Рундил Уозлик — великий поэт! (джен)

Рон сидел в гостиной Гриффиндора, задумчиво уставившись в окно. На столе перед ним лежали книги и пергамент с начатым эссе по зельям, но он внезапно утратил к домашней работе всякий интерес. Гермиона плюхнулась в кресло напротив:

— Привет!

— Привет, — ответил ей Гарри.

— А что с Ро... — начала было Гермиона.

Гарри нахмурился и покачал головой, прерывая ее вопрос.

— Не знаю, он сидит так вот уже час. Опять.

— Это просто лень. Эй, Рон! Пора взяться за работу! — она пощелкала пальцами перед застывшим взглядом друга. Но Рон не отреагировал, продолжая пялиться в окно.

— Нет, это не лень, — возразил Гарри. — Возможно, это последствия яда или любовного зелья.

— Но мадам Помфри сказала, что он полностью здоров.

— Может, это психологические последствия. Я не знаю.

Гермиона с сомнением перевела взгляд с Гарри на Рона и обратно. Потом пожала плечами и достала учебники.

— Надо как-то ему помочь. — Гарри совсем не хотелось заниматься уроками.

— Но как?

— Эй, хватит говорить так, будто меня здесь нет, — неожиданно включился Рон. — Я все слышу, но вы мешаете мне думать.

Гарри и Гермиона удивленно переглянулись. Рон прикрыл глаза рукой, словно невыносимо от чего-то устал, а потом посмотрел на друзей прояснившимся взглядом.

— Ладно, надо вам пояснить, а то ведь не отстанете, — он откашлялся. — Понимаете, побывав на грани между жизнью и смертью, я решил пересмотреть свою жизнь и понял, что она ужасающе пуста, бессмысленна и ничтожна. В ней нет чего-то важного, нет страсти, нет души, нет стержня, на котором бы все держалось.

Гарри думал, не ослышался ли он? Услышать такие слова от Рона было чем-то невероятным! Он оглянулся на Гермиону, та была изумлена не меньше.

— ...и тогда я стал думать, что может составить основу моего бытия? Что может быть достойно того, чтобы стать центром моей новой жизни? И я нашел ответ. Да, нашел!

Распалившись от своей речи, Рон решительно встал, устремив взор вперед.

— Поэзия! Вот моя страсть. Вот то, чем не стыдно заполнить жизнь.

— Слушай, Рон, может сходим в больничное крыло? — заботливо предложила Гермиона тоном, каким обычно говорят с детьми. — Мадам Помфри проверит не осталось ли я...

Рон отмахнулся:

— Я здоров, Гермиона. Просто я изменился. Это неизбежно при столкновении со смертью. Я больше не Рон Уизли, которого вы знали, я хочу быть кем-то лучше.

Он собрал свои вещи и твердым шагом направился к выходу из гостиной, оставив обеспокоенных Гарри и Гермиону обмениваться тревожными взглядами.

Так и началась эта история...

— Моя душа в когтях... Нет. Моя душа истерзана когтями... Хм, хм... гиппогрифа, — шептал Рон, задумчиво посасывая кончик пера. Пергаменты с его поэтическими зарисовками неаккуратной стопкой громоздились столе. — Угу, отлично.

Гермиона, отложив учебник, неодобрительно смотрела, как Рон записывает строчки, только пришедшие ему в голову. Гарри с ужасом думал, что сейчас вновь придется слушать очередное кошмарное стихотворение, а Лаванда Браун за соседним столом влюбленно прижимала к груди стихи, сочиненные специально для нее. Для гриффиндора наступили тяжелые времена. Никто не мог скрыться от истребляющей силы поэзии, воплощенной в лице Рона, или хотя бы хоть как-то избежать ее проникновения в мозг. Рон открыл эпоху настоящего поэтического террора. И, кстати, теперь на свое имя он не отзывался, предпочтя взять псевдоним.

— Я же не могу быть просто Роном, — заявил он как-то Гарри. — Это звучит чересчур прозаически. Я буду Рундилом. Рундилом Уозликом. Так нарекла меня сама судьба!

— Да? А я думал, сломанное перо, — пробормотал тогда Гарри себе под нос.

— Моя душа истерзана когтями гиппогрифа. А сердце растоптано ногами... Нет, нет, нет! Тут нет рифмы!

Рон яростно скомкал пергамент и взял новый.

Гарри осторожно ухватил одно из творений Рона, выбивающееся из стопки, и медленно потянул, подбадриваемый кивком Гермионы. Он вытягивал пергамент медленно, опасаясь, что Рон заметит, но тот с головой ушел в творческий процесс и не реагировал на внешние раздражители. Стопка опасно накренилась, Гарри быстро дернул, и лист оказался у него в руке. Он перевел дух и всмотрелся в первые строки «Эпической баллады о Хагриде в Запретном Лесу», как гласил заголовок.

Однажды утром Хагрид пошел в Запретный Лес,

Но тут внезапно буря и молния с небес!

Под бешеным напором льющейся воды

Хагрид продирается сквозь колкие кусты...

Дальше он читать не стал. Глупо было бы надеяться, что в Роне действительно вдруг проснется поэтический дар. Гермиона сложными мимическими усилиями пыталась привлечь его внимание. «Что там?» — вопрошал весь ее вид. Вздохнув, Гарри передал ей балладу. Внимательно прочитав все и даже продолжение на обороте, Гермиона фыркнула и покрутила пальцем у виска. Гарри развел руками. Но с этим уже и правда надо было что-то делать.

К счастью, Рон не замечал гримас друзей и их неодобрения, а продолжал упорно сочинять, забросив все дела.

— Страдаю от любви я, как пьяный гиппогриф... Нет, ну почему меня сегодня все на этих гиппогрифов тянет?

Он положил локти на стол и уперся подбородком на руки, задумавшись. Было ясно, что гиппогрифы вообще ни с чем не рифмуются. Нужно было найти другую тему. Точнее, продолжить ту же — тему любви, но сменить антураж. Рон напряг фантазию и представил, как бродит по темным коридорам замка в поисках своей возлюбленной. Почти ночь, вокруг никого, только возможные враги таятся за углами. А Рон между тем храбро вышагивает сквозь тьму. Это было оно! Великолепная задумка. Стоило Рону только вообразить все это в мельчайших деталях, как строчки сами полились на бумагу.

Наконец Рон закончил сочинять. С довольным видом он откинулся в кресле и огляделся в поисках жаждущих поэзии слушателей. Их не было, но кого волнуют такие прозаические мелочи? Рон, простите, Рундил вскочил на стол и объявил:

— Поэма о любви и храбрости!

Окружающие отреагировали вяло: кто-то засвистел, кто-то захлопал, но большинство просто промолчали, стараясь не обращать внимания на сумасшедшего поэта застывшего в вычурной позе на столе. Рундил откашлялся и зачел:

— По темным коридорам замка

Брожу в тоске один.

Но, слизеринцы, знайте,

Что я непобедим!

Мой Гриффиндорский дух,

Моя отвага удалая,

Непереносим ее вам вкус,

Когорта мелкая вы, злая.

Так вот, брожу по коридорам,

Страдаю от любви,

Но где же, где же, где же

Ту девушку найти?

Небольшой кружок почитателей творчества Рундила Уозлика бурно и восторженно зааплодировал. Рон поклонился, довольно улыбаясь, и спрыгнул со стола.

— Ну как? — спросил он у Гарри и Гермионы.

Гермиона кисло улыбнулась, а Гарри, пробормотав что-то себе под нос, резко вскочил:

— Мне же нужно в библиотеку! Гермиона, ты идешь?

Он практически силой вытащил ее из кресла и потянул за собой в коридор, оставив обескураженного Рона общаться с поклонниками.

— Да в чем дело? — воскликнула Гермиона, когда они миновали портретный проем.

— Нам срочно нужно что-то делать, — ответил Гарри. — Это просто невозможно выносить. Эти стихи с утра до ночи. Он сочиняет их даже во сне, понимаешь? Бормочет что-то между всхрапами, просыпается среди ночи, записывает, зачитывает вслух. Скоро я сойду с ума!

— Ну, если он будет продолжать в таком духе, то уже в следующем году его вышвырнут из школы. Когда он последний раз делал уроки?

— Да лучше бы он сошел с ума на почве домашних заданий! — в сердцах выкрикнул Гарри. — Мы должны что-то сделать. Должны вернуть нашего Рона. Этот психованный Рундил точно не он.

— И что ты предлагаешь? Поговорим с кем-нибудь из преподавателей? Сходим к мадам Помфри?

— Не знаю, Гермиона. Кто тут гений? Неужели тебе ничего не приходит в голову?

Гермиона задумалась.

— Знаешь, надо вначале понять, почему его заклинило именно на поэзии. Вот так внезапно. Он же даже никогда не интересовался литературой, так?

— Да, — подтвердил Гарри, — только комиксы читал.

— Вот, это странно. Но если бы любовное зелье или яд повлияли на его организм, то мадам Помфри бы сказала. А она заявила, что он полностью здоров, значит, дело в чем-то другом. Но в чем тогда?

— Или она врет.

— Или его снова отравили, — сказал голос из темноты коридора.

Гермиона и Гарри резко обернулись и увидели, подходящую к ним Джинни.

— Что? — сказала она, увидев их лица. — Сколько можно от меня прятаться? Он мой брат и я хочу ему помочь. А этот ваш комплекс одиноких спасителей мира у меня уже в печенках сидит. Так что не спорьте, в этот раз я с вами.

— Почему ты думаешь, что Рона отравили? — спросил Гарри, когда они все втроем стремительным шагом двигались по коридорам замка. — Это просто предположение или ты что-то знаешь?

Джинни развела руками:

— Просто мысль. В тот самый момент, как он заставил меня выслушать свою первую поэму о Гремучей Иве, я сразу подумала, что его либо отравили, либо прокляли.

— Прокляли... — протянула Гермиона. — А что, это вполне вероятно. Но кто, зачем и как? Нет, тут слишком много белых пятен, а надо начать с самого начала.

— Пошли на воздух, — предложила Джинни, — там лучше думается.

Они спустились и вышли на улицу. Было еще светло.

— Итак, — Гермиона повела их к озеру, размышляя на ходу. — Первое: как мы знаем, говорить с Роном о его страсти к поэзии не имеет смысла. Он уходит от разговора, меняет тему или даже уходит в прямом смысле. Прямо посередине фразы. Не слишком адекватное поведение.

— Верно, — согласился Гарри. — Что-то у него не то с головой.

— И как раз это, — воскликнула Джинни, — признак того, что не Рон сам по себе изменился, а что-то повлияло на его мозги! Как будто бы поэзия буквально захватила его разум и паразитирует на нем.

— Если бы только это можно было бы назвать поэзией, — вздохнула Гермиона. — Ладно, теперь второе: эта перемена с ним произошла после того, как он выписался из больничного крыла.

— Не сразу, — заметил Гарри. — Вначале все было в порядке, а потом он начал отключаться и сидеть в прострации, вначале минуты, а потом и по несколько часов кряду.

— Святые соплохвосты! — Джинни закрыла лицо ладонями. — А что если все это время его мозг разъедал яд, и теперь уже ничего нельзя исправить?

— Не паникуй раньше времени, — заявила Гермиона. — Мы не знаем ни-че-го. Это все еще может быть обычным хобби.

— Хобби?!

— Слушай, ведь даже ты как-то написала стихи. Для Гарри. Помнишь? Может, это у вас семейная страсть, обычно просто находящаяся в латентном состоянии.

Джинни вначале удивилась, а потом смутилась, вспомнив свой первый курс и детскую влюбленность в Гарри. Гарри выглядел смущенным тоже.

— Гермиона, никогда больше не напоминай о том случае. И я написала всего один чертов стих. Не строчила их с утра до ночи, как это делает Рон.

— Стойте, так может, он влюблен? — воскликнул Гарри. — Это бы многое объяснило.

Он было воодушевился, но тут же сник. Ничего бы это не объяснило. Чтобы настолько отключились мозги от влюбленности, надо было действительно отравиться любовным зельем.

— Давайте выделим основные версии и примемся за их отработку, — предложила Гермиона. Она порылась в карманах мантии и вытащила потрепанный блокнот и огрызок карандаша. — Так...

Она принялась строчить мелким убористым шрифтом, а потом протянула блокнот друзьям.

— Есть что добавить?

Джинни и Гарри склонились над записями Гермионы.

Проблема: странности с Роном Уизли, теперь также известным как Рундил Уозлик.

Решение: выяснить с чем связаны перемены в его поведении и принять меры в случае необходимости.

Первоначальный план действий: изучить объект и последовательно отработать версии происходящего.

Версия один: психологическая травма. Проблемы в реальной жизни, которые заставили объекта замкнуться в собственном внутреннем мире. Опросить свидетелей.

— Не было у него никаких проблем, — прокомментировала Джинни. — Разве что он жаловался, что жаркого на ужин давно не подавали. Или с Лавандой цапался. Но серьезно, разве это проблемы?

— И каких свидетелей? — спросил Гарри. — Мы его самые близкие люди здесь. И мы ни о каких проблемах не знаем. Хотя можно поговорить с Лавандой...

Они снова склонились над блокнотом.

Версия два: отравление, случайное или умышленное. Проверить организм на наличие следов яда.

— Но как? Как мы его проверим? — почесал в затылке Гарри.

— Надо все же сводить его в больничное крыло, — ответила Гермиона. — Как-нибудь уж исхитримся.

...В случае обнаружения яда переходим к плану по поиску злоумышленников.

— У нас есть такой план? — удивился Гарри.

— Будет, если понадобится.

Версия три: проклятие, случайное или умышленное.

Версия четыре: одержимость. (Выяснить хоть что-то про сам феномен).

Версия пять: с объектом все в порядке, он разыгрывает всех вокруг.

— Ты правда думаешь, что Рон способен так натуралистично разыгрывать нас? — возмутился Гарри.

— Это вообще лишний пункт, — заявила Джинн. — Глупая версия.

— Нет, не глупая. Нельзя исключать возможности, просто потому что они не нравятся. Может, он заключил пари или слава близнецов не дает ему покоя, или он хочет быть актером и для этого изображает из себя поэта, который только и делает целыми днями, что пишет стихи?

— Гермиона, ты сама-то хоть понимаешь, как бредово все это звучит? — повернулась к ней Джинни.

— Да, — согласилась Гермиона, — это была бредовая мысль. Но все равно вычеркивать эту версию я не буду. Поработаем пока с остальными.

— Отлично, — Джинни с энтузиазмом кивнула. — Кто за отработку «версии два» прямо сейчас: отвести Рона к мадам Помфри?

Она подняла руку. И Гарри поднял руку. Гермиона только вздохнула:

— Так и быть. Приступим.

Они целеустремленно вошли в гостиную. У всех троих на лице была написана решимость. Их лица были настолько суровы, а походка так тверда, что люди расступались, спеша убраться с их пути. Тем временем Рон в компании Лаванды и других чудиков, кажется, вновь зачитывал что-то из своего творчества.

— ...Позавчера в «Трех Метлах» сидел с Лавандой я,

Нам было так прекрасно, вот не совру, друзья!

Мы пили сливочное пиво и ели мятный мармелад,

Отличный был денечек, я очень-очень рад!..

— Все хуже и хуже, — пробормотал Гарри.

— Привет, Рон! — громко сказала Джинни, немного переигрывая с дружелюбием.

— Не мешай, — недовольно поморщилась Лаванда. — Не видишь, Рундил сочиняет экспромтом.

— Кажется, с Лавандой не удастся мирно побеседовать, — прошептал Гарри на ухо Гермионе. — Ей явно нравится новый Рон.

— Я все же попробую разговорить ее попозже, — ответила Гермиона. — Хотя, похоже, ты прав.

Джинни громко откашлялась.

— Это важно, Рон! Не мог бы ты отойти с нами на секундочку?

— Я Рундил, Джинни! Сколько можно напоминать?

— Рундил, — через силу выговорила Джинни, выразительно оглянувшись на Гарри и Гермиону, — не мог бы ты поднять свою задницу и пойти поговорить с сестрой? Повторяю, это важно.

— Ладно-ладно, иду! — он раздраженно поднялся. — Сейчас вернусь, — бросил он своим поклонникам.

Джинни схватила его за локоть и потащила к портретному проему, Гарри и Гермиона пристроились сзади, отсекая возможность бегства.

— Э, да куда мы? — возмутился Рон.

— Просто не хочу говорить при свидетелях, — сквозь зубы прошипела Джинни и толкнула портрет Полной Дамы. — Мы хотим тебе кое-что показать! — преувеличенно радостно, но все так же ненатурально, воскликнула она, когда они оказались в коридоре.

— Не сейчас, — Рон попытался затормозить, упираясь ногами в плитки пола, — вы оторвали меня буквально на середине сочинения поэтической зарисовки о нашем позавчерашнем вечере с Лавандой. Я потеряю мысль!

Джинни продолжала тащить Рона по коридору, и теперь уже Гарри приходилось ей помогать.

— Кхм, Рундил? — заговорила Гермиона решив отвлечь Рона разговором, пока они не доставят его в больничное крыло.

— Что?

— Рундил, расскажи о том как мысль о сочинении стихов впервые пришла тебе в голову.

Рон задумался так, что даже перестал сопротивляться и позволил Гарри и Джинни спокойно волочь себя по коридорам.

— Хм... Интересный вопрос, Гермиона! Если подумать, то впервые это случилось, когда я восстанавливался в больничном крыле. Я лежал там и мне было очень скучно. Очень скучно. И тут что-то такое мелькнуло в голове... Я вспомнил стишок. Такой хороший детский стишок... Хм, совсем не помню какой. Странно. Но помню, что он все крутился у меня в голове, и мне даже как-то веселее стало, легче на душе. Поэтому я спокойно уснул, а на следующий день уже вернулся в башню. И вот с того момента как-то начал задумываться... Проклятый гиппогриф! Надо вспомнить, что это был за стишок. Спасибо, Гермиона, что спросила, я ведь и сам уже забыл...

Рон умиротворенно замолчал. Гермиона обменялась озабоченными взглядами с Гарри и Джинни. Странная это была история.

— Эй, а куда вы меня все-таки тащите?!

— Вы просто психи! — воскликнул Рон. — Ну и чего ради вы притащили меня в больничное крыло? Так, по-вашему, поступают с друзьями?

— Мадам Помфри просто осмотрит тебя, Рон. Плановое обследование, — попыталась успокоить его Джинни.

— Рундил, Джинни!

— Рундил, — поправилась она.

— Вот видишь... Рундил, это ведь не слишком нормально, — мягко заговорила Гермиона, — Ни с того ни с сего взять новое имя и начать целыми днями сочинять стихи. Это подозрительно, разве нет? Мы просто хотим удостовериться, что с тобой все в порядке.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнул Рон, вырвавшись из рук Джинни и отступив на шаг. — В стихах. Вас беспокоит, что я сочиняю стихи. Что ж, если вам этого не дано, это не значит, что это не нормально. Знаете, что?

— Что?

— Я вижу тут то же самое, что происходило веками. Люди бояться и ненавидят того, кто обладает непонятным им талантом. А от вас, ребята, я, серьезно, такого не ожидал, — упавшим голосом договорил он.

— Что тут такое? — выглянула из своего кабинета мадам Помфри.

— Это тот, о ком я говорил, — вышел из-за ее спины Гарри. Чуть раньше он пошел к ней один, чтобы рассказать о необычном случае Рундила-Рона.

— Хм. — На лице ее было написано неодобрение. — Вообще-то это больничное крыло, а не место для игр и развлечений. Думаю, вам всем стоит уйти.

— Нет уж! — взбеленился Рон. — Осмотрите меня. Да, обследуйте, пожалуйста! Чтобы эти вот, — он презрительно махнул на остальных, — отстали от меня раз и навсегда.

— Я собираюсь позвать профессора МакГонагалл, — предупредила медсестра.

— Мадам Помфри, — обратилась к ней Гермиона. — Недавно Рон был отравлен, помните? А до этого опоен любовным зельем. Мы боимся, что либо это случилось снова, либо предыдущие отравления отразились на его... рассудке.

— Очень мило, Гермиона. Очень, — Рон сжал губы и покачал головой.

— Я прекрасно помню его. — У мадам Помфри уже заканчивалось терпение. — И помню, что он покинул больничное крыло полностью излечившимся. Единственное, чего я не помню, так это с каких пор я должна отчитываться перед школьниками? А ну-ка все вон отсюда!

— Чувствую себя нашкодившим первокурсником, — признался Гарри, когда они медленно брели по коридорам от больничного крыла.

Незадолго до этого ушел Рон, заявив, что руки больше никому из них не подаст.

— Может быть, мадам Помфри как-то связана с этим? — предположила Джинни. — Поэтому и не хочет осмотреть Рона?

— Если бы она была связана, — сказала Гермиона, — то как раз осмотрела бы его, чтобы отвести подозрения и заявила бы, что все в порядке. Нет. Сглупили мы с вами. Зря подставились перед Роном.

— Но мы так и не узнали отравлен он или нет, — вздохнула Джинни. — И теперь не узнаем, если только его состояние не ухудшится.

— Это не важно, — Гермиона остановилась и посмотрела на друзей. — Ведь теперь у нас есть зацепка.

— Ты о чем? — не понял Гарри.

— Детский стишок! — торжественно произнесла она.

— Что? — Джинни нахмурилась. — А ты, часом, не двинулась, Гермиона?

— Из рассказа Рона. Помните? Он лежал в больничном крыле и ему пришел в голову какой-то стишок. С этого все и началось. Очень странно, не находите? И что-то мне подсказывает, что копать надо в этом направлении.

— Да, мне эта деталь тоже показалась очень странной, — согласился Гарри. — Но я все же не могу понять, как это поможет нам выяснить что произошло с Роном.

— Я тоже пока не знаю, но чувствую, что это чрезвычайно важно. Пока отложим предыдущие версии и займемся стишком.

— Вот только как? — поинтересовалась Джинни. — Мы даже не можем выяснить подробности у Рона. И все почему? — она изобразила изумленный вид. — Потому что он больше в жизни с нами не заговорит! Вот почему.

— Это было просто ужасно, Лаванда, — Рон полулежал на кресле в гостиной, положив руку на лоб. — Ужасно. Моя собственная сестра, мои друзья... Они притащили меня к мадам Помфри, потому что считали, что со мной что-то не так.

— О, Рундил! — Лаванда сочувственно прикоснулась к его коленке.

— И все из-за того, что я сочиняю стихи! Скажем прямо, не каждому дано понять поэзию. Но если не понимаешь, так хоть не отрицай, верно?

— Конечно. Ты абсолютно прав!

Рон резко сел и взял ее руку в свои:

— Хорошо, что хоть ты меня понимаешь, Лав-Лав. Это согревает мое сердце.

Он откашлялся.

— Ты так прекрасна и умна.

Жизнелюбива, весела!

Быть с тобой всегда чудесно,

Это даже интересно.

Он улыбнулся, ожидая похвалы.

— Ох, Бон-Бон, снова экспромт? — воскликнула Лаванда.

Рон довольно кивнул.

— И все для меня? Рундил, я тебя обожаю!

— Меня сейчас стошнит. Уровень приторности просто зашкаливает, — прошипела Джинни в том углу гостиной, где они с Гарри и Гермионой прятались с удлинителями ушей. Она вытащила удлинитель из уха, чтобы пропустить звуки сочных причмокиваний поцелуя. Гарри и Гермиона сделали тоже самое. — Что-то я не уверена, что мы так выясним хоть что-то толковое. Эти двое безнадежны.

— Послушаем еще, — не отступал Гарри. — Раз Рон ей все рассказывает, то должен рассказать и о стишке.

Они вновь взялись за удлинители ушей, удостоверившись, что Рон и Лаванда прекратили целоваться.

— Теперь я хочу восстановить душевное равновесие и немного посочинять, — сказал Рон, хватаясь за стопку чистых пергаментов. — Не принесешь мне перо и чернильницу?

— С удовольствием, — Лаванда чмокнула Рона в лоб и удалилась.

— Нет, — Гермиона отшвырнула удлинитель ушей, — так мы никогда ничего не узнаем. Пора уже перестать вести себя, словно дети и приступить к решительным действиям.

— Ну и что предлагаешь? — Гарри аккуратно собрал три удлинителя и спрятал их в карман.

— Обыск.

Джинни посмотрела на нее с недоумением.

— Прямо сейчас мы идем в спальню и осматриваем вещи Рундила. Тьфу! Рона.

— Но...

— Нет, Гарри никаких но. Это настоящее дело, не то, что сейчас. Мы прячемся за диваном и подслушиваем любовные разговоры — это же такая же шиза, как у Рона со стихами. К тому же, подумайте сами, мы можем найти в его вещах какой-нибудь проклятый предмет, из-за которого Рон спятил. К примеру.

— С этого и надо было начинать, — Джинни решительно встала.

— Эй, а что это вы тут делаете? — удивился Невилл, подходя к их углу.

— Отдыхаем, Невилл, просто отдыхаем, — Гарри вылез из-за дивана вслед за друзьями и похлопал одноклассника по плечу, проходя мимо.

В спальне мальчиков было пусто. Гарри зашел первый, проверил местность, выждал пока Дин с Симусом выйдут и дал знак, дожидающимся его девчонкам, что все чисто.

— Даже не говори мне, которая из них кровать Рона, — заявила Джинни, оглядывая помещение. — Ее и так видно за милю.

Это была чистая правда. Чья еще прикроватная тумбочка могла быть завалена пергаментами, сломанными перьями и чернильницами с разноцветными чернилами? Стихотворения о любви Рундил писал красным, об отваге фиолетовым, о дружбе желтым, о зле зеленым, а о повседневности черным. Иногда приходилось комбинировать цвета, а иногда он не мог определить нужный для очередного сочинения и тогда безвинный пергамент рвался и клочками разлетался по комнате.

— О, так он еще и рисовать начал? — Гермиона держала в руках листок, исчерченный разноцветными геометрическими фигурами. — Возможно, болезнь прогрессирует.

— Так, — спохватилась Джинни. — Приступаем к делу. Только вот что мы ищем?

Они с Гарри уставились на Гермиону. Гермиона закусила губу.

— Что-нибудь необычное, выходящее из ряда вон.

Джинни с сомнением оглядела спальное место Рона.

— Да у него все как-то из ряда вон...

— Просто обращайте внимание на все подозрительные предметы, ладно?

— Не верю, что мы это делаем, — сказал Гарри, вытаскивая чемодан Рона из-под кровати. — Самое худшее тут, пожалуй, то, что я даже не чувствую угрызений совести.

— А их и не должно быть, — заявила Джинни, проверяя матрас и подушку на наличие тайников. — Мы ведь хотим спасти Рона, а не ограбить.

— Только есть ли от чего спасать? — протянула Гермиона. — Вдруг с ним все в порядке?

— Опять ты за свое! — возмутилась Джинни. — Нет, ничего с ним не в порядке. И это видно невооруженным взглядом.

— Доверимся сестре, — сказал Гарри, желая поскорее прекратить бесполезный спор. — Эй, посмотрите-ка сюда. Как думаешь, Гермиона, это достаточно подозрительно?

Гермиона отошла от тумбочки и опустилась на колени рядом с Гарри. Он сидел, сложив руки на груди, и смотрел на раскрытый чемодан. Внутри, под слоем рваных носков и другого хлама, лежала небольшая кукла, точная копия Рона. Джинни присела рядом и потянулась, чтобы ее достать.

— Не трогай! — воскликнула Гермиона. — Мало ли что там может быть.

Они все переглянулись.

— Ну вот, — вздохнула Джинни. — Кажется, мы копнули в правильном направлении.

Рон приступил было к записыванию крутящихся в голове строчек, но раздраженно отшвырнул перо.

— Слушай, Лав-Лав, сейчас мне нужны желтые чернила. Не зеленые.

Лаванда виновато потупилась:

— Но у меня нет желтых, Бон-Бон.

Рон оглянулся по сторонам в поисках возможной помощи. Но все в гостиной были заняты своими делами. Он, кряхтя, поднялся.

— Ладно, схожу к себе.

Лаванда с готовностью вскочила:

— Я с тобой, Рундил.

— И как думаешь, что это значит? — спросил Гарри. — Эта кукла проклята?

— Не знаю пока, — Гермиона с сомнением смотрела на куклу. Сделана она была с несомненным мастерством. Лицо поражало сходством с оригиналом. Даже веснушки и безупречно подобранный тон волос не выглядели неестественно.

— Откуда она могла взяться? — У Гарри в голове вопрос возникал за вопросом.

— Может, Рон сам ее сделал, — задумчиво предположила Гермиона. — Он теперь такой самовлюбленный.

Она встретилась взглядом с Джинни.

— А что? Я просто предположила. Нельзя же вечно зацикливаться на одной версии происходящего.

— Это ты, Гермиона, хочешь зациклиться на версии, что с Роном не происходит ничего страшного. Это называется самообман.

Гермиона хотела ответить, но тут дверь начала открываться. Гермиона резким движением захлопнула чемодан, Гарри ногой пихнул его обратно под кровать, Джинни швырнула покрывало и подушку назад. Все это как попало повалилось на матрас со скомканным одеялом, но времени поправлять не было. Одним невероятным прыжком они все втроем отскочили с места прямо на соседнюю кровать. Это было довольно нелепо, но как еще они могли сделать вид, что не шарятся по вещам Рона, а просто, например, отдыхают?

— Эй, что тут происходит? — удивился Рон при виде трех растрепанных людей, развалившихся на кровати у Гарри. — А, опять вы.

Лаванда застыла, силясь понять, что тут происходит. Ей в голову приходила только одна мысль...

Рон перевел взгляд на свое спальное место и застыл, как и Лаванда. Но в отличие от нее он был в ярости.

— Лаванда, — прохрипел он. — Посмотри, что устроили эти чокнутые.

Они оба уставились на переворошенную кровать, на угол чемодана, торчащий из-под нее, на незакрытую тумбочку.

— Рон, это не то, что ты думаешь, — Гарри поднял руки, защищаясь. — Это...

— Так все и было, когда мы зашли, — быстро сказала Джинни. — Да, ребята?

— Да, — подтвердила Гермиона.

Гарри кивнул.

Рон переводил взгляд с них на свою кровать и обратно.

— И вы думаете, я вам поверю? Все шляетесь вокруг, вынюхиваете... Лаванда, они думают, что я псих, представляешь? А по-моему, психованные они.

— Это точно, Рундил, они совершенно сбрендили. От зависти, наверное, — Лаванда дернула плечом и подошла поближе. — Ну-ка выметайтесь отсюда, пока мы всем не рассказали, что вы рыскаете по чужим вещам!

Джинни хотела возразить, но Гермиона схватила ее за руку и потащила к выходу. Гарри остановился перед Роном.

— Я верю, что ты где-то там, Рон. Знай, я верю. Мы тебе поможем.

Гермиона вернулась и схватила Гарри тоже. Рон, в шоке, остался стоять посреди комнаты.

— Ну что теперь?

Трое друзей опять прогуливались по коридорам, обсуждая последние открытия.

— Теперь у нас есть кукла, — заявила Гермиона. — Кукла и стишок. Две странности. Это лучше, чем ничего. Завтра выясним, откуда у Рона взялась эта кукла.

— Может, надо было ее забрать? — спросила Джинни.

— Может. Надо проверить ее на заклятия.

— Вы понимаете? — воскликнул Гарри. — Это же настоящий прорыв в деле. Я более чем уверен, что детский стишок возник в голове у Рона, после того, как у него появилась эта кукла! И тогда он начал сходить с ума. Это все объясняет! Ну, — он замешкался, — по крайней мере, начинает вырисовываться картинка произошедшего.

— И получается, — задумчиво проговорила Джинни. — Что все-таки кто-то его проклял.

— Вот только кому и зачем это понадобилось? — Гермиона остановилась у окна.

— Загадка, — ответил Гарри. — Но мы ее обязательно разгадаем.

Джинни проснулась в несусветную рань, но когда она спустилась в гостиную гриффиндора, там уже сидела Гермиона.

— Доброе утро.

— Доброе, — хмуро ответила Гермиона, не поднимая головы. Она быстро-быстро строчила что-то в своем блокноте.

— Надеюсь, не стихи сочиняешь? — невесело пошутила Джинни.

— Куда уж мне. Записываю все, что мы узнали. Это помогает сконцентрироваться.

— И что думаешь? — Джинни села рядом.

— Пока ничего толкового. Но, думаю, ты абсолютно права. Рона прокляли.

Гермиона поставила жирную точку в конце предложения и оторвалась, наконец, от блокнота:

— Вот только что это за проклятие и как его снять, неизвестно.

— Нам нужна кукла, — Джинни сложила руки на груди.

— Нужна, — подтвердила Гермиона. — Слушай, а ты еще ничего не писала миссис Уизли?

— Нет, конечно, — Джинни нервно тряхнула головой. — Но она спрашивала у меня, все ли в порядке с Роном. Он присылал ей странные письма со своими стихами, и она немного беспокоится. Еще бы! Я и не знаю, что ей ответить. Если мы не выясним подробности в ближайшее время, то мне придется все ей рассказать. Но я боюсь, она может не поверить, что это не придурь Рона, а что-то опасное! Поэтому я и жду доказательств.

* * *

Молли, включив радио на полную громкость (ведь пела Селестина Уорлок), занималась домашними делами, когда прилетела сова от Рона.

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнула Молли.

Она очень переживала за сына после жуткого случая с отравлением смертельным ядом. К счастью, Рон быстро пошел на поправку, и ей пришлось покинуть Хогвартс, где она проводила время у постели больного сына. Но, несмотря на все улучшения в состоянии Рона, ее материнское сердце все еще было не на месте.

Молли отложила волшебную палочку и даже убавила громкость радио, и только потом села читать.

«Привет, мам! — писал Рон. — Со мной все хорошо, сегодня выписали из больничного крыла. И это хорошо, потому что после того, как вы все уехали было ужасно скучно. Единственной моей компанией в одинокие дни и ночи был Рон-младший, как я его называю. Представь, мне подарили куклу-мою точную копию! Тебе понравится. Я чувствую себя замечательно! С новыми силами приступаю к нормальной жизни. Целую, пока!»

У Молли отлегло от сердца, но все же она попросила сына писать почаще, по крайней мере, первое время.

Через несколько дней пришло новое письмо. Сова застала Молли прямо посреди большой стирки. Опять отложив все дела, Молли села за чтение.

«Здравствуй, мама! Рад был получить от тебя весточку. Знай, чувствую я себя преотлично. Несчастный случай, произошедший со мной, кажется мне теперь подарком судьбы. Я пересмотрел свои приоритеты и нашел занятие, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. Ты, верно, удивлена? Не удивляйся, должен же был твой сын когда-то повзрослеть. Представь, я открыл в себе страсть к сочинительству стихов! Я только начал, так что не суди строго. Вот:

Я был предательски отравлен,

Проделкой вражьей оскорблен,

Но вот сейчас уж все в порядке,

Я силой чудной оживлен.

И не пройдут теперь бесславно

Года, положенные мне.

Какой-то милостью оставлен

Был этот дар чудесный мне.

Теперь я не простой прохожий,

Каких немало на Земле,

Ни на кого я не похожий -

Поэт теперь живет во мне.

Ну как? Неплохо для начала, да?

Целую, всегда твой, Рундил Уозлик.

P.S. Рундил Уозлик — мой поэтический псевдоним. Было бы неплохо, если бы ты в дальнейшем называла меня именно так.»

Прочтя письмо, Молли нахмурилась. Как-то это было уж слишком неожиданно. Хотя в подростковом возрасте чего только не происходит с детьми. Наверняка Рон влюбился. Интересно, кто же эта девочка? Надо выведать подробности у Джинни. Только осторожно.

Стихи Молли понравились, она даже почувствовала искреннюю гордость. Наконец-то Рон начал себя проявлять! И гораздо позже своих братьев. Вот только что за нелепость с Рундилом? Ни в коем случае она не станет так называть собственного сына!

Новое письмо пришло быстро. Молли отдыхала в саду, когда сова уронила конверт к ней на колени.

«Ма! Ну, я же просил называть меня Рундилом! Дела мои хорошо. Я начинаю обретать в школе успех. Многим очень нравятся мои сочинения. Вот только Гарри и Гермиона оказались совершенно невосприимчивы к искусству. Очень печально, но этих обывателей уже не перевоспитать. Прилагаю к письму несколько своих новых баллад. Не забудь показать их папе. Целую. Твой гениальный Рундил.»

Тем же вечером Молли заговорила с Артуром о сыне, выразив легкое беспокойство новым увлечением Рона.

— Дорогая, тут не о чем волноваться, уверяю. Я лично очень горд, что у Рона, наконец, появилось дело жизни, — сказал Артур, думая, как бы побыстрее покончить с ужином и улизнуть в гараж, где его ждал тайком принесенный с работы маггловский телевизор. — Увлечения — это святое!

— Ты прав, конечно, — задумчиво ответила Молли. — Но слишком увлекаться тоже вредно. Не запустит ли наш Рундил учебу?

— Кто? — не понял Артур.

— Наш младший сын просил так его называть. Это творческий псевдоним.

— А, конечно-конечно, — кивнул Артур. Он уже не слышал жену, а погрузился в фантазии о том, как будет разбирать кинескоп.

Молли вздохнула. Когда у тебя семь детей и муж, то на собственные увлечения совершенно не остается времени.

* * *

— Не волнуйся, Джинни, — Гермиона положила руку ей на плечо. — Скоро доказательства будут.

— Ох, надеюсь...

Хлопнула дверь спален, Гарри сбежал по ступенькам.

— Вы не представляете! — взволнованно воскликнул он. — Кукла пропала. Наверное, Рон ее перепрятал. Ума не приложу, куда. Я все обыскал и пробовал Акцио. Нет, и все тут. Что делать будем?

В гостиную начал подтягиваться народ.

— Сходим вначале на завтрак, — решила Гермиона. — А там подумаем.

Они хмуро переглянулись и направились в коридор. Их положение было отчаянным.

За завтраком Гарри, Джинни и Гермиона мрачно смотрели на другой конец стола, где Рон сидел с Лавандой и своими новообретенными друзьями, почитателями отвратительных стихов. Они и не заметили, как к ним подошла Луна Лавгуд.

— Привет! Что такие серьезные? Что-нибудь произошло? — она понизила голос до шепота. — Опять боретесь со злом? Если что, я всегда могу помочь.

— Да что ты, — ответил Гарри. — Ничего такого. Просто настроения нет.

— А я только недавно вернулась, — Луна улыбнулась. — Надеюсь, вы не особо переживали. Папа нашелся. Оказалось, он просто забыл, что должен был прийти домой. Вот и бродил по лесу в поисках чудесных существ. Ничего страшного.

Друзья пристыженно заохали, вспомнив, что даже не подошли к Луне раньше, узнать все ли в порядке у ее отца, внезапно пропавшего около недели назад. Они вообще совсем забыли о ее существовании.

— Ну ладно, увидимся позже. А Рон-то, гляжу, совсем выздоровел. Пойду поздороваюсь, — получив свою долю сочувствия от трех друзей, Луна направилась к Рону.

— Черт, — сказала Гермиона. — Совсем о ней забыли. И какие мы друзья теперь?

— Главное, что все в порядке, — ответил Гарри. — И отец ее нашелся, и она вернулась.

— Как думаете, — задумчиво проговорила Джинни, разглядывая мило беседующих Рона и Луну, — можем ли мы ее использовать в расследовании? Она может быть нашим шпионом в стане врага. То есть, в компании чокнутых поэтоманов.

— А и правда! — воскликнул Гарри. — Хорошая идея.

— Только если Рон не распишет ей в подробностях все, что мы тут устроили, — сказала Гермиона, наблюдая за тем, как Луна, попрощавшись с Роном, с толпой рейвенкловцев покидает зал. — Джинни, у вас будут сегодня совместные уроки?

— Да, история магии.

— Вот и отлично! Посвяти ее в курс дела. Может, она согласится помочь.

Рону нравились изменения, произошедшие за последнее время. Он и припомнить не мог такие времена, когда ему жилось бы лучше. Сейчас у него была девушка, были поклонники и, конечно, у него была поэзия. Оставалось желать самому себе только неиссякаемого вдохновения и всемирной славы. Но Рон не торопился, еще успеется. А пока можно просто получать удовольствие от каждого мгновения этого чудесного дня. И даже зловредный Снейп лишь досадная помеха.

Рон сел за последний стол в кабинете зелий, приготовившись размышлять о высоком, пока Лаванда нарезает ингредиенты. Эта схема у них была уже отработана. Не сказать, что Лаванде нравилось делать все за двоих, но стихи сочинять она не умела, а перед талантом Рундила преклонялась, потому и не спорила.

Начался урок. Снейп расхаживал по классу, щедро раздавая гриффиндорцам свои обычные едкие замечания. Рона он предпочитал не замечать, зато Гарри доставалось как всегда.

— Лонгботтом, что это вы там прячете?

Громкий голос профессора вывел Рона из состояния блаженного безмыслия. Класс затаил дыхание: сейчас что-то будет.

— Ну же, Лонгботтом, не тратьте мое время. Что там у вас?

Невилл дрожащими руками вытащил огрызок пергамента, который до этого пытался запихнуть в карман мантии. Снейп, хищно прищурившись, схватил пергамент.

— Так-так, записочка? А, нет. Посмотрите-ка, у нас тут возник еще один доморощенный поэт. По веселым зеленым лужайкам я люблю погулять босиком, — прочитал Снейп голосом, полным сарказма. — Это как же вы себе, Лонгботтом, представляете веселые лужайки? И скажите мне на милость, зачем хвастаться такими убогими развлечениями, как прогулки босиком? Хотя, конечно, чем вы еще можете похвастаться...

Невилл, покрасневший как рак, сидел, уткнувшись взглядом, в одну точку, слизеринцы гоготали и даже кое-кто из гриффиндорцев сидел, давясь смехом, — нечасто Снейп позволял веселиться на уроках. Гарри и Гермиона настороженно переглянулись. Рон сидел, расширив глаза и открыв рот. Этого просто не могло быть. Кто-то покушался на его славу! Лаванда замерла с ножом в руке и переводила взгляд с Рона на Снейпа.

— И танцевать до упаду в вечернем саду перед сном... Да... Лонгботтом, жалею, что пришлось узнать о вас эту информацию.

Снейп с отвращением швырнул огрызок обратно.

— Минус двадцать баллов гриффиндору за посторонние занятия на уроках. Минус двадцать за ужасные стихи и минус пятьдесят за то, что мне пришлось узнать о вас, Лонгботтом, такие неприглядные вещи. Продолжаем занятие.

Гриффиндорцы покидали кабинет зельеварения в гробовом молчании. Лишиться девяноста баллов за урок — раньше такое было под силу только Гарри Поттеру. Но факультет обретал новых героев. Невилл, с красными глазами, выбежал из класса быстрее всех. Рон и Лаванда сразу за ним. Рон уже пришел в себя. Невилл ему не соперник: стихи слабые, темы, наверняка, банальные, в общем, никакой проблемы. Что лишний раз беспокоиться, если можно продолжать творить? Но все же тревога грызла его изнутри.

Гарри и Гермиона покинули класс последними.

— Ну и что думаешь? — спросил Гарри. — Просто подражатель или еще один двинувшийся?

— Не знаю, — протянула Гермиона. — Но тенденции опасные.

— Похоже мы имеем дело с эпидемией. Или с массовым проклятием. Представляешь, что начнется, когда все в Хогвартсе будут сочинять стихи?

— Надо поговорить с Невиллом. И узнать, нет ли у него, случайно, такой же куклы, как у Рона.

— Верно мыслишь! — похвалил Гарри. — Это, вроде, не проблема. С Невиллом мы еще не поссорились.

— Но все же, Гарри, тут точно дело нечисто. Невилл, да еще на уроке Снейпа, которого он боится больше всего в жизни, сочиняет стихи! Меня это пугает все больше и больше. Надо что-то делать. И делать как можно быстрее.

— Вот видишь! А совсем недавно ты утверждала, что с Роном все в порядке.

— Я бы хотела, чтобы с Роном все было в порядке. И до сих пор хочу, — вздохнула Гермиона. — Потому что совершенно не представляю, что нам делать.

— Так, — сказала Джинни с угрозой. — Мне это уже совсем не нравится.

Гарри и Гермиона выловили ее в коридоре сразу после того, как поднялись из подземелий после урока у Снейпа.

— Мне тоже, Джин, — сказал Гарри, вздохнув. — Мне тоже.

— Это никому не по душе, — заявила Гермиона. — Что начнется, когда замок будут терроризировать два поэта? А что, если их станет больше? Жуть какая-то наступает...

— А вдруг, — Джинни понизила голос, — вдруг, это сами-знаете-кто опять возродился?

— Не смеши, — фыркнул Гарри. — Искусство, даже отвратительное, не его стиль. Нет, тут что-то другое.

— Нужно найти Невилла, — предложила Гермиона. — И допросить его, пока он еще не двинулся, как Рон.

— То есть Рона ты уже сбросила со счетов? — возмутилась Джинни.

— Не передергивай, я просто имела в виду, что с Роном бесполезно разговаривать. И, конечно, я верю в возможность исцеления. Только чтобы кого-то исцелить, надо вначале понять, с чем имеешь дело.

— Ладно, — решил Гарри, — нам нужна карта Мародеров.

— Или не нужна... — протянула Джинни.

— Ты о чем?

— Смотрите, — Джинни указала в сторону окна.

Друзья выглянули и увидели одинокую фигурку Невилла, бредущую в сторону озера.

— Быстро! Сбегаем за плащами! — воскликнула Гермиона.

Они сломя голову понеслись к гриффиндорской башне, боясь упустить Невилла.

Гарри спустился из спальни первым, на ходу натягивая плащ. Почти сразу же показалась Гермиона.

— Я на всякий случай все же прихватил карту, — сказал Гарри. — Если Невилл уйдет, мы всегда сможем его найти.

Гермиона не ответила. Она нервничала из-за того, что приходится пропускать урок. Но медлить было нельзя, тем более хорошо, что у них есть возможность поговорить с Невиллом без свидетелей.

— Да где же Джинни? — нетерпеливо спросил Гарри. Он не отрывал взгляд от карты.

— Что Невилл? Все там же?

— Ага, ходит туда-сюда. Наверное, все не может успокоиться. Здорово его Снейп приложил.

— Да, минус девяносто баллов. И так, только потери в последнее время. Кубок школы мы теперь точно не возьмем.

— Слушай! Так может, это все слизеринцы затеяли? Выводят нас из строя.

— Нет, — Гермиона с сомнением покачала головой. — Не может быть. Слишком сложно для них.

— Ну где же все-таки Джинни? Что, неужели так сложно взять плащ и спуститься?

— У тебя же карта в руках, — напомнила Гермиона. — Вот и посмотри.

— Она в своей спальне. И, к сожалению, карта не показывает, что можно там так долго делать.

— Ладно, схожу позову ее.

Гермиона направилась к лестнице девочек, но тут дверь распахнулась, и Джинни медленно спустилась к ним.

— Что так долго? — недовольно спросил Гарри. Он наблюдал по карте, как точка с именем Невилл отправилась в сторону хижины Хагрида.

Гермиона дернула его за рукав.

— Джинни, что это у тебя? — спросила она.

Джинни подняла лицо, бледное как полотно, и расширенными глазами посмотрела на Гермиону:

— Т-тут... т-тут... такое... Святые соплохвосты... — она шмыгнула носом и подняла повыше предмет, который до этого несла на вытянутых руках.

Это была кукла. Маленькая копия Джинни. Выглядела кукла великолепно, просто мечта ребенка, но троих друзей дрожь пробирала от одного взгляда на нее.

— Они и до меня добрались, — севшим голосом сказала Джинни. — Когда я сочиню первое стихотворение, отправьте меня в Мунго, пожалуйста. Я не хочу сходить с ума.

— Так, спокойно, — сказала Гермиона. — Это еще ничего не значит. Прямо сейчас мы отнесем ее профессору Флитвику, и он проверит ее на проклятия.

Гарри мягко вытащил куклу из ослабевших рук Джинни.

— А где ты ее взяла?

— Она сидела на моей кровати. Прямо на подушке, — Джинни снова шмыгнула носом. — Ребята, мне страшно.

— Не переживай, — Гермиона сжала ее руку. — Мы на финишной прямой. Еще чуть-чуть, и загадка разгадана!

— Ты так говоришь, Гермиона, потому что тебя на кровати не ждала жуткая кукла, которая заставляет сочинять стихи.

— А ты уже чувствуешь позывы? — Гарри поправил очки и серьезно вгляделся в Джинни, будто ожидая увидеть, как рифмованные строчки посыпятся из нее прямо сейчас.

— Чувствуешь вообще что-нибудь необычное? — спросил он.

— Гарри! — воскликнула Джинни. — Спасибо, ты настоящий друг!

Он поднял руки с куклой в них в защитном жесте:

— Да я просто пытаюсь исследовать это явление. Это может пригодиться в будущем, когда мы будем снимать проклятие, или что это там такое.

— Пойдемте быстрее к Флитвику, — предложила Гермиона. — С проклятием, если оно есть, он разберется. А мы тем временем поговорим с Невиллом.

— Ладно.

— Пошли.

У Флитвика шел урок, но это не помешало трем друзьям ворваться к нему в класс. Первокурсники, тренировавшие Вингардиум Левиоса, так взволновались от вида трех взмочаленных старшеклассников, что чуть со стульев не попадали. Профессор Флитвик, в отличие от мадам Помфри, с легкостью вошел в их положение и согласился проверить куклу. Наверняка сыграло роль то, что Гермионе он верил безоговорочно и считал ее лучшей ученицей не только на курсе, но и во всей школе. Она просто не могла его разыгрывать.

Оставив куклу Флитвику, они втроем отправились в хижину Хагрида, где, согласно карте Мародеров, сейчас сидел Невилл. У Джинни слегка полегчало на душе. Ведь если с куклой что-то не так, то специалист по заклинаниям уж точно определит что.

— Я чувствую себя смертельно больной, — пожаловалась Джинни по пути.

— Что, уже начались какие-то эффекты? — обернулся к ней Гарри.

— Не в этом смысле. Просто я знаю, что в любой момент могу начать сходить с ума. И меня это убивает. Мерлин! Знали бы вы, как я ненавижу стихи! Если выживу и останусь в здравом уме, буду обходить любой намек на поэзию за милю.

— Ну, не соглашусь, — сказала Гермиона. — Хорошая поэзия — это совсем другое дело. И вот уж ее ни в коем случае не стоит сюда приплетать.

— Слушайте, да вы оба умеете поддержать человека! — Джинни сложила руки на груди, демонстративно отвернулась и не поворачивалась, пока они не дошли до хижины.

— Не, Невилл, не дело это, — послышался громкий голос Хагрида. — Что это ты лепишь пятое к десятому?

Невилл что-то неразборчиво ответил.

— Ну-ка, а посмотри у меня что. Красота! Загляденье!

Я вышел в сумерках наружу

И Арагога увидал,

Мы с ним давненько уже дружим,

И он ни разу не предал.

— А? Поема! Нравится? То-то же!

Джинни расширила глаза так, что было странно, как они не выпадают из глазниц. Она тут же прямо с места повернулась и быстро пошагала обратно к замку. Гарри и Гермионе пришлось ее перехватить.

— Нам теперь тем более надо с ними поговорить, — сказала Гермиона.

— Не, ребята, я туда не пойду, — Джинни с ужасом смотрела на домик.

— Надо, надо, — убеждал Гарри. — Только мы можем что-то изменить. Спасти мир и так далее. Понимаешь? Только мы.

Джинни сглотнула и кивнула. Гарри постучал в дверь.

— О, кто пришел! — Хагрид обрадованно посторонился. — Давненько уж не виделись.

Гарри и Гермиона пропихнули внутрь Джинни, а потом зашли сами.

— Ну, мы были очень заняты, — сказал Гарри. — Дел невпроворот.

— Да ладно-ладно вам! Я понимаю. А вы-то небось и не знали, что я тут взялся за сочинение стихов? Да и Невилл вон тоже. Прям какое-то повальное увлечение.

Невилл смущенно махнул им рукой со своего места у камина.

— Рон тоже увлекается, слышал? — осторожно поинтересовалась Гермиона.

— Да как не слышал? Слышал! Он мне тут как-то прочитал великолепную балладу собственного сочинения. Обо мне, — Хагрид зарделся. — Не, это ж надо, как приятно было!

— Эта та, которая называется «Эпическая баллада о Хагриде в Запретном Лесу»? — спросил Гарри, стараясь говорить без сарказма.

— Во, она самая. Эх, хорошая вещь! Нам с Невиллом, конечно, до такого мастерства далеко. Рундил молодец, из него великий поэт растет.

Гарри и Гермиона понимающе переглянулись — и Хагрид туда же.

— Да вы садитесь, — предложил тот и повесил чайник греться над каминным пламенем.

Они расселись, только Джинни продолжала стоять, зачарованно пялясь в угол хижины.

— Джин! — громко шепнул Гарри, привлекая ее внимание.

Джинни потерянно оглянулась и одними глазами указала в тот угол, в который смотрела все это время. Гермиона глянула туда, а Гарри пришлось приподняться, чтобы увидеть за спинкой кресла куклу, изображающую Хагрида. Тут уж он решил взять быка за рога:

— Хагрид! А что это у тебя за кукла?

Хагрид оглянулся и проследил за его взглядом.

— А, эта? — он взял в руки свою маленькую копию. По сравнению с гигантом Хагридом она казалась совсем крошечной, но на самом деле была в два раза больше кукол Джинни и Рона. Неизвестный мастер, кем бы он ни был, строго соблюдал пропорции. — Красивая, правда? И в точности как я, — он погладил куклу по спутанным волосам. — Уж не знаю, в чем дело, но и стихи в мою честь пишут, и кукол дарят... Кажется, все-таки, не зря я здесь, — он посмотрел на потолок, стараясь скрыть подступающие слезы, но все же пара слезинок успели скатиться и исчезнуть в бороде.

Гарри не хотелось разочаровывать Хагрида в такой момент и говорить, что, во-первых, Рон пишет стихи про все, что видит, а, во-вторых, неизвестный мастер посылает кукол отнюдь не с благими целями, поэтому в поисках поддержки он посмотрел на Гермиону, но Невилл их опередил.

— А у меня тоже есть такая кукла, — сказал он. — Только она меня изображает.

— Правда? — спросил Хагрид. Он уже справился со слезами. — А у тебя откуда? Я б громадную благодарность хотел передать тому, кто их делает. Уж очень натуральными получаются.

— Да не знаю, — вздохнул Невилл. — Когда я закончил отработку у Снейпа, она сидела в коридоре. Я вначале даже испугался, думал, чей-то розыгрыш, а потом понял, что кто-то подарок мне оставил.

— Когда это было? — быстро спросила Гермиона, вся подобравшись.

— Позавчера. Мне тоже очень-очень интересно, кто ее сделал.

— Всем интересно, — мрачно отозвалась Джинни.

— А у тебя, Хагрид, откуда кукла? — поинтересовался Гарри.

— Дык, сидела на крыльце, когда я из лесу вернулся. Ну, так это уж давно было. Недели две назад, наверное.

— А когда ты начал сочинять стихи? — спросила Гермиона.

— Ну, — Хагрид задумался, — я даже и не знаю. Наверное, после того, как стихи Рундила услышал. Уж очень они меня вдохновили. И я подумал: я ведь никогда не пробовал, может, и у меня получится.

— Вот да, — подтвердил Невилл. — И я так же подумал, после того, как Рундил стал везде свое зачитывать.

— А когда ты начал, Невилл?

— Ну, первые попытки были с неделю назад. Я вслух сочинял у озера. Хагрид меня услышал и сказал, что тоже пробует свое писать помаленьку.

— Стой! — воскликнула Джинни. — Ты получил куклу позавчера, а стихи начал сочинять неделю назад?

— Да, а что такое-то?

Гермиона приложила пальцы к вискам, стараясь увязать в голове информацию, Гарри нахмурился, а Джинни выглядела так, будто ее шибанули по голове. Хагрид напрягся:

— Что случилось? Вы трое ведете себя странно.

— Мы потом все объясним, — Гермиона вскочила. — Хагрид, ты не мог бы одолжить нам свою куклу? Ее хотел бы осмотреть профессор Флитвик.

— Да пожалуйста, — растерянно ответил полувеликан. — Только не сломайте.

— Не волнуйся, — сказал Гарри. — Невилл, а ты свою не принесешь профессору сам?

— Ладно, я попозже, но зачем?

Его вопрос так и повис в воздухе, потому что Джинни, Гермиона и Гарри, схватив куклу, выскочили из хижины и понеслись к замку.

— Слушайте меня, — объявила Гермиона по пути, видимо, прийдя к какому-то выводу. — Давайте все повторим, чтобы лучше думалось. Мы ведем расследование по поводу странностей в поведении Рона Уизли, также известного, как Рундил Уозлик.

Гарри и Джинни кивнули в унисон.

— На основании полученных данных, мы пришли к выводу, что во всех странностях в его поведении с большой вероятностью виновато проклятие. Проклятие, каким-то образом наложенное через куклу-копию.

— Нам также стало известно, — подхватил Гарри. — Что такие же куклы рассылаются и другим людям. Кстати, всем так или иначе связанным с Гриффиндором. Все получатели начинают сочинять стихи.

— Пока это только Рон и Хагрид, Невилл начал сочинять стихи раньше, — сказала Джинни. — И то, похоже, и Хагрид, и Невилл подхватили поэзию от Рона. Ну, по их собственным словам.

— Значит, куклы не причем? Не понимаю, — Гермиона встряхнула головой. — Но кто-то же их рассылает! Сейчас нам жизненно необходимо заключение от Флитвика.

Они понеслись еще быстрее и спустя всего каких-то пару минут, тяжело дыша, влетели в кабинет профессора Флитвика.

— Профессор, вы нашли что-нибудь? — крикнул Гарри с порога.

— Я проверил вашу куклу, но на первый взгляд она чиста. Конечно, можно провести более глубокий анализ, но я сомневаюсь, что что-нибудь найду.

— А мы вам принесли еще одну, — Джинни посадила на стол маленького Хагрида. — И Невилл свою чуть позже принесет.

— Странное дело, — Флитвик покачал головой. — Кто делает всех этих кукол?

— Вот это мы тоже хотим узнать, — ответила Гермиона. — Давайте я расскажу вам все по порядку...

Выслушав подробный рассказ Гермионы, Флитвик согласился, что дело очень подозрительное и пообещал сам расспросить Рона насчет его куклы.

— Я посоветуюсь с коллегами, вместе мы сможем получше проверить их на заклятия.

С этим ребята охотно согласились, но все же первый результат Флитвика их обескуражил. К счастью, им удалось так заговорить профессора, что тот даже не вспомнил о том, что они пропустили сегодня уйму уроков.

Перед обедом Гарри, Джинни и Гермиона решили заглянуть в башню гриффиндора, чтобы еще раз попытаться поговорить с Роном. Но в коридоре они случайно наткнулись на Луну, вынырнувшую из бокового прохода.

— Еще раз привет! — радостно крикнула Джинни, которой пришло в голову, что именно сейчас послать вместо них Луну к Рону будет очень умно.

Луна напряженно улыбнулась, пряча руки за спину.

— Слушай, — заговорила Джинни, начиная воплощать свой план. — Понимаешь, тут такое дело...

— Эй, что это у тебя? — спросил Гарри.

— Это же, это же... — прошептала Гермиона.

Луна нехотя вытащила руки из-за спины. В одной была маленькая Гермиона с легко узнаваемой прической, аля воронье гнездо, в другой маленький Гарри с очками, шрамом и торчащими во все стороны волосами.

— Куклы, — сказала Джинни севшим голосом.

— Ну вот, сюрприз испортили, — огорчилась Луна.

— СЮРПРИЗ? — заорали в один голос друзья.

— С вами все в порядке? — озабоченно спросила Луна. — Вы стали такие нервные.

— С нами? В порядке ли все с нами? — задыхаясь от возмущения, переспросил Гарри с нотками истерики в голосе.

Джинни с отчаянием посмотрела на Луну:

— Почему? За что ты нас ненавидишь? Это все из-за того, что мы забыли о твоих проблемах с пропавшим отцом? Прости, мы паршивые друзья! Но разве мы заслужили такое проклятие? Я не хочу сходить с ума, Луна, не хочу!

Гермиона обняла всхлипывающую Джинни.

— Ты можешь все отменить? — деловито поинтересовалась она. — Это не шутки. Нельзя играть с психическим здоровьем других людей. Ты в курсе, что это не по-человечески и вообще-то незаконно?

Луна прижала игрушечных Гарри и Гермиону к груди.

— Стойте. Вы думаете, что я вас прокляла? — она всегда быстро соображала. — Но почему? Не понимаю. Мы же друзья, — она опустила взгляд на куклы. — А, это из-за них, да? Я решила сделать кукол, изображающих всех моих друзей. Испугались анонимной рассылки? Просто я боялась, что вам не понравится. Да и потом ведь так приятно получить человеку дар от неизвестного доброжелателя. Вдохновляет, по-моему. Кто-то анонимно крадет вещи, а кто-то оставляет подарки. Я хочу приносить радость.

Гермиона, Гарри и Джинни стали отходить от шока. Луна была милой, как всегда и совсем не походила на злодея, строящего изощренные козни.

— Но как ты попала в мою спальню?

Луна улыбнулась Джинни:

— Да просто левитировала куклу туда. Она тебе понравилась? По-моему, очень похожа. Вот, а это вам, — она протянула кукол Гарри и Гермионе. — Извините, что сделала вас последними, это не значит, что вашу дружбу я ценю недостаточно высоко.

Гарри и Гермиона однако брать подарки не спешили. Что-то тут было не то.

— Рон, — процедила Гермиона.

— Да, что ты сделала с Роном? — спросил Гарри.

— И с Хагридом, — добавила Гермиона.

— И надеюсь, не со мной, — Джинни обхватила голову руками.

— А, еще и с Невиллом, — вспомнил Гарри.

— Нет, Невилл начал раньше, — возразила Гермиона, — не считается.

— Но он подхватил от Рона. А потом и закрепил.

— Стойте-стойте, ребята, вы вообще о чем? — куклы грустно повисли в опущенных руках Луны. — Что происходит?

— Ты правда к этому не причастна или просто притворяешься? — подозрительно спросил Гарри.

— Честно, я понятия не имею, о чем вы! Клянусь благополучием «Придиры»!

Гарри, Гермиона и Джинни отошли, чтобы посовещаться.

— Я ей верю, — твердо сказал Гарри. — Она ни о чем не знает.

— Да, и она не стала бы такое творить, — согласилась Гермиона. — Наверное, ошибка — считать, что куклы и помешательство связаны. Пример Невилла показателен.

— Тогда это просто совпадение? И я не сойду с ума?

— Не переживай, Джинни, ведь Флитвик ничего не обнаружил, — Гермиона задумалась: — Знаю, надо показать Флитвику Рона!

— Ого, точно!

— Хорошая идея, Гермиона.

Гарри похлопал ее по плечу, и они вернулись к Луне.

— Прости, что так набросились на тебя, — вздохнула Гермиона. — Просто сейчас столько всего происходит. Не знаю, в курсе ли ты, что у Рона проблемы...

Они вкратце пересказали события последней недели, поведали о своем расследовании и рассказали, как оно вывело их на связь кукол и стихов.

— О, типичный пример глупой ситуации, которая порождена поспешными выводами, — прокомментировала Луна. — Вот что происходит, когда люди имеют дело не с фактами, а собственными домыслами. Если бы вы нашли в чемодане Рона не куклу, а, например, фонарь, то вы бы думали, что помешательство на стихах связано с фонарями? Потом бы вы обнаружили, что у Хагрида и Невилла, которые вслед за Роном стали сочинять стихи тоже есть фонари, и сказали бы, что люди сходят с ума после появления у них фонарей. Так можно связывать все, что угодно со всем, чем угодно.

— Э... плохой пример, — заметила Гермиона. — С куклами совсем уж сказочное совпадение.

— Но совпадения случаются часто. Поэтому даже тому, что кажется очевидной связью не всегда можно доверять.

— Видимо, нас тоже охватила легкая истерия, — сказал Гарри. — Мы так рьяно взялись за расследование, что даже... Стоп. Истерия... Это могло бы все объяснить!

— Гарри, — устало спросила Гермиона, — у тебя опять псевдоумная мысль?

— На первый взгляд она кажется не такой уж пло... — он оборвал сам себя на полуслове и почесал затылок. — Хотя да, это все равно ничего не объясняет.

— Так пошли скорее покажем Флитвику Рона! — воскликнула Джинни, которая чувствовала себя значительно лучше, сообразив, что сумасшествие пока откладывается. — Там все и выясним. Надо было сразу обращаться к преподавателям, а не к мадам Помфри.

— Эй, а подарки-то примите? — Луна застенчиво улыбнулась и протянула куклы. Человек с такой улыбкой просто не может иметь злые помыслы.

Гарри и Гермиона осторожно приняли кукол. Гарри рассматривал маленького себя и ощущал нечто схожее с тем чувством, что недавно заставляло Хагрида плакать.

— Спасибо, Луна, — хрипло произнес он. — И прости за весь этот хаос.

Гермиона кивнула, соглашаясь.

— Ничего, я понимаю, — Луна была явно польщена произведенным эффектом. — Пошли решим эту вашу загадку. Со мной уж точно не ошибетесь.

Но все же хоть Невилл и не был ему конкурентом, Рон не мог перестать думать о строчках услышанных на зельеварении. Это не давало ему покоя. Все уроки он просидел с отсутствующим видом, стараясь убедить себя, что его положению главного школьного поэта ничто не угрожает. Лаванда старательно конспектировала лекции, чтобы Рон потом смог их прочитать. Она и не заметила, как за последнее время ее успеваемость резко пошла вверх.

Перед обедом, когда Рон отнес сумку в башню гриффиндора и увидел в гостиной Невилла, ему пришла гениальная мысль.

— Невилл! — крикнул он так, что тот подпрыгнул.

Рон приблизился к нему размашистым шагом и объявил:

— Вызываю тебя на поэтическую дуэль! Прямо сейчас, прямо здесь. Пусть гриффиндорцы решат, кто из нас лучший!

— Карта, карта, карта... — бормотал Гарри, шаря по карманам мантии. — Ага!

Они вчетвером стояли неподалеку от входа в гостиную гриффиндора, рассчитывая найти Рона и привести его к Флитвику. Конечно же, главная роль в плане отводилась Луне.

— Он там, — сообщил Гарри, вглядываясь в карту мародеров. — С Невиллом. Хм, наверняка, поэзию обсуждают.

— Или нас, — озабоченно сказала Гермиона. — Надо быть осторожнее.

— Если Рона не вылечить, то он навсегда для нас потерян, — трагически вымолвила Джинни. — Может, надо было обратиться за советом к Биллу или Чарли. Да даже к близнецам!

— Близнецам, — хмыкнул Гарри и поправил очки. — Да они бы в восторге были от того, что Рон творит. Тут нужен подход посерьезней.

— Преподаватели нам помогут, — уверенно ответила Гермиона, прижимая свою куклу-копию к груди. — Если что, Гарри пойдет и поговорит с профессором Дамблдором, он-то уж точно найдет выход.

— Эй, почему я должен идти?

— Потому что только к тебе он очень расположен.

— Ну так что, я начну? — меланхолично спросила Луна. — Уже скоро обед.

— Действуй, — одобрил Гарри. — Пароль, — тут он замялся, — «Рундил Уозлик — великий поэт».

Луна хихикнула.

— Рон староста, — хмуро пояснила Гермиона, — и он назначал пароль на эту неделю.

— Удачи! Держу за тебя кулаки, — Джинни нетерпеливо подтолкнула подругу к портрету Полной Дамы.

Луна произнесла пароль и скрылась внутри.

— Ну, ждем теперь, — Гарри нервно вглядывался в карту.

Точка с именем «Луна Лавгуд» застыла неподалеку от точек с именами Рона и Невилла.

Невилл пытался убедить Рона, что не готов к поединку и вообще-то даже не оспаривает право Рундила называться главным поэтом школы, но дело это было безнадежное. Тот уже предвкушал какое грандиозное представление устроит. Вокруг собирались любопытствующие. Дуэль, магическая или поэтическая, или просто кулачный бой — на такое всегда интересно поглазеть. Невилл оглядывался в поисках помощи, когда в гостиную зашла Луна. Он даже не заинтересовался, как она сюда попала и что здесь делает, «Помоги», — одними губами прошептал Невилл, но Рон уже тоже ее заметил.

— Луна! Как вовремя! Ты будешь нашим наблюдателем от других факультетов. У нас тут, представляешь, намечается кое-что интересное!

— Звучит захватывающе! — воскликнула Луна. — С удовольствием понаблюдаю. Но потом, Рон, я бы хотела с тобой поговорить.

— Конечно, — величественно кивнул Рон и, отвернувшись, громко объявил: — Вы судьи, друзья! Знайте, сейчас именно в ваших руках судьба только введенного мной титула лучшего поэта Хогвартса!

— Луна, — прошептал Невилл, — мне кажется, все это плохая идея.

— А, по-моему, веселая затея, — откликнулась Луна. — Ух, рифма! Затея — идея, — засмеялась она. — Не волнуйся, ты справишься.

Невилл оглядел гостиную, полную глаз, направленных на него, и со свистом выдохнул.

— Умеешь ты подбодрить.

— Это всегда пожалуйста, — улыбнулась подруга.

— Будем по очереди сочинять экспромтом, стараясь продолжить мысль друг друга, — объявил Рон. — Кому не приходит ни строчки или не удается подобрать рифму, тот проиграл.

Он дождался одобрительных возгласов от своих поклонников и продолжил:

— Что ж, да будет так! Начали!

— Я не готов, — пискнул Невилл.

— Поздно отступать, не позорь наше поэтическое племя своей трусостью.

Луна ободряюще улыбнулась.

— Я первый, — Рон принял задумчивую позу и изрек:

— Я Рундил Уозлик, великий поэт

И в Хогвартсе точно равных мне нет.

Но если думаешь, что лучше меня,

То ладно, попробуй побить короля.

Он хлопнул в ладоши и даже подпрыгнул, до того замечательным ему показался собственный стих.

Все присутствующие уставились на Невилла, отступать было некуда. Тот громко откашлялся.

— Ну что ты, Рон, я не пытался твою славу перебить.

— РУНДИЛ!

— Я ведь просто обыватель, стих-другой мне б сочинить.

В этом я ищу забавы, отдыха от школьных дел,

И прости уж, если этим как-то я тебя задел.

Гриффиндорцы довольно загудели. Хотел или нет, но теперь Невилл как раз-таки серьезно задел самолюбие Рона.

— Ну Невилл, ну дает! — одобрил Дин.

— Не задел ты меня, Невилл, не надейся даже, друг,

Парой простеньких творений не побить моих заслуг.

Это, знаешь, дело жизни, а не шутки для меня,

И недели тренировок были прожиты не зря.

— Очень рад за тебя, Рундил, если все как ты сказал.

Я хочу спросить о куклах: о куклах-копиях ты знал?

Рон нахмурился.

— Что тебя интересует? И откуда интерес?

Не совсем сейчас уместно углубляться в этот лес.

— Да вот Гарри с Гермионой, и еще с твоей сестрой

Очень странно говорили сегодня с Хагридом и мной.

Все о куклах узнавали и хотели одолжить,

Чтобы что-то там проверить и чего-то исключить.

— Ничего не понимаю, объясни, будь добр, мне,

Неужели куклу-копию кто-то оставил и тебе?

Луна поняла, что должна спешно вклиниться в диалог:

— Должна признаться, это я творец тех самых кукол,

Сюрприз хотела сделать вам, но получилось глупо.

Пока не буду объяснять, но есть одна проблема...

Как бы это срифмовать? А! Сложная дилемма.

Ее выступление встретили восторженными аплодисментами, и тут уж многие захотели немного порифмовать, поэтому дуэль оказалось вынужденно прекращенной. Уже никто не обращал внимания на Невилла или Рона, ребята в гостиной разбились на маленькие группки и вели стихотворные диалоги в свое удовольствие.

— Эй! А что насчет победителя? Мы должны кого-то выбрать! — попытался привлечь внимание народа Рон, но безуспешно.

— Святые соплохвосты, — нервно притоптывала ногой Джинни, — да что ж они там делают?

Гарри не отводил взгляд от карты мародеров.

— Не знаю, — ответил он. — Но конфигурация толпы вырисовывается странная.

— Ты о чем? — Гермиона оторвалась от своего блокнота, в который опять с маниакальным упорством что-то строчила, и посмотрела на схему гостиной.

Невилл и Рон стояли в середине, окруженные народом.

— Как будто бы там драка или что-то такое, — предположил Гарри.

— Драка? — встрепетнулась Джинни.

— Да, а все остальные стоят смотрят.

Все трое переглянулись.

— Мы должны что-то сделать, — Джинни первая бросилась к портретному проему.

Они ворвались в гостиную к концу дуэли, поэтому первым делом подумали, что странная болезнь Рона уже распространилась на всех гриффиндорцев. Те, разбившись на группки, по очереди зачитывали друг другу стихи. Джинни открыла рот и замерла в изумлении, Гарри нервно теребил то волосы, то очки, а Гермиона просто застыла с широко распахнутыми глазами.

— Все в порядке! — поспешила к ним Луна. — А то знаю я вас, опять сделаете неправильные выводы.

— И какие же выводы, по-твоему, правильные? — ожила Гермиона. А вместе с ней и ее едкий сарказм.

— Тут была поэтическая дуэль, и мы вдохновили зрителей на собственные соревнования. Просто все развлекаются, только и всего.

— Луна, неужели и тебя свели с ума? — к Джинни снова вернулась прежняя нервозность и страх.

— Да не сводили меня с ума! Просто... да не важно.

— А что с Роном? — спросил Гарри. — Ты забыла про задание?

— Вы просто не вовремя явились, я как раз хотела с ним поговорить.

— Не вовремя? Мы думали, тут драка!

Они увидели Рона в отдалении, тот хмуро сидел в кресле и смотрел прямо на них. Но прямому разговору не суждено было состояться, потому что именно в тот момент произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее. Сотни сов одна за другой влетали в гостиную, скидывали свой груз и улетали. Вскоре все оказалось завалено фирменными брошюрами магазина братьев Уизли.

Гермиона, которая просто физически не могла оставить ни один текст нечитанным, подняла брошюрку.

— О, боже мой, — прошептала она.

— Что там? — заинтересовался Гарри.

Но зачитывать вслух было не обязательно, потому что уже вылетела последняя сова, оставившая после себя громовещатель.

— МАГАЗИН «ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ВОЛШЕБНЫЕ ВРЕДИЛКИ» ОБЪЯВЛЯЕТ О ЗАПУСКЕ НОВОГО, СОВЕРШЕННО КРЫШЕСНОСНОГО, ПРОДУКТА, ДЕЙСТВИЕ КОТОРОГО ВЫ МОГЛИ ЛИЦЕЗРЕТЬ НА ПРОТЯЖЕНИИ НЕСКОЛЬКИХ НЕДЕЛЬ! ГЕНИАЛЬНАЯ РЕКЛАМНАЯ АКЦИЯ, ПРАВДА? СТИХОЛИХОРАДКА ОХВАТИЛА ХОГВАРТС, И ТЕПЕРЬ ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО НАШИХ РУК ДЕЛО. ХОТИТЕ СОЧИНЯТЬ ЛУЧШЕ? ТОГДА ПОКУПАЙТЕ НАШУ СТИХОТВОРНУЮ ГАЗИРОВКУ! ПЯТИЧАСОВОЙ ЭФФЕКТ ОБЕСПЕЧЕН! БЛАНКИ ЗАКАЗА ВОКРУГ ВАС. НАЛЕТАЙ, НАРОД! СКИДКА ДЕСЯТЬ ПРОЦЕНТОВ ТОЛЬКО ДО СЕГОДНЯШНЕГО ВЕЧЕРА.

Молчание охватило башню. А потом ученики наперебой принялись поднимать брошюры.

— И ДА, РОН, НАШ ДОРОГОЙ ИСПЫТАТЕЛЬ, СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ТЕБЯ МЫ ПРИСЛАЛИ АНТИДОТ. ДО СВЯЗИ!

Громовещатель вспыхнул и рассыпался в пепел.

— Я просто поверить не могу, — упавшим голосом произнес Гарри.

— Да как они могли? — ужаснулась Джинни.

Гермиона отшвырнула свой блокнот:

— Это просто возмутительное безрассудство! У меня слов не хватает, чтобы высказать все, что я думаю о близнецах! Так подставить Рона! Да еще и после того, как он чуть не умер! И как? Как мадам Помфри ничего не обнаружила?

— Все же это был не яд, — заметила Луна. — Не отрава. А штуки из «Волшебных вредилок» вообще пока трудно поддаются обнаружению.

— Я просто поверить не могу, — повторил Гарри.

Он в ступоре оглядывал гостиную. Народ вокруг с энтузиазмом обсуждал грандиозную рекламную акцию Уизли. Кто-то заполнял бланки, подсчитывал галеоны, не было сомнений, что в ближайшее время близняцов завалят заказами.

Невилл все порывался что-то сказать, но в последний момент себя одергивал. Потом он все-таки решился:

— Получается, Рон все это время был под действием стихотворной газировки?

— Получается, что так, — откликнулся Гарри.

— А я? Как думаете, что насчет меня? И Хагрида? Неужели мы тоже были испытуемыми?

Луна ободряюще похлопала его по спине.

— Я так не думаю. Наверно, вам просто захотелось сочинять стихи. Даже мне сегодня это дело понравилось.

— К тому же, если что, они бы упомянули и тебя в своем письме, но они назвали только Рона как испытателя, — сказала Гермиона. — Но я просто в шоке от такого чудовищного поступка.

Джинни поискала глазами Рона.

— Куда он делся? Мы должны сейчас быть с ним, представляете, как он переживает?

Гарри взглянул на карту:

— В спальне.

Они молча двинулись сквозь взбудораженную толпу к лестнице. Луна и Невилл не отставали.

Месяц назад.

— Фред, я просто не могу перестать сочинять!

Нам надо антидот скорее искать.

— Та же проблема, милый брат Джордж,

От этих стихов нас не спасешь!

Три с половиной недели назад.

— Есть! Я, кажется, нашел.

Выпью то, и я спасен!

— Ох, Фред, какая радостная весть.

А то проблем было несчесть.

Три недели назад.

— Хорошо, что с Роном все в порядке.

— Да, без нашего вредного братца жизнь была бы гораздо скучнее.

— И хорошо, что мы нашли антидот, а то бы сидели с ним в больничном крыле и сочиняли патетичные стихи.

— Ха! Мама бы нас убила.

— Но наше произведение просто удивительно! Назовем это стихотворной газировкой. Стихи так и лезут.

— Ага, охота все со всем рифмовать. Надо только поработать над сроком действия. А то так можно рифмовать месяцами.

— Да что там, годами!

Две недели и шесть дней назад.

— Рон уже здоров и полностью восстановился, но его все не выпускают из больничного крыла.

— Да это ж мадам Помфри, ее б воля, она бы всех детей там заперла.

— И Рон жалуется на скуку. Просто дикую скуку.

— Еще бы.

— Джордж, ты понимаешь на что я намекаю?

— О... Верно мыслишь, Фред!

— Рон, тут тебе куча гостинцев из нашего магазина.

— Для брата ничего не жалко!

— Ох, Мерлиновы панталоны, что это за дрянь?

— Кукла в виде нашего маленького Рончика. У кого-то ум за разум уже заехал...

— Так что мы вовремя.

День назад.

— Мама пишет, что Рон сочиняет стихи целыми днями и называет себя Рундилом Уозликом...

Громкий смех.

— Он уже прославился на весь Хогвартс. И другие тоже начинают сочинять стихи. Даже Хагрид!

— Невероятно! Но такими темпами мы можем потерять аудиторию. Кому нужна стихотворная газировка, если можно сочинять и без нее?

— Это дело надо кончать. Высылаем антидот, пока малыш Ронни окончательно не свихнулся.

— А ведь подумай, это можно превратить в одну из лучших рекламных акций нашего магазина!

Сегодня вечером.

— Мы гении, правда?

— Это я гений, а ты так, помощник гения.

— Все же мы это сделали. В присланных бланках заказа можно купаться!

— Как и вырученных галеонах.

— Вот только Ронни, наверняка, обиделся.

— В знак раскаяния можно прислать ему месячный запас стихотворной газировки!

— Отлично! И рыгательного порошка.

— Унцию.

— Да. Он нас точно простит.

— А знаешь, что означает расстроенный Ронни?

???

— Жди гневную маму!

— Ох.

— Ничего, переживем и этот катаклизм.

— Он там один? — спросила Гермиона.

— Нет, с Лавандой, — ответил Гарри.

Они немного постояли тесной кучкой перед дверью, собираясь с духом.

— А сыщики из нас никакие, да? — внезапно рассмеялась Джинни.

— Ага...

Все кроме Невилла покатились со смеху. Напряжение, в котором они жили последние дни отпустило. Теперь все будет в порядке.

— Над чем вы смеетесь? — изумился Невилл.

— Да понимаешь, — отсмеявшись ответила Луна, — они тут целое расследование провели, чтобы выяснить, что не так с Роном.

— Ой, — встрепетнулась Гермиона. — Надо будет сходить к профессору Флитвику и все ему рассказать, он же волнуется.

— И куклы забрать, — сказала Джинни, которая уже мечтала показать Лунин шедевр однокурсницам.

— Ладно, — вздохнул Гарри. — Пошли возвращать нашего Рона.

Он открыл дверь и первым зашел в спальню.

Рон мрачно вертел в руках флакон с антидотом.

— Рундил, — прошептала Лаванда.

— Короткая жизнь Рундила была нелепой шуткой в чьих-то жестоких руках, — отозвался он с горечью.

Дверь в спальню мальчиков распахнулась, и вошла целая делегация: Джинни, Гермиона, Гарри, Невилл и Луна.

— Мы здесь, чтобы поддержать тебя, — с порога заявил Гарри.

— Знай, близнецы такого получат, как только попадутся на пути, мало не покажется! — Гермиона потрясла кулаком для доходчивости.

— Я напишу маме и Перси, и посмотрим, как кто-то попляшет, — добавила Джинни.

Закончив с вводной воинственной частью, они перешли к лирике.

— Прости нас, Рон, — Гарри проникновенно посмотрел на друга. — Мы вели себя довольно неприглядно в последнее время. Были слишком навязчивы...

Рон заставил себя поднять голову и посмотреть на друзей:

— Вам не за что просить прощения, вы были правы. Это со мной, как оказалось, что-то не так. Прощай, Рундил Уозлик!

Он откупорил флакон и одним махом осушил его.

На минуту комната погрузилась в тишину.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила Гермиона.

— Нормально... вроде.

— Так ты это уже ты? — поинтересовалась Джинни. — Или еще нет?

— Кажется... кажется, я! — Рон вскочил. — Я! Я! Я! — заорал он. — Но это всегда был я. Я был Рундилом. Гнилые соплохвосты, как стыдно-то! Что я творил! Поэзия мне противопоказана, — он подошел к своей тумбочке и принялся рвать исписанные пергаменты.

— Осторожно, Рон, — Гермиона выдернула стопку у него из рук. — Это, похоже, домашняя работа.

Не обращая внимания, он продолжал рвать стихи и даже разбил несколько чернильниц с разноцветными чернилами. Вскоре вся спальня была завалена рваной бумагой.

— Все! А Фреда и Джорджа я сам придушу.

— Рон... — Гарри на глаза слезы наворачивались.

— Не говори, я знаю. Простите меня, пожалуйста, это я вел себя как кретин!

— Но ты не виноват, — сказала Джинни. — Знал бы ты, как мы за тебя переживали! И ни капли не сердились. Правда.

— Я плохо понимаю происходящее, — прошептал Луне Невилл.

— Я тебе потом все объясню. Та еще история.

— Спасибо, спасибо вам за все.

К Рону возвращалось хорошее настроение. Стоило только выпить антидот, как пропало грызущее изнутри желание сочинять стихи. Последние недели теперь казались подернутыми пеленой какого-то сонного тумана. Рундил Уозлик? И как он мог с гордостью называть себя этим именем? Наваждение. Жуткое наваждение. Но и было во всем этом что-то невероятно смешное.

Рон расхохотался.

— Рундил... Ха-ха-ха... Рундил Уозлик — великий поэт! Нет, ну я даю!

Засмеялись и все остальные, кроме Лаванды, забившейся в уголок спальни.

— Не могу поверить! Но пароль я этот оставлю, и будет, что рассказать потомкам.

— Это точно!

— С возвращением, Рон! — Гарри похлопал его по плечу и обнял.

А потом уже остальные бросились обниматься.

— Нам столько всего нужно тебе рассказать, — Гермиона улыбнулась. — Мы провели расследование...

— А, так вот зачем вы рылись в моих вещах!

— Мы думали, тебя кто-то отравил, — возмутилась Джинни.

Они еще долго болтали, смеялись, пересказывали друг другу события, и никто не заметил, как Лаванда громко всхлипнула и выбежала из комнаты.

Так они и просидели до вечера, а перед ужином зашли Дин и Симус.

— А вы тут, — сказал Симус. — Рон, ну ты крут! Вы с братьями просто гении. Все только об этом и говорят.

— Да, шикарно, — подтвердил Дин. — Я заказал три бутылки стихотворной газировки. Похоже, это мощная вещь!

Рон изумленно уставился на друзей.

— Кажется, они думают, что ты принимал участие в акции близнецов по своей воле, — тихо сказала Луна. — Знаешь, что это значит?

— Да, то, что я срочно должен потребовать свою долю с продаж!

— Я хотела сказать, что тебе теперь точно не будет стыдно показаться на людях, но да, доля с продаж, это тоже неплохо.

Веселой компанией они спустились в Большой Зал.

— Эй, а кто-нибудь видел Лаванду? — спросил вдруг Рон. — Куда она делась?

— Видимо, ей больше нравился Рундил, не Рон, — насмешливо предположила Гермиона, но Джинни ткнула ее локтем.

— Она терпела Рундила несколько недель, теперь она, наверное, переживает, что за все это время не заметила, что что-то не так, — проницательно отметила Луна, перед тем как распрощаться с ними и пойти к своему столу.

— Так, мне это не нравится, — протянула Джинни. — Мы должны ее найти и поговорить.

— Начинаем новое дело, — полушутя заявил Гарри.

Рон потерянно оглядывался.

— Знали бы вы, как отвратительно я себя вел. И Лаванда все это терпела.

— Знаем-знаем, — кивнула Джинни.

Они оставили Невилла ужинать, а сами отправились на поиски Лаванды.

— Она в пустом классе неподалеку, — Гарри сверился с картой.

— Я должен поговорить с ней сам.

— Естественно.

Рон шагнул в полутемное помещение и увидел плачущую Лаванду у окна. Она тоже его заметила.

— Я и предположить не могла, Рундил... прости, Рон. Я не думала... я считала, все в порядке. Ты, стихи. Они мне нравились! — она всхлипнула.

— Так мне тоже казалось, что у меня талант, — хмыкнул Рон. — Людям вообще свойственно ошибаться. И ты поддерживала меня во всем, знаешь, это дорогого стоит.

— Правда?

— Ага. Хорошо иметь друзей, проницательных или верных, всегда готовых помогать. Ты была отличным другом.

Лаванда слабо улыбнулась. А потом они взялись за руки и пошли ужинать.

* * *

Краткое послесловие

Фред и Джордж продали просто невероятное количество стихотворной газировки и доход от продаж они поровну разделили с Роном. Молли сердилась на них не меньше полугода, и чуть не спалила их магазин, но Артур сумел ее отговорить. Флитвик узнал историю от Гермионы, ужаснулся, но тайком все же заказал себе бутылочку стихотворной газировки. В ближайшие годы в Хогвартсе вообще можно было услышать много довольно глупых стихов. Хагрид и Невилл продолжили сочинять свое, но не афишировали, а только встречались иногда и обменивались мыслями. Все куклы Луны вернулись к владельцам, и вскоре она прославилась своим мастерством. Уже и у Дамблдора в кабинете сидело несколько маленьких Альбусов в пестрых мантиях. Рон не сочинил больше не строчки, а вот Лаванда решила попробовать свои силы. Кстати, они до сих пор вместе. Гарри, Гермиона и Джинни решили расследовать что-нибудь еще, но ничего подходящего пока не попадалось...