Linea ignis (гет)

По спине Драко пробежал холодок. Инстинкт самосохранения импульсами по всему телу посылал одну единственную команду: прячься. Но по вполне понятным причинам, юноша продолжал неподвижно стоять, не отводя взгляда от отца и пытаясь выдать страх провала своего плана, — который можно было едва ли не полностью описать как импровизацию, — за страх перед отцом. Впрочем, была ли разница? А Люциус Малфой тем временем излучал эмоций не больше, чем серые мраморные плиты у них под ногами — и его бесстрастие как раз и свидетельствовало о том, что мужчина практически вплотную приблизился к той грани, за которой начинается настоящая ярость.

— Итак, — изменив совей привычной манере растягивать гласные, Люциус заговорил резко, почти грубо, — я жажду услышать твои объяснения. На каких основаниях Алекто Кэрроу ворвалась в мой дом и принялась едва ли не с торжествующим видом выплевывать мне в лицо обвинения в твой адрес? Обвинения, которые имели под собой как основу определенные доказательства, если верить ей. Темный Лорд по прежнему не до конца уверен в моем, а после прошлогоднего провала и в твоем, раскаянии. А у тебя хватает глупости поддавать нашу лояльность еще большему сомнению? Скажи мне, что я не зря выставил Кэрроу вон со всей ее чушью!

— Она права, — выдавить из себя эти два слова стоило Малфою-младшему практически титанических усилий. Наблюдать за тем, как темнеют от гнева глаза отца, который несколько секунд еще не до конца осознавал сказанное юношей, было действительно немного жутко. Невозможно было предсказать, как все развернется в следующие мгновения, ибо Люциус был из тех людей, которые всегда способны удивить вас неожиданным действием, но все же чего-то в таком духе Драко и ожидал — наверное, оттого, что его собственная реакция в такой ситуации могла быть такой же.

Воздух со свистом рассек резкий взмах палочки, и Драко не смог сдержаться и зашипел сквозь зубы, ощущая, как невербальное заклинание обжигающим прикосновением полоснуло по щеке. На белом воротнике школьной рубашки тут же расползлось несколько темно-рубиновых капель крови. Такой же красной, как и у всех. Не чище и не грязнее.

— Щенок, — почти неслышно выдохнул Люциус, все еще не опуская палочки. Грудь его тяжело вздымалась, и по глазам было видно, сколько усилий он прикладывает для того, чтобы вновь не пустить в ход свое оружие — его все же останавливало осознание, что перед ним его сын. Но чем четче в его сознание формировалось понимание того, чтó Драко сделал, и ктó об этом знает, тем больше отвращения у него вызывало это слово. Сын, который смеет предавать кровь?.. — Ты хоть понимаешь, что натворил?!

— Вполне, — не предпринимая никаких попыток стереть со щеки кровь, Драко приготовился пустить в ход тузы, припрятанные в рукавах. Если, конечно, такие жалкие оправдания можно было назвать тузами, а не бесполезными шестерками. — У тебя нет причин злиться на меня, отец — все то, о чем говорила Алекто Кэрроу, было сделано умышленно. Разве не смогу я поспособствовать восстановлению доверия Темного Лорда к нам, если втрусь в доверие к Хогвартскому филиалу его ярых противников? Эта кучка гриффиндорцев едва ли стоит его внимания, но что, если они могут оказаться полезными?..

По мере того, как Драко спокойно произносил свои убедительные слова, мужчина менялся в лице — гневная гримаса уступала месту холодной заинтересованности. Все же Малфой-младший был прав: насколько бы зол не был его отец, насколько настойчива в своих обвинениях не была бы Кэрроу, Люциус все же слишком сильно не хотел верить в то, что его собственный сын мог поставить под удар непоколебимость их верности своим идеалам. Именно поэтому даже наспех сооруженный, якобы хитрый, план, который при трезвой оценке был бы поддан куче сомнений, сейчас воспринимался лишь как шанс высокомерно стряхнуть с себя тень подозрений в смене знамен. А, возможно, как и шанс снова попасть в милость, если глупые школьники и впрямь окажутся полезными.

— Ты не потрудился обсудить это со мной, — наконец, проговорил Малфой-старший. Он ловко скрыл некое облегчение в голосе, тон которого теперь, подобно обычному, звучал почти безразлично. Он уже спрятал палочку обратно в рукав мантии, и теперь неспешно опустился в кресло близ него, кивая при этом Драко на стоящее напротив. — Почему?

— Я думал, что моя инициатива будет похвальна.

— Инициатива, способная показаться предательством? Я так не считаю. Впрочем… — холодный взгляд серых глаз мимолетно скользнул по все еще кровоточащему порезу. — Теперь инцидент можно считать исчерпанным. Но впредь ты будешь обязан держать меня в курсе своих действий, потому как оказалось, что ты не способен контролировать возможные последствия.

— Да, отец. И больше такого не повторится…

* * *

Джинни вяло ковыряла вилкой овсянку в тарелке. Подперев подбородок рукой, она безучастно наблюдала за этим, едва ли отдавая себе отчет в действиях. Рядом Невилл и Симус что-то в полголоса обсуждали, и по их лицам было вполне очевидно, что это нечто противозаконное для стен Хогвартса, но и это, казалось, совершенно не трогало Уизли.

Удивительно, насколько правдивым оказалось ее предположение о том, что она может и забыть о спокойном сне со всеми теми противоречивыми ощущениями, что грызли ей душу. Гриффиндорке удалось заснуть только под самое утро, и то лишь потому, что она была достаточно обессилена, чтобы веки просто опустились, и она, наконец, провалилась в царство Морфея. Наслаждаться же ей этим пришлось недолго, и вот уже она, недовольная, — как и в любой день, которому сопутствовало недосыпание, — пыталась пережить завтрак. Сейчас тот факт, что с проведением жестких реформ в школе в ней поселилось и такое понятие как тишина, хотя бы относительная, воспринимался практически с радостью. В былое время в Большом зале трудно было расслышать соседа, не приложив к этому максимум усилий, а сейчас, кажется, было слышно даже скрежет приборов о тарелки.

— …Джинни, а что ты думаешь? — Невилл резко повернулся к ней, и девушка от неожиданности вздрогнула и выронила вилку.

— О чем? — настороженно осведомилась Уизли, поднимая вилку с пола.

— Ты не слушала? — юноша, кажется, даже расстроился. Он красочно описывал свои соображения Симусу и был практически уверен в том, что и Джинни внимает его словам. — Майкл Корнер сказал, что когда его тащили в последний раз в подземелья, он слышал, как Кэрроу шептались о том, что им нужно быть уверенными в полной сохранности чего-то в кабинете Снейпа. Он не расслышал, чего именно, но ведь абсолютно очевидно, что это не какая-нибудь мелочь, правда? Иначе с чего бы им беспокоиться о безопасности? Видимо, там что-то, для чего даже кабинет директора не является достаточно надежным местом.

— Разве не поместили бы они тогда это что-то в Гринготтс? — Джинни скептически подняла бровь. Не то, чтобы она не понимала логических размышлений Невилла, или принципиально не прислушивалась к его мнению — скорее, сказывалось ее состояние, в котором даже лучший друг мог вызывать раздражение. — Там бы все точно было в сохранности.

— Может, это должно быть под рукой? Или, возможно, это какая-то приманка?

— Невилл, скажи откровенно: ты хочешь залезть в кабинет Снейпа?

— Мы не можем игнорировать это, Джин.

— А если это все-таки приманка, и приманка для нас?

— Что с тобой, Джинни? — впервые вклинившись в спор, прямо спросил Симус. — Мне казалось, ты будешь только за, и тут же потащишь нас готовиться, я так Невиллу и сказал…

— Все со мной в порядке, — огрызнулась Уизли, отодвигая наконец тарелку с изувеченной овсянкой. — Просто я еще способна отличать необходимый риск от абсолютной глупости, — в завершение этого заявления, она сердито одернула юбку и выбралась из-за стола; не сказав больше ни слова, девушка решительно отправилась прочь из Большого зала, оставляя друзей недоуменно глядеть ей вслед.

— Я знал, что добром это не кончится… — пробормотал Лонгботтом.

— Что добром не кончится? — Симус непонимающе уставился на гриффиндорца.

— Разговоры с Малфоем. Этот гаденыш наверняка ей чего-то наговорил, а теперь Джинни бесится.

— Я вообще не понимаю, зачем мы все с ним связались, — выразил наконец Финниган давно сформировавшуюся в его голове мысль.

— А я не понимаю, зачем он связался с нами, — наконец, повернувшись обратно к столу, мрачно сказал Невилл. Так или иначе, их недавний альянс с Малфоем до сих пор висел над всеми ними невидимой угрозой, и непонятно было, чем в итоге он может вылиться — по крайней мере первые проблемы уже показались на горизонте. И проблемой этой было влияние слизеринца на Джинни.

* * *

— Что с тобой, Драко? — едва ли не взвизгнула Пэнси, едва юноша переступил порог гостиной. Одарив ее тяжелым взглядом, Малфой промолчал, устало опускаясь в кресло у камина.

Драко всегда казалось, что камин, — единственное действительно живое пятно в интерьере мрачноватой общей комнаты, — и тот существует чисто формально, потому что тепло так и не достигало протянутых в его поисках рук. И сейчас обманчиво-теплый свет огня не дарил ни ощущения уюта, ни внутреннего спокойствия, как которые принято испытывать. Или, может, с самим Малфоем было что-то ни так? Казалось, будто он не чувствует не только тепла, он вообще ничего не чувствует. Все вокруг него было наполнено полузвуками, полутенями, всем лишь наполовину.

— Что с тобой? — настойчиво повторила Паркинсон.

— Неудачное заклинание, — отмахнулся слизеринец, прикрывая глаза и откидываясь на спинку кресла.

— Ну конечно…

— Слушай, Паркинсон, тебе заняться больше нечем? — не разлепляя век, осведомился юноша.

Некоторое время он чувствовал на себе взгляд подруги, но когда вновь открыл глаза, Пэнси рядом уже не оказалось. Он облегченно выдохнув, отчасти радуясь, что так легко смог избежать углубления в тему. Зная слизеринку, можно было вполне оправданно предположить, что могла приставать с расспросами еще неизвестно сколько времени, а добившись, наконец, честного ответа — непременно принялась бы жалеть его. Вот только жалости, да еще и от Пэнси, ему не хватало. И только Драко подумал о том, насколько ему повезло избежать такой участи, как в освобожденное Паркинсон кресло завалился человек, который был едва ли не еще более приставучей занозой.

— Это кто тебя так разукрасил, Малфой? — с усмешкой в голосе первым делом спросил Забини. — И где ты торчал весь день? Как тебя только Кэрроу не начали искать…

— Личные дела, — дернул плечами Драко, подыскивая достаточно подходящий предлог для того, чтобы отделаться и от его компании. Забини, конечно, был его другом, но сейчас совершенно не хотелось никого видеть. И какого гриндилоу он вообще пришел в гостиную? Мог бы еще в Большой зал заглянуть, раз уж на то пошло.

— Сверхсекретные? — слизеринец вопросительно поднял бровь. На его лице, как это часто бывало, смешивались напускная серьезность и не имеющее границ любопытство.

— Да.

— И ты не планируешь ими делиться?..

— Нет, — сухо ответил Малфой. Пожалуй, действительно было глупым идти именно сюда, если на деле он желал уединения, потому что мечущиеся в голове мысли было необходимо упорядочить, иначе голова грозилась расколоться. — Только не строй оскорбленную жертву, идет? В другой раз.

С этими словами он поднялся, и поспешил убраться прочь, прежде чем Забини сможет сориентироваться и ляпнуть что-нибудь еще, что его наверняка задержит. Ноги несли его в пока еще неопределенном сознанием направлении; сперва была мысль пойти на Астрономическую башню, но подозрительно частые стычки там с Уизли заставили отказаться от этой идеи — если вдруг ему вновь «посчастливится» встретиться с этой взбалмошной гриффиндоркой, неизвестно, чем это могло кончиться. На широкой лестнице, недалеко от Большого зала, Малфой замер, настороженно прислушиваясь. Существовала возможность, что ему удастся выскользнуть из замка, но только в том случае, если вестибюль не патрулируется — охрана самого главного входа его волновала гораздо меньше, так как им пользоваться он был не намерен. Поскольку все, по крайней мере на первый взгляд, было тихо, Драко шагнул в узкий коридор, в конце которого была коморка Филча. Рядом с этим местом тоже нужно было соблюдать предельную бдительность, зная о излишне остром слухе завхоза и его кошмарной кошке, которая, кажется, нюхом улавливала нарушителей. И все же пробраться мимо, с позволения сказать, комнаты школьного смотрителя, без проблем юноше удалось, и он легко наступил на одну из каменных плит под ногами.

Однажды ночью, еще на третьем курсе, Драко по чистой случайности увидел, как полосатая кошка с квадратными отметинами вокруг глаз топчется на месте, после чего в стене прямо перед ней, будто из ниоткуда, возникает деревянная дверь. Кошку со столь явными приметами было невозможно ни с кем перепутать, и на следующий день Малфой решил проверить, как именно появляется эта дверь и куда она ведет — любопытство подтолкнуло его хотя бы попытаться узнать, зачем она нужна МакГонагалл. После длительного осмотра оказалось, что дверь эта была во внутренний двор Хогвартса, а профессор, принимая свою анимагическую форму, скорее всего отправлялась туда по ночам поохотиться.

Драко в который раз не смог сдержать усмешку, представляя, как декан Гриффиндора бросается на шуршащих в траве грызунов и мелких животных. Попытавшись как можно тише открыть дверь, и досадливо поморщившись, когда она все же немного скрипнула, юноша проскользнул на улицу и быстро оттолкнул шершавую деревянную поверхность назад, на сей раз без скрипа.

Двор заливал блеклый лунный свет, заставляющий все цвета безжизненно выцветать. Раньше, помнил Драко, даже ночью окрестности Хогвартса полнились разнообразными оттенками, все лишь будто покрывала тонкая серебристая поволока, придавая пейзажу только больше таинственности. Но вид этот не вызывал ни тоски, ни уныния, как происходило сейчас — вокруг снова царила непроницаемая тишина, будто было наложено Силенцио, и глаз не улавливал ни малейшего движения. Время, прежде всегда закручивающееся вокруг Хогвартса невидимой, но ощутимой спиралью, теперь замедлялось, а порой и вовсе застывало.

Серебристая гладь озера казалась совсем безжизненной; даже легкий порыв ветра не посылал по ней рябь. Холод, пробирающий практически до костей, ободрял, придавал тонуса и помогал справиться с полнейшей неразберихой в мыслях. Драко оперся плечом о грубый ствол большой ивы, опустившей ветки в воду, и уставился на дальний берег озера.

Он все еще не до конца верил в то, что чудом избежал более серьезных последствий. Порез все еще обжигало пульсирующей болью, и время от времени он начинал кровоточить — Люциус позаботился о том, чтобы сын не мог просто избавиться от следов легкого, но наказания. Но в сравнении с тем, что могло его ожидать в том случае, если бы отец ему не поверил, это было сущим пустяком. Больше болезненной отметины Драко волновало то, что теперь, попытавшись выбраться из одной проблемы, он, тем самым, добавил себе еще одну. Теперь ему требовалось как-то на деле доказать, что его намерения были именно такими, как он сказал Люциусу, а для этого ему, как минимум, требовалось действительно втереться в доверие к гриффиндорцам. А потом, как они того всегда и ожидали, сдать их с потрохами. И все бы ничего, если бы он не задавался вопросом: а получится ли у него это сделать?