На пороге (джен)

Быстроногие курьеры проделали путь до Голубой страны за двое суток. Ещё полдня ушло на то, чтобы добраться до поместья Урфина Джюса близ Кругосветных гор.

Дом Урфина имел довольно жалкий вид — давным-давно не крашен, дверь покосилась, окна зияли чёрными прорехами — видно ветер побил стёкла и некому было вставить новые. Огород при усадьбе зарос бурьяном. Однако в нём копошился какой-то крупный лохматый зверь, в котором Реллем, бригадир экспедиции, признал медведя Топотуна.

Топотун выглядел дряхло, под стать всей окружающей обстановке. Шкура его, некогда бурая, пошла рыжеватыми пятнами. Шерсть сохранилась далеко не везде, а из проеденных молью дыр то и дело сыпались струйки опилок. Однако, судя по голосу, медведь был полон сил.

— Что вам угодно? — басовито прорычал он, приподнимаясь на задние лапы.

— Мы желаем видеть Урфина Джюса, — бодро отчеканил Реллем. — У нас к нему послание от его величества Страшилы Второго.

— Хозяин болен, — глухо отозвался медведь, заслонив собой дверной проём. — Третью неделю почти не встаёт. Не тревожьте его.

— Но дело не терпит отлагательств! — возразил Реллем. — Волшебной стране грозит гибель!

— Не знаю никаких дел, — грозно помотал головой Топотун. — Оставьте хозяина в покое. Не то вам будет худо.

Назревала ссора, но тут из хижины раздался надтреснутый хрипловатый голос:

— Впусти их, Топотун.

Нехотя медведь посторонился, пропуская курьеров в дом.

Комнату, где лежал Урфин Джюс, освещал слабый огонёк лучины. Сам бывший полководец с трудом приподнялся на кровати:

— Погодите минуту, я оденусь, — с досадой пробормотал он.

Однако прошло не меньше пяти минут, прежде чем хозяин оказался готов принять гостей. Теперь он сидел за столом в высоком кресле, подпирая лоб страшно исхудалой рукой. Лицо его за прошедшие годы заострилось, чёрные в молодости брови побелели, густая прежде шевелюра отступила, обнажив высокие залысины, за которыми виднелись желтоватые спутанные волосы. Хищный оскал рта больше не выглядел надменно — ныне во всём облике бывшего короля читалась только безмерная усталость. В глазах больше не было блеска — они подслеповато уставились на курьеров, и было непонятно, видит ли Урфин своих гостей или он с годами совсем ослеп.

— Что надо? — отрывисто спросил он, с трудом приподняв руку, чтобы пригладить волосы.

Перед лицом своего бывшего создателя, пребывающего в таком плачевном состоянии, деревянный Реллем почувствовал себя неловко:

— Вот... Письмо от Страшилы Второго, — смущённо сказал он, протягивая конверт. Другие курьеры столпились поодаль, в молчании осматривая жилище Джюса. В дальнем углу комнаты возвышался шест, на котором дремал облезлый филин.

— Прочтите, — проскрипел Урфин, легонько оттолкнув конверт дрожащей рукой.

Реллем распечатал письмо и зачитал вслух.

Урфин выслушал послание, не шевелясь и не говоря ни слова. В дверь тем временем протиснулся заинтригованный медведь Топотун.

Не зная, что делать дальше, Реллем попробовал своими словами объяснить обстановку. Но Урфин вскоре прервал его раздражённым жестом:

— Довольно! Я всё понял. Голова пока ещё варит, — слова явно давались ему с большим трудом.

— Так вы примете предложение короля? — с надеждой спросил Реллем. — Вы согласны возглавить сопротивление?

— Сказано же! — прорычал Топотун, свирепея. — Хозяин болен! Какие ещё там сопротивления?

— Спокойно, Топотун, спокойно, дружище, — тихо сказал Урфин и наощупь погладил медведя по плешивому загривку. — Вы ошиблись адресом ребята, — чуть повысив голос, обратился он к курьерам.

— Ошиблись? — растерянно переспросил Реллем.

— Да! — злобно сказал Джюс, смахнув рукой со стола обрывки конверта. — Ваш король думал найти здесь честолюбца? Интригана с неудовлетворённой жаждой власти? Старого, но по-прежнему цепкого реваншиста, готового схватить судьбу за рога, едва представится случай?

— Что-что? — опешивший Реллем в страхе отступил от стола.

Урфин Джюс сделал неимоверное усилие и встал в полный рост, опираясь обеими руками на край столешницы.

— Страшиле понадобился знаменитый Урфин Джюс, предводитель Марранов, создатель деревянной армии и гроза непокорных народов? Так вот, передайте вашему королю, что этого Урфина Джюса здесь нет. Его вообще больше нет. Нигде. Всё что меня теперь волнует — это тишина и покой. А слава, власть, признание, сражения и победы утратили для меня всякий смысл.

— Но речь ведь не о славе! — пылко возразил Реллем. — И не о власти! Речь идёт о спасении Волшебной страны. Десятки, сотни тысяч невинных жизней поставлены под угрозу! Неповторимый волшебный край может исчезнуть с лица земли!

— А мне-то что за дело? — устало спросил Урфин, снова усаживаясь. — Моя жизнь прожита. Какая разница, что будет после? Какая разница, что будет с вами? Если страна хочет жить — пусть борется. Но это не моя война. Я своё отвоевал и теперь тихо доживаю оставшиеся дни.

— Вы... Вы не можете так думать! — голос Реллема дрожал. — Ведь вы же исправились, перешли на сторону добра! Я помню праздники Угощения, славные времена, радость детишек...

— Хотите, чтобы я прослезился? — саркастически осведомился Джюс, превозмогая слабость.

Филин на шесте приоткрыл один глаз, но ничего не сказал.

— Спи, Гуамоко, спи, — мягко кивнул ему Урфин. — Всё в порядке, всё хорошо.

— Дети, волшебство, будущее, говорящие звери и птицы, — загибал узловатые пальцы Реллем, сам толком не понимая, что он перечисляет. — У страны должно быть будущее! И только вы можете нам его дать! Все остальные давно мертвы! Никто не умеет воевать! Остался один Дин Гиор, но он совершенно пал духом. Неужели вам всё равно?!

— Мне? — Урфин задумался. Казалось, он изучает собственную душу внутренним взором. — Да, мне всё равно, — сказал он наконец. — Может лет десять назад всё было бы иначе. Но теперь я слишком ослаб и потерял вкус к жизни.

— Неправда! — воскликнул Реллем. — Я вам не верю. Такой человек как вы просто не может бросить всё и успокоиться. Ведь вы всегда твёрдо шли к намеченной цели! Всегда старались добиться своего!

— Моя ближайшая цель — кладбище, — осклабился Джюс. — И думается мне, я доберусь туда без вашей помощи.

— А как же мы? Все мы? — еле слышно спросил Реллем, теряя всякую надежду.

— Эхх, — вздохнул Джюс. — Не туда ты гнёшь, парень. Честолюбие, жалость, долг, верность себе... Всё это не то... В моём возрасте, на пороге смерти, эти глупости теряют всякое значение. Конечно, я не желаю зла Волшебной стране. Когда-то я сделал свой выбор, перешёл, как ты говоришь, на сторону добра, и с тех пор сторонЫ не менял. Но силы мои уже не те, что прежде, и бороться за пропащее дело у меня пороху не хватит. К чёрту пафос. Просто я совсем ослабел, расклеился. В моём сердце стало тесно, и я не могу переживать за всю страну. Это для меня чересчур. Мои масштабы теперь — вот они: кресло, койка, скамеечка у входа. А за судьбу страны пусть бьются те, кто помоложе.

В споре с курьером Урфин немного оживился, на щеках его показался слабый румянец.

Неожиданно голос подал Топотун:

— Ты прав, хозяин. Ты не можешь стараться для всех — их слишком много, а ты один. Но, может быть, ты мог бы сделать что-то ради нас с Гуамоко?

— Спасти страну ради вас? — изумился Джюс.

Медведь смущённо потёр спину об ногу хозяина, словно старый верный пёс:

— Да, ради нас. Мы ведь служили тебе верой и правдой много-много лет. Но мы родились в Волшебной стране, и... неловко мне это говорить... но мы любим её. Мы не хотим, чтобы она погибла. Ведь правда, Гуамоко? Гуамоколатокинт?

Филин на шесте встрепенулся, расправил крылья:

— Да, хозяин, — изрёк он наконец. — Я триста лет прожил в Волшебной стране, и другого такого места я не знаю. Здесь жили мои деды и прадеды. И пусть мы с тобой теперь стоим в преддверии нового мира, но старый мир не заслужил такой участи. Если ты ещё можешь что-то сделать, сделай. Ради нас.

— Ради вас... — пробормотал Джюс. — Ради вас, — повторил он задумчиво. — Что ж, я подумаю... до завтра... Вы, там! Заходите завтра! А сейчас я устал, слишком устал. Помогите мне добраться до кровати.

И цепляясь одной рукой за Реллема, а другой за загривок Топотуна, бывший властитель с трудом доковылял до своего ложа.