Рундил Уозлик — великий поэт! (джен)

За завтраком Гарри, Джинни и Гермиона мрачно смотрели на другой конец стола, где Рон сидел с Лавандой и своими новообретенными друзьями, почитателями отвратительных стихов. Они и не заметили, как к ним подошла Луна Лавгуд.

— Привет! Что такие серьезные? Что-нибудь произошло? — она понизила голос до шепота. — Опять боретесь со злом? Если что, я всегда могу помочь.

— Да что ты, — ответил Гарри. — Ничего такого. Просто настроения нет.

— А я только недавно вернулась, — Луна улыбнулась. — Надеюсь, вы не особо переживали. Папа нашелся. Оказалось, он просто забыл, что должен был прийти домой. Вот и бродил по лесу в поисках чудесных существ. Ничего страшного.

Друзья пристыженно заохали, вспомнив, что даже не подошли к Луне раньше, узнать все ли в порядке у ее отца, внезапно пропавшего около недели назад. Они вообще совсем забыли о ее существовании.

— Ну ладно, увидимся позже. А Рон-то, гляжу, совсем выздоровел. Пойду поздороваюсь, — получив свою долю сочувствия от трех друзей, Луна направилась к Рону.

— Черт, — сказала Гермиона. — Совсем о ней забыли. И какие мы друзья теперь?

— Главное, что все в порядке, — ответил Гарри. — И отец ее нашелся, и она вернулась.

— Как думаете, — задумчиво проговорила Джинни, разглядывая мило беседующих Рона и Луну, — можем ли мы ее использовать в расследовании? Она может быть нашим шпионом в стане врага. То есть, в компании чокнутых поэтоманов.

— А и правда! — воскликнул Гарри. — Хорошая идея.

— Только если Рон не распишет ей в подробностях все, что мы тут устроили, — сказала Гермиона, наблюдая за тем, как Луна, попрощавшись с Роном, с толпой рейвенкловцев покидает зал. — Джинни, у вас будут сегодня совместные уроки?

— Да, история магии.

— Вот и отлично! Посвяти ее в курс дела. Может, она согласится помочь.

Рону нравились изменения, произошедшие за последнее время. Он и припомнить не мог такие времена, когда ему жилось бы лучше. Сейчас у него была девушка, были поклонники и, конечно, у него была поэзия. Оставалось желать самому себе только неиссякаемого вдохновения и всемирной славы. Но Рон не торопился, еще успеется. А пока можно просто получать удовольствие от каждого мгновения этого чудесного дня. И даже зловредный Снейп лишь досадная помеха.

Рон сел за последний стол в кабинете зелий, приготовившись размышлять о высоком, пока Лаванда нарезает ингредиенты. Эта схема у них была уже отработана. Не сказать, что Лаванде нравилось делать все за двоих, но стихи сочинять она не умела, а перед талантом Рундила преклонялась, потому и не спорила.

Начался урок. Снейп расхаживал по классу, щедро раздавая гриффиндорцам свои обычные едкие замечания. Рона он предпочитал не замечать, зато Гарри доставалось как всегда.

— Лонгботтом, что это вы там прячете?

Громкий голос профессора вывел Рона из состояния блаженного безмыслия. Класс затаил дыхание: сейчас что-то будет.

— Ну же, Лонгботтом, не тратьте мое время. Что там у вас?

Невилл дрожащими руками вытащил огрызок пергамента, который до этого пытался запихнуть в карман мантии. Снейп, хищно прищурившись, схватил пергамент.

— Так-так, записочка? А, нет. Посмотрите-ка, у нас тут возник еще один доморощенный поэт. По веселым зеленым лужайкам я люблю погулять босиком, — прочитал Снейп голосом, полным сарказма. — Это как же вы себе, Лонгботтом, представляете веселые лужайки? И скажите мне на милость, зачем хвастаться такими убогими развлечениями, как прогулки босиком? Хотя, конечно, чем вы еще можете похвастаться...

Невилл, покрасневший как рак, сидел, уткнувшись взглядом, в одну точку, слизеринцы гоготали и даже кое-кто из гриффиндорцев сидел, давясь смехом, — нечасто Снейп позволял веселиться на уроках. Гарри и Гермиона настороженно переглянулись. Рон сидел, расширив глаза и открыв рот. Этого просто не могло быть. Кто-то покушался на его славу! Лаванда замерла с ножом в руке и переводила взгляд с Рона на Снейпа.

— И танцевать до упаду в вечернем саду перед сном... Да... Лонгботтом, жалею, что пришлось узнать о вас эту информацию.

Снейп с отвращением швырнул огрызок обратно.

— Минус двадцать баллов гриффиндору за посторонние занятия на уроках. Минус двадцать за ужасные стихи и минус пятьдесят за то, что мне пришлось узнать о вас, Лонгботтом, такие неприглядные вещи. Продолжаем занятие.

Гриффиндорцы покидали кабинет зельеварения в гробовом молчании. Лишиться девяноста баллов за урок — раньше такое было под силу только Гарри Поттеру. Но факультет обретал новых героев. Невилл, с красными глазами, выбежал из класса быстрее всех. Рон и Лаванда сразу за ним. Рон уже пришел в себя. Невилл ему не соперник: стихи слабые, темы, наверняка, банальные, в общем, никакой проблемы. Что лишний раз беспокоиться, если можно продолжать творить? Но все же тревога грызла его изнутри.

Гарри и Гермиона покинули класс последними.

— Ну и что думаешь? — спросил Гарри. — Просто подражатель или еще один двинувшийся?

— Не знаю, — протянула Гермиона. — Но тенденции опасные.

— Похоже мы имеем дело с эпидемией. Или с массовым проклятием. Представляешь, что начнется, когда все в Хогвартсе будут сочинять стихи?

— Надо поговорить с Невиллом. И узнать, нет ли у него, случайно, такой же куклы, как у Рона.

— Верно мыслишь! — похвалил Гарри. — Это, вроде, не проблема. С Невиллом мы еще не поссорились.

— Но все же, Гарри, тут точно дело нечисто. Невилл, да еще на уроке Снейпа, которого он боится больше всего в жизни, сочиняет стихи! Меня это пугает все больше и больше. Надо что-то делать. И делать как можно быстрее.

— Вот видишь! А совсем недавно ты утверждала, что с Роном все в порядке.

— Я бы хотела, чтобы с Роном все было в порядке. И до сих пор хочу, — вздохнула Гермиона. — Потому что совершенно не представляю, что нам делать.