Правды нет (джен)

Лицо горит весь оставшийся вечер: пока я иду до дома, пока переодеваюсь, пока скидываю испачканные джинсы и белье в стиральную машинку (особенно — на этом моменте), пока пытаюсь выбрать, что съесть, потом — запихнуть это в себя.

И почему-то совсем нехорошо становится, когда Алиш возвращается. Мне кажется, он все знает, и ему это вряд ли нравится. Естественно, вести себя, как ни в чем не бывало, не получается. Алиш замечает.

— Ты как?

Даже не получается что-либо ответить — только головой мотаю, типа «все нормально», не отрываясь от книги, хотя ни слова не понимаю уже битый час.

— У тебя лицо красное. Заболел?

— Нет, — не знаю, можно ли покраснеть еще больше, но, кажется, у меня это получается. Готов вспыхнуть — как спичка.

А когда Алиш берет стул и садится рядом, я совсем уж некстати вспоминаю алые губы Келлы и запах ее духов. Отодвигаюсь невольно. Пытаюсь думать о чем-нибудь другом.

— Ты сегодня был в городе.

— Д-да, — киваю, колупаю ногтем уголок корешка книги, не смотрю на Алиша. — Но ты мне позволил, поэтому я…

— Я не осуждаю, — голос спокойный. — С кем ты разговаривал?

— Разго… Откуда ты знаешь? — перевожу взгляд, но тут же снова утыкаюсь в книгу. Даже уши горят. Надо рассказать. — Я их не знаю. Просто… в парке сидели на одной скамейке. И все.

— Ты их не знаешь. А они тебя?

— Тоже нет, — качаю головой, вдыхаю, подцепляю пальцами цепочку амулета. — Только они узнали, что я… человек.

— Это все?

Киваю, поджав губы. Нужно ли еще что-то знать Алишу? У меня не было таких ситуаций, но, кажется, что Платону я бы все рассказал как на духу.

Чужие — горячие до одурения — пальцы накрывают мое запястье, сжимают, отводя руку от амулета.

— Посмотри мне в глаза.

О, черт…

Моргаю. И поднимаю взгляд на лицо Алиша. Тут же хочу зажмуриться и отойти на пару метров. Это похоже на рентген — ледяной серебристо-серый рентген, будто он видит меня до самых костей, видит все то, о чем я сейчас думаю. Тяжело.

— Что от тебя хотела та девушка.

Без вопросительной интонации. Словно я сразу обязан рассказать все — вплоть до мельчайших деталей. И эти самые детали начинают всплывать в памяти, доставляя мне еще больший дискомфорт: родинка у Келлы над правой бровью, белая тонкая полоса шрама у ключицы — слева, ее ровное дыхание, от которого грудь то приподнимается, то опускается. И запахи: духов, шампуня, кожи.

И меня уже совсем не удивляет, что Алиш знает о ней.

Сжимаю челюсти до боли, пытаясь отвлечься.

— Она сказала, что я прекрасное создание, — говорю. Получается глухо, сдавленно. — И что мы встретимся снова.

Сглатываю. И замечаю, что стискиваю кулаки. До того сильно, что костяшки уже белые. Сразу же расслабляюсь, а по телу дрожь проходит. Выдыхаю судорожно.

А когда Алиш меня отпускает и поднимается со стула, я чувствую невероятное облегчение.

— Иди, умойся.

Провожу ледяной ладонью по горячему лбу.

— Но я только недавно…

— Иди сейчас. Потом ванная будет занята.

Закрываю книгу, сдвигая ее на середину стола, поднимаюсь и быстро ухожу наверх. Во всем этом нет моей вины. Я просто рассказал, как было. Мне не нужно о чем-либо беспокоиться. Но сердце все равно тяжело бьется, не давая расслабиться и перестать думать о плохом. Или о Келле.

Сижу в комнате, накинув на мокрую голову полотенце и обняв колени руками. Прислушиваюсь к тишине, в которой барабаном отдается стук моего сердца.

Читать, чтобы отвлечься, я уже пробовал. Не получилось.

Вспоминаю разговор с Келлой. От нее избавиться оказывается труднее, чем от страха по отношению к Алишу.

Зажмуриваюсь и утыкаюсь лбом в свои колени, бьюсь пару раз, будто это поможет.

А потом слышу, как захлопывается и запирается дверь ванной. Вздрагиваю невольно, сижу смирно пару минут и выглядываю из комнаты. В коридоре пусто, а дверь и правда плотно закрыта. Сглатываю. Быстро натягиваю штаны, не успев как следует поразмыслить над тем, что я хочу сделать, вытираю волосы, хотя больше того их просто встрепываю, потом пытаюсь разгладить пальцами и как можно тише спускаюсь на первый этаж, даже не завязав шнурки на кедах. Только на выходе из дома быстро проверяю, на шее ли у меня амулет, и сваливаю из дома.

Плевать, что на улице уже темно, и ориентироваться тут можно только по свету фонарей, который видится издали.

В ушах шумит, перед глазами немного плывет, а ноги почти не идут, но я постепенно приближаюсь к шоссе, оглядываясь чуть ли не каждую секунду — вдруг Алиш заметил?

Не идет следом. Не окликает.

Его нет.

Когда дома становится не видно, я даю себе передышку. Прислоняюсь к дереву, закрывая глаза. Нужно вести себя уверенно, паранормы подозрительны к людям, которые гуляют по ночам и слишком сильно нервничают. В таком случае все обычно заканчивается тем, что нас возвращают обратно к хозяевам, либо отвозят в ближайший полицейский участок, где уже полицейские начинают заниматься «проблемой».

Мне это совершенно ни к чему. Поэтому я привожу дыхание в порядок, выбираюсь на дорогу и иду в сторону города, выставив руку с поднятым большим пальцем.

Через четыреста метров меня подбирает автобус, и пока я еду — думаю о Келле и о том, что хочу снова ее увидеть. Даже не представляю, зачем, но от этого желания не избавиться. Оно заставляет меня краснеть и панически думать, что я ей скажу. Или как вообще найду ее. Хотя вопрос в другом: сколько это займет времени и сил прежде, чем Алиш до меня доберется и вернет обратно? Ему наверняка не нравится все то, что со мной происходит.

Или то, что я могу узнать.

Выхожу, когда автобус останавливается недалеко от парка. Уверен, что если откуда-то и начинать поиски, то только с последнего места встречи.

Сую руки в карманы, оглядываюсь по сторонам, пытаясь увидеть девушку с прямыми черными волосами, белым лицом и ярко-алыми губами. Но под светом уличных фонарей только прогуливающиеся парочки и компании подростков. А по дороге проезжает автомобиль патрульных. Желудок подскакивает к горлу, и я моментально делаю вид, что я ни в коем случае не сбежавший из дома человек — невозмутимо вчитываюсь в плакаты и бумажки на доске объявлений. Пытаюсь, по крайней мере.

Когда полиция уезжает, выдыхаю. И замечаю невдалеке торговца хот-догами, который уже закругляется. Сразу же чувствую, как урчит в желудке: не поел, когда убегал. Алиш не расстроится, если я потрачу еще несколько кредитов, — все лучше, чем голодать, верно?

Когда я сыт, думается проще. И я менее насторожен, поэтому не вижу, как ко мне кто-то направляется. Замечаю, только когда он садится рядом. Именно «он» — сегодняшний собеседник и… брат Келлы?

— Хочешь увидеть ее? — спрашивает, не поздоровавшись. Смотрит серьезно — сразу понятно, о ком речь.

— Да.

— Тогда без лишних вопросов. Она тебя ждет.

Не остается ничего другого, как встать и пойти следом. Ведь я не зря такой путь проделал, я знаю, что она тоже хочет меня видеть. Она знает, что я приду.

Расплываюсь в улыбке. Парень доводит меня до автомобиля и уже внутри протягивает руку ладонью вверх:

— Амулет.

Моргаю непонимающе:

— Это необходимо?

— Да. Иначе мы здесь же и расстанемся.

После этих слов я больше не мешкаю. Стягиваю цепочку — и она моментально оказывается в какой-то крохотной коробочке. Как только крышка со щелчком закрывается, а машина трогается с места, со мной снова начинают говорить.

— Ты обязательно получишь его обратно — потом. Меня зовут Каллум. Тебя?

— Э… Эниа.

— Эниа, ты волнуешься?

Поджимаю губы, не понимая, к чему этот вопрос. Я доверяю ему, потому что он приведет меня к Келле.

— Вижу, что нет, — Каллум чуть морщится, но с улыбкой. — А догадываешься, почему?

— Я просто… хочу ее увидеть, — говорю тихо. Смущаюсь, что приходится делиться этим не с Келлой, а с ее братом.

Он чешет нос задумчиво. И достает из сумки ноутбук. Я жду продолжения разговора, но нет — Каллум утыкается в экран, не обращая на меня внимания. Как в тот раз на скамейке — сосредоточенно изучает что-то, чего я не вижу.

Тяну рукава кофты на пальцы, скрещиваю руки на груди и смотрю в окно. Ночной город. Весь в сиянии уличных фонарей и автомобильных фар. А сверху — в небоскребах, близко-близко стоящих друг к другу, — квадраты чужих окон: черные и белые, зашторенные и раскрытые. Глядя на это, вспоминаю дом Алиша и окружающие этот дом природу, тишину. А потом — и самого Алиша, который смотрит молча и цепко.

«Не бойся меня».

Вздрагиваю невольно, оглядываюсь. На секунду кажется, что я сейчас его увижу. Но получаю только внимательный взгляд Каллума.

— Все в порядке?

— Да… да, — киваю, провожу ладонью по лицу.

Неужели, я даже не предупредил Алиша?

Осознание этого факта бьет мне по мозгам так сильно, что перед глазами на секунду все становится черным. Вдыхаю резко, чуть не захлебнувшись воздухом.

— Похоже, теперь ты волнуешься, — голос Каллума пробивается будто через толстый слой ткани.

Кто он? Куда меня везут? Почему у меня отобрали амулет?

Почему я отдал его сам?

Дергаю ручку, хочу выйти из этой машины. Убраться подальше — обратно к Алишу. Но дверца не открывается. Заперто.

— Что происходит? — почти истерично. Забиваюсь в угол, когда Каллум откладывает ноутбук.

Водитель даже не обращает внимания, продолжая меня куда-то везти.

— Тише, это должно было случиться. Даже немного раньше, — Каллум выставляет руку ладонью вперед, успокаивая. Веревочки браслета мотаются в стороны, это движение меня гипнотизирует, но я перевожу взгляд Каллуму на лицо. — Дыши спокойнее.

— Что происходит? — повторяю резче.

— Это был морок, но так нужно. Иначе ты бы не согласился.

— Кто ты?

— Узнаешь позже.

— Ты… — язык отнимается от ужаса, но все-таки проговариваю, хоть и с трудом: — Торговец.

— Что? Нет-нет, — Каллум пододвигается чуть ближе, я же пытаюсь слиться с сидением.

Не отвожу взгляда от его рук и не дышу.

— Эниа, я не торговец. И не контрабандист. Я не имею ничего общего с… продажей людей, — вижу, как он морщится на этих словах. — И никто из нас к подобному не причастен.

— Я не верю, — мысленно уже прощаюсь не только со своей мнимой свободой, которую мне предоставил Алиш, но и с органами и частями тела.

Каллум вздыхает, разводит руками.

— Слушай, я говорю правду. Но поверить ты мне сможешь только на месте.

— Конечно, — даже смешок вырывается. Продолжаю на автомате дергать ручку дверцы — нервно. — Нельзя трогать чужое, — едва ли не всхлипываю, сдерживаюсь. — У меня ведь есть хозяин.

— У меня тоже. Был.

Затыкаюсь. Смотрю на него.

— Так ты..? — проговариваю едва слышно.

— Да, — Каллум кивает, понимая с полуслова, смотрит. — И есть тот, кто знает об этом больше тебя и меня. И ты должен с ним увидеться.

— Почему именно я?

— Ты все узнаешь.

Сглатываю.

— У тебя должен быть знак, — перестаю дергать ручку.

Каллум без слов закатывает рукав своей толстовки, оголяя предплечье. У внутреннего сгиба локтя татуировка — дельфин. Потускневшая, расплывшаяся со временем — ее долго не обновляли. Невольно провожу пальцами за ухом, вспоминаю Платона.

— А… А как же хозяин? — не понимаю.

Автомобиль останавливается. Каллум опускает рукав.

— Несчастный случай, — а затем улыбается: — Мы приехали.