Да уж лучше я буду играть в Stellaris (джен)

Алмазы занимали в обществе самоцветов куда более сложное место, чем могло показаться на первый взгляд. Снаружи всё просто: они — правители. На деле же всё куда несравнимо сложнее. Они — родители для всего вида, образцы для подражания, вожди; если самоцвет считал Алмаза богом, никто и бровью не повёл бы. Они были несущими столпами своего народа. Зелёный был почти уверен: не будь Алмазов, весь вид топтался бы на месте, оставляя разве что борозды в грунте. Влияние Алмазов столь несоразмерно велико, что остальным остаётся лишь вращаться вокруг них. Алмазы подобны звёздам, а максимум, чего могут добиться прочие самоцветы, стать планетами. Даже Зелёный, самый младший и наименее значительный из них, уже успел устроить немало встрясок.

Большая часть этого авторитета закладывалась в самом акте рождения. Алмаза создавали столетиями, задействуя газовый гигант, колоссальные усилия и множество Алмазной эссенции. Гиганта сжимали до миниатюрной звезды, которая затем превращалась в очередного Алмаза. Когда самоцветы восклицают «о, мои звёзды», это имеет почти буквальный смысл. Одна лишь такая «инвестиция» сравнима с мегапроектом.

Белая Алмаз проделала это дважды. Практически в одиночку.

Она создала свой народ, довела его до космической эпохи и построила целую империю — по сути, в одиночку. Это по‑настоящему впечатляет. У общества самоцветов хватает изъянов, но его воздвиг один‑единственный разум. У людей бывали легенды о богах, которые впечатляли меньше того, что сумела совершить Белая. Поклонение, которым её окружали подчинённые, было действительно заслуженным. В их системе её руками осталась лишь одна-единственная планета.

Можно было бы подумать, что она — эталон из эталонов. Самая сияющая среди её самоцветов. Самая лучезарная.

На деле же она была невротичкой.

Зелёный Алмаз был почти убеждён: первенство принесло ей ещё и целый букет психологических проблем — если судить по тому, что он успел узнать. Самоцветы вообще склонны зацикливаться на мыслях и паттернах поведения со временем. Исправить их им легче, чем людям, но они так же легко укрепляют эти установки изнутри и порой нуждаются во внешнем вмешательстве. По крайней мере, такова была его первичная гипотеза.

Пока что поведение Белой эту теорию подтверждало. Она замкнулась почти сразу после того, как он доказал, что готов и способен быть самоцветом. Насколько ему было известно, она никого к себе не принимала. По сути, она зациклилась на проблеме. Жёлтая, говорят, пыталась выбить её из этого порочного зацикливания, но получила отказ и была слишком напугана, чтобы надавить.

Зелёный не собирался повторять её путь. Какими бы демонами он ни связывал Белую, они были его собственными, а не её. Он прибыл в её дворец — он же материнский корабль — без лишней помпы и оставил очки позади. Он прошёлся по страже одним взглядом, от которого их едва заметно передёрнуло, а затем открыто, не прикрываясь стеклом, взглянул на неотремонтированные следы разрушений. Вот место, где он вбил Топаз в стену. Вот пробоина, которую оставила Жёлтая в одном из особенно жёстких эпизодов. Вот здесь они узнали, что Алмаза можно схлопнуть. Ничего приятного у него с этим местом не связывалось. Его глаза фиксировали ущерб в беспощадных, почти невозможных подробностях.

— Ты будешь совершенен!

Белый свет.

— Нет, нет, так не должно быть!

Воспоминания, перестройка тела и внезапно обретённые чувства при его рождении были, мягко говоря, неприятны. Одного объёма информации хватило бы, чтобы сломать органика. Зелёный родился для анализа — и поначалу это его сломало. Он это признавал. Он это понимал. Его органические воспоминания велели бы ему съёжиться и забиться в уголок от одного осознания этого. Но он не органик. Он — самоцвет. Его «самоцветная» часть признала эту эмоцию, каталогизировала её — и отбросила как бесполезную. Отложив в сторону травму и боль, он направился к внутреннему залу.

Это место было вершиной технологий самоцветов. Чудовищно огромный корабль, избыточно усложнённый и рассчитанный на то, чтобы вмещать Алмаза, когда тот пожелает стать исполинским. Внутренний зал являлся одним из таких особенно щедрых излишеств: одновременно вычурный и функциональный. При всей силе Белой, пронизывающей это пространство, в нём не оставалось ни капли цвета. Подобное можно назвать своеобразной декларацией мощи. Прочие Алмазы могли и будут сдерживать свою силу, не устраивая таких спектаклей. Белая этим никогда не утруждалась. Сдержанность была ей чужда. Она могла быть меньше — но зачем? Одним только этим зрелищем она казалась богоподобной и недосягаемой. Здесь легко было поверить, что она совершенна, даже если это было неверно. Глаза Зелёного видели всё; и тем не менее он отвёл взгляд и сосредоточился на иных деталях, пока собирался с духом.

Разумеется, это был не единственный функционал данного корабля. У Белой хватало эго, но в первые дни ею управляла прежде всего голая практичность, по самой необходимости. Внутренний зал был спроектирован как центральный узел с единственной целью — создавать Алмаза. Насколько понимал Зелёный, в полной активности отсюда можно было наблюдать любую область газового гиганта и корректировать процессы с точностью до метра. Для чего угодно, кроме создания Алмазов, это было непомерно избыточно. Для них же — почти необходимость, дабы процесс шёл как следует. В полную силу зал заполняли бы самоцветы, трудящиеся над продолжением их вида.

Сейчас этот зал бездействовал. Внутри него была лишь она одна — Белая, одинокая и неприкасаемая. Богоподобное существо, сидящее на троне и снова и снова выполняющее сизифов труд, не добиваясь абсолютно ничего.

— Реювенация не работает. Они должны быть идеальными. Почему они не идеальны? Будьте идеальны. Будьте идеальны, пожалуйста, будьте идеальны. Я не могу, я не буду… пожалуйста, пожалуйста, не уходите, не уходите, нет-нет-нет.

— Что происходит?!

— Я не знаю. Почему ты думаешь, что у меня есть ответы?

— Ты же можешь ВИДЕТЬ!

— Проклятье, Белая, я же должен тебя ненавидеть, ПРЕКРАТИ!!!

Белая Алмаз просматривала записи и логи. Историю двух своих истинных творений. Голограмм было столько, что даже самоцвет, созданный для обработки данных, растерялся бы. Зелёный задумался, сколько раз она уже проходила через этот массив данных. Судя по срокам её уединения и по тому, как она работала с материалом, больше одного раза. К счастью, всё это было меньшей проблемой, чем он боялся.

— В базовой информации лежат воспоминания органика. Если их блокировать, по умолчанию остаётся анализ и деконструкция несовершенной материи и самоцветов. С этими воспоминаниями он остаётся функционален, но откуда они взялись? Зачем? Я была совершенной. Я была, была, была…!

— Белая Алмаз, — позвал Зелёный.

— Я приказывала не беспокоить!!! — взвизгнула она, одним взмахом разбив экраны, и рефлекторно пустила свою особую способность в атаку на Зелёного.

Зелёный шагнул в сторону, заранее просчитав траекторию удара. Его сознание ускорилось. Он зафиксировал всё: оттенок цвета, частоту импульса, разобрал его в поисках специфического кода. Способность Белой лучше всего описывалась как две части: сначала подключение, затем принудительная перезапись. От соединения уйти было невозможно, его нельзя было обойти.

Следующий залп Белой был куда шире — одним шагом тут не уйти. Он позволил лучу накрыть себя, завершая подсчёты. Соединение установлено, на него была отправлена команда перезаписи. Перезапись была отклонена.

Любой другой самоцвет на такое был бы не способен. Даже Зелёный не всегда мог провернуть такой фокус. «Код» перезаписи часто менялся, а Белая, узнай она об этом, наверняка нашла бы обход. Но он не счёл нужным ей говорить. Это давало возможность принять подключение — и грубо оборвать связь.

Белая Алмаз отшатнулась, когда её же талант рикошетом ударил по ней самой. Она моргнула.

— Что…? Зелёный... нет. Неважно. Зачем ты здесь? Ты же ушёл и работал, верно? — она моргнула ещё несколько раз и улыбнулась так, будто только что не пыталась подчинить другого самоцвета.

— Да, я работал. И остаюсь функционален. А вот о тебе, увы, того же не скажешь, — максимально твёрдо ответил Зелёный Алмаз.

— Нет‑нет, это неверно. Мне просто нужно понять, что пошло не так, — Белая выпрямилась, заставив себя выглядеть чуть менее безумной и чуть более божественной, и вновь спроецировала часть экранов. — Чуть больше времени, и я справлюсь. Информация где‑то должна быть. Нам нужна ещё как минимум одна звезда, но я не могу начинать, пока не отыщу изъян.

— Тебе нужно отстраниться, — осторожно возразил подчинённый и кивнул в сторону выхода. — Ты здесь слишком долго, и появились обязанности, требующие твоего внимания.

Белая дёрнулась, мотнула головой и снова принялась поднимать данные.

— О, вы с Жёлтой справитесь. Вы не совершенны, но разве мы не сошлись на том, что тебе необязательно быть совершенным? Я просто…

Зелёный скрипнул зубами — абсолютно лишний жест органика. Она упорно не давала сбить себя с зацикленной мысли; одно вмешательство здесь не помогало. Он буквально видел, как её мысль ходит по кругу. Нужно было заставить её думать о чём‑то другом — связанном с манией, но другом. Ему пришла отчаянная мысль.

— Мне как раз нужна твоя оценка. Я создал два новых типа самоцветов, и вылезли изъяны, — он извлёк планшет из карманного хранилища и протянул его.

Белая взяла его двумя пальцами, почти не глядя, но, бегло скользнув взглядом, тотчас напряглась.

— Моя маленькая звезда, зачем ты привнёс в мир такое несовершенство? Зачем так мучить бедняжек самоцветов?

Он заметно поморщился, ведь в этом была правда. Такое создание причинило самоцветам боль: не сильную, но ощутимую.

— Я поспешил. Ты была в уединении, и… — это было больно произносить, но он продолжил: — я не подумал о последствиях.

Белая почти с ностальгией листала данные.

— Я бы списала это на твою органическую примесь, но сама делала нечто подобное с моими первыми драгоценными самоцветами. Ты когда-нибудь задумывался, почему их больше нет? Они стали столь нестабильны, что представляли угрозу остальным. Ты можешь не верить в возможность совершенства, но здесь, именно здесь, мы обязаны быть совершенными: иначе самоцветам будет больно. Я помню, что я так думала… когда же я отложила эту мысль? — голос Белой звучал словно наполовину отсутствующим; она нахмурилась, и тут же черты её лица разгладились. — О, а это интересно. Проекции и данные по формированию самоцветов?

— Ах, да этот планшет вообще со всем, — спохватился Зелёный и потянулся к устройству с лёгкой ноткой отчаяния. — Эти отчёты незавершённые, и там есть личное!

— О, но ведь тебя не волнует совершенство! Позволь создателю взглянуть... а это наводит меня на мысли. Да, ещё один путь к выявлению изъянов! — с живым интересом сказала Белая, почти небрежно удерживая планшет вне досягаемости своего дитя и продолжая листать данные с улыбкой. — Что ещё… о‑о‑о, новые самоцветы? Хо-хо, кто-то тут у нас гонится за новыми типами.

— Это просто наброски! — самоцвет с мужскими чертами имел память взрослого и был соправителем межзвёздной империи. С ним не будут… А, с ним уже обращались как с ребёнком.

— Убийцы, Артисты, Кораблестроители, «животные» типы. О, а здесь вариативный тип на базе Камушков? Милo, что ты их так любишь. Знаешь, они изначально были просто способом пустить в дело обрезки и отходы. Камушков может быть столько же, сколько «настоящих» самоцветов, а стоят они всего двадцатую долю эссенции. И наряды — о, сколько нарядов! А почему этот помечен как «купальники»? — напевала Белая, без тени смущения пролистывая идеи. — Незавершённо, но о-о-о, как многообещающе. Я не чувствовала такого вдохновения целые века. Хочешь, я ими займусь?

— Ты хочешь заняться ими? — Зелёный застыл, прекратив попытки вырвать планшет. С одной стороны, он помрёт от стыда; а с другой — она выйдет из этого зала.

— Разумеется, и теми, что ты уже создал. Кровекамень трагически дефектна, но твой экземпляр так многообещающ, что эту линию нужно обязательно довести. Они очень напоминают тебя, и, в отличие от тебя, им не следует задерживаться в несовершенстве. Исправление линии потребует усилий, но вознаградит сторицей. Жемчуги же, напротив, получились очень удачными, им лишь не помешает лёгкая шлифовка. Для помощников Алмаза те ресурсы, что ты вложил, оправданы, но не для малых типов самоцветов. И подожди… ты сделал всё это за столь короткое время? — в голосе Белой прозвучало удивление. — Я впечатлена. Ты должен будешь создать для меня Жемчуг, когда мы тут закончим! — потребовала она и наконец вручила планшет обратно ему.

— Ты будешь с ней хорошо обращаться? — спросил Зелёный, выхватил планшет и, слегка вспыхнув, спрятал его в своё хранилище. — Я понимаю, не всем самоцветам достаётся лучшая жизнь, но раз уж я делаю одну такую специально для тебя, я хочу, чтобы ею дорожили.

— Ох, моя ты несовершенная, небезупречная звезда, я дорожу всеми своими самоцветами, но об этой я буду заботиться вдвойне — просто потому, что ты попросил, — Белая коснулась пальцем его лба.

— Тогда сделаю, — согласился Зелёный Алмаз с тенью раздражения, от которой улыбка Белой стала ещё шире.

Он не был человеком. У него были человеческие воспоминания. Быть может, он был переродившимся человеком, — но это не имело значения. Теперь он Самоцвет. Как самоцвет, как Алмаз, он обязан своему виду. Значит, ему предстоит иметь дело с Белой Алмаз и всеми её заскоками. Он не отвернётся от миллионов существ, зависящих от него, из-за человеческих эмоций и сантиментов.

«Я не совершенен. Я не могу быть совершенен. Ничто не может быть совершенным. Но я уйду отсюда и буду стремиться к идеалу. Здесь и сейчас, вот оно моё обещание.»