Нестареющий шиноби (джен)

Прошло два дня, как Макс и Черныш покинули деревню Тихая Роса. Телега, доверху гружённая инструментами и пожитками, жалобно скрипела на ухабистой дороге, а солнце палило так, будто хотело выжечь все живое дотла.

Дорога тянулась бесконечно, солнце клонилось к закату, а Макс уже пятый раз за день пожалел, что не остался в деревне. Но когда впереди показалась стая журавлей, он на мгновение забыл о усталости.

— О смотри, Черныш, — Макс вытер пот со лба и указал на стаю белоснежных журавлей с алыми "шапками", что бродили в речке в поисках жаб. — Это журавли. Говорят, они живут тысячу лет.

Пёс, важно восседавший на телеге, фыркнул: "До тысячи? Смешно. Я за десять лет ни на день не постарел, а у этих пернатых уже лысины красные."

— Пёс, важно восседавший на телеге, фыркнул:

"До тысячи? Смешно. Я за десять лет ни на день не постарел, а у этих пернатых уже лысины красные."

— Это не лысины, а шапочки! — Макс попытался сохранить серьезность, но уголки его губ дрогнули. — Кстати, они после гигантских черепах занимают второе место по долгожительству среди животных. Черепахи так вообще десять тысяч живут.

Черныш гавкнул коротко:

"Если их мясо такое выдержанное, оно должно быть жёстким. Не буду я тогда эти ископаемые трогать — у них мясо невкусное."

Картина действительно была сюрреалистичной: огромный волкоподобный пёс на телеге, а впереди — худощавый юноша, легко тянувший гружёную повозку. Прохожие, если такие попадались, шарахались в сторону или плевали через плечо. Макс уже привык.

Когда солнце начало клониться к закату, они свернули с дороги в бамбуковую рощу. Черныш первым делом обнюхал окрестности, а Макс принялся разводить костёр, бормоча под нос:

— Дрова... Комар блин... И где это увеличительное стекло....

Пёс фыркнул.

Потрескивание костра смешивалось с шипением жира куропаток, жарившихся на вертеле. Черныш, не отрываясь, следил за румяными тушками, а Макс склонился над свитком, тщательно выводя иероглифы. Благодаря Мидори его почерк теперь напоминал работы придворных каллиграфов.

"Опять свои 'манги' рисуешь?" — будто спрашивал взгляд Черныша, когда пёс заглядывал через плечо.

— Не в этот раз, — бурчал Макс, — я культурное наследие моего мира пытаюсь вспомнить. — Он на мгновение задумался, вспоминая детскую книжку. — Это сказка про мальчика, которого вырастили волки...

Черныш резко поднял голову, и Макс поспешно добавил:

— Не подумай ничего! Я тебя в пример не брал!

Пёс фыркнул и демонстративно отвернулся к костру, но одно ухо осталось повёрнутым в сторону Макса.

-Когда куропатки были готовы, Макс снял золотистую тушку и вдруг серьёзно сказал:

— Черныш, нам нужно обсудить стратегию.

Черныш насторожил одно ухо, его золотистые глаза вопросительно сверкнули в огненном свете

-Мы не знаем, кому принадлежат эти леса, — Макс понизил голос. — Может, это охотничьи угодья какого-нибудь даймё(правитель земель, князь). Убьём пару фазанов — и вот, его подчинённые самураи не успеем оглянуться как на нас устроятсафари...

Черныш кивнул, затем демонстративно лизнул морду: "А если никто не увидит...?"

— Хуже будет, если это земли принадлежат шиноби, — продолжил Макс. — Они и следы найдут, и ночью подкрадутся, когда ты... э-э-э... будешь заниматься своими собачьими делами. И извиняюсь за выражение, застанут со спущенными штанами. — Он тут же поправился: — Идиома такая!

Черныш замер с открытой пастью, явно представляя эту унизительную сцену. После чего кивнул — скрытность важнее.

— Я предлагаю на поступать так: Если нападёт толпа — бросаем всё и бежим, — Макс достал заточенный колышек. — Но если их будет несколько то... Действуем так....

Черныш кивнул, показывая, что схема ему ясна. Но в его глазах читалось: "Говоришь так, как будто у нас есть выбор

* * *

На третий день пути их остановили двое оборванцев с дубинками.

-Эй, щенок! — крикнул рослый, размахивая палкой. — Это земли клана Учиха! Оставляй телегу!

Макс затрясся, голос превратился в писклявый визг:

-П-пожалуйста! Я п-простой странник!

Пёс с жалобным визгом бросился в кусты, чем вызвал громкий хохот бандитов.

-Вот это поворот! — ржал второй бандит. — Твой пёс — самый настоящий защитничек! Хехе!

Пока те потешались, черная тень скользнула за их спинами — Черныш, бесшумный как ночной ветер, уже осмотрел окрестности, и не нашел никого больше из бандитов.

Едва раздался тихий собачий сигнал ("Чисто!"), Макс преобразился. Его руки мелькнули — и два колышка уже торчали в шеях разбойников. Удивлённые глаза, хрип... И два тела рухнули на пыльную дорогу

-Но... Как...?

— Кто-то назвал бы это кармой. А я называю правосудием., — пробормотал Макс, доставая лопату — А так сами виноваты что выбрали путь насилия, а не нормально семью кормить.

Вечные напарники действовали слаженно: Черныш следил за округой, пока Макс копал очень глубокую яму в бамбуковой чаще. Соль и травы устранили запах крови, молитва упокоит души... Ничто не выдавало их "работы", кроме свежего слоя мха, аккуратно уложенного поверх.

Завершая "работу", Макс вдруг озадачился:

-А если ниндзя начнут искать тут в копаной земле?

Черныш многозначительно посмотрел на него, затем на свежую могилу, потом обратно.

-Гениально! — вздохнул Макс. Пять минут спустя "кладбище" украшало "сюрприз", тщательно закопанное землей. Черныш, не желая отставать, тоже внес в могилу свой вклад.

"Для правдоподобия," — будто говорил его гордый взгляд.

* * *

Два дня спустя на место стычки вышли фигуры в одежде шиноби с гербом на спине клана. Это был герб клана Учиха — веер в пламени.

-Следы обрываются, — прошептал первый ниндзя, проводя пальцем по едва заметному пятну на земле. 

Его напарник принюхался.

-Тут чем то воняет, возможно тут их захоронили

И принялись капать. Раскопав верхний слой, они замерли перед "крупной находкой".

-...Нам точно нужно докладывать об этом? — спросил младший, брезгливо морщась.

Старший резко выпрямился:

-Слуги, видимо, сбежали в город. Пойдём!

Они тут же исчезли, стараясь не думать о том, что недавно увидели что было закопанно в земле.

Некоторые тайны так и останутся погребёнными.

Через несколько часов, бегая по деревьям, шиноби пробежали мимо Черныша с Максом, не удостоив их своего внимания и направились в город. Шиноби в разы побыстрей передвигаются по деревьям чем простые люди как Макс.

* * *

На восьмой день пути перед ними выросли исполинские каменные стены. Город кишел людьми: торговцы с повозками, крестьяне с корзинами, даже странствующие монахи — все смешалось в шумном водовороте у ворот.

-Ну что, Черныш, — Макс потрепал пса за ухом, — тут начинается новая жизнь.

Черныш оскалился в подобии улыбки: "Главное, чтобы в этой 'новой жизни' было меньше копания могил и больше жареной курятины."

Макс рассмеялся, направляясь к воротам. Они больше не были деревенскими простаками — город встретит пару, уже познавшую вкус крови и хитрости людей.

* * *

Стены города вздымались ввысь, словно каменные исполины, выщербленные бесчисленными битвами. Камни, покрытые черными подпалинами от пожаров, хранили следы ударов таранов и застывшую в трещинах кровь. Над массивными воротами красовался герб даймё — золотой веер на кровавом фоне, символ власти, выкованный из страха и стали.

Толпа у ворот клокотала, как кипящий котёл.

— Самураи в потрёпанных доспехах проходили мимо, кивая друг другу. Их мечи были затянуты в чёрные ножны, но каждый палец лежал на рукояти, готовый в любой миг обнажить клинок.

— Торговцы громко зазывали покупателей, но их глаза бегали по сторонам, высматривая опасность. Один из них, толстый мужчина с лицом, покрытым шрамами, продавал "свежее мясо" — но от его лотка исходил странный, сладковатый запах, от которого у Макса похолодело внутри.

— Крестьянки шли, опустив глаза, их руки, грубые от работы, сжимали узлы так крепко, будто это было единственное, что у них осталось.

— Монахи в рваных одеяниях молча просили подаяние, но их пустые взгляды говорили, что они уже давно не ждут милости от этого мира.

Черныш насторожился. Его нос дрогнул, улавливая то, что не видел Макс:

— Сладковатый запах гниющей плоти, прикрытый благовониями.

— Резкий аромат яда, исходящий от "лекарств" старухи-знахарки.

— Кислый душок опиума, исходивший от слишком улыбчивого торговца.

Пёс прижал уши, но не отступил. Он не мог бросить Макса среди этих хищников.

Дорога к городу шла мимо ряда деревянных столбов, вкопанных в землю.

Это была Аллея Правосудия.

Воздух здесь был густым, пропитанным запахом разложения, мочи и чего-то ещё — чего-то, что заставляло волосы на затылке вставать дыбом. Вороны сидели на перекладинах, терпеливо ожидая своей очереди, их чёрные глаза равнодушно скользили по новоприбывшим.

1. Повешенный вор

На первом столбе болтался труп с посиневшим лицом. Его язык, раздувшийся и почерневший, вывалился изо рта, как у удушенной змеи. На груди висела табличка: "УКРАЛ РИС У ХРАМА". Но самое жуткое — его руки. Отрубленные по локоть, они лежали у подножия столба, пальцы всё ещё сжаты в кулаки.

— Вот об этом я и говорил, Черныш, — фальшиво-бодро произнёс Макс, стараясь не смотреть на почерневшие пальцы. — Спалился — и вот результат. Скр... скрытность прежде всего, да?

Голос его дрогнул на последних словах. Черныш молчал. Его золотистые глаза были прикованы к отрубленным рукам. "Люди... Они мучают себе подобных хуже, чем звери своих врагов..."

2. Распятый лжесамурай

На втором столбе — мужчина, пронзённый бамбуковыми кольями. На животе клеймо: "ЛЖЕСАМУРАЙ". Его глазницы были пусты. Не потому что выколоты — выедены. Из дырок в черепе шевелились личинки.

— Мда... — Макс насильно выдавил смешок. — Теперь я понял: даже смотреть в сторону самураев не буду. Чрева... чревато это...

Он обернулся к Чернышу, ожидая привычного ворчания в ответ. Но пёс молчал, лишь его нос дрожал, улавливая запах гниющей плоти.

3. Ведьма в клетке

Третий столб венчала чёрная железная клетка. В ней — женщина с вырванными ногтями. На лбу клеймо: "ВЕДЬМА". Она была жива. Её губы шевелились, но звука не было.

— Боже... правый... — шёпот Макса сорвался на хрип. Когда увидел что у нее нет языка. — Как же... жестоко...

Черныш внезапно заскулил, толкнув носом его руку. От женщины пахло травами — точно так же, как от Мидори. "Зачем они так с лекарем поступили?"

4. Мальчик-предатель

Четвёртый столб. На нём — ребёнок. Лет десяти. Его привязали верёвками и оставили умирать от жажды. Тело уже высохло, как пергамент. Надпись: "ПРЕДАЛ КЛАН".

Тишина. Даже вороны замолчали. Макс стоял, не в силах отвести взгляд от маленьких, скрюченных пальцев.

— Черныш... — его голос был чужим, разбитым. — Может... может, ну его? Вернёмся... в деревню... Тут даже... детей...

Он не закончил. Черныш прижался к его ноге, тёплый, живой. Его мысли были ясны без слов.

5. Живое предупреждение

У пятого столба — мужчина со содранной кожей на спине. Он дышал. Надпись: "ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ, КТО ОСКОРБИТ ДАЙМЁ".

Макс резко дёрнул телегу вперёд.

— Ладно... — он сглотнул ком в горле. — Но если что — бросаем всё и сваливаем. Может... может, они были отпетыми негодяями?

Черныш бросил последний взгляд на ребёнка на столбе. "Даже волки не трогают чужих щенков... А вы... вы хуже зверей."

* * *

Грохот толпы ударил по ушам, как волна. Макс зажмурился — после тишины дороги этот шум резал слух. Прохожие спешили мимо, толкались, кричали, совершенно не обращая внимания на жуткую аллею казней позади. Как будто висельники и распятые тела были для них обычным уличным пейзажем.

— Эй, парень! — хриплый голос заставил Макса вздрогнуть. К телеге подошёл коренастый торговец с лицом, изборождённым шрамами. — Телегу не продашь? Хорошие колёса вижу.

— Не-а, — Макс машинально потрепал Черныша за ухо. Пёс рыкнул в сторону незнакомца. — Она нам как дом.

У ворот стоящий стражник в потрёпанных доспехах лениво поднял голову:

— Тогда плати за вход. Два серебряных с человека. И ещё два за нинкен-ину. Итого четыре.

Макс почувствовал, как у него подкашиваются ноги.

— Ч-что?! — его голос сорвался на визгливую ноту. — Да у меня за всю жизнь столько не было!

Стражник равнодушно пожал плечами:

— Тогда проваливай. Место освобождай.

Сердце бешено колотилось в груди. Макс оглянулся на дорогу, по которой они пришли — обратный путь в деревню казался теперь таким далёким... и таким ненужным.

— Чёрт... — сквозь зубы выругался он, судорожно роясь в потайном мешочке. Десять лет копил. Десять лет откладывал каждую монетку. И вот сейчас приходится...

Он с грохотом вывалил на землю инструменты: стамески, рубанок, набор резцов — всё, что осталось от мастерской Кото. Черныш заскулил, но Макс уже торговался с тем самым купцом:

— Вот. Всё. Бери. И давай серебро.

Когда последний инструмент перешёл к новому хозяину, у Макса в сумке остались травы, бумага с карандашами, набор для выживания в дикой природе. Парень дрожащими руками протянул стражнику четыре потёртые монеты.

Тот поднял одну к глазам, покрутил и вдруг... рассмеялся. Громко, от всей груди.

— Ха! Да это же деревенские жетоны! Такие только в вашей глуши за еду принимают.

Макс стоял, чувствуя, как жар страха разливается по лицу. В ушах звенело. Что он все выменял на ничего не стоящие побрякушки.

— Ладно, проходи, — стражник махнул рукой, забирая монеты, всё ещё хихикая. — Но запомни, паренёк: в этом городе твои "сбережения" — это пыль под ногами.

* * *

В городе запрещено было после полночи простым людям спать на улицах. Тех несчастных, кого стража поймает, ждала судьба заключённого и бесплатной рабочей силы города. Близилась ночь, и Максу с чернышем некогда было изучать город. И опросив местных, они нашли гостевой дом для неприкаянных, которые их финансы потянут.

"Дом для неприкаянных" оказался вонючим сараем, где за медный грош давали переночевать на гнилой соломе. Макс сидел, прислонившись к стене, и тупо смотрел на оставшиеся три медные монетки. Черныш прижался к нему бочком, тёплый и верный.

— Всё... — голос Макса предательски дрогнул. Он сжал монеты так, что края впились в ладонь. — Десять лет. Десять лет копил, Черныш. А теперь... — он махнул рукой в сторону пустого угла— В деревне у нас еды было валом, а тут...

Пёс ткнулся мокрым носом ему в ладонь. Его золотистые глаза в полумраке светились пониманием: "Ну и что будем делать?"

Макс глубоко вдохнул. Пахло плесенью, мочой и отчаянием.

— Работу искать... — он разжал кулак, и монеты со звоном упали на пол. — Иначе мы рискуем оказаться гостями аллеи правосудия.

И постарался уснуть.

Прошло 10минут, и Макс заныл.

— Чёрт, тут холодно как в холодильнике… — Макс ёжился, пытаясь заснуть на гнилой соломе.

Черныш фыркнул, развернулся к нему спиной — но через минуту неохотно придвинулся, накрывая боком дрожащего хозяина.

— Ага, значит, всё-таки жалеешь меня! — хихикнул Макс.

В ответ пёс лишь щёлкнул зубами у него над ухом: "Если не дашь мне выспаться, завтра я тебя сам на тот столб повешу".

* * *

Ночью Максу приснился кошмар. Он стоял посреди аллеи правосудия. На столбах все так же висели наказаные люди.

Из заднего фона, что напоминал туман, вышла гиганская белая кошка, с двумя белыми хвостами. Размером она была с Черныша, от чего у Макса внутри похолодело. Она так быстро передвигалась что казалось телепортировалась. Сев перед столбом, на котором была табличка — людоед, с кошкой стали происходить метаморфозы.

И через 5 секунд на месте кошки сидела хтоническое существо, что напоминала помесь демона, человека, кошки. Белая шерсть покрывало все существо, а розовые лапки с белыми когтями выглядели как плоть мертвеца с торчащими костяными кинжалами. А черные белки глаз стали белыми.

-Мяу — раздался потусторонний рык от белой твари.

Она впилась пастью в висячий труп людоеда. Демон дёрнула головой — и тело бесформенное и дрожащее, как студень, было снято с веревки.

Макс хотел закричать, но голос застрял в горле.

Но вдруг из темноты выкатилась его бывшая тележка, в кузове лежали другие тела. Ее катила стая чёрно-белых котов. Восседала на месте кучера стройная женщина с рыжими волосами. На ней было чёрное кимоно, а ее рыжие волосы были заплетены в две толстые косички, что длиной были ей по поясницу. У девушки была бледная кожа и яркая белоснежная улыбка.

Белая гигантская тварь поднесла труп людоеда к тележке и забросила его внутрь.

— Хороший улов, — прошептала рыжеволосая незнакомка, поглаживая хтоническую кошку из преисподней.

Затем телега поехала в сторону леса.

Позади Макса раздался хруст.

Хруст. Хруст. Хруст.

Будто кто-то пережёвывал кости.

Макс медленно стал поворачиваться... И резко проснулся в холодном поту.

* * *

Черныш лежал рядом и во сне передвигал лапами. Сзади Макса сидела трехцветная кошка и с удовольствием грызла мышку. Звуки от поедания были точно такими же как во сне.

— Грёбаный кошмар! — и громко сплюнул на пол Макс. И попытался было уснуть, но сон все никак не шел.

-Черныш... нахрена мы из деревни сюда попёрлись? Тут же... такой трындец...

Посмотрев что черныш никак не реагирует Макс стал его ещё сильней тормошить.

— Эй? Просыпайся соня!- стал будить Черныша. А пёс только отвернулся, что Макс разозлило. — Вставай! Хватит спать, пойдем искать работу.

* * *

Нижний город, где Макс ночевал, можно было описать так — трущебы. Узкие улочки, зажатые между деревянными домами с бумажными дверями, были залиты грязью. Вонь стояла невообразимая: прогорклое масло из харчевен, человеческая моча, гниющие отбросы в канавах.

И не смотря на кажущуюся унылие, всё это жило.

Торговцы призывали покупателей, разносчики с коромыслами на плечах протискивались сквозь толпу, а уличные мальчишки в лохмотьях сновали между ног, выхватывая кошельки у зазевавшихся прохожих. Везде суета была. Это был самый крупный и населенный район города.

Средний город, стояли дома побогаче — с резными балконами и черепичными крышами. Там жили ремесленники, купцы, те, кто мог позволить себе не спать в одной комнате с крысами. Их принято считать основой города, и именно тут крутятся большинство денег города. Он был в два раза меньше трущеб.

А на самом верху, за высокими стенами, виднелись крыши усадеб самураев. Чистые, прямые линии, словно насмешка над грязью внизу. Простому человеку закрыт сюда проход, а любой человек что окажет тут без приглашения, будет убит на месте патрулирующими тут самураями.

Тут же находится резиденция дайме.

* * *

Макс принялся искать работу в среднем районе, справедливо опасаясь что его в нижнем быстрее убьют или в рабство возьмут, чем он найдет там нормальную работу.

Первым местом его путь лежал в ремесленную мастерскую по дереву:

— Ну и что ты умеешь? — хозяин, толстый мужчина с пальцами, покрытыми мозолями, осматривал Макса с ног до головы.

— Гробы делать. Шкафы. Табуреты.

— Ха! — мастер плюнул в угол. — У нас своих столяров хватает. Да и инструменты свои у каждого. У тебя у самого есть инструменты? Или рекомендация от ремесленника?

Макс молча развёл руками.

— Проваливай давай.

* * *

Потом его путь лежал в кузницу.

— Вам разнорабочий на подхвате нужен? — Макс заглянул в раскалённый ад кузни. Где куча народу носили уголь, и слышен удар молотом.

— Ты? — кузнец, мускулистый, как бык, даже не поднял головы. — Не нужен ты нам. У тебя руки как у доходяги

— Но я могу... -макс хотел было сказать что он спокойно его тачку угля поднимит, но тот его прервал

— Проваливай, пока молотком не прогнал!

В другой кузне было аналогичная ситуация, только Макс успел сказать что он сильный и показал ему это, но тот без рекомендательного письма его прогнал и сказал что никто в среднем городе его без рекомендательного письма не примет.

* * *

Потом он отправился в больницу. Но даже на должность уборщика там требовалась рекомендательное письмо

— Я умею отвары варить! — Макс пытался пробиться сквозь толпу больных. — Меня фармацевт учил!

— А где его рекомендация? — лекарь, худой, как жердь, скривился. — Пшел вон. Мало ли ты шпион соседнего даймё, ещё чего хватало наших больных травить думал!

Черныш, шагавший рядом, всё это время молчал. Но его взгляд говорил яснее слов:

"Ну что, гений? Где твой великий план?"

Макс плюнул себе под ноги.

-Осталось ещё одно место, -проговорил Макс, — если и там не получится, то свалим с этого гребанного города обратно в лес.

* * *

Макс и Черныш поднималист по каменным ступеням, поросшим мхом. Ворота тории, выкрашенные в киноварно-красный цвет, возвышались перед ними, словно разделяя мир суеты и место покоя. За ними начиналась священная роща — древние криптомерии, возрастом в несколько столетий, стояли как молчаливые стражи, их стволы такие широкие, что двоим не обхватить

Воздух здесь был другим — чистым, наполненным ароматом хвои и ладана. Даже Черныш, вечно ворчливый, притих, лишь его нос слегка шевелился, улавливая запахи храма: воск свечей, сухие свитки, древесную смолу.

Дорожка, выложенная речными камнями, вела к главному залу. По бокам стояли каменные фонари, покрытые патиной времени, а между деревьев виднелись маленькие алтари с подношениями — рисовые лепёшки, веточки сакаки, даже несколько монет, которые никто не трогает.

— Красиво... — пробормотал Макс, останавливаясь перед огромными красными воротами.

"Ты бы лучше подумал, как нам жрать добыть, — казалось, говорил взгляд Черныша, — а не глазеть на ржавые ворота".

Ворота храма были открыты. Внутри царила тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев древних криптомерий.

Идя по каменной дорожке, они видели что вдоль дороги песок был идеально выравнен.

Прикинув сколько труда вложено на такую идилию, он вздохнул в восхищении. Впереди стояло каменное здание с крышей из черепицы. Постояв немного перед дверьми, он вошёл в здание.

Сделав пару шагов вперед — Макс замер.

Внутри храма на плетеном коврике сидел старик, неподвижный, как статуя. Его спина была прямой, будто в восемьдесят лет он всё ещё носил невидимые доспехи. Но самое страшное — глаза. Холодные. Пустые. Нечеловеческий взгляд, словно он смотрит в душу.

Макс почувствовал, как по спине побежали ледяные мурашки. Даже Черныш, обычно невозмутимый, неожиданно прижал уши и зарычал глухо, почти неслышно.

"Давай уйдем отсюда", — прошептало что-то внутри Макса. Ноги сами собой начали пятиться назад. От людей с тысячеярдовым взглядом не стоит ждать ничего хорошего.

— Ты.

Голос ударил как обухом по голове. Низкий, глухой, без малейших колебаний. Голос, привыкший отдавать приказы, которые не обсуждаются

Макс замер, ощущая, как сердце бешено колотится в груди. Глоток слюны застрял в горле.

— Я... Мы просто...

— Подойди

В этих словах не было ни угрозы, ни доброты. Только непреложность приказа, перед которым невозможно устоять.

Шаг. Еще шаг. Ноги двигались сами, будто не принадлежали ему. Каждый шаг давался с трудом — тело протестовало, инстинкты кричали об опасности.

Старик поднялся. Его движения были пугающе точными — ни одного лишнего жеста, ни малейшего бесполезного движения. Даже дыхание казалось выверенным — ровным и бесшумным

— Ты ищешь работу?

— Д-да... — голос Макса предательски дрогнул.

Старик всмотрелся в него. Казалось, эти глаза видят все: страх, нищету, даже те кошмары, что преследуют по ночам.

— Умеешь писать?

— Да! — ответил Макс слишком быстро, почти выкрикнул.

Наступила тягостная пауза. Старик медленно повернулся к двери сокровищницы. Дубовые створки с железными скобами скрипнули, словно в последний раз предупреждая: "Беги, пока не поздно".

— Иди за мной.

* * *

Воздух внутри ударил в нос странной смесью запахов: деревом, сталью и древней бумагой. Это была сокровищница храма.

Стены были увешаны мечами. Десятки, сотни клинков — простые полевые катаны с потрепанными ножнами, соседствовали рядом с роскошными тати в позолоченных оправах. На ростовых манекенах были одеты доспехи самураев.

Главная черта, что обьединяло все эти вещи, было то что они принадлежали самураям и все они были в употреблении.

— Это Оямадзуми-дзиндзя, — голос старика раздался за спиной, заставив Макса вздрогнуть. — Здесь хранятся мечи и доспехи павших. И их истории.

Он провел костлявой рукой по старому свитку на центральном столе. Пергамент пожелтел от времени, края обтрепались.

— Этому свитку триста лет. Его писал самурай клана Симазу перед битвой при Сэкигахаре. — Старик развернул свиток с пугающей осторожностью. — Он знал, что умрет.

Макс потянулся к свитку — и вдруг почувствовал на своем затылке ледяной взгляд. Рука дрогнула, едва коснувшись бумаги.

— Перепиши его. Современными иероглифами. — Пауза. — Если справишься — останешься.

Старик посмотрел на него. Всего лишь посмотрел. Но в этом взгляде было столько всего, что и дураку было бы понятен что иного решения не будет.

Глотнув ком в горле, Макс взял кисть. Пальцы дрожали так, что первые иероглифы получились кривыми. За спиной стояла давящая тишина - он буквально чувствовал этот взгляд между лопаток.

"Чертов старый дьявол", — злился Макс про себя, стараясь дышать ровнее. — "Он специально так делает".

Черныш улегся в углу, но его золотистые глаза не отрывались от старика. Взгляд пса говорил яснее слов: "Я тебя стерегу, старый ублюдок. Попробуй только тронуть моего человека".

* * *

Часы тянулись мучительно медленно. Каждый иероглиф давался с трудом — не столько из-за сложности текста, сколько из-за давящего присутствия за спиной. Свиток рассказывал о последних днях самурая — подготовке к битве, прощании с семьей, философских размышлениях о смерти.

"...и когда меч мой сломается, и стрелы закончатся, я буду драться камнями и зубами. Ибо лучше умереть как воин, чем жить как собака..."

Макс вдруг осознал, что эти слова писал человек, уже зная что он умрет. Тоже самое ему и старик говорил.

Рука с кистью перестала дрожать. И вдруг его собственные проблемы показались такими мелкими на фоне биографии этого несчастного самурая...

Макс сразу вспомнил Закон Мидера. А она звучит как то так: Что бы с вами ни случилось, всё это уже случалось с кем-то из ваших знакомых, только было ещё хуже.

Иероглифы потекли ровнее, обретая почти каллиграфическую красоту.

Наконец он закончил. Последняя фраза:

"...и пусть мой меч хранится в Оямадзуми, пока последний из нашего рода не падет в бою".

— Готово, — голос Макса звучал неожиданно твердо.

Старик взял лист. Его желтые ногти скользнули по строкам, будто проверяя не только текст, но и саму душу писавшего. Прошла вечность

— Ты остаешься, — наконец произнес он. — Будешь переписчиком. Оплата — кров и пища. — Пауза. — И уроки.

— Уроки? — переспросил Макс.

Старик впервые улыбнулся. От этой улыбки стало еще страшнее.

— Уроки меча. Ты ведь хочешь научиться не только писать о воинах? Я это увидел в твоём почерке.

Черныш вдруг заворчал.

"Напарник ты сам не давно говорил что даже смотреть в сторону самураев не будешь на аллее пыток"

Старик повернулся к нему:

— А твой пёс будет охранять сокровищницу. — Он бросил взгляд на один из мечей. — От всех, кто захочет украсть нашу историю.

Так Макс нашел место где будет жить, и постоянную работу.

В храме Оямадзуми-дзиндзя — место паломничества самураев.