Новая стая (джен)

Я позволил ярости захлестнуть меня. Её было столько, что я едва не задохнулся, ярость требовала выхода. Не в силах выдавить ни звука, я молча бросился на тварь и принялся с остервенением топтать её ногами. Голова кричала и хлестала щупальцами, пыталась опутать шею, но я выдирался и продолжал бушевать. Не знаю, сколько прошло времени…

Когда я пришёл в себя, обнаружил, что покрыт кровью и слизью от макушки и до пяток, словно выкупался в них. Тварь больше не пыталась регенерировать. Да и нечему там было восстанавливаться — я размазал её по асфальту на протяжении десяти метров. Потом взял камень и методично, сантиметр за сантиметром разбил в кашу каждое щупальце. Угрюмый продолжал стоять, сжимая в руке свой любимый ПБ, из ушей его текла кровь.

— Угрюмый, — позвал я дрожащим голосом, — скажи что-нибудь, а…

Глаза сталкера с усилием провернулись в глазницах. Челюсть отвисла, по подбородку потекла слюна.

— Мочи-и… — глухо протянул он.

— Что? — растеряно переспросил я и отшатнулся.

Угрюмый поднял руку с пистолетом и направил в мою сторону. Лицо его исказилось, словно он хотел заплакать, но вместо этого снова провыл:

— Мочи-и…

Я сделал шаг назад. Ещё, ещё… Потом повернулся и побежал. Вслед мне неслось бесцветное:

— Ура-а…

Выстрел. Мир померк.

Задрав голову к свинцовому небу, я стоял посреди сумеречной пустоши и смотрел на стаю ворон.

«Иди в тень!»

На горизонте разгоралось голубоватое пламя, оно жгло, ослепляло, сводило с ума. Я закричал в исступлении:

«Я хочу в тень! Я готов, заберите меня!»

Стая спустилась ниже и чёрно-серым водоворотом закружилась вокруг меня. Всё смешалось в мельтешении серых перьев, чёрных умных глаз и крепких чёрных клювов, отливающих синевой. Хлопанье крыльев слилось в сплошной грохот. Меня стегнуло по щеке. Раз, другой… и вдруг я очнулся.

По небу всё так же мчались тучи, кропя дождём заражённую землю. По-прежнему нависали надо мной мрачные дома Припяти. Угрюмого не было слышно, а вокруг стояли грешники и брюнет-монолитовец.

Я поднялся на ноги. Голова закружилась, тело качнуло в сторону, но мне удалось обрести равновесие. Пуля Угрюмого оставила длинную, глубокую борозду чуть повыше виска. Воротник был мокрый от крови и неприятно прилипал к шее. Череп ломило, но только и всего. Я ещё мог постоять за себя.

Один из грешников ударил меня по ногам, стараясь уронить на колени. Я развернулся, выхватил из кармана вилку и с удовольствием всадил ему в глаз. Увидев, что это тот самый сукин сын, перерезавший глотку моему чокнутому соседу по подвалу, я испытал двойное удовлетворение.

Грешник заорал не своим голосом и отскочил, прикрывая глазницу. Из-под его пальцев обильно текла кровь. Я посмотрел на вилку, увидел повисшее на ней глазное яблоко и засмеялся. Грешники дружно подняли автоматы.

— Отставить, — сказал вдруг брюнет.

— Но… — вякнул кто-то и тут же увял под тяжёлым взглядом монолитовца.

Я отшвырнул вилку и шагнул к нему.

— Делайте, что задумали, — сказал я. — Всё, что угодно, я не буду сопротивляться. Но прежде… дайте мне увидеть Монолит! Я должен, понимаете вы! Пожалуйста, очень вас прошу, я должен!

Брюнет бесстрастно смотрел, заложив руки за спину, и ждал, когда я замолчу. Потом вдруг кивнул.

— Ты увидишь Его. Идём, я отведу тебя в тень.

Я вздрогнул

Он был здесь. Укрытый тоннами бетона и стали. Уютно устроившись на ложе из спекшегося песка и графита, Он излучал нестерпимо яркое сияние. Его холодные, голубоватые струи омывали меня, подобно родниковой воде, успокаивали, баюкали. Я стоял в отбрасываемой Им тени, перебирал в памяти все невзгоды и потрясения. Всё, что свалилось на меня за последнее время. И знаете что? Мне было плевать.

На оставшегося в аномалии Мунлайта. На Угрюмого. На умирающую в одиночестве жену. Всплывающие в памяти лица не вызывали никаких сожалений. Сияние Монолита смыло боль, страх, сомнения, оставив взамен удивительное спокойствие. Было так хорошо стоять в Его тени и просто… думать.

Душу больше не раздирали на части противоречивые желания, утихли муки совести. И всё потому, что я поверил Ему, принял как непреложную истину — все цели в жизни ложны и ведут в никуда. Честность не окупается, верность заслуживает предательства, любовь бывает только неразделённая. И только одно стремление по-настоящему важно и принесёт долгожданный покой — стремление защищать Монолит.

Мне захотелось сказать спасибо за открывшуюся истину, за подаренное спокойствие, и нужные слова сами возникли в памяти. Я понял, что это Он подсказал их мне, и сердце наполнилось признательностью.

Справа и слева обозначилось множество крепких фигур, облачённых, как и я, в серое и чёрное. Я улыбнулся, вспоминая, как они звали меня к себе, но я по недомыслию никак не мог понять знака. В том недавнем прошлом, уже подёрнувшемся дымкой забвения, я был словно Маугли среди волков — странный, никому особенно не нужный, слабый. Хлюпик. Новая стая и единственно важная в жизни цель наполняли меня удивительной силой.

Стоя плечом к плечу, мы хором произносили Благодарственное Слово. Я был счастлив.

Благодарим Тебя за то, что раскрыл слугам Твоим козни врагов наших. Озари Сиянием Своим души тех, кто отдаёт жизнь во исполнение Воли Твоей…