волнует. Теперь, когда я лишился шансов на будущее, значение такой мелочи на самом деле ничтожно на общем фоне. А раз так, то пусть играет со мной сколько угодно.

Нас снова передают Эффи, и мы втроём заходим в полностью прозрачный стеклянный лифт, который доставляет нас на самый верх здания, на двенадцатый этаж. Эффи принимается восторженно болтать о том, как хорошо мы смотрелись и как прекрасно себя подали сегодня. Поскольку у Хеймитча нет коллеги-ментора — ведь он остался единственным живым победителем из нашего дистрикта, она будет помогать ему насколько может в дополнение к её привычным обязанностям: чтобы мы чётко придерживались графика. Вообще она уже весь день расхваливала и продвигала нас всем своим влиятельным знакомым. И, как и мы, не видела Хеймитча ещё с поезда, что подкидывало проблему: она понятия не имела, какой должна быть наша стратегия. Тем не менее Эффи закладывала фундамент, рассказывая всем вокруг, насколько мы интереснее обычных трибутов из Дистрикта-12, начиная с акта добровольчества Китнисс, заканчивая в целом нашим превосходством над невежеством нашего дистрикта.

Манеры поведения за столом определённо многое значат для этой женщины.

— Естественно, у всех были свои ремарки. Вы ведь из угольного дистрикта. Но я сказала им — что было очень умно с моей стороны, заметьте: «Что ж, если на уголь тщательно надавить, то он превратится в жемчуг!»

Мы оба уставились на её сияющее лицо — она ведь шутит, верно? Даже дети с самых дремучих окраин Дистрикта-12 знают, что жемчуг находят в раковинах моллюсков. Но она улыбается так широко, так явно ждёт реакции, что я говорю:

— Спасибо, Эффи.

Китнисс кивает.

— Ловко придумано, — добавляет она и бросает на меня косой взгляд.

Этого самого по себе было достаточно, чтобы разогнать мои мысли.

— Ну, Хеймитч должен присоединиться к нам за ужином, так что надеюсь, сегодня вечером мы продвинемся! — говорит Эффи, когда мы покидаем лифт и входим в наш пентхаус.

Обычно по телевизору такое не показывают. Возможно, жители Капитолия считают это скучной рутиной, но я могу только и делать что поражаться размерам этого места. Центральная комната просторная и разделена на две части: на огромную гостиную, которая с лёгкостью могла бы вместить человек тридцать, и на обеденную зону со столом на двенадцать мест. Ещё здесь есть четыре спальни — каждая размером почти со всю нашу квартиру над пекарней, и это не считая гигантскую ванную.

Эффи знакомит меня с поразительными особенностями моей спальни, например, «окном», которое на самом деле таковым не является, а представляет собой экран, который показывает изображения с камер по всему городу, так что можно выбирать разные виды. С помощью устройства сервиса питания я могу заказать что угодно из меню, и это доставят мне напрямую из кухни Тренировочного центра. А в шкафу полно вещей, сшитых специально для меня.

Я принимаю душ, чтобы смыть с себя лосьон для тела и лак для волос, но прежде я некоторое время просто стою и ощупываю место на лице, куда меня поцеловала Китнисс. Оно болит, и я только сейчас осознаю, что сюда же меня ударил Хеймитч. Потом я играю с настройками душа, пока, наконец, не добиваюсь идеально тёплой температуры воды с ароматической комбинацией, которая мне нравится — в основном это сосна и клевер. Моё тело кажется мне странным, будто ощущается иначе. Я словно совершенно другой человек. Когда я выхожу из душа, коврик, на который я встаю, сушит меня, обдавая тёплым воздухом.

Я взволнован и обеспокоен, так что, одевшись и вернувшись в главную комнату, сразу же подхожу к огромному окну, которое, как оказалось, раздвигается, позволяя выйти на балкон.

Он располагается на обратной стороне здания, поэтому теперь мне открывается вид на западную часть Капитолия. Отсюда видно даже поверх высоток, которые вытягиваются на двадцать, тридцать, сорок, а то и больше этажей и кажутся очень яркими и цветными в серебряном вечернем свете, будто сделаны из леденцов. Красные горы за ними выглядят мелкими и чахлыми. Ко мне присоединяются Порция и Цинна.

— Нравится вид? — спрашивает Порция.

Когда я киваю, Цинна добавляет:

— Идём наверх, там ещё лучше.

Озадачившись, я следую за ними по коридору до спален. За самой дальней дверью, оказывается, есть лестница, которая ведёт на крышу здания. У меня захватывает дух, когда я снова оказываюсь под открытым небом и меня обдувает тёплый ветерок. Позади раздаётся необычный звон, будто множество маленьких колокольчиков переливается трелью. Мы обходим небольшой купол, куда нас выводит лестница, и оказываемся в саду прямо на крыше. Ну, как сказать «сад» — лишь ящики с цветами и деревья в громадных горшках. С веток свисают крошечные колокольчики — вот откуда этот звон.

По всему периметру крыши расставлены металлические ограждения — я подхожу к ним и гляжу на город внизу. С этой стороны можно рассмотреть Круглую площадь и даже президентский дворец. Вижу, как бригады монтажников разбирают трибуны для зрителей, но кругом всё ещё масса людей, и я даже чуть различаю музыку, которая доносится с улицы.

Я никогда в жизни не смотрел вниз с такой высоты, и у меня начинает кружиться голова. Мне вдруг становится интересно, каково это — упасть отсюда, то есть каковы ощущения до того, как столкнёшься с землёй. Это наводит меня на дикую мысль.

— Что удерживает людей, в смысле трибутов, от того, чтобы не прыгать с крыши?

— Ты же не думаешь провернуть подобное? — усмехается Цинна.

— Нет, мне просто интересно.

Он высовывает руку за ограждение, и раздаётся слабый треск.

— Силовое поле. Оно не позволит спрыгнуть.

— Ну, лучше уж так, чем сидеть взаперти внутри, — говорю я.

На обратном пути мы прогуливаемся по саду, и громкость звона кажется мне странно намеренной.

Вернувшись в наш номер, мы выходим на балкон, и я сам проверяю силовое поле. Спустя минуту молчания, заговариваю:

— Хочу поблагодарить вас за наши сегодняшние наряды. Я раньше не видел ничего подобного.

— Вы оба тоже хорошо постарались, — отвечает Порция.

— Но дело не только в костюмах, — теперь я перевожу взгляд прямо на Цинну. — Это Китнисс. Вам удалось уловить её суть и вытащить это на поверхность.

Я наблюдаю за тем, как Цинна и Порция обмениваются взглядами, но отказываюсь смущаться и вклиниваться — на это не осталось времени.

— Вы с Китнисс друзья? — аккуратно спрашивает Порция.

— Нет, — качаю головой. — Мы даже толком не говорили до вчерашнего дня. Но все в Дистрикте-12 знают Китнисс. Она другая.

— Мы тоже так считаем, — медленно проговаривает Цинна.

— Дома у неё есть те, о ком она заботится — её семья. Она кормит их, следит за тем, чтобы их оберегали. Она должна победить.

Порция касается моего плеча.

— Давай не будем торопиться, Пит, — мягко говорит она.

— Я просто хотел, чтобы вы знали. Лучше ставить на неё.

Цинна пристально смотрит на меня некоторое время, а затем какое-то движение внутри перехватывает его внимание.

— А, похоже, ужин подан.

Мы проходим внутрь и присоединяемся к Эффи и Китнисс, которые только что сели за стол. Также нас сопровождает пара официантов; они одеты в белое и тихо стоят у стен. Нам предлагают вино, но я отказываюсь, а вот Китнисс, что любопытно, соглашается. Хеймитч всё-таки появляется, причём выглядит он опрятным и, по-моему, даже побритым.

Сам ужин вновь богатый и изысканный. Блюда подают по очереди в несколько заходов, поэтому сложно предугадать, что именно будет следующим, и я уже сижу с брюхом, набитым грибным супом и салатом, когда вносят гигантскую тарелку с говядиной.

Несмотря на то, что Цинна и Порция, казалось бы, новые стилисты, они явно хорошо знают Хеймитча, и я внимательно прислушиваюсь к их разговору, в ходе которого наш ментор, судя по всему, расспрашивает о своих знакомых из Капитолия. Хоть прошёл всего год с его прошлого визита, он, похоже, ожидает, что часть из них мертва или с ними ещё что-то случилось.

— О Мессалле что-нибудь слышно? С ним всё хорошо? А с Роже́? Тигрис? Напомни, вы с Тигрис когда-нибудь работали?

Цинна отвечает коротко и уклончиво. Эффи утомляет этот разговор, и после двух или трёх бокалов вина она начинает восхвалять Порцию и Цинну за их работу над нашими костюмами.

— После сегодняшнего дебюта спонсоры уж точно к нам потянутся! — говорит она лучезарно.

Сразу после этого вносят десерт — огромный шоколадный торт. Одна тихая официантка подходит с небольшой горелкой и касается его угла: он вспыхивает, и пламя следует от края до края.

— От чего он горит? — вдруг говорит Китнисс. — Это спирт? Последнее, что я хо… О! Я тебя знаю!

Головы всех за столом резко поворачиваются к ней, но Китнисс внимательно рассматривает официантку, которая отступает назад с выражением чистого ужаса на лице. Со взрослыми тоже что-то не так: выглядят они шокированными.

— Не говори чепухи, Китнисс, — раздражённо фыркает Эффи. — С чего бы тебе знать безгласую? Сама мысль смехотворна.

Я тоже озадачиваюсь. Как может Китнисс знать кого-то отсюда? У этой девушки — безгласой? — выделяющееся бледное лицо и тёмно-рыжие волосы, и она совершенно не похожа ни на кого из Дистрикта-12.

— Что значит «безгласая»? — спрашивает Китнисс, и я беспокоюсь, не ударило ли ей вино в голову, потому что, даже если она никогда не слышала о безгласых раньше, то наверняка должна ощутить напряжение в комнате.

— Преступница, — жёстко отвечает Хеймитч. — Ей отрезали язык, поэтому она не может говорить. Наверняка за какое-то предательство. Вряд ли ты её знаешь.

— А если бы и знала, к таким как она ты должна обращаться исключительно с приказом, — добавляет Эффи. — Конечно, ты её не знаешь.

Я вижу, что дело не только в том, что Китнисс допустила какую-то бестактность — взрослые опасаются, что кто-то может слышать этот разговор.

— Делли Картрайт — вот на кого она похожа! — вмешиваюсь я. — Я всё тоже думал, кого она мне напоминает. И только сейчас понял, что она точная копия Делли.

Это было совсем не так. Делли — пухлая низкая блондинка. Китнисс ловит мой взгляд и сглатывает.

— Точно, с ней-то я и спутала. Из-за волос, должно быть.

— И глаза ещё похожи, — добавляю я.

После этого остальные расслабляются, и мне самому становится проще дышать. Покончив с тортом, мы перемещаемся в зону гостиной, чтобы посмотреть повтор парада. Мне не терпится снова увидеть Китнисс, объятой языками пламени. В то же время предчувствую, что буду отчаянно стыдиться, когда увижу себя, но должен признать, костюм значительно улучшает и мой внешний вид.

Хеймитч спрашивает, кто подсказал нам взяться за руки.

— Цинна, — говорит Порция.

— Превосходная щепотка бунтарства, — одобряюще отмечает Хеймитч.

Бунтарство. Это любопытно. Да, большинство трибутов — хоть они по велению Капитолия и идут в парах — не представляют как союзников, пока они не заключают альянс, как профи. Просто крайне неловко объединяться с кем-то из твоего собственного дистрикта, чья смерть необходима для твоей победы. Тот, кто выйдет из этого союза победителем, столкнётся с довольно враждебным дистриктом, вернувшись домой, а ментора серьёзно осудят за создание такой ситуации. Может, именно это Хеймитч и имел в виду: что если мы будем выглядеть так, словно мы объединились — в пику привычным устоям игр, то народ дважды подумает, прежде чем открывать на нас охоту? Но бунтарство… Неоднозначное слово. Мне казалось, мы все беспокоимся о том, что наш разговор могут услышать другие.

— Завтра утром первая тренировка, — продолжает Хеймитч. — Встретимся за завтраком и обсудим нашу стратегию. А сейчас бегите-ка вы спать, пока старшие разговаривают.

Мы выходим в коридор и направляемся к спальням, но, когда доходим до комнаты Китнисс, я задерживаю её в дверном проёме и прислоняюсь к косяку — любопытство пересиливает мою сдержанность при общении с ней. Она с опаской глядит на меня.

— Значит… Делли Картрайт. Похоже, у неё здесь завелся двойник?

Китнисс поджимает губы, явно раздумывая, промолчать или же сказать что-нибудь. Не уверен, это потому что ей есть что сказать, но она не хочет это признавать, или потому что она поняла, что разговоры здесь могут подслушивать.

— Ты уже была на крыше? — спрашиваю я с натянутой непосредственностью. — Меня водил туда Цинна недавно. Ветер там, правда, немного шумный.

— Мы можем… так просто подняться туда?

— Конечно, идём.

Я веду её вверх по лестнице, и мы оказываемся на крыше под куполом. Едва выходим наружу, как нас тут же встречает порыв ветра. У Китнисс перехватывает дыхание, и я не могу не отметить, что город ночью не менее потрясающий, чем днём. Нас окружают миллионы огоньков в океане бархатной тьмы. Мы подходим к ограждению и смотрим вниз на улицу, по которой движутся яркие точки света.

Я рассказываю ей про силовое поле, и она саркастично отмечает:

— О нашей безопасности всегда так заботятся. — А затем добавляет тише: — Думаешь, за нами наблюдают?

— Возможно. Давай посмотрим на сад.

Вывожу её в звенящий сад — теперь здесь ещё более шумно из-за ветра. Видно, что она понимает, это лучшая возможность не быть услышанной. Китнисс чуть наклоняется, чтобы рассмотреть цветок в темноте, и шепчет:

— Однажды мы охотились.

— Ты с отцом? — шепчу в ответ.

— Нет, с моим другом Гейлом. Вдруг все птицы разом перестали петь. Кроме одной. Она будто предупреждала о чём-то. А потом мы увидели ту самую девушку — я уверена, это была она. С ней был парень. Их одежда была рваной, и они бежали так, будто от этого зависела их жизнь. И внезапно ниоткуда возник планолёт. Буквально мгновение назад в небе ничего не было, и тут вдруг он взялся — появился совершенно беззвучно. На девушку сбросили сеть и быстро её подняли, прямо как на лифте, — Китнисс делает паузу. — В парня метнули копьё — оно пробило его насквозь. К оружию был привязан трос, и так его и вытащили. Думаю, он был уже мёртв. Мы слышали, как девушка что-то кричала. Наверное, имя того парня. А потом планолёт исчез, будто его и не было. И птицы запели снова.

Я задумываюсь. История кажется невероятной, но мне в голову не приходит ни единой логичной причины, почему бы Китнисс могла её выдумать. И она явно выглядит расстроенной.

— Они вас заметили?

— Не знаю, — отвечает она с долей сомнения в голосе. — Мы сидели под выступом скалы.

Китнисс выпрямляется, и я замечаю, что она дрожит, хоть тут не так уж и холодно. Я снимаю пиджак и набрасываю ей на плечи.

— Они отсюда?

Она уверенно кивает.

Но это так странно. Дистрикт-12 находится далеко от Капитолия. За нами только дикая местность да руины Дистрикта-13.

— Как думаешь, куда они направлялись?

— Не знаю. И не понимаю, почему они убежали отсюда.

— Я бы убежал, — говорю я, забывая понизить голос до шёпота. Чёрт. — Да я бы завтра же вернулся домой, если бы мне только позволили, — добавляю, натянуто смеясь. — Но должен признать, кормят тут превосходно.

Мне вдруг резко захотелось спуститься вниз и оказаться в мамином офисе в нашей пекарне, ощутить запах свежего хлеба, пропитавшего воздух. Я пожимаю плечами.

— Холодает. Давай вернёмся.

На обратном пути я колеблюсь задать вопрос, который прямо проедает мне мозги. Да, беглые капитолийцы-предатели — тема, конечно, интересная, но у меня нет времени в этом разбираться. В любом случае я просто ничего не могу поделать. Нервно облизываю губы и говорю.

— Твой друг Гейл — это тот парень, который забрал твою сестру тогда на Жатве? — притворяюсь, будто я этого не знаю.

— Да. Ты его знаешь? — удивляется Китнисс.

— Не то чтобы… Просто девчонки часто о нём говорят. Я думал, он твой кузен или вроде того. Вы похожи.

— Нет, мы не родственники, — отвечает она.

Это огорчает сильнее, чем должно было, учитывая, что я почти в полной мере это подозревал.

— Он заходил попрощаться с тобой?

Китнисс внимательно на меня смотрит. Я понимаю, что настойчив, но она все равно отвечает мне.

— Да. Как и твой отец. Он приносил печенье.

Это меня изумляет.

— Правда? Ну, вы с сестрой ему нравитесь. Мне кажется, он бы предпочёл иметь дочь вместо полного дома мальчишек. — Мы стоим у её двери, но я пока не готов расставаться. — Он был знаком с твоей мамой в детстве.

— А, да… Она выросла в городе, — неопределённо бормочет она.

Затем Китнисс возвращает мой пиджак и смотрит на меня очень серьёзным и сухим взглядом без какой-либо фальши. Я всё так и не могу понять, почему она сделала это — оставила поцелуй, который до сих пор пылает на моей щеке. Жаль, что я только сегодня сподобился сделать ей комплимент, надо было давным-давно это сделать. Я стараюсь не показывать свои чувства, но хочется снова сказать ей, как прекрасно она сегодня выглядела и как здорово, когда есть с кем поговорить. Только не знаю, с чего начать и стоит ли вообще это делать.

— Увидимся утром, — нарушает она молчание.

— До завтра.

После этого я иду дальше по коридору в свою комнату. Подношу к носу свой пиджак и улавливаю аромат лимонного мыла, который остался после неё.

Когда ложусь на свою огромную кровать, ненадолго задумываюсь о доме — о том, как мои семья и друзья смотрели трансляцию со мной сегодня. Мы стали предметом обсуждений в Капитолии, что необычно для Дистрикта-12. И это они ещё не знают, на что способна Китнисс. В отличие от многих из нас, она приехала в Капитолий, уже владея смертоносными навыками. Она может охотиться.

Охота. Что ж, ей нужно вернуться домой не только ради семьи. Есть ещё Гейл. Её друг, как она его называет. Возможно, между ними и правда нет ничего большего. Я никогда не видел их вместе в школе. Но… они явно хорошо подходят друг другу, это факт. А если я вернусь домой без неё… всё и так сведётся к одному и тому же, верно? Пора бы мне уже перестать этого избегать.

— Моя смерть ещё не гарантирует её победу, — шепчу я в темноту. Моя смерть — меньшая из её проблем.

Должен же быть способ обеспечить ей безопасность. И если мне удастся это сделать — если мне и впрямь удастся это сделать — возможно, я также смогу принять свою судьбу.