Закон привлекательности (гет)

— Как идут дела с «Фэй шесть»?

Роберт отрывает взгляд от таймера на беговой дорожке, поворачивается к Фреду и неопределённо пожимает плечами.

— Скажем так, неопределённо.

Неопределённо, потому что он сам начинает путаться в их взаимоотношениях, или в их отсутствии.

— Мой совет, Роб: оставь свои планы касательно неё и переключись на ту рыжую…

Эванс говорит серьёзно, смотря на него в упор и не моргая.

Оставить? Сдаться? Нет.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю, — Блэк выключает дорожку и, взяв белое полотенце, вытирает пот со лба. Поход в тренажёрный зал по четвергам — уже традиция. Для Фреда это предлог отдохнуть от семьи, а для него прекрасный способ держать себя в форме. — Я всегда добиваюсь своего.

За всё время существования «шкалы Блэка» оценки «шесть» удостаивались только две девушки, и он добивался их. Да, нужно время, но цель стоит этого.

— Ты упрямый, невыносимый мазохист, Блэк, — устало выдыхает Фред, направляясь вместе с ним в раздевалку. — Ты же понимаешь, что все твои «шестёрки» похожи на Монику. Если не внешне, то по характеру.

Роберт напрягается при упоминании о Монике. Столько лет прошло, а он до сих пор не выносит имени бывшей жены.

— Не неси чушь.

— Послушай, друг. Моника была шикарной женщиной, нам было чуть за двадцать, и она для нас казалась богиней, но, — Фредерик открывает шкафчик, вытаскивая свои вещи, — она управляла тобой. Ты находился под её влиянием… Психологически, эмоционально. Вспомни, как она манипулировала тобой! Ведь поэтому тебя и привлекают девушки намного младше, потому что там доминируешь ты.

Роберт не любит вспоминать об этом периоде жизни. Ему было двадцать два, хотелось покорить весь мир, и он встретил её: красивую, загадочную, умную и прекрасную. В глазах Моники был весь мир, секреты которого, казалось, она знает уже давно. Она порабощала его волю, а Роберт и не замечал. Он терял свободу, весь его мир сводился только к Монике, и его стало это душить. Если бы не Фред, то Роберт ещё долго бы находился под её влиянием. Моника была взрослой, таинственной и очень опасной.

Блэк не хочет признавать правоту друга, но с этим не поспоришь. После развода он надолго замкнулся в себе, сосредоточившись на карьере. Стремительный взлёт, мимолётные увлечения, а потом хроническая скука. В Роберте содержится ядерная смесь холерика и меланхолика. А потом он решил преподавать и именно тогда открыл для себя всю прелесть юных девушек: они молоды, независимы, прекрасны, как летние бабочки, а самое главное — Блэк имел над ними психологический контроль. Наверное, неосознанно научился у Моники. Только вот всё это не относится к Фэй шесть, потому что она ни черта не похожа на его бывшую жену.

— Какой контроль, Фредс? — Роберт говорит это беззаботно, но внутри остаётся неприятный осадок. — Ты просто не видел её. Ею так легко управлять, направлять, а она и не замечает.

Эванс смотрит на него, практикуя свой «тяжёлый» взгляд судьи, кивает и наклоняется, чтобы переобуться.

Роберт натягивает белый пуловер, накидывает чёрное пальто и, взъерошив непослушные волосы, выходит на улицу. Пока он ждёт Фреда, мысли в его голове стремительно меняются. Он думает о Монике, о себе, о Фэй…

Фэй. Легкоуправляемая. Эмоционально скупа. Замкнутая, отчуждённая, независимая. Это говорит в нём адвокат, привыкший составлять психологический портрет человека. А что говорит тот Роберт, что внутри? Если копнуть глубже, дать волю эмоциям и свободу мыслям, то можно много чего сказать.

Фэй. Слишком необычная для среднестатистической студентки. Слишком прямолинейная для замкнутой. Слишком странная для легкоуправляемой. Слишком много этих «слишком». Чёрт, ей девятнадцать, и его это никогда не останавливало, а сейчас он чувствует какую-то преграду, но не может понять: какую именно? Сказать честно, Роберт не может узнать Фэй до конца, у него есть лишь размытые очертания и долбанная куча предположений. На неё так легко влиять, контролируя внутреннее состояние, но так же трудно определить, о чём она думает. Парадокс.

Эванс выходит на улицу, провожая взглядом стройную блондинку. Блэк усмехается, достаёт ключи от машины и открывает её.

— Роб, тебе ещё не надоело преподавательство? Нет, конечно, я понимаю, что тебе привлекает в этой работе, но не хотел бы ты вернуться к адвокатской практике?

Блэк заводит машину и, глядя в зеркало заднего вида, аккуратно разворачивается, выезжая на дорогу.

— Я ещё ни разу не думал об этом. А что?

— У меня есть пару дел, которым требуется хороший адвокат. Большие деньги, необычные ситуации — всё, что ты любишь.

— Я не хороший адвокат, — Роберт усмехается. — Я лучший. И я подумаю над этим, пока буду коротать время на скучнейшем благотворительном вечере…

— Что за вечер? — Фредерик удивлённо вскидывает бровь, отвлекаясь от созерцания прохожих девушек. Интересно, сколько раз он уже изменял жене мысленно?

— Университет устраивает благотворительный вечер для студентов и их родителей, а так же попечительского совета, маскируя это под «собрать средства для сирот», но мы же с тобой знаем, как это помогает с налогами.

Они говорят всю дорогу, пока Роберт везёт Фреда домой. Он говорит и одновременно думает о Фэй. Интересно, что она сейчас делает?

По пути домой звонит телефон, на дисплее высвечивается «Эмили пять», и Роберт борется с отчаянным желанием не брать трубку. Эмилия. Для кого-то идеальная, но для него это скучно. Что интересного в идеальности? У Блэка не захватывает дух от солнечной улыбки, он не теряет голову при виде её красоты, которой бы позавидовала Симонетта Веспуччи, возведённая в ранг богини самим Боттичелли. Больше эмоций у него вызывает даже Нэнси Спандженси.

Мать их, да что с ним такое? Дэвис — твёрдая пятёрка, между ними столько сексуального напряжения, что можно не сомневаться, какой будет секс.

Рука тянется к телефону; в конце концов, это будет просто очередное фантастическое увлечение.

***

Первый день зимы, а Нью-Йорк снова удивляет своей непредсказуемостью. В прошлом году в это время уже выпал снег, а сейчас так тепло и бесснежно, будто осень решила задержаться подольше, радуя Фэй. Она идёт по тротуару в университет в расстёгнутом тренче и небрежно развязанном шарфе, отстукивая определенный ритм каблуками сапог.

— Фэй, — знакомый голос достигает ушей, заставляя мысленно напрячься. Боже…

Она натягивает дружескую улыбку и оборачивается, смотря прямо на «Эмили пять», как её окрестил профессор Блэк. Походка Дэвис такая лёгкая и непринуждённая, будто она не идёт, а плывёт. Прохожие провожают взглядом её зад, обтянутый в чёрные брюки, а сама она светится улыбкой.

— Привет, Эмилия, — Фэй почему-то выпрямляет спину так, как когда Селина заставляла ходить её со стаканом воды на голове, жалуясь на её ужасную осанку. После этих мучительных упражнений, Данауэй навсегда забыла, что такое сутулость. — Как дела?

— Всё отлично, — Дэвис смахивает рыжую пружинку волос со лба и направляется вперёд. — А у тебя как? Я же так и поблагодарила тебя за…

— Всё нормально, — быстро отвечает Фэй, не желая дослушивать конец фразы.

Она же, чёрт возьми, сама придумала этот план, чтобы Роберт переключился на кого-нибудь другого и оставил её в покое. Так почему же нет долбанного удовлетворения? Скорее, наоборот, раздражение. Улыбка Эмилии проходится лезвием по оголённым нервам, смех режет слух, а от избытка энергии в теле Дэвис, хочется напичкать её фенобарбиталом.

Фэй резко зажмуривает глаза, погружаясь в темноту, и пытается засунуть все эти мысли глубоко в себя. Ей страшно. Страшно, что она способна на такую агрессию и подобные мысли. Эми что-то говорит, бурно жестикулируя, а Фэй всё глубже уходит в себя, выстраивая ледяную стену между собой и окружающим миром.

— … Роберт такой, — слух цепляется за знакомое имя, и Данауэй думает, что в конец рехнулась вместе с этим миром.

Неужели вся причина в нём?

Нет.

Не может быть.

Нет.

Это не может быть из-за него, вернее из-за её чувств к нему. Каких чувств? Фэй же считает его поведение аморальным, ей же так хотелось, чтобы он не обращал на неё внимание. Так почему она всё чаще думает о нём? Интересно, что бы было, если всё сложилось по-другому…

— Так у вас с ним уже всё, — она запинается, с трудом подбирая правильное слово.

— Ты имеешь в виду секс? — как ни в чём не бывало, спрашивает Эми, подходя к воротам университета. — Ещё нет, но завтра после благотворительного вечера… — она прикусывает губу, улыбаясь, словно ребёнок, который скоро получит новую игрушку. — Кто знал, что профессор Блэк окажется недотрогой, — все эти слова сопровождаются звонким смехом.

Данауэй пытается улыбнуться, но не получается.

— Желаю удачи, — махнув ей на прощанье, Фэй сворачивает к главному корпусу и идёт, уставившись в землю.

Всё так и должно быть. Но если на одну сумасшедшую секунду представить, что она и Роберт… Как там говорят? Завели интрижку? Роман? То, как бы всё сейчас было?

Глупая. Никакой интрижки, никакого романа. Банальное «переспали» и всё.

На задворках сознания мелькает победная мысль, что она — шесть, а Эмили — пять, но Фэй быстро прогоняет её. В ней, будто живут два человека, с противоположными желаниями, идеалами, чувствами, эмоциями и она уже устала метаться между ними.

— Мисс Данауэй, — Фэй поворачивается к миссис Хёрт — профессору английского языка — приветливо улыбаясь. — Вы же посещаете лекции профессора Блэка?

— Да, профессор Хёрт.

Улыбка медленно погасает и, невнятно кивнув, она снимает с себя шарф, завязывая его на ручку сумки.

— Отнесите ему, пожалуйста, этот список, — миссис Хёрт протягивает ей тонкий лист бумаги. — Мисс Данауэй?

Фэй смотрит на лист, пытаясь придумать отговорку, но в голову ничего не приходит. К тому же профессор Хёрт славится своей твёрдостью и, как говорят некоторые студенты, стервозностью.

— Да, конечно.

***

Роберт сидит на рабочем кресле с закрытыми глазами, как обычно закинув ноги на стол. В наушниках играет «Smells Like Teen Spirit», на несколько минут возвращая его в молодость. В университете они с Эвансом фанатели от панка, рока и гранжа. У Роберта всё ещё хранилась кожаная куртка, украшенная многочисленными заклёпками и значками в стиле Сида Вишеса, в которой он ходил в панк-рок клубы.

Фэй в нерешительности смотрит на профессора Блэка, стоя перед его столом. Может просто положить лист и уйти? Да. Надо так и сделать. Только почему ноги не слушаются…

Он резко открывает глаза, когда в нос ударяет сладкий аромат духов. Перед ним внезапно возникает Фэй. Её чёрные волосы собраны на затылке, водопадом спадая по спине. Длинные черные росчерки её бровей кажутся изогнутыми стрелами, а взгляд... Он кубарем летит к Роберту и, сталкиваясь с ним, скатывается на пол. Вытащив наушники из ушей, Блэк натягивает на лицо насмешливую улыбку.

— Привет.

Фэй смотрит на него, чувствуя, как черты её лица становятся резче. Снова непринуждённо-насмешливый вид Роберта, словно она какая-то забавная вещь, которую ему так нравится разглядывать.

— Здравствуйте, — Фэй кладёт на его стол лист, поправляя ползущую по плечу бретель майки. — Профессор Хёрт просила передать вам.

И снова эти обращения на «вы». Хотя они и в университете, но Роберту всё равно некомфортно. То ли от её голоса, то ли от взгляда.

— Неужели? — он усмехается, лениво протягивает руку к листу, принесённому Фэй, и быстро пробегается по нему глазами. — Ну, спасибо…

Блэк говорит это так, будто она сама искала предлог прийти к нему. Данауэй прищуривает глаза и, насмешливо фыркнув, скользит взглядом по его лицу.

— О, вы умеете благодарить, мистер Блэк, — саркастично произносит она, ощущая, как внутри что-то щёлкает, пробуждая ту часть, которую она так боится.

— Представьте, мисс Данауэй, да, — в той же манере отвечает Роберт, убирая ноги со стола. — Какая жалость, что вы заметили это только сейчас.

Фэй сдувает чёрный локон с лица, ядовито улыбаясь. Какой же он… невыносимый.

— Заметила бы раньше, если бы обращала на вас больше внимания.

— Где вам найти время между поцелуями со мной и игрой в прятки, чтобы обращать на меня внимание?

Сто очков Слизерину.

Бровь Блэка изогнута, в его глазах читается чувство превосходства, и, облизнув пересохшие губы, он встаёт с кресла, снова становясь выше Фэй на пол-головы.

Наверное, она должна покраснеть или убить его взглядом. Может, даже убежать. Фэй бы и поступила так, если бы не была так зла. Ярость медленно просачивается в вены, разносясь по организму наравне с кровью и напрягая каждую мышцу на лице.

Если бы он жил в Средневековье, то, несомненно, счёл бы её ведьмой по одному этому взгляду. Ярко-зелёные глаза сверкают, обрамлённые накрашенными ресницами и, если бы он не был Робертом Блэком, то давно пожалел бы о сказанном. Но эти эмоции, что читаются в едва видимой мимике лица Фэй, этот фейерверк чувств, бушующий в воздухе — всё это захватывает дух, разгоняя адреналин в организме.

— Уверена, что перед тем, как переспать с Дэвис, ты будешь прокручивать в голове тот поцелуй, — проведя языком по верхнему ряду зубов, она почти не обращает внимание, как бретель белой майки снова ползёт вниз, оголяя белоснежную кожу плеча. — Всё-таки «пять» не «шесть».

У Фэй возникает чувство, будто с неё, наконец, падают оковы, сдерживающее что-то важное и приятное внутри. Становится так легко и свободно. Не желая больше продолжать эту тему, Фэй разворачивается к двери, эффектно тряхнув волосами.

— О, обязательно бы вспомнил, — въедливо начинает Блэк, делая несколько шагов вслед за ней и становясь позади. — Если бы запомнил.

Он стоит так близко, что его дыхание щекочет шею.

Он стоит так близко, что у неё невольно подкашиваются коленки.

Он стоит так близко, что это почти невыносимо.

Развернувшись, Фэй делает шаг назад, упираясь ногами в парту. Приподняв голову, она сталкивается с ним взглядом и, медленно выталкивая воздух из отяжелевших лёгких, машинально выставляет руки вперёд, упёршись ладонями в его грудь.

— Роберт, — голос охрип и звучит слишком тихо.

Фэй невольно ощущает руками мышцы на его груди, и её тело бросает в жар. Боже, такого раньше никогда не было… Надо взять себя под контроль, но все мысли лихорадочно испаряются, не успев сформироваться.

— Фэй, — просто отвечает он.

Блэк скользит взглядом с её глаз на губы, кажущиеся неестественно светлыми, и он почти готов сдаться. Какая к чёрту игра? Никаких правил, целей, когда Фэй так близко. Никаких преград из-за возраста, статуса, отношений, когда по коже пробегают приятные мурашки от её простого прикосновения. Это что-то ненормальное, сумасшедшее не только на физическом уровне, но и эмоциональном. Неужели это впервые? Как бы вульгарно-слащаво это не звучит, но Роберт открывает в себе новую, неизвестную грань, только вот понять всё это пока не может…

Фэй непроизвольно становится чуть ближе, а в ушах отчётливо слышится биение её собственного сердца. Не хочется думать, размышлять, контролировать, когда что-то внутри толкает тебя вперёд.

Резко сократив расстояние между ними, Роберт впивается в её губы страстным поцелуем, и у обоих из головы вылетают все мысли. Какая разница, что это университетская аудитория, в которую в любую минуту могут войти?

Губы у Фэй мягкие и холодные, как в прошлый раз. Но если тогда это был робкий и почти нежный поцелуй, то сейчас — дикий и страстный — словно барьер, сдерживающий взаимное притяжение, сломался.

Фэй захлёстывает миллион эмоций, разрывая сознание, потому что это чересчур много для неё одной. Его язык скользит по её нёбу, сталкивается с её языком, танцуя безумное танго.

Рука Роберта перемещается на её спину, всё ниже и ниже, пока, наконец, не забирается под майку.

Ближе, крепче, ещё ближе…

У Роберта тёплые руки, греющие кожу на спине. Фэй обвивает одной рукой шею Блэка, вторую всё ещё прижимая к его груди, и углубляет поцелуй, хотя, кажется, что это уже невозможно. Становится жарко, словно сам воздух резко накаляется. Каждое ощущение в новинку, и это так приятно…

Не надо ни о чём думать, надо просто поддаться порыву желаний и эмоций.

У Роберта в голове взрывается яркий фейерверк сумбурных мыслей, хочется ещё крепче прижимать Фэй к себе, ещё яростнее терзать её губы.

Поцелуй душит, не даёт кислороду добраться до лёгких, но эта жажда такая необходимая, как и его руки, скользящие по оголённой спине, добираясь до застёжки лифчика…

С оглушительным треском что-то падает на пол. Они не видят это, но отчётливо слышат.

Первым приходит в себя Блэк, нехотя отрываясь от губ Фэй, и смотрит ей за плечо. Его рот медленно раскрывается, но он не может произнести и слова. Весь его грёбанный словарный запас испарился, потому серые глаза напротив стали стеклянными.

Данауэй жадно ловит ртом воздух, ощущая, что впала в прострацию, но, отступив назад, прослеживает взгляд Роберта и упирается взглядом прямо в Эмилию, а потом на её телефон, разбившийся ударом о пол.

— Я, — глухо произносит Эмили, переводя взгляд с него на неё.

У Фэй болят губы, сотни мыслей, состоящих из противоречий, прорвались в голову, грозя свести с ума. Сердце ударяется о рёбра, заставляя кровь прилить к щекам. Господи…

Роберт растерян. Он балансирует на грани, и, если сделать одно неверное движение, то всё полетит к чертям.

Грустно усмехнувшись, Эмили резко разворачивается и, не сказав больше ни слова, уходит.

Фэй всё ещё молчит. Ей почему-то не жаль Эми, да и вообще становится всё равно. Наверное, весь запас чувств и эмоций исчерпался, оставив пустоту внутри. Безэмоционально переведя взгляд обратно на Блэка, Фэй смотрит словно сквозь него, ощущая лишь боль на губах.

Роберта пугает этот резко отстранённый взгляд, да и вообще такая кардинальная смена эмоций. Ещё минуту назад она искрилась, а сейчас стоит, словно фарфоровая кукла с неживыми глазами.

— Фэй, — он делает шаг ближе, не зная, что и как говорить. С одной стороны всё сдвинулось с мёртвой точки, а с другой… Кажется, Фредс был прав, и это сеет панику внутри. — Мы…

— Нет, — она отрицательно качает головой, отступая между парт. — Не подходи ко мне…

Её глаза расширяются от осознания происходящего, которое сменило пелену лёгкого беспамятства. Какого грё… она наделала?

Данауэй быстро уходит, оставляя Блэка в смятение. Внутри начинает бушевать ураган, бешено захлёстывая каждый миллиметр сознания, натягивая каждый нерв, словно струну. Вашу мать, что вообще происходит? Ему хочется разнести этот долбанный стол, доску, парту, стулья, чтобы выкинуть из головы то, что было.

А был не просто поцелуй. Это была буря, сносящая крышу — она заставила Роберта потерять контроль над ситуацией: он готов был сдаться, готов был душу дьяволу продать, лишь бы это всё продолжалось.

Он так боится ощутить родство по духу, потому что это чувствуется намного острее, чем страсть. Страсть — это просто, а остальное…

***

Мягкий свет играет в драгоценностях, сияние которых падает на пёстрые наряды. Всё выглядит немного помпезно, но разве не так должны проходить благотворительные мероприятия? Люди грациозно напиваются шампанским, пихают в рот оливки, обсуждают последние новости, а потом в газетах пишут, что так они помогают нуждающимся.

Библиотека университета превратилась во временный банкетный зал с несколькими пунктами приёма пожертвований в самом центре и переносной барной стойкой.

Роберт упёрся локтём в эту самую стойку, медленно поглощая янтарную жидкость в толстом стакане. Паническая атака давно прошла, и теперь он размышлял над сложившейся ситуацией. Блэк не хочет просто так отпускать Фэй, но если не отпустит, то последствия будут непредсказуемыми. Раньше его увлечения были лишь на физическом уровне, они приносили удовлетворение и на время развевали хроническую скуку, а вот сегодня он ощутил нечто большее — эмоциональную связь, и теперь боялся, что больше не сможет доминировать в их взаимоотношения, как когда-то с Моникой. Оглянуться назад — погибнуть. Прошлое в прошлом.

— Роберт и виски — это уже классика, — сзади раздаётся насмешливый голос, и он оборачивается через плечо.

Светлые волосы девушки волнами спадают на плечи, разрез серебряного платья открывает взору длинные ноги, вызывая у Блэка едва заметную улыбку. Не узнать её было бы сложно.

— Мисс Стюарт, — вкрадчиво произносит он, окинув истинно-мужским взглядом. — Вы прекрасны, как всегда.

— Спасибо, профессор Блэк, — в тон ему отвечает она, становясь рядом. — Жаль, что ты уже давно не мой профессор.

— Моя пташка выросла и стала самостоятельной, — усмехнувшись, Роберт невзначай проходится глазами по залу, в попытке найти Фэй, но её нигде нет.

— Ты кого-то ищешь?

— Нет.

— Дай угадаю, — Стюарт прищуривает глаза, делая вид, что задумывается. — У этого «нет» чёрные волосы, большие зелёные глаза, проблемы с выражением эмоций, острый язык и крайняя замкнутость…

Блэк резко вскидывает голову, приподнимая бровь. Откуда…

— В тебе открылись способности, о которых я не знаю?

— Нет, — со смешком отвечает она, смахивая волосы с плеч. — Просто я, как никто другой, знаю свою сестрёнку.

Шок. Лёгкий, но шок.

— Фэй твоя сестра? — почему-то удивление в голосе не исчезает. — Но…

— Она моя сводная сестра, — Селина непринуждённо улыбается. — Уймись, Роб, ей девятнадцать — она ребёнок. Я не могу запретить ей что-либо делать, как и достучаться до твоей совести ввиду отсутствия таковой, но подумай, это может плохо кончится.

— Что в твоём понимании «плохой конец»? — насмешливо спрашивает Блэк, справившись с потрясением, и обхватывает ладонью холодный стакан.

— Фэй может в тебя влюбиться.

Он готов рассмеяться, но, глядя в серьёзные глаза Селины, уже не хочет. Что за чушь? Блэк вообще считает, что Фэй не способна на такие чувства, как любовь. Слишком много льда.

— Может, всё-таки ты не знаешь её?

Селина проводит пальчиками по поверхности барной стойки, её красные губы соблазнительно растягиваются в нежной улыбке. Она была его лучшей ученицей, даже несмотря на то, что между ними ничего не было. Яркое сочетание холодного ума и тёплой красоты.

— Фэй замкнутая, холодная, но внутри она все ещё ребёнок, считающий себя взрослым и самостоятельным. Она не всегда была такой… Чужой для мира, что ли. Мой отчим — её отец — говорит, что Фэй стала такой после смерти матери. Только вот, если внешне она не проявляет никаких чувств, это не значит, что она на них не способна. Она встречалась с несколькими парнями в школе, но это скорее было просто «прощупать почву», а ты можешь стать серьёзной проблемой.

— Я?

— Да. Взрослый, опытный, харизматичный, притягательный, показывающий «новый и незнакомый» мир девочке, которая смотрит на всё сквозь призму замкнутого внутреннего мира.

Блэк бы, наверное, улыбнулся, когда она перечисляла его достоинства, но не смог. Так вот значит, какая она — Фэй Данауэй, которую он не мог понять.

— Меня муж заждался, — Селина улыбается, махая ему на прощанье.

А Роберт остаётся снова в смятении, ненавидя всю эту сложность. Наконец, он понимает, что за «преграду» он чувствовал. Просто он ошибся.