Hurricane. "Give me a sign" (гет)

Малфой выругался одновременно с Роном, только рыжий друг был более благосклонен к первому. Гарри удивленно перевел взгляд на не менее шокированную Гермиону, но, едва посмотрев в ее сторону, тут же отвел глаза. Она шумно втянула носом воздух.

— Гарри? Что...

— Так, Поттер, о такой компании мы не договаривались, — буркнул за его плечом Малфой и развернулся, чтобы уйти. Он ухватил блондина за локоть, сквозь стиснутые зубы процедив: «Ты обещал помочь».

Тот замер на ступенях и позволил Гарри втащить себя внутрь темного коридора, где Гермиона тут же зажгла настенные светильники. Драко переступил с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке и мысленно — Гарри мог поклясться — ругал его и себя последними словами за странное предложение и то, что он согласился.

— Доброе утро, Драко, — несмело начала Гермиона и — о чудо! — даже чуть улыбнулась ему. Гарри захотелось одновременно убить Малфоя и повесить на шею медаль за особые заслуги.

— Да какое оно доброе, Грейндж... — Поттер ткнул его под ребра, — Гермиона.

Все это время Рон стоял посреди коридора соляным столбом и в оба глаза пялился на нежданного гостя, хотя сам сейчас был для Гарри неожиданностью. Как только первый шок сошел с его сознания тягучим пластом, он очнулся, но не успел и рта раскрыть, когда мимо прошлепал сырыми ботинками Поттер.

— Гарри, не хочу показаться невежливым, но... — рыжий нагонял его сзади, пока Гарри топал в кухню налить себе горячего чая. Малфой остался наедине с Гермионой в коридоре. — Какого черта тут ОН делает?

— Помогает, — сухо ответил Гарри, делая первый глоток обжигающего горло напитка. — Гермионе сейчас нужен кто-то, кто сможет... помочь.

— Да неужели? — она застряла в дверном проеме, скрестив на груди руки. Он не мог понять, выглядит Гермиона сейчас злой или подавленной, или злой и подавленной одновременно. Проверять не хотелось, да и не моглось.

— Давай не будем спорить, — вздохнул он, и девушка вспыхнула.

— Да мы с тобой вообще не разговариваем друг с другом четвертый день, какие тут споры! Хотя, нет, постой, давай хотя бы поругаемся от души, чтобы я не терялась в догадках, не пропал ли у тебя голос и рассудок?

Гарри прикрыл глаза, отставляя в сторону чашку, потому что испугался ее разбить. По трагичному стечению обстоятельств это была именно та, которую он треснул в порыве стихийной магии, когда узнал окончательную и бесповоротную правду.

— Нет. Мы НЕ будем ругаться. У нас ведь гости. — Гермиона затряслась то ли от гнева, то ли от безысходности и повернулась за помощью к напрягшемуся Уизли.

— Рон!

— Кстати об этом, — будто вспомнил Гарри. — А что ТЫ здесь делаешь?

Вместо него ответила язвительная до невозможности девушка.

— Тебе нужен кто-то, чтобы помочь.

— Ох, не начинай! — взмолился Гарри, но, как оказалось, Гермиона словно того и ждала: едва не выпрыгивая из собственной кожи, она в мгновение ока подлетела к нему и, яростно заглядывая в глаза, будто хотела вернуть себе все недостающие эти дни взгляды, принялась судорожно подбирать слова.

— Сколько это будет продолжаться, скажи мне? Сколько еще мне смиренно ждать, пока ты не осознаешь, что все в прошлом?

Гарри буквально вывернуло от ее слов, но он нашел в себе силы только на то, чтобы рычать сквозь плотно сжатые зубы — она говорила просто ужасные, невероятные в своей невозможности вещи!

— Я никогда не смогу смириться с этим! — заорал он ей прямо в лицо, ярость выплескивалась из него бурными волнами, разбиваясь о камни преткновения между ними. — Ты не понимаешь, Гермиона, этого не будет никогда!

Он резко отвернулся, сбросил чашку со стола в раковину — та окончательно разбилась — и, тяжело ступая ногами по кафелю, рванул к дверям кухни. Малфой только вошел, удивленно взирая на его покрасневшее лицо, и тут же отступил в сторону, давая пройти. Уже с силой закрывая дверь, Гарри услышал, как Гермиона в гневе помянула Моргану.

— Поттер, ты идиот! — ударил в спину Рон. Он вприпрыжку догнал его в гостиной, но Гарри широкими шагами достиг дверей библиотеки, и Уизли ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Юноша сел в поджидавшее его кресло и сжал руками голову, словно силой хотел выдавить оттуда воспоминания и свои ненормальные бесчеловечные представления о Гермионе. Конечно же, он идиот. Есть в этом мире что-то, что никогда не изменится.

Рон прислонился в письменному столу, заваленному вырезками из старых газет, записями из книг и листами с собственными гарриными соображениями. Друг смотрел тяжело и удручающе, и от этого взгляда еще больше хотелось закопать самого себя в землю.

— Итак, — прокашлялся Рон. — Опуская подробности и лишние вводные части... Что у вас произошло?

Поттер зашелся немым возмущением, уже собираясь сказать, что это их личное дело, и впутывать в него еще и Рона он отказывается, да и говорить на подобные темы с кем-то, кого это не касается, слишком щепетильно. Но Уизли вскинул руку, заранее предупреждая поток бранных слов со стороны друга.

— Я не хочу знать, что она тебе сказала — и без подробностей ясно, что дело в метке, что у нее на руке. Это клеймо навсегда с ней останется, тут и к Трелони не ходи, — добавил он, видя сконфуженное лицо Гарри, который как раз подбирал слова поприличней. — Чтоб ты знал: Гермиона страдает и мучается оттого, как ты с ней обращаешься. Я, конечно, не эксперт и не девчонка, чтобы разбираться в тонкой женской душе, но вот чисто по-мужски: тебе что, совсем наплевать на ее чувства?

Гарри выдохнул, разом осунувшись, и устало потер переносицу. Это невыносимо. Объяснять всем, почему его трясет всякий раз, как она оказывается рядом — да есть ли предел этим бесконечным страданиям?!

— Рон, как раз-таки я прекрасно понимаю ее! И мне больно, мучительно больно видеть, как ей плохо, ты себе и представить не можешь, насколько это паршиво! Но сейчас вот просто подойти к ней и обнять, как раньше, это... — на ум не шло ни одно сравнение — в конце-концов, Гарри никогда не был писателем — а потому он просто вновь затряс головой, прогоняя надоедливые образы.

— Так объясни, — упорствовал друг. — Пока что я знаю только то, что ты к ней охладел, винишь во всех бедах себя, и Гермиона думает, что ты замкнешься в себе и бросишь ее.

— Она так думает? — вскинулся Гарри. Рон фыркнул.

— Не знаю, ты мне скажи! Почему она просит моей помощи, словно больше сил у нее нет справляться одной, а?

Поттер открыл рот, но так и не сумел ничего сказать. Немая ярость душила изнутри, и он бы пускал носом пар, как дракон, если бы мог облечь ее во что-то физическое. Рон терпеливо ожидал развязки бушующего урагана в его душе.

— Хочешь знать, что я чувствую, да? — спросил Гарри, внутренне борясь сам с собой. — Представь себе вот что: Луна против воли выходит замуж за другого, за твоего врага, например. Узнав об этом, ты идешь и убиваешь его, но она уже родила ребенка и теперь ты, как ее новый муж, становишься родителем младенца. Ты знаешь, что он ни в чем не виноват, но все равно ненавидишь его, хотя не должен. И вот тебя разрывает напополам безумная жажда мести, страх за Луну и гнев на ни в чем не повинное дитя, за что ты чувствуешь еще и огромную вину. И вот с таким настроением тебе предстоит прожить оставшуюся жизнь.

Рон действительно выглядел потрясенным. Гарри заметил, как он поежился, видимо, прогоняя невольно возникшие образы. Ему бы хотелось сделать так же и с облегчением понять, что ему все привиделось и ничего не было.

— Как тебе крышу не снесло? — хрипло спросил Уизли, падая в кресло напротив.

— Сам не знаю, Рон. Наверное, Гермиону я все же люблю сильнее, чем ненавижу ублюдков, заставивших ее страдать, — Гарри вновь представил, как находит Долохова, Эйвери и МакНейра живыми и пытает их до сумасшествия.

Эти три имени стали мантрой на ночь, и во сне он видел, как они мучаются. Если бы об этом узнала Гермиона, она бы никогда не посмотрела на него больше так, как смотрит сейчас. Она бы его возненавидела. Он и сам себя ненавидел, да только это было не так страшно, как отвращение на лице Гермионы.

— Мне кажется, что кто-то меня наизнанку вывернул и каждую секунду за оголенные нервы дергает, проверяя, жив я или уже сдох. В мозгу у меня ковыряется, ради эксперимента какого-то подсовывая мне разные жестокие фантазии. Сердце вырывает, и оно болтается на тонких таких ниточках, еле бьется, а этот кто-то умудряется его еще больше истерзать, знаешь...

— Все, хватит, — прервал Рон, глядя на него с уже не жалостью — мольбой даже. — Ты псих, тебе не кажется, Гарри?

Он согласно кивнул, даже не пытаясь спорить.

— Да кто не псих после этой войны, а? Ты почти похож на нормального, но я-то знаю, что это не совсем так. Правда, ты, конечно, выглядишь лучше моего.

— Да испытай я все, что ты мне только что описал, я бы тут же умер, — схватился за сердце Уизли. Гарри взглянул на него, оценив степень его потрясения, и решил, что Рон бы, и правда, не выдержал.

— И что ты намерен делать? Ты ведь понимаешь, что оставлять все вот так нельзя? Гермиона волнуется.

Он вздохнул, который раз представляя, что бы он делал, не будь всего этого. Они бы с Гермионой сейчас могли бы наслаждаться обществом друг друга, просыпаться в одной постели и, может, строить планы на будущее. Но, к сожалению, сейчас у них на двоих было только разрушенное до основания прошлое, греховные мысли и ужасные события, преследующие их по ночам. С таким багажом невозможно было начать что-то новое.

— Честно? Понятия не имею. Я хочу быть с ней прямо сейчас, но боюсь собственных мыслей, — когда Рон непонимающе нахмурил брови, Гарри пояснил. — Для меня Гермиона — тот невинный ребенок и жена в одном лице. Я бесконечно люблю ее, и страстно ненавижу себя, и чем больше боюсь ее потерять, тем сильнее ощущаю, будто это неизбежно приближается.

Рон присвистнул, но, опомнившись, извинился, буркнув «Прости» себе под нос. Гарри точно знал, что друг сейчас чувствует себя неуютно из-за излишней откровенности и свалившихся на голову чужих эмоций.

Для Уизли весь мир, как правило, делился на черное и белое, словно все были фигурами на его шахматной доске. Зло уничтожить, добро спасти. Любовь выиграть в честном бою, соперника повергнуть. Какие-то тонкости он старался избегать, и на войне это качество не раз спасало ему и Луне жизнь, Гарри помнил это. Но сейчас было мирное время с последствиями ужасного периода смертей, боли и горя, и для себя Рон уже четко определил границы, поэтому понять друга с его метаниями ему было крайне тяжело — почти невозможно. Гарри ценил даже его искренне-нелепые попытки.

— Ну, если хочешь знать мое мнение, — протянул Рон, — Гермиона тебя ждать не станет. В смысле, для нее уже сейчас это мучительно, и я не думаю, что она терпеливо будет сидеть, сложа руки, пока ты разбираешься в себе. Так что поторопись и возьми себя в руки. В конце-концов, с ее прошлым ты уже ничего поделать не сможешь, а вот дать ей прекрасное будущее — это тебе по силам.

Гарри вздохнул, склонив голову не грудь. Он не сомневался, что такое возможно, но... Забыть о том, что было? Закрывать глаза на правду? — нет, на такое он был бы не способен даже спустя сотню лет!

— Вот прямо сейчас, — продолжал Рон, — твоя Гермиона, небось, флиртует с Малфоем. Ты чем думал, когда приводил его в дом? Они же там сейчас наедине остались, без присмотра.

Гарри вспыхнул — скорее, от недоверия Рона, — потом удрученно покачал головой, закатив глаза.

— Не говори глупостей, Рон.

— А почему нет? Вдруг, Малфой влюблен в Гермиону с Мерлин знает какого года?

Гарри представил себе на мгновение эту картину и прыснул. Это уж было чересчур.

— Ой, ты еще скажи, что я люблю твою сестру! — когда Рон не повел ни одной мышцей лица, Поттер надавил больше. — Или что Невилл решил жениться на Луне. Или ты на Гермионе.

— Для этого ей пришлось бы учиться на Гриффиндоре, — не подумав, сказал друг, и Гарри заинтересованно подался вперед. Уизли это заметил и деланно вздохнул. — Ну, представь, что я мог бы увести у тебя Гермиону еще в школе. Такое вообще возможно?

Гарри не смог подавить самодовольную улыбку, против воли наползающую на лицо. Он бесконечно доверял Гермионе, и любая даже мимолетная мысль о предательстве никак не могла задержаться в его голове.

— Нет, такого бы просто быть не могло.

Мысли побежали дальше, и вот он уже воображал, как бы повернулись события, учись Гермиона с ними на одном факультете. Она бы никогда не попала в пожирателям и не испытала бы всех тех ужасов, о которых рассказывала.

Да, как бы было здорово, повернись все таким образом.

— Только представь: мы стали бы неразлучной троицей, вместо мужского дуэта и вашей неразделимой с первого курса пары, — Рону, видимо, пришла на ум похожая мысль, и он принялся воодушевленно ее развивать. — Я бы вечно спорил с ней насчет всего на свете, а ты нас успокаивал и разнимал, и в конце-концов так бы перестарался, что вручил нам фальшивое ощущение, что мы просто влюблены друг в друга, потому и спорим — мол, молодая горячая кровь, страсти и все такое.

— Да, точно, — подхватил Гарри. — А я бы, от безысходности, обращал бы внимание не на тех девушек, а в итоге, чтобы не разлучаться с вами, заставил бы себя влюбиться в Джинни. А потом мы бы скитались втроем в поисках крестражей, ругались бы из-за неизвестности и отчаяния, Гермиона плакала бы из-за тебя, думая, что она тебя любит.

— А ты бы расстался с Джинни, мол, прости, дорогая, тебе слишком опасно быть со мной, — нараспев продолжил Рон, театрально взмахивая рукой. — Но, в итоге, мы бы все переженились — а как иначе, победители должны жить долго и счастливо!

Гарри скривился; фантазия летела все выше и выше, становясь все безудержнее, сознание рисовало совершенно нелепые в своей невозможной реальности образы, так что становилось даже смешно.

— И Луна вышла бы за Невилла. А я женился бы на Джинни и был бы шафером на вашей свадьбе, как идиот поздравляя вас от всей души.

— И мы бы придумали странные имена своим рыжим детям. Хьюго, например.

— А я назвал бы очередного отпрыска в честь директоров Хогвартса. Альбус-Северус.

На этом обоих перекосило от одновременного отвращения к выдуманному бедному мальчику, которому посчастливилось бы носить подобное имя.

— Ты только подумай! Наследник Поттеров с инициалами, которые складываются в змею*! — Рон сделал круглые глаза и тут же сильно тряхнул головой, прогоняя даже саму мысль об этом. Гарри неожиданно засмеялся, чем удивил друга сильнее ранее показанных бурных фантазий, и поразил даже себя.

Смех душил его, и почти атрофированные мышцы лица пришли в движение, возвращая легкость. Гарри, казалось, не смеялся веками, поэтому сейчас восполнял время одинокого молчания, и все, что он давил внутри себя, вытекало наружу с этим живым смехом. Он не заметил, как Рон к нему присоединился, и вдвоем их громкие голоса заполняли пустующую библиотеку с немыми книгами.

За его спиной кто-то удивленно ахнул и, обернувшись, Гарри увидел застывшую в полосе света Гермиону.

— Ты... Смеешься? — она неверяще вглядывалась в его изменившееся лицо, будто хотела запечатлеть каждый миллиметр его в своей памяти. — Ты смеешься!

Сердце Гарри постепенно оттаивало, страх, сковавший разум, отступал, в голове прояснялось.

Гермиона несмело улыбнулась ему, и Гарри понял, что этого, оказывается, ему так не хватало — ее улыбки.

* * *

— Грейнджер, ты на самом деле думаешь, что в таком щепетильном вопросе Уизли поможет Поттеру? — Малфой манерно растягивал слова, и Гермиона подивилась, как быстро эта привычка вернулась к нему. Впрочем, даже находясь в не самом хорошем положении в прошлом году, он порой умудрялся вести себя так, словно его все еще волнует только собственная прическа.

— Он единственный, кому Гарри доверяет настолько, что может этим поделиться, — устало выдохнула она. Голова гудела, будто в ней бил огромный колокол Собора парижской богоматери, что она видела в далеком прошлом во время поездки во Францию с родителями. Странно, что эти воспоминания у нее остались, хотя лиц мамы и папы она уже не могла вспомнить. Зря, все-таки, Гермиона стерла себе память, ни с кем не посоветовавшись, но теперь было уже поздно что-то менять, — да и этот фак, возможно, спас жизнь ее маленькой семье, пусть и такой огромной ценой.

— Сомневаюсь, что мне Поттер доверяет вообще хоть сколь-нибудь мало, — фыркнул Драко, — однако это не помешало ему со мной пооткровенничать, верно же?

Гермиона окинула его тяжелым взглядом, мысленно посылая к предкам, и свозь зубы прошипела:

— Он знает, что ты в курсе всех событий, ведь так? И, если не ошибаюсь, это именно ты надоумил Гарри штудировать литературу в поисках информации, так что, будь добр, прекрати неуместные шуточки в стиле Снейпа!

— Не истери, Грейнджер, поседеешь, — лениво обронил блондин, и Гермиона вспылила окончательно. Гнев кипящей лавой поднялся в ней из глубин тщательно закупоренных потайных мест в душе, и сейчас так хотелось выплеснуть на кого-нибудь беспричинную злость, долгое время сидевшую внутри нее из-за Гарри. Хотелось всего — наорать на Малфоя за надоевшую уже язвительность, может, даже побить, а потом пойти к Гарри и вытрясти из него всю дурь. С ума сойти можно, как сильно он не в себе, раз уже запросто водит дружбу с бывшим школьным врагом!

— Зачем ты здесь, Драко? — Гермиона мыслями была в библиотеке, рядом с Гарри, и сейчас, Мерлин, ей так хотелось оказаться на месте Рона и вытрясти из, черт его побрал, Поттера все, что он скрывает! Но она стояла посреди кухни с отколотой ручкой от чашки и смотрела на молчаливого Малфоя. Тот нехотя подбирал слова.

— Ну, чтобы ты знала, я добровольцем не вызывался — меня твой суженый чуть ли не за шиворот притащил. А перед этим хотел вдрызг напиться и заставить меня его домой тащить. И все из-за того, что он чересчур чувствительный мальчик, — последние слова он буквально выплюнул, и Гермиона второй раз удивилась его реакции. Услышанное не укладывалось в голове: Гарри хотел напиться в компании Драко? Нет, не зря она бросилась за помощью к Рону, ой не зря!

— Грейнджер, я, конечно, не советчик в этом деле, но ты бы с ним поговорила, а? — вмиг с Драко слетела всякая маска, и Гермиона увидела того растерянного испуганного юношу, с которым некоторое время делила комнату, боясь вновь оказаться в руках еще каких-нибудь негодяев. — Ему, вроде как, совсем плохо из-за того, что ты правду так долго скрывала. Он тебя боится теперь.

— Боится? — она даже подавилась нечеловеческой какой-то злобой. — Боится?! Меня? Драко, это уже слишком!

Гермиона развернулась, чтобы немедленно пойти к Гарри и все выяснить самой, но тут же себя одернула: она ведь пыталась целых три дня, и ничего не вышло. Гарри закрыт от нее на семь замков, и понять, что с ним творится, почти невозможно. Остается только строить предположения и ждать.

Девушка вернулась к столу и присела на короткие ножки стула. Ужасно чувствовать себя беспомощной, разбитой и одинокой, а ведь именно так она себя сейчас ощущала — брошенной.

— Зачем он так со мной, Драко? — еще неделю назад Гермиона до последнего твердила бы сама себе, что перед кем-кем, а перед ним она не станет плакать — и что же? — теперь ей не хватало сил даже на поддержание собственного достоинства. Да и какое тут может быть достоинство, когда она вывернута наизнанку до такой степени, что даже Гарри не может ей помочь справиться.

— Да ему попросту страшно, Гермиона, неужели не понимаешь? — неожиданно ответил Драко, садясь рядом с ней. — Он ведь теперь думает, что ты больше к себе никого подпустить не сможешь из-за психологической травмы и всего прочего! К тому же, у Поттера ведь синдром вечной вины, и теперь он считает, что твоя трагедия — отчасти его заслуга!

Гермиона даже не смогла ничего ответить, только открывала и закрывала рот в попытке что-то произнести. Слов не было.

Его заслуга? Гарри не может винить в этом себя, не может! Так вот, значит, как он думает — будто ей теперь неприятно! Не ему — ей! Мерлин, это катастрофа...

— Ненавижу его комплекс вины, — вдруг зло бросила Гермиона и сглотнула комок слез, подкативший к горлу. — Гарри просто ужасен.

— Ну, тут я даже спорить не буду, — хмыкнул Драко. — Я твердил тебе об этом целых шесть лет.

Гермиона покачала головой и решила все-таки наведаться к Гарри, чтобы убедиться в своих выводах.

Она только совершенно не ожидала застать его смеющимся. Для человека, четыре дня молчавшего в ее присутствии, Гарри смеялся так судорожно, словно хотел вернуть себе утраченные позиции. Смотреть на это было одновременно и радостно, и страшно.

— Гарри, ты... Все в порядке?

Он повернул к ней голову, и Гермиона заметила в уголках его зеленых ярких глаз слезы. Господи, да что же это...

Она подскочила к нему, взяла за руку и потрогала лоб — не дай Боже жар, — но Гарри перехватил ее пальцы и сильно сжал, так что девушка охнула.

— Скажи, — горячо зашептал он, сердце Гермионы резко ушло в пятки, — ты же полюбила бы меня, не будь я тогда тем мальчишкой, что предложил тебе дружить на первом курсе? Ты бы меня выбрала, не учись ты на Слизерине?

Она нахмурилась, всматриваясь себе миллионы печальных прожитых дней, — и не находила слов, чтобы ответить. Что на него нашло, и почему он вдруг спрашивает подобный бред? — Гермиона подумала, что его разум окончательно отказался принимать жестокую действительность, и уже испугалась, когда Рон рядом неожиданно уверенно заявил:

— Естественно, идиот, это же даже не обсуждается! Я себе представить не могу, чтобы она влюбилась в кого-то другого — это будет только в какой-то другой реальности, неправильной!

— Правда? — переспросил Гарри, словно у него не было своей уверенности, и словам друга он не доверял. Гермионе показалось, что ему просто важно услышать это от нее самой и понять, что они все еще не потеряли друг друга, а потому улыбнулась и накрыла его руку своей.

— Конечно же, правда. Я люблю тебя, Гарри, и никто и ничто этого не изменит.

Она снова повторяла за ним самые важные слова, которые остались в ее сознании незыблемыми правилами, и про себя усмехнулась — какой спиралью складывается их жизнь.

Взгляд Гарри потеплел, и он — впервые за все это время! — ответил ей взаимностью.

— Отлично, — шепотом произнес юноша. Гермиона чуть не задохнулась от его голоса. — Потому что, что бы там ни случилось, я тебя не отпущу, так и знай.

Она не смогла сдержать слез и заплакала, продолжая улыбаться. Гарри смотрел на нее и не отводил глаз, и ей представлялись целые галактики в его взоре, такие далекие и близкие одновременно, и это было просто чудесно — оказаться, наконец, дома.

Рон деликатно вышел, оставив их вдвоем, и теперь Гермиона ждала какого-то действия, реакции, фразы. Но Гарри просто сидел, смотрел на нее снизу вверх и молчал.

— Прости, — она едва расслышала его тихий шепот и хотела уже сказать, что все нормально, раз он снова рядом, когда Гарри вдруг встал и отпустил ее руку. Та безвольно упала вдоль ее тела.

— Что... — Гермиона открыла рот, но он вдруг поцеловал ее в лоб, совсем сбив с толку, и отстранился. Теперь она совершенно запуталась, отчего высохшие было слезы снова появились в глазах.

— Я не хочу, чтобы ты знала меня таким, — сухо объяснил Гарри.

— Каким — таким? — застывший гнев всколыхнулся со дна начавшего уже таять сердца. Гермиона не хотела слышать глупые отговорки и пустые обещания — она устала от этого! Оттого, что спустя столько времени опять чувствует себя никому не нужной и забытой, что вновь возвращается в тот кошмар и просыпается с криками, а его нет рядом, хотя он жизненно необходим, он — воздух, кислород, он — все!

— Я не могу... — заговорил Гарри, запнулся и, несмело отводя взгляд на книжные полки, продолжил. — Я каждую секунду готов взорваться, словно я бомба замедленного действия. Мне не хочется, чтобы ты вдруг поняла, какой я ужасный.

Объяснение, пусть и такое пространное и размытое, давалось ему нелегко, но Гермиона просто этого не замечала — ее одолевала злость, которую она никак не могла вышвырнуть в лицо Гарри. Если бы сейчас она сказала ему, что это так и он ужасен, тем самым подтвердив его опасения, Поттер снова с головой окунулся бы в собственноручно возведенное море вины. Поэтому она просто сверлила его взглядом, надеясь, что до него дойдет, каким дураком он сейчас выглядит.

— Я хочу, чтобы ты был рядом, Гарри, — наконец, сказала она, каждое слово прорывалось сквозь плотное кольцо совсем не приятных эмоций. — Чтобы я не мучила себя параноидальными мыслями, что теперь не нужна тебе с моим прошлым. Хочу, чтобы ты оставил угрызения совести другим негодяям, а сам начал нормально жить.

Гарри повесил голову на грудь и уперся взглядом в пол. Они снова вернулись в начальную точку. У Гермионы упало сердце.

— Видимо, в ближайшем будущем это ни мне, ни тебе не светит.

Она швырнула ему эти слова в лицо и, резко развернувшись, вышла из библиотеки, громко хлопнув дверью. Черт бы нас обоих побрал, Гарри Поттер!

— Герм, что опять случилось? — Рон сидел на диване в гостиной и пил чай в компании Драко — совершенно невообразимый дуэт! Последний вскинул на нее вопросительный взгляд, но плечи Гермионы уже содрогались от рвущих грудь рыданий, поэтому она поспешила наверх, в спальню, чтобы как следует выплакать там свое горе. Оба гостя не ринулись за ней — за что она была им благодарна — и, должно быть, пошли допрашивать Гарри.

Гермиона, давясь слезами, перешагивала через ступеньки и уже ни о чем не думала. Проходя мимо старой женской комнаты, где стояли кровати сестер Блэк, она услышала шорох и замерла. Мышь? Что-то звук слишком громкий и странный, как эхо.

Гермиона вскинула руку с палочкой и приоткрыла дверь, давая свету проникнуть в комнату.

И тут же прямо на нее из-за косяка свалилось что-то большое и тяжелое, больше нее. Гермиона упала на пол, оттолкнула это от себя и откатилась в сторону, тут же указывая палочкой на странное нечто. Она вскочила на ноги, повернулась, готовая отразить любые атаки, посмотрела вниз и...

Сердце заполнило собой всю грудную клетку, стало трудно дышать. На миг показалось, что она спит, и все это — кошмар.

На полу распласталось мертвое тело. Гарри.

Гермиона задрожала, упала на колени, тщетно стараясь прогнать навязчивый липкий ужас; мысли в голове кричали, что это неправда, но она не слышала, хотя пыталась поверить голосу разума изо всех сил.

Она не заметила, когда ее истеричные вздохи переросли в настоящий отчаянный крик — в ушах только стучало так, будто Гермиона была между молотом и наковальней. Ее трясло, сердце рвалось из груди, и все тело почему-то нестерпимо болело.

Это был Гарри, настолько настоящий, что казалось, словно это он и есть. Мертвенно-бледные губы, сжатые в тонкую линию, резкий подбородок с большой кровавой царапиной на нем, закрытые глаза за стеклами треснутых очков. Даже одежда была его — та, в которой он был во время финальной битвы. Гермиона отчетливо помнила каждую деталь в нем, потому что проживала эти мгновения едва ли не все ночи после них.

Гарри.

Безвольные руки и чуть приоткрытый рот.

Гарри.

Кровь на виске, грязные рукава куртки.

Гарри.

Уже неживое тело и все еще живые воспоминания.

Гарри. Гарри. Гарри!

Он вбежал на второй этаж уже после того, как Гермиона задохнулась от крика, и замер, едва заметил себя же. Девушка хотела отползти, но руки не слушались и тянулись к мертвому телу и хотели трясти его до потемнения в глазах, пока он не очнется. Инстинкты были сильнее ее, они брали вверх.

— Гермиона, нет, стой, — сквозь шум в ушах услышала она надтреснутый родной голос, а потом теплые руки Гарри с небывалой силой потянули ее на себя. Девушка сопротивлялась, и ему пришлось надавить.

Именно в этот момент мертвый Гарри исчез, распался на миллиарды клеток в плотном тумане, а через секунду собрался обратно, и Гермиона зашлась диким криком, отползая прочь.

Перед ней лежало ее собственное истерзанное тело.

______________________________________________________________

* Albus-Severus Potter — asp - в переводе с английского — змея