Холодное небо (джен)

Вопрос, повисший в холодном воздухе гаража, был проще любой физической формулы и одновременно сложнее. Константин Сергеевич посмотрел на свой старый, заваленный книгами и чертежами дом, который он мысленно называл «берлогой». Он был одинок уже двадцать лет, с тех пор, как умерла его жена. Его быт был бытом старого холостяка, где каждая вещь лежала на своём, только ему ведомом месте, и появление в этом упорядоченном хаосе постороннего, тем более такого постороннего, казалось ему чем-то сродни вторжению. Дело было не в гостеприимстве. Дело было в хрупкости его мира. Он был слишком стар и слишком привык к своему одиночеству.

— Думаю… ей будет лучше у тебя, Дима, — сказал он, и в его голосе прозвучала нотка вины. — Ты моложе. Гибче. И… — он кивнул на смартфон, — …у вас есть язык. Я помогу всем, чем смогу. Еда, одежда, всё, что понадобится. Но убежище… убежище сможешь дать только ты.

Дмитрий почувствовал, как у него вспотели ладони. Одна мысль о том, что Самус Аран — настоящая Самус Аран — сейчас поднимется в его квартиру, вызывала в нём смесьщенячьего восторга и леденящего ужаса. Его квартира. Его святилище. Его крепость одиночества, которая одновременно была и храмом, посвящённым ей и подобным ей героям из других миров.

Он лихорадочно начал прокручивать в голове содержимое своей однокомнатной квартиры. Кровать? Не заправлена. На кухне? Гора посуды в раковине. В комнате? Хаос из запчастей, книг по программированию и… о, боже. Постеры.

Он не просто повесил один постер. Стены его комнаты были его личным пантеоном. Огромный, каноничный арт из Metroid Prime, где она стояла в полной броне на фоне инопланетного пейзажа. Постер из Super Metroid, пиксельный, но полный героического пафоса. И тот самый… тот, который он купил на онлайн-аукционе. Работа японского художника, где она была изображена в Нулевом костюме, но в стилистике аниме 80-х, с чуть более мягкими чертами лица и… да, с акцентом на определённых частях фигуры. Не пошлый, но… говорящий.

А компьютер? Рабочий стол его компьютера был произведением фанатского искусства. Обои — высокодетализированный рендер её корабля. Иконки, переделанные под символы Чозо. Звуковая схема Windows, заменённая на звуки из игры. Он даже написал небольшую программу, которая выводила на экран анимированную фигурку Самус в Varia Suit, которая ходила по панели задач.

Скрыть всё это было невозможно. Это было всё равно что пытаться спрятать слона в телефонной будке.

— Хорошо, — сказал он, и его голос прозвучал как-то сдавленно. — Поехали ко мне.

Они решили оставить «чёрный ящик» и резонатор в гараже, надёжно спрятав их. Ехать с таким грузом второй раз было слишком рискованно. Константин Сергеевич пообещал зайти утром. Они попрощались, и старый учитель, ссутулившись, побрёл домой, оставив молодых наедине с их неловкой ситуацией.

Поездка до дома Дмитрия прошла в полном молчании. Самус сидела сзади, глядя в окно на проплывающие мимо серые дома. Она была погружена в свои мысли. Сигнал отправлен. Теперь оставалось только ждать. Дни? Недели? Годы? Она не знала. И всё это время этот мир будет её домом. А этот нервный молодой инженер — её единственным проводником.

Дмитрий же всю дорогу вёл отчаянную внутреннюю борьбу. Может, сказать, что у него живёт больная бабушка? Что в квартире ремонт? Что его выселяют за неуплату? Любая ложь казалась спасением. Но он не мог ей врать. Не после того, что они пережили вместе. Он просто должен был принять свою судьбу гика, которого поймали с поличным.

Они приехали. Старая панельная пятиэтажка, тускло освещённый подъезд, пахнущий кошками и щами. Они поднялись на четвёртый этаж. Дмитрий, дрожащей рукой, открыл дверь своей квартиры. Номер 12.

— Welcome, — прохрипел он, пропуская её вперёд.

Самус шагнула внутрь. Квартира была маленькой, типичной для этого мира. Прихожая, дверь в ванную, прямо — кухня, направо — единственная комната. Она сняла свои ботинки, увидев, что так сделал её хозяин, и осталась стоять в одних носках Нулевого костюма.

Дмитрий метнулся на кухню, чтобы хотя бы сделать вид, что он что-то готовит.

— Tea? Coffee? — крикнул он оттуда, просто чтобы что-то сказать.

— Water, — донеслось в ответ.

А Самус тем временем сделала несколько шагов и вошла в комнату. В его святилище.

Она остановилась посреди комнаты, медленно поворачивая голову. Её взгляд скользил по стенам. Она видела себя. Снова и снова. В разных стилях, в разной броне, в разных ситуациях. Она видела изображения существ, которых она убивала — Ридли, Крейда. Она видела схемы её собственного оружия. Она видела то, что было её жизнью, её болью, её работой — превращённое в предмет декора, в украшение.

Её взгляд остановился на том самом «анимешном» постере. Она смотрела на эту версию себя — более мягкую, более… женственную. С преувеличенными формами, которые должны были, очевидно, вызывать у самцов этого вида определённую реакцию. Она не почувствовала гнева или смущения. Она почувствовала… отстранённое любопытство. Так вот как они её видят. Не как солдата, не как сироту, воспитанную инопланетянами, не как человека, чьи руки по локоть в крови врагов. А как… картинку. Символ. Фантазию.

Дмитрий, наливая в стакан воду из фильтра, услышал, что в комнате стало тихо. Слишком тихо. Сердце заколотилось. Она всё увидела. Он вышел из кухни, держа стакан с водой как подношение грозному божеству.

Она стояла спиной к нему, лицом к стене с постерами. Она не двигалась.

— Самус?.. — тихо позвал он.

Она медленно обернулась. На её лице не было ни гнева, ни презрения, ни насмешки. На её лице была лишь тихая, бесконечная усталость и вопрос. Она просто указала пальцем на постер с Metroid Prime.

— You… know? — спросила она. Ты… знаешь?

И в этом простом вопросе было всё. Знаешь о моих битвах? О моих потерях? О том, каково это — быть последней надеждой галактики и при этом оставаться абсолютно одной?

Дмитрий смотрел в её глаза и понимал, что все эти постеры, игры, фигурки — всё это было лишь бледной, двухмерной тенью той бездны, что стояла сейчас перед ним.

— I know stories, — честно ответил он, подбирая английские слова. — Not… you.

Я знаю истории. А не… тебя.

И этот честный ответ был единственно правильным. Он спас его.

Она медленно кивнула, принимая его ответ. Затем её взгляд опустился на незаправленную кровать, на стул, заваленный одеждой. Она указала на маленький диванчик в углу.

— I sleep here, — сказала она. Это был не вопрос. Это было утверждение.

Она подошла к дивану, села и, не обращая больше ни на что внимания, прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Она была измотана. Физически, ментально, эмоционально. Ей было всё равно на постеры, на беспорядок, на весь этот странный мир. Ей просто нужно было уснуть. В безопасности. Впервые за эти долгие, бесконечные двое суток.

Дмитрий остался стоять посреди комнаты со стаканом воды в руке, глядя на своего кумира, который только что заснул на его старом, продавленном диване. И он вдруг понял, что его жизнь уже никогда, никогда не будет прежней.

* * *

Дмитрий не спал в ту ночь. Он сидел на кухне, прикрыв дверь в комнату, и слушал тишину. Иногда из комнаты доносились звуки: ровное, глубокое дыхание спящей Самус, скрип пружин старого дивана, когда она переворачивалась во сне. Каждый этот звук был для него одновременно и чудом, и источником бесконечной тревоги.

Он смотрел на свою кухню — на гору немытой посуды, на крошки на столе, на одинокий пакетик чая у пустой сахарницы — и впервые в жизни увидел её чужими глазами. Глазами человека из другого мира. Его привычный, уютный беспорядок показался ему вдруг убогим и жалким. Он встал и, стараясь производить как можно меньше шума, начал приводить свой маленький мир в порядок. Он вымыл всю посуду. Протёр столы. Подмёл пол. Он делал это не потому, что боялся осуждения. Он делал это потому, что ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы его мир был хоть немного достоин той, кто сейчас в нём спал.

Под утро, когда серое рассветное небо начало заглядывать в кухонное окно, он заварил себе кофе и сел за стол. Усталости не было. Была лишь гулкая пустота в голове, заполненная событиями прошлой ночи. Сигнал. Они отправили сигнал. Что дальше? Будет ли ответ? Прилетят ли за ней? А если да, то когда? И что будет с ними — с ним, с Константином Сергеевичем? Их просто оставят, стерев память, как в плохом кино? Или… что-то иное?

Он думал о ней. О той пропасти, что лежала между образом с его плакатов и реальной женщиной, спящей на его диване. Образ был несокрушимым воином, символом силы. А она… она была уставшей. Бесконечно, смертельно уставшей. В её глазах он увидел не сталь, а лёд — тонкий лёд, под которым скрывалась бездна одиночества. И его фанатское обожание начало медленно, но необратимо трансформироваться во что-то другое. В сочувствие. В сопереживание. В странное, почти отцовское желание защитить её. Хотя защищать Самус Аран — сама эта мысль была верхом абсурда.

* * *

Самус проснулась от тишины. Её тело, привыкшее к постоянному гулу корабельных систем или к звукам чужой дикой природы, не сразу поняло, что это такое. Это была бытовая, жилая тишина. Тиканье часов на стене. Шум воды в трубах. Приглушённые звуки города за окном.

Она открыла глаза. Первое, что она увидела — потолок. Белый, с трещинками. Не металлические переборки корабля. Не свод пещеры. Она была в безопасности.

Она села на диване. Тело ломило от сна в неудобной позе, но это была приятная, мышечная боль, а не ледяные тиски гипотермии. Она была в тепле. Она была сыта. Она выспалась. Впервые за долгое время.

Она посмотрела на свои руки. На комнату. На постеры на стене. Вчера они казались ей странными, отчуждёнными артефактами. Сегодня, после сна, она увидела в них что-то другое. Она увидела в них историю. Её историю, рассказанную кем-то другим. И это было… странно. Как будто она читала собственную биографию, написанную на неизвестном языке.

Она встала и бесшумно подошла к двери. Из-за неё доносился запах. Резкий, горьковатый, но приятный. Запах кофе.

Она вошла на кухню.

Дмитрий сидел за столом, подперев голову рукой, и смотрел в окно. Он был так погружён в свои мысли, что не услышал, как она вошла. Она остановилась в дверях, наблюдая за ним. Без своей обычной нервозности и суеты, в тихом утреннем свете, он выглядел совсем иначе. Просто молодой человек, уставший и озадаченный. Её спаситель. Её проводник. Её… тюремщик? Союзник? Она ещё не знала.

— Morning, — тихо сказала она.

Дмитрий вздрогнул и обернулся.

— А… доброе утро, — он вскочил, тут же снова становясь неловким и суетливым. — В смысле, good morning. Чай? Кофе? То есть, tea? Coffee? Я… я могу сделать яичницу. Eggs?

Он показал на сковородку, потом на яйца в холодильнике, снова превращаясь в живой словарь-пантомиму.

Самус подошла к столу. Она указала на его кружку.

— Coffee, — сказала она.

Пока он возился с туркой, стараясь сделать всё идеально, она села на табуретку. Кухня была маленькой, они находились всего в метре друг от друга. Это молчание было неловким, но не враждебным. Они были двумя незнакомцами, которые прошлой ночью спасли друг другу жизнь и теперь не знали, как сказать простое «здравствуйте».

Дмитрий поставил перед ней чашку с дымящимся чёрным кофе. Она осторожно взяла её, согревая ладони. Она сделала глоток. Вкус был горьким, сильным, бодрящим. Ей понравилось.

Она посмотрела на него. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать дальше.

— Thank you, — сказала Самус. И добавила, указывая на диван в комнате, — For… this.

Спасибо. За это.

Дмитрий почувствовал, как краска заливает его щеки.

— No problem, — пробормотал он. — You… you are welcome.

Он сел напротив. Они пили кофе в тишине. Но это была уже другая тишина. Не та, что была ночью в цеху, полная напряжения и вопросов. Это была утренняя, бытовая тишина. Тишина двух существ, которые начинают свой первый полноценный день в новом, общем для них мире.

И в этой тишине было больше общения, чем в тысячах слов. В том, как он поставил перед ней чашку. В том, как она согревала об неё руки. В том, как они оба избегали смотреть друг на друга, но при этом чувствовали каждое движение. Это был медленный, осторожный танец двух одиночеств, которые случайно встретились на перекрёстке вселенных. И этот танец только начинался.

* * *

Первый день Самус в мире людей был соткан из странных, незнакомых ритуалов. После утреннего кофе Дмитрий, преодолевая неловкость, провёл для неё краткий инструктаж по выживанию в его квартире. Он показал, как пользоваться душем — напор воды и температура регулировались двумя примитивными вентилями, что показалось ей архаичным, но эффективным. Он показал, как работает электрическая плита, как включается свет. Каждый предмет, привычный для него, был для неё артефактом, который она изучала с молчаливым, пристальным вниманием.

Самой большой проблемой стала одежда. Нулевой костюм был её второй кожей, но он был слишком узнаваем и непрактичен для постоянного ношения в этих условиях. Дмитрий, покраснев до корней волос, выложил на диван то, что смог найти: свои старые спортивные штаны и серую толстовку. На ней, ростом почти 190 сантиметров и с атлетичным телосложением, эта одежда сидела нелепо — штаны были коротки, толстовка обтягивала плечи — но она выполняла свою главную функцию: маскировку. Переодевшись в ванной, она вышла в комнату, и в этот момент Дмитрий впервые увидел её не как икону с постера, а просто как очень высокую, уставшую женщину в мешковатой мужской одежде. Легенда исчезла. Остался человек. Этот момент был для него более потрясающим, чем вид работающего резонатора.

Пока Самус осваивалась, в дверь позвонили. Это был Константин Сергеевич с провизией.

За завтраком из бутербродов и чая состоялся их второй «военный совет».

— Сигнал отправлен, — сказал Артемьев, задумчиво размешивая сахар. — Но ответа можно ждать вечность. Мы должны исходить из того, что мы теперь — её единственная команда. Её группа поддержки на этой планете.

— Support team, — медленно повторила Самус, пробуя новое слово на вкус.

— И у нас есть проблема, — продолжил старик. — «Чёрный ящик». Он в гараже. Это улика. Мы не можем его там держать вечно. Рано или поздно кто-то из соседей сунет туда свой нос.

— Мы можем перевезти его к вам в подвал, Константин Сергеевич, — предложил Дмитрий. — Там его точно никто не найдёт.

— Хорошая мысль. Но я не об этом. Я о ней.

Он посмотрел на Самус. Взгляд у него был тёплый, почти отеческий.

— Вы… вы прибыли не в лучшей форме. Этот костюм, — он указал на её синий Нулевой костюм, видневшийся из-под толстовки, — он не для нашего климата. Вам нужна… защита.

Дмитрий в этот момент почувствовал, как внутри у него всё похолодело. Он, в отличие от Артемьева, знал, какая защита ей нужна. Он знал, что Нулевой костюм — это лишь малая часть её арсенала. И он решился задать вопрос, который мучил его с самой первой встречи.

Он включил переводчик.

— Samus… Your armor. Power Suit. Where is it? — Самус… Твоя броня. Силовой доспех. Где он?

Самус замерла с чашкой в руке. Она медленно подняла на него глаза. В её взгляде было удивление. Он знал. Он не просто видел её прибытие, он знал о её снаряжении. Откуда? Эта мысль снова уколола её, но сейчас был не до этого. Его вопрос был по существу.

Она поставила чашку.

— Forest, — сказала она. — Broken. Лес. Сломана.

Она жестами объяснила, что доспех был повреждён при крушении, что она была вынуждена аварийно покинуть его, и что он остался там, на месте её прибытия. Слишком тяжёлый, чтобы нести. Бесполезный без энергии.

Дмитрий и Артемьев переглянулись. Осознание масштаба проблемы обрушилось на них обоих.

— Он всё ещё там? — ахнул Дмитрий. — В лесу? В том старом сарае?

Самус кивнула.

— Это бомба замедленного действия! — воскликнул Константин Сергеевич, вскакивая со стула. — Представляете, что будет, если его найдут? Грибники, охотники, да кто угодно! Они же вызовут полицию, армию, ФСБ! Место оцепят, начнут расследование, и рано или поздно они выйдут на нас!

— А сарай? — подхватил Дмитрий. — Я слышал, его собирались сносить. Там дачный кооператив новый планируют строить. Мы должны забрать доспех. Немедленно!

Так родился их новый план. Не долгосрочный и теоретический, а срочный, опасный и абсолютно необходимый. Операция «Эвакуация».

Им нужно было:

1. Разработать план, как незаметно вывезти из леса объект весом в сто килограммов.

2. Придумать, где его спрятать. Подвал Артемьева был идеальным местом — надёжный, скрытый и с доступом к электричеству.

3. Сделать это как можно быстрее, пока их секрет буквально не сровняли с землёй бульдозером.

Подготовка к операции заняла весь следующий день. Дмитрий, сославшись на работе на плохое самочувствие, взял отгул. Он съездил в строительный магазин и купил самую прочную двухколёсную тележку, какую смог найти, брезент и несколько мотков верёвки. Константин Сергеевич тем временем изучал по старым картам все возможные подъезды к лесу и заброшенному сараю, ища маршрут, где их «Москвич» мог бы проехать и остаться незамеченным.

Самус была мозговым центром операции. Она больше не была пассивной гостьей. Она была командиром. На листке бумаги она рисовала схемы, которые Дмитрий и Артемьев с трудом понимали. Это были не просто рисунки. Это была тактика. Она указала на карте точку, где они должны оставить машину. Оптимальный маршрут подхода к сараю с учётом рельефа местности. Способ, которым они должны закрепить ранец с бронёй на тележке для максимальной устойчивости. Она думала о вещах, которые им и в голову не приходили: направление ветра (чтобы их не учуяли собаки), слепые зоны от ближайших домов, время, когда на соседних дачах будет меньше всего людей.

Вечером, когда стемнело, они были готовы. Они втроём погрузились в «Москвич». Дмитрий за рулём, нервно барабанил пальцами по рулю. Артемьев рядом, со старой картой на коленях, выполнял роль штурмана. Самус сидела сзади, молчаливая и сосредоточенная, как перед боевым вылетом. В её глазах снова появился тот холодный блеск, который они видели в первую ночь. Она возвращалась за своей кожей. За своей силой.

Они ехали не в гараж, а прочь из города, к тёмной стене леса, где в ветхом сарае их ждал самый опасный и самый важный секрет на этой планете. И на этот раз на кону стояло не только её спасение, но и их свобода. Затишье кончилось. Началась операция.

Дмитрий вёл «Москвич» по разбитой просёлочной дороге, которую и дорогой-то можно было назвать с большой натяжкой. Фары выхватывали из темноты колдобины, заполненные водой, и мокрые ветви деревьев, хлеставшие по лобовому стеклу. Машина протестующе скрипела и стонала, но упорно ползла вперёд.

— Вот здесь, за поворотом, будет поляна, — сказал Константин Сергеевич, сверяясь с картой при свете тусклой лампочки. — Там можно оставить машину. Дальше — только пешком, около километра.

Они остановились в указанном месте, спрятав машину в тени густых елей. Выйдя наружу, они оказались в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь шелестом листьев и стрёкотом сверчков. Воздух был холодным и влажным.

Дмитрий вытащил из багажника тележку, брезент и верёвки. Он чувствовал себя персонажем шпионского фильма, но вместо элегантного смокинга на нём была старая куртка, а вместо «Астон Мартина» — дребезжащий «Москвич».

Самус окинула взглядом окружающий лес. Для её спутников это была просто тёмная, пугающая чаща. Для неё — тактическая карта. Она мгновенно определила лучший маршрут, ориентируясь по малейшим изменениям рельефа, плотности подлеска, звукам ночной жизни.

— Follow me, — тихо сказала она. — No noise.

И она исчезла. Просто шагнула в темноту и растворилась в ней. Дмитрий и Артемьев переглянулись. Старик пожал плечами, мол, чего ещё ожидать. Дмитрий же сглотнул, в очередной раз осознав, с существом какого уровня он имеет дело.

Они пошли за ней, ориентируясь на едва слышный хруст веток. Вернее, она создавала этот лёгкий шум специально для них, обозначая свой путь. Сама она двигалась абсолютно бесшумно. Они тащили за собой пустую тележку, которая, как им казалось, грохотала на весь лес. Дмитрий постоянно спотыкался о корни, а Константин Сергеевич тяжело дышал, проклиная свой возраст и курение в молодости.

Их проводница же двигалась с лёгкостью и грацией, словно родилась в этом лесу. Иногда она останавливалась, замирая на несколько секунд, и они тоже замирали, боясь дышать. Она прислушивалась, сканировала окружение, а затем так же беззвучно продолжала путь. Она вела их не по прямой, а сложными, запутанными тропами, обходя открытые места и низины, где мог застояться туман.

Наконец, впереди показались знакомые очертания. Старый, покосившийся сарай. Их первая точка встречи.

— Пришли, — выдохнул Дмитрий, утирая со лба пот.

Самус жестом приказала им оставаться на месте, а сама, как тень, скользнула к сараю. Она обошла его по периметру, заглянула в окна, прислушалась. Убедившись, что всё чисто, она поманила их рукой.

Внутри сарая пахло так же, как и в первую ночь — сыростью, пылью и мышами. Самус подошла к углу, где она спрятала свой доспех. Она быстро, но аккуратно разобрала завал из гнилых досок.

И вот он показался.

Даже в тусклом свете фонарика, который включил Дмитрий, зрелище было впечатляющим. Сложенный в компактный ранец, доспех «Вария» казался спящим зверем. Оранжево-красные пластины брони тускло блестели, покрытые конденсатом. Несмотря на инертное состояние, от него исходила аура скрытой мощи. Он не принадлежал этому миру. Он был артефактом из снов о звёздных войнах, забытым в старом русском сарае.

— Господи… — прошептал Константин Сергеевич, подходя ближе. Он осторожно, почти с благоговением, коснулся холодной поверхности. — Какой… сплав? Какая обработка…

Дмитрий же смотрел на него глазами фаната, который впервые увидел вживую легендарный артефакт. Он узнавал каждую линию, каждый изгиб, каждую заклёпку. Он мог бы разобрать и собрать его с закрытыми глазами… если бы это была трёхмерная модель на его компьютере.

— Он тяжелее, чем я думал, — сказал он, попытавшись вместе с Артемьевым чуть приподнять ранец. Тот не сдвинулся ни на миллиметр.

Самус подошла к ним. Она жестом показала им отойти. Затем она присела, ухватила ранец в специальных пазах, о которых знала только она, напряглась… и с видимым, но контролируемым усилием подняла его. Её мышцы вздулись под тонкой тканью спортивных штанов. Она в одиночку подняла то, что они вдвоём не смогли даже пошевелить.

Она осторожно водрузила ранец на тележку. Затем, используя принесённые верёвки, начала его закреплять. Она вязала сложные, морские на вид узлы, которые Дмитрий видел только в книжках. Через несколько минут ранец был намертво притянут к тележке.

— Готово, — сказал Дмитрий, хотя его помощь и не понадобилась.

Они накрыли груз брезентом. Теперь им предстоял самый сложный этап — обратный путь. Тащить по лесу гружёную тележку весом более ста килограммов было задачей на грани их возможностей.

— Я поведу, — сказал Дмитрий, берясь за ручки.

— А я буду толкать, — кряхтя, упёрся в заднюю часть тележки Артемьев.

Самус встала впереди. Теперь она была их авангардом, их глазами и ушами. Она будет расчищать путь и предупреждать об опасности.

Они тронулись. Колёса тележки тут же увязли в мягкой земле. Дмитрий с силой потянул, Артемьев налёг всем своим весом. Тележка, скрипя и раскачиваясь, медленно поползла вперёд. Каждый метр давался им с огромным трудом.

Это была долгая, изматывающая работа. Они потели, несмотря на ночную прохладу. Они падали, поднимались и снова тащили свой невероятный груз. Самус, видя их мучения, периодически подходила и, отстранив одного из них, с лёгкостью протаскивала тележку через самые сложные участки. Её выносливость казалась им нечеловеческой.

Через час, который показался им вечностью, они вышли из леса на поляну, где оставили машину. Грязные, уставшие, но победившие. Они сделали это.

Погрузить ранец в багажник «Москвича» было последним испытанием их сил. Машина просела так, что, казалось, задний мост сейчас коснётся земли.

— Доедет, — сказал Дмитрий, скорее пытаясь убедить себя, чем других.

Они сели в машину. Константин Сергеевич тут же откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Дмитрий завёл двигатель, который натужно взревел, принимая на себя непосильную ношу.

Самус сидела сзади, рядом с ней больше не было пустого места. Рядом с ней теперь лежал ключ к её возвращению. Её броня. Её сила. Она положила руку на холодный брезент, и впервые за всё это время на её лице появилось что-то, отдалённо напоминающее улыбку.

Они возвращались в город. Операция «Эвакуация» была успешно завершена. Теперь начинался новый, ещё более сложный этап. Операция «Воскрешение».