Путь Пожирателя (джен)

Ночь скребется в окно, возвещая о царствовании луны. Фонари отбрасывают причудливые тени, искажая мою собственную.

Как можно тише я притворяю за собой дверь, но, проделав это, с досадой отмечаю, что край мантии остался по ту сторону. Повторяю процедуру снова и только тут замечаю, что свет в комнате зажжен, а маменька, конечно же, совершенно случайно, сидит в кресле прямо напротив двери, уткнувшись в какой-то толстый роман. Учитывая то, что она презирает слезливые излияния и безрассудную страсть, что-то показалось мне в этой сцене не так.

— Ну и где ты шлялся полночи? — И это даже не отрывая взгляда от книги!

— Убивал магглов, — я не преминул радостно её об этом оповестить.

Лицо матери приобретает удивленный вид.

— Дурачишься, Сириус.

— Убиваю, мама.

И с этим я спешу удалиться из её поля зрения, чувствуя, что больше не могу сохранять самообладание.

Но стоит мне оказаться за два шага от заветной спальни, как дорогу мне перекрывает недовольный, не сказать бы разъяренный, Регулус.

— Где ты шлялся?! — с упреком во взгляде и голосом на пару тонов выше уровня приличий, вопрошает он.

— О, генетика! — с глубоким страданием протягиваю я, быстрее проскальзывая в свою комнату и запираясь.

— Сириус! — гневный оклик и удар кулаком в мою дверь.

— Рег, ради бога, только не мебель. Предоставь все крушить нашей maman, иначе она потеряет последнюю радость в жизни!

— Придурок, — беззлобно бросает Регулус.

Я смеюсь тихо, так что мне удается расслышать удаляющиеся шаги. Устало сползаю на пол, прислонившись к двери.

Еще один день окончен.

Такой же, как и вчерашний. Или позавчерашний. Да, в сущности, любой мой будний день — битва противоречий и праздник притворства. Эти две стороны моей жизни, ни с одной из которых я не готов смириться.

Позавчера я весь день провел в резиденции Лорда. Все его слуги были призваны, как он предпочитал, с утра. Следуя приказу, мы явились вовремя — и не застали его самого. Лорд Волдеморт и Беллатриса Лестрейнж не явились.

Это навевало на предположения, не самые пристойные, но вполне обоснованные. Пожиратели шептались, а угнетенный Рудольфус Лестрейнж почти выбежал из зала собраний, яростно хлопнув дверьми. Его брат, Рабастан, покинул помещение вслед за ним, и вскоре почти все Пожиратели, пожав плечами, последовали его примеру.

В опустевшем зале остался только я, Барти Крауч-младший да его хвостатый дружок.

— Тут совершенно нечего ловить, Крауч, пошли, — он устремился было к двери, но, видя, что Барти не двигается с места, из чистого упрямства повернул назад. — Чего сидим, кого ждем? — издевательски спросил он, усаживаясь рядом с Краучем. Тот оставался спокоен и даже непоколебим, с сосредоточенным видом изучая стол.

— Темного Лорда, — ответил он с внутренним достоинством человека, уверенного в правильности своих побуждений.

— Фанатик, — фыркнул оборотень, однако не ушел. Заскучав, но убедившись в упрямстве Крауча, он, впрочем, вскоре нашел себе новый объект для исследования.

— А ты что тут сидишь?

Я неопределенно пожал плечами, мол, сижу и сижу, тебе-то что? Не говорить же, что на самом деле идти мне, кроме дома, особо некуда, да и лучше убивать время здесь, чем в одном помещении с нервной в последнее время маменькой и настойчивым Регулусом, считающим своим долгом докопаться до моих истинных чувств!

Ввиду того, что диалога у нас не получилось, молчание огласило комнату на несколько тягучих минут. Когда это начало меня напрягать, а изучать оборотня и его дружка мне надоело, я, наконец, задал интересующий меня вопрос.

— Что ты вообще забыл в рядах Волдеморта, волк?

Он оказался общительным на грани наглости и прямолинейным — достаточно, чтобы скрывать свои настоящие тайны под видом честности. Тот еще тип.

— Маги не любят оборотней, так с чего бы оборотням любить магов? Это общество отказалось меня принять, а я в ответ решил поддержать того, кто хочет это самое общество перекроить.

— Тот есть, тебе просто доставляет удовольствие издеваться над теми, кто раньше издевался над тобой? — с непринужденной усмешкой я извлек из его слов то, что так навязчиво там проскальзывало.

— Если вкратце и по существу, то да, — хотя тон его оставался непринужденным, в глазах зажегся мутный огонь. Ну надо же, какое знакомое зрелище!

— Интересно, скольких еще людей сюда привела месть? — я пронзительно уставился на него. Он ответил мне тем же взглядом, давая понять, что моя реплика незамеченной не осталась.

Оборотень собирался добавить что-то еще, но тут сзади меня послышался звучный хлопок аппарации. Я резко обернулся, чтобы увидеть, как из ниоткуда, опираясь на плечо Беллатрисы, появляется Волдеморт, бледный и раненый. Пронзив нас взглядом, он бросил «Ага, самые преданные, значит», и хотя это должно было выглядеть как ирония, из уст Лорда, хриплым голосом, это прозвучало как признание.

— Мой Лорд! — Крауч подорвался с места, подхватывая Волдеморта с другой стороны. — Что с вами?

— Все хорошо, — он не хотел, чтобы слуги видели его в таком жалком состоянии, — Барти.

И это почти отеческое обращение раз и навсегда объяснило мне поклонение Крауча. Только глухой не слышал историю его взаимоотношений с отцом и только слепой мог не понять причины такой преданности. Волдеморт был для него идеалом и наставником, Крауч в самом деле никогда не предал бы его.

Идиот. Самый настоящий. Чем больше чувств ты демонстрируешь, тем легче тобой манипулировать, а уж Волдеморт найдет этим чувствам нужное применение.

— Моим, например, нашел, — прозвучало в сознании, но я поскорее попытался его заткнуть.

— Что случилось? — обратился я к Волдеморту.

— Я нашел. Нашел лекарство, — и с этим пространным объяснением он ушел, увлекаемый Беллатрисой и поддерживаемый Краучем.

Мы с оборотнем переглянулись, и взгляды на этот фарс оказались схожи. На его лице ясно читалось презрение. Сделав это любопытное открытие, я в задумчивости покинул зал.

Какое, к черту, лекарство?

* * *

А вчера была свадьба Джеймса и Лили.

Узнал я об этом, как ни странно, только за день до самой церемонии. Просто накануне ночью, когда я в кои-то веки засел в нашей библиотеке, пытаясь понять, что за лекарство может понадобиться Волдеморту, не очень, впрочем, успешно, заявилась моя маменька с просьбой убрать моих дружков-дебилов от окон поместья. Это было крайне любопытно, и я пошел посмотреть на зрелище, способное впечатлить даже maman.

Зрелище было действительно стоящее: Питер с визгами летал на уровне окон моей спальни, внизу стоял, сгибаясь пополам от хохота, не в силах даже палочку ровно держать, Джеймс. Люпин отчаянно пытался исправить ситуацию, силясь помочь в левитации Петтигрю, сам при этом едва держа марку. Все это действо сопровождалось безудержным смехом, криками в духе «Мадам Вальпурга, Сириус дома? А, занят наверху? А скиньте Сириуса!» и ором Питера. Расхохотавшись, я вышел к ним, но вместо того, чтобы помочь спустить Петтигрю с небес на землю в прямом смысле этого слова, просто наблюдал со стороны. Лишь убедившись, что я дополняю их живописную компанию, Джеймс как можно аккуратнее поставил Питера на место, также в непереносном смысле. Получилось, очевидно, не слишком нежно.

— Я тебя ненавижу, — заверил меня Петтигрю, ткнув в грудь пальцем.

— Эй, а ко мне какие претензии? — опешил я.

— Операция по спасению Сириуса из неволи прошла успешно! — утирая слезы, сообщил Джеймс.

— Это ты так растрогался? — рассмеялся я.

— Нет, это «Пять минут, полет нормальный»! — ядовито «растолковал» Петтигрю.

Я расхохотался. У меня самые придурошные друзья во всем магмире. В тот момент я был им за это чрезвычайно благодарен.

— Ну вот, весь мальчишник в сборе, — подытожил Джеймс.

— Мальчишник? — удивился я.

— Я же говорил, — помрачнел Ремус.

— Что говорил? — я окончательно перестал что-либо понимать. А потом вдруг на меня снизошло озарение: — Свадьба! Джеймс! Черт побери!

Поттер неожиданно застенчиво улыбнулся.

— Я присылал приглашение. Официальное. Но, как видишь…

Тут даже думать было нечего. Мама резко задернула шторы на моем окне.

— Когда, Сохатый?

— Завтра, — елейно протянул он.

— Ничего себе! Кажется, я опять все пропустил.

— Тебе не кажется, — поспешил заверить меня Питер, все ещё слегка не в духе. Ну, его можно было понять.

Всю ночь мы шатались по улочкам Лондона, распевая маггловские песни и вспоминая веселую хогвартскую жизнь. Вспоминали первые школьные дни и выпускной, проделки и свидания… Вспомнили даже Марлин.

И хотя это была прекрасная, теплая и веселая ночь, окончившаяся в каком-то баре, мне просто выть хотелось от тоски. Мне казалось, что, стоит Джеймсу остепениться, и это будет уже совсем не тот взбалмошный Поттер, которого я знал. Я так боялся, что наши беззаботные деньки станут всего лишь прошлым, боялся, что он измениться. Повзрослеет.

И я совсем забыл, как изменился сам.

* * *

Торжество было хоть и не помпезное, но очень запоминающееся. Цветущая, радостная Лили, обнявшая меня при встрече как собственного брата, родители Джеймса, тепло меня встретившие, бывшие однокурсники с целой кучей историй… Я чувствовал, что вот она — моя семья.

Накануне мама меня просто игнорировала, намеренно не позволяя мне лишний раз попасться на глаза. Я был только рад. Наши с ней принципы были совершенно полярны, и любой лишний разговор перерастал в спор. Она считала меня расхлябанным, я её — эгоистичной. Это был замкнутый круг.

Регулус же был чрезвычайно рад, что я смогу развеяться. Не знаю, когда это началось, но теперь мы с ним словно поменялись ролями: я постепенно переходил на темную сторону, а он хотел образумить меня и вернуть на путь истинный. Это было так странно, что я до последнего не мог понять его мотивов. Пока однажды он сам не признался, что его гложет чувство вины за то, что я стал Пожирателем. Братец винил себя в том, что мне пришлось переломить свои убеждения, совсем не понимая, что он послужил скорее катализатором, нежели причиной.

Не то чтобы мне хотелось его разубеждать.

И вот, когда я стоял там, наблюдая за светящимся Джеймсом и точно такой же влюбленной по уши Лили, за всеми этими счастливыми людьми, меня впервые пробрала зависть. Жгучая и неукротимая, она растлевала мою душу. При условии, конечно, что у Пожирателей есть душа.

Всеобщая радость причиняла мне неизъяснимые муки, а среди лиц приглашенных мне несколько раз померещилось лицо Марлин. Давно забытая несправедливость «Почему это должна была быть она?» напомнила о себе ноющей болью в сердце. Забытая — не значит исчезнувшая. Подобно паразиту, она воскрешала во мне все те пороки, что люди обычно стремятся скрыть. Я чувствовал себя ужасно, черным пятном на идеально белой фате. Я казался себе таким неуместным на этом празднике счастья, неожиданно осознав, что большая половина из них — члены Ордена Феникса, мои враги. Впервые я понял, что значит быть по «ту» сторону.

Неожиданно метка растеклась теплом по телу. Отойдя подальше, я закатил рукав. Лорд вызывал меня.

И почему только я был так рад?