Чудовище (джен)

Женщина, находившаяся в больнице, не помнила ни своего имени, ни адреса, ни фактов своей жизни.

Но чувствовала, что в ее жизни произошла невосполнимая потеря. Она понимала, что уже рухнула с высоты своих иллюзий, и падать ей было некуда — она потеряла себя и своего сына. В целом мире не нашелся человек, который пришел поддержать её. И перед ней стояло два пути: сдаться, свернуться клубочком хоть в психушке, хоть еще где-то, поверив, что сына у нее никогда не было, либо двигаться вперед — пробовать, вспоминать, пытаться, искать и найти своего сына.

* * *

В деле МакКиннон появилась ниточка, ведущая в психиатрическую лечебницу «Северолс» (Severalls) в Колчестере.

Детектива МакКензи встретил приятный красно-кирпичный коттедж с французскими окнами. Но за ним закрепилась мрачная слава, от которой вставали волосы на загривке. В пятидесятые пациенты этой печально известной лечебницы становились жертвами электрошоковой «терапии», и очень популярна была лоботомия.

Инспектор, учитывая все странности этого дела, уже даже не удивился, когда из архива больницы узнал, что Марлин МакКиннон никогда не содержалась в данной лечебнице — девушку на фотографии персонал учреждения не узнал.

Несовпадений в этом деле было множество: начиная от различных показаний очевидцев, заканчивая откровенным враньем детектива Крейга. Последнее тоже вызывало ряд вопросов. Крейг соврал о том, что свидетель обычной аварии — душевнобольная, чье свидетельство суд не примет во внимание. Для чего ему это понадобилось? Отвести вопросы МакКензи или запутать его? Тогда почему Крейг в обычном разговоре назвал конкретное медицинское учреждение? Он мог сослаться на сумасшествие очевидца без упоминания лечебницы, и тогда проверка каждой заняла бы продолжительное время.

Да, и с какой целью Крейгу понадобилось врать — фальсификация доказательств или преступная халатность? МакКензи знал его с полицейских курсов более пятнадцати лет. У детектива от действий террористов погиб родной брат, и в связи детектива с террористами инспектор МакКензи поверил бы, если на это указали факты.

В этом деле было ясно одно: кто-то очень не хотел, чтобы данное ДТП расследовалось.

По возвращении из лечебницы инспектора ждал еще один сюрприз — розовощекий и отдохнувший бравый суб-лейтенант морского флота, видимо, отгулявший уже свой отпуск в Северной Ирландии. О’Брайен, смущаясь, пояснил, что кое-что вспомнил по той аварии, если это, конечно, еще актуально. Морской офицер сказал, что когда подошел на автостанцию, чтобы на автобусе проследовать до конечного пункта своего назначения — Ливерпуля, то на станции встретил молодую женщину, с которой вместе ехал в автобусе. Женщина была с ребенком около года-полутора. Он уверенно ходил, иногда хватаясь за деревянные рейки кресел на автостанции. Суб-лейтенант помнил, что он помог женщине с ребенком при посадке в автобус, придерживая ее. Но в автобусе мальчика он не заметил. Он бы не пришел в полицию с этими показаниями, так как полагал, что эти моменты несущественны, но эта женщина, которая являлась пассажиром того же неудачливого автобуса, каждую ночь снится ему, где плачет и умоляет о чем-то.

Свидетель описал мальчика как брюнета с торчащими на затылке вихрами. Одет тот был в зеленую курточку и такого же цвета штаны. На вопрос инспектора был ли у женщины с собой чемодан или сумка, военный моряк ответил, что только была маленькая сумка, но чемодана при посадке не было.

Значит, мальчик все-таки существовал, и, более того, садился в автобус. Но все свидетели в один голос утверждают, что ребенка не было, зато был багаж — сумка или чемодан. Может быть, свидетели каким-то образом связаны между собой, подкуплены или стали невольными последователями общего заблуждения.

* * *

Марлин МакКиннон еще очень плохо ориентировалась в окружающем пространстве, но в воскресенье ей было позволено посетить церковь. Величественный Ливерпульский собор, видимый из окон больницы, привлек внимание Марлин. Католический храм в виде пирамиды походил на космический корабль или огромную перевернутую чашу с сужающей в трубу верхушкой, чем на привычную церковь. Внутри тоже было необычно: молельные скамьи были расположены кругами, а витраж украшал не стены, а потолок.

В храме шла служба. Марлин присела на скамью, погруженная в свои мысли, автоматически повторяла слова молитвы.

— Страдания господа нашего, Иисуса Христа…

«Божий сын страдал на Земле ради спасения всех людей, взявшего на себя все грехи мира», — думала Марлин, — «но кто поймет и оценит, как за него переживал его Бог-отец, воочию наблюдая, как распинают его Сына. Какие муки перенес, когда смотрел с неба на казнь своего сына и его мучения».

Собор был залит светом: он, лившийся через цветные стекла витражей, окрашивал цветными пятнами скамьи, одежду молящихся и служек. А Марлин видела кровь. Кровь, которой запачканы все люди, всё вокруг.

— Спаси…

Когда священник в конце молитвы стал повторять «Аминь», Марлин же слышала:

— Найди меня…