Чёрное Полесье (джен)

На утро над подпоручиком нависло лицо священника Ильи. Алексей, ещё не проснувшись до конца, резко сел и схватил Илью за рясу:

— Ах ты, душегуб! Ты погубил их!

— Не я, — спокойно ответил священник. — Ведьма, что в тех топях обитает. Вы сами её из ловушки выпустили. Теперь конец нам всем, Алёша. Придёт за нами — и не отпустит.

Алексей не разжимал пальцев:

— Коли не врёшь — докажи! Почему крест нательный не носишь, а эту деревяшку? — Он вырвал у Ильи крест и тыкал им в лицо.

Священник вдруг вырвался — с такой силой, что подпоручик отшатнулся. Перед ним обернулся зверь: серо-чёрная шерсть, пасть, полная клыков, глаза — жёлтые, как у совы. Алексей перекрестился, но крест не помог: чудовище не исчезло. Через миг — снова Илья, в рясе, измождённый.

— Проклят я ведьмой этой, — начал он хрипло. — Сорок лет в этом облике. Не вижу луны — она сжигает плоть мою. Серебро — тоже. Каждый раз, как касаюсь его, изнутри рвётся зверь. Два выхода: умереть самому… или убить её.

Он рассказал: в юности с братом бродил по Владимирским топям. Брат увлёкся — и пропал. Мальчишка-Илья, дрожа, выстрелил из отцовской пищали… и убил брата. Ведьма унесла тело. Илья бежал, клянясь отомстить.

— Мать Ольги — знахарка, — продолжил он. — Десять лет назад исчезла в этих топях… но не погибла. Ведьма вобрала её силу. А в Ольге чует ту же кровь. Потому и не дала Яшке увезти её. Я поймал тварь в серебряное зеркало — и чуть не сжёг! Но дед Федот выстрелил… Зеркало разбилось. А другого такого в Новгороде не сыскать.

Алексей молчал. Слова звучали правдоподобно. И вспомнил он: звериные глаза в реке, туман, крик в лесу…

— Ну ладно, клыкастый. Говоришь — ведьму в зеркале ловить можно… А если порубим топором? Или пулями?

— Боится серебра. Значит, есть шанс.

Алексей встал, схватил топор. Серебро блеснуло — и Илья отпрянул.

— Как выманить её из болота?

— На живца.

— Ольгой жертвовать вздумал?! — вспыхнул подпоручик.

Священник нахмурился, но кивнул:

— Нет. Не станем. Пойдём хитростью.

К вечеру всё было готово. Подпоручик написал прощальное письмо сестре. Письма Яшки сложил отдельно — велел передать Ольге, если не вернётся. Народ благословил их молча: не звали больше никого. Дело — не для толпы.

В лес вошли вдвоём.

Ночь была тревожной. Ветер стонал в кронах, словно предупреждая. Трава шуршала — не от зверя, а от чего-то иного.

— Слышишь? — шепнул Илья.

Из кустов выскочили утопленники: кожа — зелёная, глаза — мутные, пальцы — крючья. Бросились на Алексея.

Священник обернулся зверем — и вцепился в двоих. Алексей — тыльной стороной топора — в лицо одному, лезвием — другого располовинил. Тот, что был жив, схватил его сзади — но Илья перегрыз ему руки.

Бой был коротким. Утопленники рассыпались в тине.

У болота подпоручик бросил на берег косу Ольги — золотистую, пахнущую лавандой.

Вода забурлила.

Из топи выползла тварь: безглазая, с семью или восемью желеобразными лапами, голова — как гнилая тыква. Нюхала воздух — выискивала Ольгу.

Алексей ждал.

Хруст сухой ветки — и ведьма обернулась.

— Беги, Алексей! — зарычал Илья и бросился в схватку.

Но ведьма ударила его — и священник отлетел.

Подпоручик замахнулся — и отсёк одну лапу. Та зашипела и рассыпалась в пепел.

Тварь взревела, хлестнула Алексея по голове — и мир закружился.

— Брось топор! — крикнул Илья.

Алексей метнул оружие. Священник поймал — и отсёк три лапы.

— Лови обратно!

Но ведьма уже вцепилась в руку Ильи зубастой пастью.

— Руби, Алёша! Пущай руку потеряю — да убей тварь!

Подпоручик собрал последние силы — и разрубил ведьму надвое. Вместе с ней — и руку священника.

Монстр извивался, шипел на непонятном языке. Алексей и Илья зажгли факелы — и бросили в тело.

Оно вспыхнуло, как сухая трава. Остался лишь серый пепел.

Алексей собрал его в мешок — и бросил обратно в болото. Пусть там и лежит.