Мальцева! (гет)

Ты в результате спишь на кухне, поставив в ряд три старенькие табуретки — ноги неуклюже торчат, лежать неудобно, со временем икры наливаются неприятной ноющей болью. Проснувшись с утра, обнаруживаешь, что тысячи крохотных иголочек будто впиваются в мышцы изнутри при любой попытке пошевелиться.

А ещё обнаруживаешь на кухне Мальцеву — сонную, утреннюю, растрёпаннную, в помятой толстовке. Она и не думала, конечно, готовить никаких завтраков; сидит прямо на полу, подтянув к груди колени, читает книжку об администрировании компьютерных сетей — нашла, видно, на тумбочке возле кровати — и старательно делает вид, что совершенно тебя не замечает. Совершенно.

— Мальцева? — вот только голову поднимает чересчур резко для человека, увлечённого чтением.

— Доброе утро, Павел Леонидович, — негромкой скороговоркой, без капли удивления в глазах.

Ты рассказываешь ей про твой ответ на сообщение её родителей, тщетно пытаясь задушить в себе стыд; она, впрочем, совсем не обижается, не возмущается — и даже, кажется рада. Благодарит, во всяком случае, почти искренне; будут ли у неё сегодня на самом деле проблемы с родителями — ты уже вряд ли когда-нибудь узнаешь.

Готовишь на завтрак яичницу с ветчиной, нарезанной крупными, не слишком аккуратными кусками. Алиса ест охотно, жадно, не смущаясь; ты пару раз невольно ловишь себя на том, что с какой-то болезненной внимательностью наблюдаешь за этим процессом. Розоватые девичьи губы поблёскивают от жира; отправив в рот последний кусок, она облизывает их своим острым языком и тут же бросает на тебя взгляд — быстрый, мимолётный, какой-то лукавый.

И улыбается.

Она бы, наверное, и вправду неплохой Лолитой могла бы быть — да вот только Гумберт Гумберт из тебя никудышный.

***

Не плачет больше. Вообще не вспоминает про Калугина. Уходить вроде как не спешит — и ты предлагаешь объяснить ей последнюю тему по информатике, ту, что вы не успели пройти; соглашается, смотрит на тебя благодарно и радостно.

Или, быть может, тебе просто хочется так думать.

Пару часов вы проводите, склонившись над твоим ноутбуком; она смотрит сосредоточенно на строчки кода, пляшущие на экране — а ты вдруг чувствуешь, что от её волос пахнет яблочным шампунем. Не яблоками, а именно яблочным шампунем. Разные вещи.

Когда она собирается наконец уходить, вдруг начинаешь говорить — сбивчиво и путано; говоришь о том, что Кирилл уверен, что его Алиса никуда не денется, что нужно ему показать, что она может преспокойно жить и без него, что надо стать сильной и независимой, что... Словом, лезешь совершенно беспардонно туда, куда не звали, с непроходимо тупыми цитатами из сопливых сериальчиков, которые Лара порой любила смотреть по вечерам.

Лара.

Выходишь на лестничную площадку вместе с Алисой, чтобы открыть ей внешнюю дверь — и, глядя на коврик для ног, вспоминаешь, как два дня назад с жалобным звоном упала на него связка ключей.

И становится почему-то невыносимо стыдно.

***

В понедельник Мальцева приходит в школу в вечернем платье. Оно приемлемой длины, чуть выше колена, и без особенного выреза даже — блузки у неё случались куда более откровенные — да вот только всё равно вечернее, неумолимо вечернее, просто за километр от него веет самоуверенной шикарностью. Чёрное, блестящее, из какого-то неуловимо лёгкого струящегося материала, нежно обнимающего девичью фигурку; Мальцева в нём смотрится настоящей королевой. Пусть даже не пристало королевам сочетать вечерние платья с потёртыми ботильонами, на которых бесстыдно виднеются белёсые разводы от антигололёдного реагента.; могла бы — так, между делом! — и о сменке позаботиться.

Впрочем, это всё равно никак не умаляет её комичной шикарности. А она ещё старается, явно старается по-королевски смотреться — расправляет плечи, спину держит идеально ровно, будто в струнку вытягивается. Даже слишком ровно, пожалуй. Переигрывает.

За время урока информатики Калугин проходит по коридору пять раз: трижды в одну сторону и дважды в другую. И всякий раз смотрит на тебя волком.

Как парень, который внезапно понял, что его девушка действительно может жить и без него.

Ох. Бывшая девушка, простите.

А Мальцева улыбается.

***

В четверг она прогуливает информатику. А вечером пишет тебе — много-много присылает сообщений о какой-то совершеннейшей ерунде, будто просто ищет тему, чтобы разговор завязать, и круглые жёлтые смайлики глазеют на тебя как-то особенно нагло.

Ты даже злишься слегка; дел невпроворот, а тут к тебе лезут непонятно с чем. И ответить времени нет, и послать как-то стыдно, да и вообще не хочется. Но на работе — полнейший завал. Ты, наивный, ждал почему-то, что программирование будет чудесным способом отвлечься от мыслей о Ларе — а вышло чуть ли не наоборот: на сердце постоянно что-то тяжело, погано ворочалось, мешало соображать и сконцентрироваться, и забывать мало-помалу об этой гнетущей тяжести ты начал только в последние дни.

Так что из тебя, наверное, не очень хороший собеседник. Она остаётся в онлайне чуть ли не до двух ночи, а затем пишет тебе «Спокойной ночи», ставя неизменную жёлтую рожу в конце; ты отвечаешь только через десять минут — а ещё через пять напрочь забываешь об этом, ибо после очередной правки в программе перестало работать даже то, что до редактирования работало исправно. После бессонной ночи отправляешься в офис и сидишь там до позднего вечера, а вернувшись домой, ложишься на пару минут на кровать, просто чтобы вытянуть наконец уставшие ноги — и мгновенно засыпаешь, прямо в рабочей одежде, не поставив даже ноутбук заряжаться на ночь.

Так что только в субботу утром, вновь зайдя в социальную сеть, ты видишь, что на странице Алисы Мальцевой в «Информации о себе» вновь появилась графа «Семейное положение». В которой всему миру радостно и ненавязчиво сообщается, что данная девушка, нежная, светловолосая, улыбчивая, встречается на данный момент с неким Кириллом Калугиным.

Ты отупело смотришь с полминуты на мелкие чёрные буквы на белом фоне — а затем, пожав плечами, не читая даже «Личные сообщения», одним коротким движением закрываешь страницу.

Работы по-прежнему много.