Женщина постарше (гет)

Просыпаться утром, зная, что скоро увидишь Каролину — это ли не счастье?

Гарри спускается вниз, где бурчащий что-то вполголоса Кричер уже накрывает на стол. Его ворчание успокаивает. Невидимые эльфы хороши в гостях, но у себя дома Гарри предпочитает общаться с кем-то, кого можно видеть и слышать.

— Спать надо ложиться вовремя, — ворчит эльф, — у хозяина молодой, растущий организм!

Судя по всему, в его отсутствие Кричер злоупотребляет просмотром программ о здоровье по купленному Гарри осенью телевизору. Сигнал проходит плохо, слишком много в доме магии, но разобрать кое-что на сером дергающемся экране при желании можно. Почтовая сова роняет на стол сверток с "Пророком" и одобрительно ухает, получив два сикля за доставку. Гарри отодвигает тарелку с недоеденным омлетом и берет газету.

— Хозяин плохо питается, — тихо бубнит Кричер.

— Кричер, замолчи или уходи.

Не переставая ворчать, эльф исчезает.

На передовице — ожидаемая фотография со вчерашнего благотворительного аукциона. Гарри вспоминает, как торговался за фигурку какого-то идола с пожилым немецким магом. Ему не столь важна была статуэтка, выставленная на торги Министерством, сколько сознание того, что деньги пойдут на благое дело. Объединенное наследство Поттеров и старшей ветви Блэков поставило его вровень с богатейшими семьями магической Англии, к чему он до сих пор не может привыкнуть.

Он смотрит в окно. Февральское солнце отражатся от мокрого асфальта. По площади торопится девушка с букетом гиацинтов в покрасневших ладонях, смотрит на Гарри невидящим взглядом — вместо дома Блэков она видит глухую узкую стену между домами, старый лондонский брандмауэр, сохраняющий от пожара. Сова улетела в замок Забини два часа назад, но ответа пока не было. Гарри с трудом удерживается от того, чтобы попробовать связаться с Каролиной через камин. По какой-то причине его невеста их недолюбливает, и в обе стороны работает только камин в гостиной Блейза. Разговаривать с ним Гарри неприятно, но нетерпение горит в его крови. Он с трудом подавляет стон, когда думает, что сова, возможно, не смогла попасть в замок. Девушка с гиацинтами остановилась напротив окон, пытается натянуть вынутые из кармана перчатки. Букет мешает, она подносит руку к лицу, прихватывает перчатку зубами.

Надо купить Каролине цветы, думает Гарри, невольно улыбаясь, или украшение, что-то, что напомнит, как сильно он ее... Просто сидеть и ждать дома невозможно. Он надевает куртку и выходит в сияющий синевой день.

**

— Вот дрянь! — вскрикивает Уизли, отшатываясь назад.

Мы сидим в дальнем углу какого-то кафе. Встретились в Косом, прошли через "Дырявый котел" и вышли в огромный город, наполненный магглами. Я немного нервничаю. Уизли тоже дергается. Только его магглорожденная подруга спокойна и целеустремленна, словно змея, выползшая на охоту за птенцами. Впрочем, и ее выбивает из колеи мой рассказ. Чем дольше я говорю, тем шире делаются ее глаза. Наконец я заканчиваю и протягиваю вперед паука, Уизли кричит "вот дрянь!" и чуть не падает со стула, а грязнокровка странно улыбается.

— Твой отец согласился нам помочь?

На протяжении нескольких страшных секунд кажется, что она готова броситься мне от радости на шею. Я чуть отодвигаюсь от стола и вздергиваю бровь.

— Тихо. Не стоит так орать, — это не слишком справедливо, поскольку она скорее приглушенно вскрикнула, но преувеличения при обвинениях всегда полезны.

— Я и не орала.

— Гарри ни за что...

— Значит, у нее было трое англичан.

— ...не повесит ЭТО на шею...

— Ты можешь узнать о них поподробнее? Все, что получится? Драко?

Я почти не вздрагиваю.

— Трансфигурировать его нельзя, потеряет силу... можно скрыть под чарами иллюзии, — размышляет вслух Уизли. Вот уж не знал, что его голова умеет не только есть. Грейнджер смотрит на него в упор, словно пытается передать какую-то мысль.

— Что? — спрашивает рыжий недоуменно. Она искоса оглядывается на меня.

— Если не доверяете, не стоило и впутывать меня в это дело, — цежу я холодно. Голос не дрожит. Дрожит все внутри от жгучей, беспросветной обиды. Золотое трио! Вечно со своими секретами, вечно считают всех глупее и подлее себя. Что я им сделал? Ну ладно, потом... А с самого начала, вот этому конкретно Уизли, тогда перед первым курсом — что?! Ничего же не успел, только вошел... а он сразу... Подумаешь, сказал, что его родители завели больше детей, чем позволяли их финансы. Так это же правда!

Я смотрю в стол, собираясь с силами, чтобы встать и аппарировать отсюда домой. Пусть с магглами сами потом разбираются.

— Да почему мы должны тебе верить, Малфой?! — заводится Уизли. — Только потому, что Гарри спас твою аристократическую задницу?

— Мы доверяем тебе, — перебивает грязнокровка, — ну, Рон, правда ведь! Он не выдал нас тогда в поместье, и Гарри ему верит. Сейчас куда опаснее миссис Зет.

Теперь мы с рыжим смотрим на нее с одинаково удивленным выражением лица.

— Не стоит постоянно называть ее по имени, — поясняет недоделанная конспираторша.

— Так что ты хотела сказать? — напоминаю я.

— Иллюзия на Гарри долго не продержится. Так что придется его предупредить, что это паук. Ладно, я что-нибудь придумаю. Мерлиновы кальсоны, так трудно ему врать! Он сейчас такой счастливый. Я говорила с ним вчера после оперы. Что тебя так рассмешило?

— Твои кальсоны, — коротко отвечаю я и отхлебываю кофе. Грейнджер закатывает глаза, Уизли вдруг улыбается ей самым сладким образом. Грейнджер розовеет.

— Отлично, — говорю я, — попробую узнать про англичан, француза и, может быть, американца. Но негр и индус.., — задумываюсь на секунду, — Про индуса может знать Блейз.

— Остается африканец, — деловито говорит Грейнджер, — а твой отец точно больше ничего не знает? Драко?

Кажется, я начинаю привыкать.

— Видишь ли, Гермиона, — отвечаю я ехидно, и на этот раз вдрагивает Уизли, — отец просил меня больше не вмешиваться в это дело. Мне не хочется его расспрашивать снова, потому что тогда он поймет, что я не прислушался к его совету. В порядочных семьях старших принято уважать. Обращать внимание на их мнение. Понимаешь?

Грейнджер почему-то выглядит крайне виноватой. Я с изумлением смотрю, как она краснеет и буквально сгибается от стыда. Что же такое происходит в ее семье? Не хочу даже думать об этом... хотя дьявольски любопытно.

— Я пришлю сову, когда что-то узнаю. А вы пока повесьте на Поттера паука, — оставив за собой последнее слово, я встаю, бросаю на стол несколько галлеонов и гордо удаляюсь. Пусть теперь Уизли улыбается своей подруге, сколько захочет.

Заворачиваю в первый более-менее безлюдный переулок, накладываю на себя заклятие отвлечения внимания и аппарирую к Блейзу. На границе антиаппарационной зоны вокруг их замка явно суетятся невидимые эльфы — я вижу, как дорожки сами по себе посыпаются песком, как открываются передо мной ворота во внутреннюю часть парка. "Драко Малфой к Блейзу", говорю негромко, и через две минуты рядом возникает Блейз.

— Ты откуда? — удивляется он первым делом, — Почему не через камин?

— Гулял, — туманно объясняю я, — а потом решил проведать, как ты тут.

Не уверен, что он помнит мой прошлый визит.

— Здорово, — вяло тянет Блейз. Вид у него хмурый. Наверное, не так-то легко переносить перспективу сделаться пасынком Поттера.

Мы бредем по дорожкам, перемывая кости однокурсникам и знакомым. Я рассказываю, что Грег умудрился влюбиться в собственную кузину ("Она так изменилась за лето, Драко, ты бы видел!"), Блейз делится и без того известными мне новостями о Панси — та приговорена к году общественных работ в госпитале Св. Мунго, родители мечутся по континенту, восстанавливая старые связи, обручена с дальним родственником Нотта, из немецкой ветви. Тот попал в госпиталь, когда был с визитом в Англии. Обычный синдром влюбленности в медсестру — и вуаля, судьба моей возможной невесты устроена. Наконец доходим до уединенной беседки рядом с озером. Русалок, слава Мерлину, не видно.

— Я хотел с тобой поговорить, — произношу я негромко, — ты можешь убедиться, что ни одного вашего эльфа нет рядом?

Блейз пожимает плечами, щелкает пальцами и делает отгоняющий жест рукой. Мы заходим в беседку. Надеюсь, ни одна невидимая тварь за нами не увязалась.

— Что у твоей матери с Поттером? — спрашиваю в лоб. Блейз бросает на меня ошарашеный взгляд.

— Это уже широко известно?

— Да нет, пока тихо. Но у меня свои каналы, — я смотрю на него со спокойной усталостью, как человек, пресытившийся постоянным притоком информации. Блейз мрачнеет.

— Ты понимаешь, чем это вам грозит? — начинаю я атаку, — За Поттера вас порвут на мелкие, безобразные кусочки! Даже если расследование ничего не покажет, победители смотрят на правосудие не так строго. Они на все способны, могут и без суда засадить, вспомни Сириуса Блэка. О чем вы думали, когда все это затевали? Это же не какой-нибудь американец, которых никто не считает! Это Мальчик-о-котором-пишут-в-учебниках!!

Обвинять, возмущаться, заставлять оправдываться. Простая уловка, но работает безотказно. Смуглое лицо Блейза искажается гневом, и он начинает шипеть:

— Мы? МЫ?! Ты всерьез думаешь, что это я хочу, чтобы моя мать вышла замуж за этого ублюдка? Что Я имею какое-то отношение к этой идее? Думаешь, она меня спрашивает? Спрашивала хоть раз?!

— А что я еще должен думать? — шиплю я в ответ, — Ты ее единственный сын, совершеннолетний маг, конечно, она должна принимать тебя в расчет! Не понимаю только, как ты все это допускаешь! Вам же жизни потом не будет на Острове!

— Если бы, — с тоской шепчет Блейз.

— Что?

— Если бы она принимала меня в расчет. Но нет! — он отворачивается и ударяет кулаком по ажурной деревянной полке, идущей кругом беседки, — Мне нравился Джайми Фатх, ты же знаешь. Он мог быть неплохим отцом. После всех этих лет, что я провел в замке с невидимками, — он издает короткий звук, похожий и на смешок, и на всхлип, — они приехали с матерью, и выглядели такими счастливыми вместе. Прежних я толком не помнил... И целых одиннадцать месяцев я думал, что у меня есть семья. А потом в нашем озере обнаружились келпи. Судя по записям в книгах, они появлялись и раньше. В шестнадцатом столетии, в восемнадцатом... Я даже не знал, что он решил объездить одного из них. Наверняка думал поразить мать своей удалью. Он так любил ее... а она вышла замуж, как только закончилось следствие о его смерти!

Я вдруг понимаю, что никогда не говорил с Блейзом о его семье по-настоящему. Мы оба воспитаны "не выносить трупы из дворца". И то, что сегодня я заговорил с ним и услышал, что он мне ответил — заслуга Поттера, пусть и невольная. Конечно, Блейз никогда не был мне настоящим другом, как Винс или Грег, но все же, все же...

— Сколько ему было лет? — спрашиваю я тихо.

— Двадцать шесть, когда он умер. Он был моложе мамы.

— Мне жаль, Блейз, — говорю я искренно, — это все так странно.

— Иногда я думаю, — перебивает Забини, — может быть, она проклята? Знаешь, как должность учителя по ЗОТИ? Но кто мог ее проклясть, и как ее от этого излечить? Никто ведь ничего не замечает, даже эльфы, а они первыми чувствуют такие вещи.

— Ты не пробовал поговорить с ней об этом? — спрашиваю я, — О Поттере и остальном?

— Зачем? — Забини отрицательно качает головой, — это бесполезно, поверь. Она улыбнется, поцелует меня в лоб, и все будет прекрасно. А потом я проснусь среди ночи и пойму, что она мне так ничего и не обещала, и все по-прежнему плохо, и Поттер таскается сюда с этой влюбленной рожей, как у всех них. Видеть этого больше не могу, Дрейк! Он ходит, и светится, и улыбается всем вокруг от уха до уха...

Вообще-то я очень не люблю, когда меня называют "Дрейк", но я так потрясен разговором, что спускаю эту вольность.

— А Грейнджер с Уизли, — говорю я, — думают, что ее можно переубедить.

Блейз поворачивается ко мне вмиг закаменевшим лицом.

— Что? Откуда ты знаешь, что они думают?

Я кривлю губы.

— Они явились ко мне вчера с топотом и визгом. Еле выставил.

— А, — потухает Забини, — ясно. Ты ко мне поэтому вчера заходил? Этот Уизли... Уроды. Я так и проспал до утра потом... как были придурками...

Несколько минут мы проводим в полной тишине. Слышно, как мерно шуршат озерные волны, накатывая на берег. Блейз равномерно постукивает кулаком по полке. Я напряженно размышляю.

— Я тебя совсем заморозил, — говорит вдруг Забини, поворачиваясь и улыбаясь, — пойдем, посидим у камина, выпьем? Да и ужинать пора. Я теперь ужинаю у себя, — добавляет он. На его лице вновь обычное для него приветливо-непроницаемое выражение.

Остаток дня мы проводим сначала в его столовой, потом в гостиной. Я сижу на ковре, облокотившись на кресло, в котором развалился Блейз, и мы оба пялимся в камин, время от времени отпивая из бокалов. Не говорим ни слова, и это почти хорошо... за окном сначала розовеет, потом темнеет — в обратном утреннему порядке. Когда я лезу в камин, чтобы отправиться домой, Блейз грустно усмехается и изображает губами воздушный поцелуй. Я задумчиво киваю.