Новая стая (джен)

Навязчивый, тревожащий звук проник в сознание, вызвал настороженность и чувство опасности. Несмотря на это, я всё никак не мог проснуться и просто слушал, не пытаясь анализировать или что-то предпринять. Звук был странным. Лёгкий шорох, словно по полу как попало волокли охапку резиновых шлангов, сопровождался жалобным хныканьем. Я лежал, оцепенев, и никак не мог вынырнуть из липких тенёт сна.

Причитания то отдалялись, то слышались совсем рядом. В стекло диспетчерской увесисто стукнуло. Вздрогнув, я, наконец, проснулся. Угрюмый, как ни странно, крепко спал. Лицо его было пугающе застывшим, покрытым восковой бледностью, словно у мертвеца. Но приглядевшись, я различил, как вздрагивает в такт дыханию его грудь.

В окно снова ударило, да так, что будка диспетчерской загудела, словно большой колокол. Угрюмый вздрогнул всем телом и проснулся.

— Что? — тихо спросил он, поспешно садясь и нащупывая пистолет.

Я пожал плечами, потому что так и не успел рассмотреть стучавшего. Снаружи снова захныкали. Глаза Угрюмого округлились, по лицу расползлось выражение недоверия и тревоги. Я его вполне понимал — меня это пугало до усрачки. Сталкер кивнул на тускло поблёскивающий рубильниками пульт и первым заполз под него. Причитания и шорох стихли у двери. Я поспешно юркнул к Угрюмому и попытался вспомнить, заперли ли мы её, когда вошли.

Некоторое время ничего не происходило, а потом невидимка жутко завизжал и обрушил на препятствие серию сокрушительных ударов. Мы забились ещё дальше под пульт, с ужасом глядя друг на друга. Дверь тряслась и скрипела, жалобно звенели стёкла, и фоном всему этому был нечеловеческий визг.

Дверь мы всё-таки заперли, но это не сильно помогло. Хлипкая преграда, не рассчитанная на такие нагрузки, с треском вылетела из петель и обрушилась на пол. Визг стих, снова зашуршало, захныкало. Из нашего укрытия мы могли видеть только угол с тумбочкой и край железного шкафчика. Невидимый гость для нас всё ещё оставался загадкой.

Угрюмый ждал, стискивая пистолет побелевшими пальцами. Я вооружился ножом и вилкой, стараясь не думать о том, как выгляжу со стороны. Казалось бы, в столь напряжённый момент мысли должны быть о выживании, в вот поди ж ты…

Звуки присутствия неведомого существа становились всё громче, казались почти оглушающими. В поле зрения возникло нечто, которое можно было охарактеризовать, как большой, тугой комок красноватых щупалец в палец толщиной. Отростки беспокойно шевелились, ощупывали, сокращались, шурша по гладкому, бетонному полу, а из центра доносился тот самый хнычущий звук.

Мы с Угрюмым оцепенели. Никогда мне ещё не доводилось видеть ничего столь мерзкого и пугающего. Тварь была так отвратительна, что это завораживало. Мы сидели, сжимая оружие в потных от страха ладонях, и пялились на бесконечное мельтешение щупалец.

Тварь перекатилась ближе, и несколько отростков принялись ощупывать нашу одежду. Мы вжались в стену и друг друга. Пропитанная нечистотами ткань щупальцам не понравилась. Они неохотно отодвинулись, втянулись обратно. Вдруг из центра шевелящегося красно-бурого комка раздался отвратительный визг. Щупальца развернулись, открыв нашим потрясённым взорам человеческую голову. Она кричала.

Это был неизвестный мужчина лет сорока-сорока пяти. Спутанные волосы падали на лоб. Глаза закатились под веки так, что были видны только белки, покрытые сетью багровых сосудов. Рот судорожно открывался и закрывался, зубы щёлкали, время от времени прикусывая синий, распухший язык.

Угрюмый вытянул руку с пистолетом, практически уперев ствол в лоб неведомой твари.

Бах!

Бах!

Бах!

Вихрем взметнулись щупальца, хлестнули тугими плетьми по стенам и пульту, по полу и нашим лицам. С музыкальным звоном вылетело стекло.

Бах!

Голова отлетела и, смачно шмякнувшись о стену, упала на пол. Вокруг неё замысловатыми петлями лежали отростки. Они слегка подёргивались, и сейчас было видно, что эта мерзость растёт из шеи несчастного. Что с ним случилось, так и осталось для нас тайной. Голова в последний раз дёрнула челюстью и замерла.

-Что это за хрень?! Разве так бывает?! Что, мать твою, это за хрень, я тебя спрашиваю?!

Угрюмый поднял руку и без замаха коротко ударил меня по лицу. Я стукнулся затылком о пульт, и боль помогла преодолеть истерику и взять себя в руки.

— Успокоился? — поинтересовался сталкер.

Я посмотрел на его бледное до зелени лицо, на побелевшие губы и устыдился собственной слабости. Угрюмому тоже было страшно, ещё как страшно. Но он держался.

— Д-да, я… в порядке, — с трудом выдавил я и осторожно выбрался из-под пульта.

Угрюмый, не сводя напряжённого взгляда с твари, встал рядом и сунул мне в руку пистолет.

— Следи за ней… мало ли. — Сталкер повернулся к пульту и принялся его изучать.

Я смотрел на голову. Голова смотрела на меня. Щупальца её давно безжизненно вытянулись и замерли, но взгляд почему-то казался живым.

«Если у вас паранойя — это ещё не значит, что за вами никто не следит», — всплыло вдруг в памяти.

Я посмотрел на развороченный пулями лоб — раны, как будто, стали меньше. Мне стало страшно.

Позади возился Угрюмый, негромко бормоча в задумчивости нечто невнятное. Под его ногами хрустело битое стекло. Снаружи гудели от избытка нерастраченной энергии аномалии. Я качнулся в сторону. Взгляд головы переместился вслед за мной. Стиснув пистолет скользкими, вспотевшими ладонями, качнулся в другую. Веки головы едва заметно дрогнули, но я уловил это движение. Отступил и наткнулся на Угрюмого.

— Ты чего пляшешь? — недовольно спросил он.

— Она жи… живая. — Я утёр обильно вспотевший лоб.

Угрюмый резко повернулся. Щупальца головы шевельнулись.

— Регенерирует сука. — Сталкера передёрнуло. Он развернулся и, очевидно, махнув рукой на вдумчивый поиск нужной кнопки, начал нажимать всё подряд.

Результатом опыта стал погасший везде свет, и это были самые страшные и томительные полторы секунды в моей жизни. К счастью, Угрюмый быстро нашёл нужный рубильник и включил освещение. Тем же манером сталкер включил и выключил систему кондиционирования, а потом сигнал тревоги.

Зал заполнился завыванием и звоном. Голова на полу сжала челюсти, в очередной раз прикусив язык. Трясущимися руками Угрюмый отключил аларм и посмотрел на меня пустыми глазами.

— Я не знаю, как открыть эти долбанные ворота, — с отчаянием сказал он.

Я вернул ему пистолет и нажал наугад несколько кнопок со своей стороны пульта. Безрезультатно. Голова захрипела, подобрала щупальца.

— Уходим! — рявкнул Угрюмый. — Возвращаемся и попробуем другую часть тоннеля. Ну!

Он выстрелил в оживающую тварь, схватил меня за шиворот и потащил к выходу. Извернувшись, я дёрнул ещё один рубильник. Ворота утробно взрыкнули и с шипением поползли вверх. Мы бросились на прорыв через аномалии, вслед нам бессильно кричала жуткая голова.

Прогрохотав ботинками по деревянному штабелю, мы нырнули в ворота. Угрюмый ударил кулаком по большой кнопке, слабо светящейся в полумраке, и ворота, дёрнувшись, начали нехотя опускаться. Мы напряжённо следили за ними, пока помещение с диспетчерской не скрылось. С той стороны в ворота несколько раз глухо ударило, но преграда осталась незыблема. Вот теперь можно было перевести дыхание.

Угрюмый бессильно сполз по стене. Я осматривался. Мы очутились в таком же помещении, как то, из которого сбежали, только это было пустым. Не было ни контейнеров, ни длинных штабелей, ничего. Не было и выхода. Зал оказался замкнутым со всех сторон, а единственным выходом были чёрные с жёлтым ворота, в которые бессильно стучала мерзкая тварь. Ворота, через которые мы вошли.

Я готов был закричать от бессильной злости. Всё было зря! Мы снова в ловушке, и на этот раз загнали сюда себя сами. Я ждал, когда мой спутник тоже констатирует данный факт. Сказать ему язык не поворачивался. Ведь это я так стремился в эти ворота. Я запер нас в клетку.

Угрюмый поднялся и долго осматривал помещение. Потом вдруг резко, надрывно хохотнул без тени веселья и повернулся ко мне.

— Она не позволит нам уйти, — сказал он с жуткой, кривой усмешкой. — Не отпустит, понял? Меня, потому что нарушил её правила игры, а тебя, потому что не соблюдал правил в принципе. Она не любит, когда игра идёт не так, как запланировано. А с бунтовщиками у неё всегда был короткий разговор. Она…

— Да о ком ты говоришь? — в страхе вскричал я. — Кто это — она?

— Зона.

Я остолбенело смотрел, как Угрюмый вынул из кармана ПБ и отбросил в сторону. Потом свернулся в клубок на полу и закрыл глаза. Я вдруг заметил, что одна сторона лица его неестественно неподвижна. Очевидно, Угрюмый сам того не заметив, только что перенёс инсульт. Перенёс на чистом адреналине.

Я прислушался к собственным ощущениям и понял, что безумно устал. А ещё мне было невыносимо видеть друга таким — жалким и бессильным, валяющимся на полу, словно сломанная кукла. Подобрав пистолет, спрятал себе в карман. Уселся рядом с Угрюмым и заговорил. Я рассказывал про Дашу, какая она была, когда у нас всё было хорошо. Вспоминал родителей и друзей. Делился мечтами и надеждами. Я хотел разогнать эту тяжёлую тишину, развеять без остатка мрачную тучу апатии и отчаяния, что повисла над нами.

— Возможно, ты и прав, — заключил я, — Зона не даст нам уйти. Пускай, я готов принести ей эту жертву. Но хочу сделать это, сражаясь, а не сидя в грязной норе, словно крыса.

Угрюмый поднял голову и долго-долго смотрел на меня. Потом сел и протянул руку.

— Верни пистолет.

Я с удовольствием подчинился. Сталкер встал, отряхнулся и небрежно заметил:

— Я рад, что мы познакомились.

Он взял пистолет наизготовку и кивнул. Я ударил по кнопке и поспешил убраться в сторону. Ворота поползли вверх. Взору открылись уже знакомые ряды контейнеров и диспетчерская. Угрюмый снова кивнул. Я нащупал в кармане стреляную гильзу и бросил вперёд. Тоненько звеня, она покувыркалась по полу и скрылась под контейнером.

Тишина.

Мы осторожно подошли и с опаской выглянули в зал; осмотрели потолок, стены. Я осветил фонарём все тёмные уголки.

Тишина.

Стараясь ступать как можно тише, прошли по длинному штабелю, по скрипучим мосткам, прочь из ловушки.

Тишина.

Тишина.

Тишина.

Мы мчались обратно по тоннелю, поминутно оглядываясь, но страшная тварь так и не появилась. Очевидно, уползла туда, откуда её принесло. Добравшись до трубы отвода, мы стали решать, в какую сторону двигаться дальше. Угрюмый хотел вернуться в бетонный мешок с трупами, я ратовал за противоположный конец тоннеля. Ратовал не слишком усердно, поскольку уже не доверял себе после сокрушительного провала с воротами. К моему удивлению Угрюмый принял решение в сторону тоннеля.

— Должно же тебе хоть когда-то повезти, — посмеиваясь, сказал он.

Улыбка получилась кривой и безумной из-за обвисших мышц лица. Не в силах смотреть на неё, я отвернулся. Мы чувствовали какую-то странную бесшабашность. Смирившись с возможной смертью, маячившей в самом ближайшем будущем, приняв это, мы пёрли напролом. А потом нам и вправду повезло — через какую-нибудь сотню метров мы увидели длинную, железную лестницу, уводящую на поверхность.

Пачкаясь о ржавые перекладины, обдирая ладони, мы торопливо поднимались вверх, словно боялись, что лестница растает, как мираж в пустыне. Поднимались без передышек, пока не упёрлись в тяжёлую чугунную крышку. Сдвинув её совместными усилиями, мы выбрались и оказались на окраине Припяти.

Ветер гнал по небу лоскуты сизых туч, заставляя их ронять на землю холодные капли дождя. Всё было залито тусклым, дневным полусветом, не ярким, приятным глазу. Я радостно вдохнул сырой воздух, подставил лицо дождю и улыбнулся. Хорошо. Прямо напротив нас цеплялась за тучи полосатая труба станции. Мы были близко.

Я повернулся к Угрюмому, и улыбка сползла с моего лица. Сталкер стоял, неестественно выпрямившись. Руки подёргивались, глаза закатились, покрывшись сетью набухших кровеносных сосудов. Из его ушей свисали красноватые щупальца, а из открытого люка за его спиной выползала мерзкая голова с уродливым шрамом на лбу.