Последняя из рода (гет)

Где-то под конец главы можно для пущего впечатления включить Ludovico Einaudi — Experience (примечание автора)

Она взяла красный маркер и зачеркнула клеточку в календаре — ещё один день. Не совсем прожитый, ведь было только раннее утро, но ей важно было хотя бы осознание того, что на один день она приблизилась к своей цели. Оставалось целых полтора месяца, и тогда она хотя бы на парочку дней не будет одна в этом огромном доме, дышащем пустотой и неприкаянной красотой.

Бен с братом уехали из дому почти месяц назад. Уже прошло двадцать четыре дня, Бригитта считала. Всё это время над ней каждый день всё тяжелее и тяжелее нависали уныние и хандра. Нет, конечно, когда Бен и Тобиас были дома, то её жизнь не ставала вдруг раем или сахаром, но всё же было намного веселее и лучше, Бригитта не чувствовала себя кем-то или чем-то неправильным в этой семье. Тем более, что Бен всегда (ну, или почти всегда) уговаривал свою мать везде брать Бригитту с собою, куда бы они ни отправились. Таким образом, Бригитта всегда была рядом с Блэйдами и никогда не оставалась одна. А теперь, когда мальчишки уехали, она вынуждена была оставаться дома каждый раз, когда чета Блэйдов уезжала к кому-то на приём или на званый завтрак-обед-ужин. Лишь иногда мадам Блэйд брала её с собою, и то, только тогда, когда у мадам было платье сложного кроя или с длинным шлейфом, и Бригитта нужна была в таких случаях, чтобы помогать мадам с её нарядом.

Хотя было бы неправильным сказать, что Бригитта не любила этой работы: ей нравился шорох вечерних платьев, негромкие беседы, ненавязчивая музыка на фоне, иногда заинтересованные взгляды в её сторону и пряные замечания мадам, которая все эти взгляды замечала. Такие минуты, когда мадам шутила, Бригитта любила больше всего на свете, потому что тогда мадам Блэйд криво, но в то же время заговорщически и по-доброму улыбалась. Она иногда улыбалась так сыновьям, в те нечастые моменты, когда они были в хороших отношениях; и тогда, видя ухмылку мадам на одно из предложений Бригитте потанцевать или отлучиться куда-то ненадолго с каким-нибудь мужчиной, Бригитта чувствовала несмелую, но яркую, как далёкая звёздочка, радость, будто Беатриче Блэйд могла бы когда-нибудь быть и её матерью тоже.

Бригитта подошла к зеркалу и уложила свои волосы. Они были кудрявыми, поэтому это заняло некоторое время. Бригитта внимательно посмотрела на себя в зеркало. Она взглянула себе в глаза, глубоко вдохнула и выдохнула.

Каждое утро она делала это — говорила себе перед зеркалом разные хорошие вещи, которые замечала вокруг. Например, что на улице очень красиво, всё такое золотое, и солнце ещё пока греет. Или вот, что старушка Даниэла, которая из незапамятных времён работала на кухне, дала вчера ей горячую сладкую булку, одну из тех, которые пеклись для чая Блэйдов и их гостей, мужа и жены, Шейнманов. Марта Шейнман, Пэтти, как называли её хорошие знакомые, была близкой, если ни лучшей и ни единственной, подругой Беатриче Блэйд. Её муж, Эрл Шейнман, был крупным американским предпринимателем, низенький, полноватый, начинающий лысеть, он совсем не походил на тех американцев, которых представляла себе Бригитта. Возле своей жены Эрл выглядел сущим счастливчиком, так как Пэтти была красавицей, и было совсем непонятно, как это она могла жить с ним — некрасивым, вечно будто лукавым, немного неприятным мужчиной.

Так что каждое утро Бригитта вспоминала всё самое лучшее, что случилось с ней или что она видела в последнее время. Это был ритуал, и Бригитта непреклонно следовала ему. В это утро она вспомнила, как вчера, когда она выходила из магазина в городе, куда она поехала с ещё некоторыми слугами за покупками, ей подмигнул какой-то парень, и как она зарделась в ответ. Это мгновенно подняло ей настроение, и она вышла со своей комнатки. В коридоре было светло из-за ламп. Бригитта поспешила в комнату к мсье Блэйду, чтобы разбудить его и пожелать приятного дня. Она едва не бежала, чтобы поскорее увидеть мсье, но вдруг, когда она выбежала из-за очередного поворота, дверь одной комнаты для прислуги отворилась, и оттуда вышел сам мсье Блэйд, поправляя пиджак и ремень, а за ним — Айла, горничная и служанка мадам Блэйд.

Бригитта остановилась как вкопанная. Да, ей в голову пришла, словно вспышка молнии, догадка, но Бригитта попыталась отогнать её, потому что…потому что так не должно было быть. Бригитта сделала несмелый и маленький шаг назад. Да, нужно просто бежать, просто бежать. Чтобы никто не узнал даже, что она видела.

Мсье Блэйд поднял глаза, оглянулся и его взгляд остановились на Бригитте, которая почти что была готова бежать. Почти что.

— Альберт, Вам, может… — начала Айла, запирая дверь, но Альберт её прервал.

— Тихо, — только и сказал он, зачем-то ещё и приподнявши руку, словно Айла могла увидеть этот жест.

Айла непонимающе повернулась к мсье Блэйду и тоже увидела Бригитту. Боже, какой же отвратительной теперь показалась она Бригитте! Такой, словно жаба, надутой, напыщенной, с испуганными глазами, при всей внешней привлекательности. Бригитте показалось, что её собственные губы выгнулись, и лицо стало выражать презрение. И девочке очень хотелось, чтобы так оно и было.

Мсье Блэйд, не отводя взгляда от Бригитты, сказал:

— Айла, будь добра, пойди на кухню, помоги приготовить утрешний кофе для мадам.

Айла, которая до этого стояла с открытым ртом (точно, как жаба), удивляясь и смотря на Бригитту, закрыла рот, сделала что-то типа недокниксена, и, крутнувшись на пятках, едва ли не побежала выполнять обязанности. Бригитта, словно забыв, что на неё смотрит мсье Блэйд, презрительно смотрела вслед Айле, думая, какая же она всё-таки подлая и низкая женщина. Только когда Айла скрылась из виду, Бригитта опомнилась и пристыженно опустила глаза вниз, сжав руки в замок. Мсье Блэйд всё так же смотрел на неё, задумчиво и словно впервые видя.

— Ты шла ко мне, не так ли? — спросил мсье, и Бригитта, не поднимая взгляда, закивала. Ей было стыдно, ужасно стыдно смотреть на него, будто если они встретятся взглядами, то он ей расскажет всё, что было между ним и Айлой, в мельчайших деталях.— Ну, тогда пойдём, чего же ты стоишь.

Мсье Блэйд развернулся, и Бригитта беззвучно, на носочках подбежала к нему, сохраняя дистанцию в пять шагов. Мсье шёл быстро, как всегда, ровными, мерными шагами, и за ним сложно было угнаться. Он сунул руки в карманы брюк, и так и шёл, немного сутулясь, хотя Бригитта никогда в жизни не видела, чтобы он сутулился. Он никогда такого не делал, поэтому Бригитта сделала вывод, что мсье просто чем-то расстроенный, и, наверное, причиной было то, что она уличила его в неверности жене. Хотя, конечно, Бригитта и раньше не могла это отрицать, но сейчас этот неоспоримый факт всё переворачивал с ног на голову.

Мсье всё шёл и шёл, а Бригитта за ним, даже не замечая, где она, куда идёт. Она всё не понимала, как можно было так поступить со своею женой, тем более такой женой. Бригитте было так противно, что Айла сейчас внесёт поднос с кофе в спальню мадам и будет помогать ей одеваться, будет причёсывать её красивые волосы, будет, может, отвечать на обычные вопросы мадам вроде: «Какая погода будет сегодня?» или «Не приехал ли кто к нам на завтрак?». И Бригитта была немного обижена на мсье за такую грубость, поэтому она была готова сейчас же отправиться к мадам и оставить Альберта Блэйда с его ненаглядной Айлой. Ей было обидно за Беатриче Блэйд, за то, что она и не догадывалась о таком состоянии дел и что она спокойно сейчас приказывает той гадкой женщине подать ей свежее полотенце, халат, платье, вон то колье, которое лежит на прикроватной тумбочке.

Бригитта подняла голову, только когда они с мсье остановились. Альберт Блэйд отпер дверь, и они вдвоём вошли.

Комната была тёмная не только из-за того, что окна поворачивали на запад, но и потому, что шторы закрывали всё огромное окно. Ещё пятнадцать минут назад Бригитта ожидала, что она мышкой зайдёт в эту комнату, впустит в комнату дневной свет, тихонько подойдёт к мсье в кровати и разбудит его.

— Я приму душ, а ты пока что приготовь мне какой-нибудь костюм и свежую рубашку, ладно? — сказал мсье, снимая пиджак и галстук.

— Слушаюсь, — тихо ответила Бригитта, подойдя к окну, раздвигая шторы и крепя их боковыми подхватами.

Бригитта как можно дольше возилась с шторами, чтобы не поворачиваться и не видеть мсье, но она не слышала, чтобы он зашёл в ванную, которая примыкала к спальне, а она, казалось, уже всё сделала, поэтому времени мешкаться уже не было. Бригитта решила ещё раз поправить шторы, но мсье, судя по отсутствию каких-либо звуков, не сдвинулся с места. Бригитта остановилась, чувствуя, что он понимает причину её нервозности, и опустила руки.

— Бригитта…

— Скажите, за что Вы так? — спросила она, резко поворачиваясь к нему лицом и сдерживаясь, чтобы ни капли не повысить голос.

Альберт Блэйд стоял, такой несчастный и жалкий, что Бригитта вдруг перестала злиться на него. Он развёл руками в стороны и пожал плечами.

— Я не знаю, Бригитта, я не знаю. Просто Айла, она…

— Ну разве она лучше, чем мадам? — спросила Бригитта, и ей до того стало обидно и противно, что к горлу подкатил комок. Бригитта попыталась глотнуть, но не получилось. Господи, не хватает только расплакаться. — И кто она такая вообще? — глухо произнесла Бригитта, сдерживая комок и не давая слезам волю.

Мсье, видя, наверное, её плохо скрываемые слёзы, стремительно подошёл к ней, взял за плечи и внимательно вгляделся в её глаза.

Ну вот зачем он так делает? Зачем он только всё портит? Бригитта даже рада была, что у него такая великолепная жена, но что же его не устраивало?

— Бригитта, то, что происходит, совершенно никак тебя не касается. Это наше дело, дело взрослых, ладно?

— И что же Вы прикажете? Молча смотреть? — вырвалось у Бригитты. Она больше не могла сдерживаться. Она закрыла ладонями рот и разрыдалась.

— Ну-у-у, Бригитта, не надо так, — тихо сказал мсье и притянул Бригитту к себе в объятия. — Слышишь, тебе не о чем волноваться. Это не твоё дело. Просто не говори мадам, ладно? Просто не рассказывай ей ничего, хорошо?

Бригитта уткнулась носом в плечо мсье и почувствовала, что рубашка пахла не его одеколоном, а женскими духами, и далеко не напоминающими парфюм мадам. Теперь даже его рубашки пахли скверно, пахли этой потаскухой.

Мсье отстранил её от себя и ещё раз внимательно посмотрел на её заплаканное лицо.

— Просто давай договоримся, ладно? — сказал он, оглядывая Бригитту и убирая со щеки прилипший из-за слёз локон. — Я ни в коем случае не пытаюсь купить твоё молчание, нет, но за то, что ты ничего не скажешь мадам, можешь просить у меня что угодно, — он взял лицо Бригитты в ладони.

Бригитта закивала. Она знала, чего хочет.

— Просто пообещайте мне, мсье, что в следующий раз, когда я приду будить Вас, Вы будете спать в своей кровати и не будете пахнуть чужими духами.

Мсье Блэйд тепло улыбнулся и кивнул.

— Я обещаю, что впредь такого не повторится, — мсье выпрямился. — Мне очень жаль, что из-за меня ты так расстроилась.

Бригитта ничего не ответила. Она подошла к огромному шкафу из чёрного дерева напротив кровати и открыла его. Боже, никто никогда не любил свою работу так, как любила её Бригитта! Со шкафа на неё повеяло свежестью чистой одежды.

— Костюм, говорите, Вам достать? Какой именно — будут пожелания? — спросила Бригитта, даже не поворачиваясь к мсье. Она почувствовала, что он улыбнулся.

— Пожеланий не будет — я полностью рассчитываю на твой вкус, — сказал мсье, и Бригитта услышала, что он ушёл в ванную.

Выбор был велик, но у Бригитты было «особое чутьё», как называл это мсье: она всегда подбирала всё так, что нравилось и мсье, и мадам, чему Бригитта всегда радовалась. Когда мсье вышел с ванной, он оделся (Бригитта тем временем всегда разглядывала книги на его столе в углу возле кровати), и Бригитта, как всегда, завязала ему галстук.

Завтрак проходил в столовой. Бригитта вечно удивлялась, зачем, когда дома никого, кроме самих супругов, нету, они кушают за таким огромным столом и при этом сидят в разных сторонах, один напротив друга. Когда мсье в сопровождении Бригитты вошёл в столовую, мадам Блэйд уже заняла своё место. Она, как всегда по утрам, не носила броского макияжа, лишь красила глаза и губы, и оттого казалась Бригитте такой хорошенькой, ещё моложе, чем была на самом деле. Сегодня она сидела не как всегда, прямо, а закинув ногу на ногу и свободно откинувшись на спинку. Она рассматривала свои ногти, и Бригитте стало совершенно не по себе. Айла стояла справа сзади от мадам, и когда мсье и Бригитта вошли, она подняла на них глаза. Она преданным взглядом проводила мсье до самого стола.

— Доброе утро, Беа, — сказал мсье и сел за стол. Бригитта стала рядом, напротив Айлы.

Мадам всё разглядывала свои ногти и ничего не отвечала секунд десять. Потом она подняла на мужа глаза и с тенью укора в голосе произнесла:

— Ты сегодня опоздал, милый. Пунктуальность — твоё второе имя, а ты взял и опоздал. Как так получилось? — мадам так посмотрел на мсье, что Бригитта не усомнилась в том, мадам Блэйд всё знает. — Что для тебя было важнее, чем завтрак с любимой женой? — мадам немного откинула голову назад и смерила мужа испытующим и выжидающим взглядом.

Нужно отдать должное мсье, он совершенно не смутился и ответил, что вчера поздно лёг спать и что попросил Бригитту разбудить его немного позже. Пока мадам всё это слушала, она крутила в руках вилку и разглядывала её, словно никогда такого не видала. Нет, она таки всё знает. Бригитта почему-то была рада, была рада, что мадам в курсе, какая змея таится у неё под боком.

— Айла, испарись, — сказала мадам, всё ещё вертя в пальцах вилку. Бригитта прыснула со смеху, но выдала это за кашель.

— Но мадам Блэйд… — начала было Айла, но мадам остановила её жестом.

— Я, кажется, не шепелявлю, не заикаюсь, у меня нормальная речь. Скажи, Айла, что именно тебе неясно во фразе «Испарись»? — насмешливо спросила мадам Блэйд, повернувшись лицом к служанке.

— Я всё поняла, мадам, — ответила Айла, и в голосе её явно слышались нотки оскорблённого достоинства. «Ха, — подумала Бригитта, — так ей и надо». Айла развернулась и ушла на кухню, дверь которой была за спиной мадам, прямо напротив мсье и Бригитты.

— Я думаю, ты, Бригитта, хорошо понимаешь смысл этой фразы? — спросила мадам, взглянув на Бригитту.

Бригитта, словно зачарованная, сделала книксен и быстренько, своей тихой походкой ушла в кухню. Она чувствовала, как её провожают две пары глаз. Закрыв за собой дверь, она глубоко вдохнула и выдохнула. Бригитте страшно было представить, что сейчас будет происходить в столовой.

— Что, опять прогнали вас, девоньки, чтобы поссориться? — спросила старушка Даниэла, раскатывая тесто.

Светлая большая кухня была тёплым и ясным местом, куда Бригитта очень любила сбегать от всех, когда была маленькой. Она и сейчас иногда прибегала, когда было тяжело и хотелось отдохнуть. Здесь были старушка Даниэла, такая древняя и добрая, что, право же, Бригитта, будучи крохой, всё считала Даниэлу доброй волшебницей; Амалия, кудрявая женщина, единственный оставшийся в живых ребёнок старушки Даниэлы; Баваль, красивая молодая цыганка, истории которой иногда слушала мадам зимними вечерами у камина: говорили, что однажды Беатриче Блэйд сделала услугу Баваль и её тогда ещё жениху, а сейчас уже мужу Годявиру, который сейчас служил в доме конюхом, потом приняла на службу и поженила их, разрешая жить им и их троим детям в небольшой постройке, недалеко от конюшни; и Лукрециу, гордостью которого было то, что он готовил невероятно чудного вкуса мясо, каким бы это мясо ни было.

Бригитта любила кухню не только за людей, которые здесь работали, но и за то, как кухня выглядела. Это помещение иногда казалось ей волшебным: здесь всегда было светло в любую погоду и в любое время года, здесь вкусно пахло, а в самом дальнем углу, напротив окна, висело куча разных трав, корений, листьев, и Бригитта постоянно связывала эти растения, кухню и старушку Даниэлу, и в её голове рисовалась самая настоящая сказка о доброй волшебнице, которая жила в чаще и помогала всем, кто бы к ней ни пришёл, этими волшебными кореньями.

— Надеюсь, огромной ссоры у них не будет, — ответила Бригитта и подошла к столу, возле которого работали Даниэла и Баваль.

— Мсье опять что-то натворил? — шутливо спросила Баваль, как всегда произнеся слово «мсье» пренебрежительно. Она тоже возилась с тестом, потому закатала рукава своей рубашки выше локтей. Несколько прядей волос выбилось из причёски, и Баваль, стараясь не вымазаться в муке, пыталась как-то рукой заправить пряди за ухо. Бригитта подошла ближе и сама сделала это. — Спасибо, — поблагодарила Баваль. — Так что, мсье заслужил, чтобы мадам надавала ему по морде?

Бригитта никогда не могла понять, как Баваль может быть настолько беспечной. Даже Даниэла относилась к Блэйдам с уважением и небольшой боязнью. А у Баваль такого не было — её отношение к мсье и мадам было слегка панибратским.

— Не знаю, надаёт ли, но заслужил, — грустно ответила Бригитта.

Сзади подошла Айла и стала рядом с Бригиттой. Немой намёк на то, чтобы Бригитта больше ничего лишнего не взболтнула.

— Я бы на месте мадам давно бы его из дому выгнала, — сказала Баваль, старательно вымешивая тесто. — Был бы Годявир на месте мсье сейчас, я бы ему рассказала, что к чему и где находится в этом доме дверь.

Бригитте стало приятно, что женщины в доме сочувствуют мадам и поддерживают её, но ей стало очень жаль мсье: может, он просто не виноват, что он не любит свою жену?

— Ничего не знаешь, Баваль, так ничего и не говори, поняла? — огрызнулась Айла.

Бригитта оглянулась на неё: Айла была взволнованная, тяжело дышала, руки сжала в кулаки. Баваль подняла свои тёмные глаза на Айлу, её взгляд был свирепым и злым. Все знали, что у Баваль и Айлы никогда не ладились отношения, прямо сказать, они враждовали. Причину их нелюбви друг к другу никто не знал, и ни одна, ни вторая никогда не отвечали на этот вопрос.

— А ты, Айла, видимо, и знаешь, в чём состоит проблема мадам и мсье, да? — лукаво спросила Баваль. — Ну-ка, красавица, давай, поведай и нам, — женщина хлопнула ладонями по тесту и оперлась на стол, издевальчески уставясь на Айлу.

Но Айле нечего было сказать. Она лишь сжала челюсти с досады и не отводила взгляда с Баваль, словно думала, что так она выиграет эту маленькую битву.

— Молчишь, милочка, молчишь? Вот и молчи, а то, гляди, как разговорилась, а! — воскликнула Баваль и с плохо скрываемой яростью продолжила свою работу. Казалось, тесто под её руками скоро будет визжать.

Айла лишь громко выдохнула и ушла к окну.

Бригитта переминалась с ноги на ногу. Она пыталась хоть что-то услышать со столовой, но там было тихо. Блэйды не могли просто так сидеть молча, но Бригитта не понимала, как можно выяснять отношения так тихо. Была бы она на месте мадам, то крика и слёз было бы столько, что её супруг точно бы сбежал, едва увидев это. Бригитта оперлась локтями о стол, и её глаза начали бегать по кухне, пытаясь ухватиться хоть за что-то. Ей было страшно, что мадам и мсье возненавидят друг друга, и тогда мадам будет всё время грустной (а Бригитта просто не переносила, когда мадам грустила, — она всегда пыталась сделать что-то приятное для неё), а мсье будет совестно, поэтому он тоже будет чувствовать себя не в своей тарелке. Бригитта страшно не любила, когда супруги Блэйд ссорились: между ними выстраивалась невидимая, но очень прочная стена толщиной в два шага — мадам и мсье никогда не нарушали этой границы, когда находились в ссоре. Мсье не приходил к мадам в спальню, даже по четвергам — в обязательный день в точно зафиксированное время, в десять вечера. Но Бригитта больше всего любила утро пятницы, когда ей нужно было просыпаться раньше, бежать в спальню мсье, выбирать костюм, приводить его в порядок и потом спешить в спальню мадам. Там она всегда находила уже проснувшихся довольных супругов Блэйд, которые шутили друг с другом, обменивались взглядами, нечаянно увидев которые Бригитта неизменно краснела, иногда даже целовались, но чаще всего мадам не разрешала такого при Бригитте: говорила, что та — ребёнок и что ей не обязательно глазеть на такое. Работы в пятничное утро у Бригитты было всегда вдвое больше, так как нужно было помочь и мадам, и мсье, но девочке это ужасно нравилось. Она не была служанкой мадам, а по пятничным утрам Айла была свободна, поэтому Бригитта могла полностью предоставиться мадам, и мсье это поощрял. Но Бригитте очень не хватало этой суматохи, когда супруги Блэйд были в ссоре, и это очень огорчало её.

— Дитя, присядь и не волнуйся, — сказала старушка Даниэла, и Бригитта улыбнулась ей.

Под стеной возле двери в столовую стоял небольшой столик и два стула. Бригитта села. Ей нужно было забыться, но не было как. К готовке её не подпустила бы Баваль, а больше заняться было нечем. Здесь, ближе к двери, Бригитта уже могла расслышать голоса, но говорили они спокойно, поэтому ничего не было понятно.

— Иди сюда, Бригитта, помоги мне начистить картошки, — сказала старушка Даниэла. — А ты, Айла, возьми вот эту корзину, пойди в сад и собери яблок на пироги и для утки.

Айла, недовольно скрививши губы, схватила корзину и вышла через дверь, которая вела в служебное помещение, а там уже и на улицу. Бригитта, вооружившись ножом и огромным количеством картошки, принялась за работу.

Монотонность выполняемого задания успокоила Бригитту. Со столовой никто не звал, а спустя какое-то время через дверь столовой вошла Амалия и сказала, что в столовой давно никого нет и нужно убрать со стола. Это сделали Амалия и Айла, вторая бросилась помогать только потому, наверное, что ей просто не хотелось быть в одном помещении с Баваль. Сразу же после этого Айла убежала к мадам Блэйд, так она сказала Амалии.

До обеда Бригитта помогала на кухне. И хотя Баваль, старушка Даниэла и Амалия разговаривали, Бригитта в беседе участия не принимала. Когда почти вся работа была сделана и помогать было не в чем, старушка Даниэла отослала девочку к мсье предупредить о том, что скоро будет обед. Бригитта совершенно не хотела ни видеть, ни слышать мсье, но так нужно было: всё-таки она его служанка.

Мсье нашёлся в небольшой гостиной. Бригитта больше всего любила именно эту гостиную, потому что это помещение не служило для приёма кого попало — здесь пили чай с четой Блэйд лишь самые доверенные (а это была только Пэтти Шейнман), а когда вся семья была в сборе, именно здесь проводила свой досуг: мсье часто играл в шахматы с Тобиасом, а мадам читала книжку, иногда соглашаясь на партию-вторую в карты с Беном. Бригитта всегда бывала на таком семейном отдыхе. Зачастую она стояла в сторонке и смотрела, и тогда ей самой ставало так приятно, словно она — тоже часть этой семьи. Иногда ей разрешали присоединиться ко всем, и чаще всего она пела для мадам Блэйд — мадам очень любила, когда Бригитта для неё пела. Бен всегда говорил, что у Бригитты нету ни слуха, ни голоса, и она сама это прекрасно знала, но отказать мадам было выше её сил. А вот для Беатриче Блэйд не было большего удовольствия, чем когда Бригитта пела или рассказывала стихи, которых её как раз мадам и научила ещё очень давно.

Здесь были большие, просто огромные окна с портьерами, которые всегда, в любом случае были открыты. На стенах висело невероятное множество портретов предков мсье и мадам: точёные, холодные, правильные и поэтому красивые черты лица, острые подбородки, кривая горделивая улыбка и волоокий колючий взгляд. Бригитте всегда было немного стыдно смотреть на эти портреты, будто она как-то провинилась хоть перед кем-то нарисованным. Над камином напротив входа — огромнейший портрет семьи Блэйд, который был нарисован только этим летом: мсье сидит на кресле, сзади него — мадам положила руку на его плечо, справа — Бен, самый красивый и самый лучший Бен, слева — Тобиас, хоть и на семейном портрете, но кажущийся совершенно и полностью одиноким, слегка грустный и меланхоличный широкоплечий Тобиас. Под стеной справа стояли невысокие стеллажи с книгами, которые чаще всего читала мадам. Бригитте не разрешалось брать хоть что-нибудь из этого маленького кусочка библиотеки Блэйдов. По периметру, не в счёт стены с окнами и места со стеллажами, стояли высокие красивые столики с различными статуэтками из фарфора и хрусталя, которые так любила мадам, тумбочки с витиеватой резьбой, на которых красовались фото семьи Блэйд в красивых позолоченных рамках: вот ещё крошечный и ужасно счастливый улыбающийся Бен с двумя первыми нижними зубками на руках у не менее радостной мамы, рядом стоит папа, которого сын крепко, мёртвой хваткой держит за палец (хоть Беатриче Блэйд и сидит в тёмном, далеко не обтягивающем платье, видно её округлившийся из-за второй беременности живот). Вот — уже менее радостная фотография: Бену лет эдак восемь, Тобиасу — семь, и это портретный снимок семьи; мадам нисколько не постарела, мсье уже не может, видимо, изобразить ту счастливую улыбку, как на предыдущем фото, Бен очень недоволен происходящим, потому его вид скучающий, и он дьявольски похож на одного со своих предков с портретов, а Тобиас, самое милое и ласковое дитя, которое когда-либо знала Бригитта, улыбается немного несмело, так, словно не знает, стоит ли и накажет ли за это maman. Таких фотографий был много, и мадам очень любила их время от времени пересматривать. Она никогда ничего не говорила, просто смотрела очень долго на один снимок, на второй и так далее. Никто не знал, что тогда творилось у неё внутри, но Бену это всегда очень не нравилось — то, что его мать рассматривает старые, предпочтительно светлые и счастливые фотографии, и потому он всегда пытался хоть чем-то занять мать (он был готов даже поругаться с ней), лишь бы она не шла смотреть на те немые картинки, которые ещё будто хранили запах материнского молока, которым пах малютка Бен, и то тепло, которое передавалось через улыбку Тобиаса.

Эта гостиная была оформлена в любимых тонах семьи Блэйд — чёрный, красный, золотой. Мягкий диван и кресла у камина были с красно-чёрной обивкой и украшены золотой вышивкой. На полу был невероятных размеров пушистый ковёр, который, наверное, стоил дороже, чем жизнь Бригитты. Освещалась гостиная с помощью большой люстры, которой было столько лет, сколько и роду Блэйдов.

Мсье сидел лицом к камину, в котором не было огня, и спиной к Бригитте на диванчике. Он наверняка услышал, что кто-то вошёл.

— Я, пожалуй, откажусь от обеда, — сказал мсье прежде, чем Бригитта успела открыть рот. — У меня есть чай, — мсье, дабы доказать это, поднял чашку так, чтобы Бригитта смогла увидеть её.

— Вы меня не проведёте, мсье, — сказала Бригитта, медленно приближаясь к дивану. Ноги в балетках приятно утопали в ковре, и Бригитта наблюдала за этим. — Я же прекрасно знаю, что у Вас там не только чай, — мсье не обернулся, лишь хмыкнул и отпил с чашечки. — Я не первый год Вам служу, и отлично умею различать, когда Вы пьёте чай, а когда ещё и что-нибудь покрепче.

Бригитта дошла до дивана и стала на два шага позади правого плеча мсье.

— Посиди со мной, Бригитта, — тихо сказал мсье и указал на место на диване возле себя. Бригитте показалось, что мсье не то что бы предлагал, он будто умолял её это сделать.

Бригитта покорно кивнула, не знать даже кому, и села на диванчик, сохраняя дистанцию. Она оказалась права: на серебряном подносе стояли не только две чашки на блюдечках, одна из которых была полупустая и с неё пил мсье, а вторая — пустая и чистая, маленький чайничек и сахарница с двумя ложечками, но и бутылка виски.

— Вы пьёте виски с чаем? Простудились или напиться хотите?

Мсье взял в руки чашечку и улыбнулся сам себе, смотря на дно бутылки, но ничего не ответил.

— Вы здесь были одни или с мадам? Или Вы пьёте с двух чашек по очереди?

— Я предлагал ей прийти сюда перед обедом и поговорить, она сказала, что подумает, и так и не пришла. Наверное, ей просто нужно время, — ответил мсье, всё так же смотря на виски.

— Ей не время нужно. Ей муж нужен.

Мсье посмотрел на Бригитту, и она смутилась. Так, ладно, последняя фраза была слишком вызывающая.

— Тебе ли меня учить, девочка? — спросил он, подняв уголок рта.

— Мне не учить, мне лишь делать замечания, — ответила Бригитта, набравшись смелости. — Ей не нужно время, она нуждается в извинении. Вашем извинении.

— Я извинялся.

— Значит, вы плохо это делали.

Мсье цокнул языком и опять уставился на виски.

— Или Вы думаете, что Вы не виноваты?

Мсье вздохнул и сначала пытался что-то сказать, но потом остановился.

— Я не думаю, что я святой…

— Вы виноваты, — резко прервала мсье Бригитта. — Вы виноваты, признайте это. Вы прячетесь, как трус, зачем?

— Налей себе чаю, — только и сказал мсье, наверное, желая, чтобы Бригитта закрыла себе чем-нибудь рот.

Бригитта налила, но пить не стала. Она редко была зла или в ярости, но сейчас был как раз такой момент. Её удивляла боязнь мсье принять на себя вину и его осторожность, словно каким-то образом можно найти лазейку и обвинить кого-то другого.

— Чего-нибудь крепкого не желаешь? — спросил мсье и взял в руки бутылку. Бригитта отрицательно пошатала головой. — Ну и ладно, а вот я не откажусь, — он стал открывать бутылку, но Бригитта накрыла своей ладонью его руку на крышке, останавливая, и мсье поднял на неё глаза, полные чего-то щемящего, словно собачьего.

— Хотите напиться — пожалуйста, но только вечером, чтобы никто вас не видел пьяным, — Бригитта забрала бутылку и положила возле себя на диван. — А сейчас лучше всего одуматься, выйти прогуляться и прийти потом пообедать в столовую, где будет и Ваша жена.

— Ты считаешь, что я плохой? — спросил мсье тем голосом, которым спрашивал, не присядет ли Бригитта рядом с ним. — Считаешь, что я причиняю боль, да?

— Нет, я так не думаю, — Бригитта робко протянула руку к нему и еле-еле, одними лишь кончиками пальцев, погладила его по гладко уложенным назад чёрным волосам. — Я думаю, что Вы сделали неправильный выбор. С Вами сегодня ночью была неправильная женщина, Вы были в неправильной комнате — Вы сегодня всё сделали неправильно. Вам нужно это исправить, сделав как можно больше правильных вещей: уделите внимание своей жене, даже если вдруг Вы её не любите, напишите своим сыновьям письма…

Мсье вздрогнул, словно засмотрелся на что-то и резко очнулся.

— Я совершенно забыл, — сказал он. — Беа сказала, чтобы ты зашла к ней сегодня вечером, где-то в восемь. Я подозреваю, что она будет спрашивать обо мне и Айле, но я тебя умоляю, ничего не говори ей. Я понимаю, что тут уже хуже некуда, но просто ничего ей не говори ничего, ладно? И ни в коем случае, слышишь, — мсье нежно взял подбородок Бригитты двумя пальцами, наклонился к ней и внимательно посмотрел ей в глаза. Бригитта вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной, — ни в коем случае не смотри ей в глаза. Просто опусти взгляд вниз, как это у тебя хорошо получается, и не смотри на неё, — Бригитта закивала головой. — И вот ещё что, — мсье поднял поднос и из-под него достал длинный конверт. Бригитту кинуло в жар. — Это тебе от Бена. Сегодня почта пришла.

Бригитта дрожащими руками взяла конверт и, совершенно забывшись, крепко прижала его к груди. Мсье довольно улыбнулся.

— Ну, тогда иди, я тебя не задержу, — сказал он и допил остатки с чашки. — Сбегай и найди кого-нибудь, пусть уберут это на кухню, — мсье кивнул на поднос. — А я пойду прогуляюсь — съезжу в город, наверное. Тебе ничего в городе не нужно?

Бригитта отрицательно замотала головой, с радостным выражением лица вскочила с дивана, сделала книксен и буквально вылетела с гостиной, со всей силы прижимая бедный конверт к груди, наверное, полностью измяв его силой своей любви.

Да, Бен написал ей! Да, да, да, конечно, как же могло быть иначе? Он всегда писал ей письма через пару недель после начала учёбы, и вот наконец-то его письмо в её руках. Бен никогда не нарушал обещания, которое когда-то дал, и всегда исправно переписывался с Бригиттой, как бы сложно или неудобно это ни было, а Бригитта всегда ждала его писем, как манны небесной. И сейчас её будто окатило теплой волной, её захлестнуло с головой, и теперь она точно знала, что именно самое хорошее она будет говорить себе перед зеркалом каждое утро.

Бригитта добежала до своей каморки, в которой жила, включила свет — тусклую настольную лампу — и села в низкое кресло читать. Она дрожащими руками разорвала конверт, и с каждой секундой ей казалось, что сердце вырвется наружу, и, не в силах унять ужасное волнения, она расплакалась.

Бригитта развернула листки с до боли знакомым аккуратным, красивым, с разными закорючками, словно Бен всю жизнь, прямо с пелёнок учился писать, почерком.

«Милая Бриджет!

Две недели пролетели, словно молния. Словно вспышка, скажи? Я и глазом не успел моргнуть, как вспомнил, что всё-таки стоит написать тебе весточку и рассказать, как я тут да что я тут.

Мои друзья за лето совершенно не изменились, разве что Квент стал выше, говнюк мелкий, Исса стал ещё умнее и, по-моему, наконец-то научился говорить по-собачьи, потому что Мирро теперь не рвётся на улицу так часто и всегда во всём слушается Иссу. Оз исхудал (влюбился, наверное), плечи Бри стали вроде больше, чем у меня, а Викки, проказница, всё хорошеет и хорошеет с каждым днём. Я ведь говорил тебе, что я нахожу её красивой, хотя остальные, за исключением некоторых, совершенно так не считают? Да, наверное, говорил, и не раз.

Кажется, время для меня здесь утратило свою ценность, ведь каждый день я с родными людьми и изо дня в день случается что-то из ряда вон выходящее, поэтому я постепенно теряю счёт часам и дням — просто живу согласно сиюминутным желаниям и настроениям, делаю то, что мне нравится и постигаю разные науки с, как всегда, завидными успехами.

Но это всё ничего по сравнению с тем, что произошло совершенно недавно. Я считаю, что этот учебный год будет просто невероятным, потому как к нам в школу подкинули двоих горячих британских цыпочек (это, знаешь ли, бо-о-ольшая такая бочка мёда) и одного отмороженного слегка парнишку (а это, как ты смогла уже догадаться, не менее огромная ложка дёгтя). Самое странное то, что из Британского интерната их прислала Госпожа, чтобы они написали ей какую-то там работу про нашу школу (чему мы все, соответственно, слабо верим). В принципе, компания у них неплохая. Одну из тех девчонок я уже знал раньше: помнишь, когда-то давно я тебе рассказывал о девочке из Британии, которую я на руках держал из-за проявления её татуировки, Элси её ещё звали, Элизабет Джонс. Из неё, кстати, вымахала неплохая краля, и теперь, боюсь, у кого-то по имени Квент на неё конкретно стоит. Лично я ни капли не верю никому из них троих, но они с таким упорством нам врут, что я вот думаю: может, чисто из-за уважения к ним, Бунтарям, поверить? Да-да, они все Бунтари, я видел татуировки каждого из них, и самое противное то, что они все служат Госпоже, а Элси, так та вообще фанатик и считает, что Госпожа — Мессия, который спасёт мир. У каждого из них, я уверен, недюжинный талант, тем более, что Элси — отличный Охотник, и, как мне рассказали Бри и Викки, она совершенно уверена в себе, из чего можно сделать вывод, что Элси — далеко не просто ученица. Кристоф, парень тот, наверное, хороший парень, потому как Элси и Джин (другая та девчонка) без него никуда и всё держатся рядом с ним, но я без понятия, что в нём хорошего — он всё время какой-то напряжённый и дикий что ли. Чем больше они у нас «гостят», тем нервознее становятся, но, слава богам, Элси сохраняет спокойствие, а Джин — оптимизм.

С начала учебного года уже убито одну девочку и в исчезнувших числится мальчик. Такого, как ты знаешь, у нас никогда не было. Сколько я учусь, то никаких убийств не происходило, а тут вдруг с приездом британцев активизировалась то ли нечистая сила, то ли чья-то хорошо скрываемая кровожадность. Это «совпадение» никому не кажется странным, так что мы намерены узнать побольше о наших новых знакомых. Надеюсь, они задержатся у нас ещё на парочку недель.

Пару дней назад мы закатили вечеринку по случаю приезда Элси, Джин и Кристофа. Народу привалило много, было душно, поэтому я смылся к Хэтти. Нас с парнями и Нолли, конечно, потом здоровски вычитал Георге и надавал знатных подзатыльников, а когда я сказал, что меня в домике почти не было, что «алкоголь, естественно, принёс в школу не я» и что это совершенно не педагогично — бить учеников, он меня ещё и по спине гахнул. Хорошо так, до сих пор болит.

Хэтти недавно сказала, что её мама ведёт какие-то переговоры с моей, и мне кажется, что они уже договариваются о цене, за которую Роджерсы продадут Хэтти моей семье. Думаю, речь идёт об очень больших деньгах, так что постарайся что-нибудь разузнать, пожалуйста. Намекни об этом папе, он должен сказать тебе — у вас же хорошие отношения, да, сладкая?

Если мать докучает тебе чем-нибудь, то сразу пиши мне, не иди к отцу — он ничего не решит. Сразу пиши мне, и я разберусь. И не давай себя в обиду, Бриджет. Я уверен в тебе, так что за тебя я не переживаю. Я думаю, что если бы Тоби знал, что я отправляю тебе письмо, то передал бы тебе «Привет», но он не знает, а его «Привет», я так думаю, не столь и важен.

Жду скорейшего ответа. Напиши мне всё, что узнаешь, и расскажи о своём здоровье, здоровье Даниэлы, Баваль и её спиногрызов. Они выросли за эти две недели? Изменились? Напиши мне обо всём, что творится дома. Как мать и отец? Дерутся ли, ссорятся?

Думаю о том, что ты скоро мне ответишь, и в душе становится лучше. Отвечай быстрее, милая, я буду ждать с огромным нетерпением.

Я очень сильно люблю тебя, Бриджет.

Бенджи.

P.S. Может быть, мне кажется, но у Нолли талия стала меньше, а сиськи и задница — больше. Как думаешь, это нормально — то, что я так часто смотрю на её задницу?»

Бригитта, залив слезами весь перед платья, вытерла рукавом лицо и поднесла письмо к губам. Та волна счастья и тепла, которая чуть было не захлестнула Бригитту во время распечатывания конверта, теперь сбила её с ног, и Бригитта не могла пошевелиться, чтобы не почувствовать приятное онемение от радости, которая, как микроскопический огонёк, горела в каждой клеточке её тела. Бригитта так и просидела, целуя и прижимая письмо к щекам, лбу, ко всему лицу, словно на бумаге осталось хоть ещё что-нибудь от кожи Бена. В конце концов, она положила несчастное письмо к конверту на стол и прилегла на кровать.

Странно, что Британия прислала своих учеников в Румынию, право же, очень странно. Тем более, Бунтарей. Тем более, что, согласно словам Бена, те трое обладают неплохими способностями. То есть, либо Госпожа так уверена в своих воспитанниках, либо она каким-то способом пытается побыстрее избавиться от этого груза — совершенно ей ненужных троих Бунтарей.

Странно, что исчезают и умирают дети. Бригитта подумала, знает ли об этом мадам, и решила, что да: как ни как, а Беатриче Блэйд была владелицей этой школы, и она не могла не знать такого.

Странно, что мадам о чём-то договаривается с Маргарет Роджерс. Насколько Бригитта знала, то они обе совершенно не были против отношений Бена и Хэррит, причём отношений таких, какие у их детей имелись, — с регулярным и, может, время от времени незащищённым сексом. Наверняка, к Маргарет Роджерс только пришло осознание того, что её дочь может забеременеть в свои-то годы, не достигнув даже семнадцати, благо, что только от парня из хорошей, а главное — очень состоятельной семьи. Так что Бригитта боялась, что Бена скоро женят, а чтобы разувериться в этом, нужно было узнать всё, что чисто теоретически может доверить ей, Бригитте, чета Блэйд по этому поводу.

Бригитта так устала за эти полдня, что, когда решила буквально на пару секунд закрыть глаза, почти сразу же уснула. Ей ничего не снилось, спала она глубоко и безмятежно.

Когда она открыла глаза, то лампа на столе всё горела, и казалось, прошла буквально та самая секунда, на которую Бригитта планировала закрыть глаза. Но по тому, как много прибавилось сил, Бригитта заподозрила неладное. Она вскочила с кровати, подбежала к столу и глянула на маленькие часы. Быть не может! Господи правый, пять часов! Проспать целых пять часов при её-то обязанностях! Бригитта, бросив последний взгляд на письмо Бена, подбежала к зеркалу. Волосы не так и растрепались, как она ожидала, но всё-таки причёску пришлось переделывать.

Бригитта выскочила из комнаты и побежала в столовую. Мсье и мадам уже, наверное, за столом ужинают, а она вот бежит изо всех сил, пытаясь не упасть и побыстрее оказаться в столовой.

Бригитта на полном ходу залетела в столовую. Дверь открылась с грохотом, и мадам, мсье и Айла удивлённо на неё посмотрели. Бригитта остановилась, как вкопанная, и залилась красной краской. Боже-Боже-Боже, до чего же стыдно! Она пролепетала еле слышное «Простите», аккуратно закрыла дверь и быстро заняла своё место возле мсье. Мадам сделала глоток воды и сказала:

— Бригитта, да неужели ты решила почтить нас своим присутствием? — она свободно откинулась на спинку стула. На её шее красовался большой кулон с красным камнем, и он ярко сверкал при свете ламп. Она смотрела на Бригитту волооко, и девушка, как всегда, просто потеряла дар речи. — Почему это тебя не было на обеде, и почему ты опоздала на ужин?

— Я… я уснула, — тихо ответила Бригитта.

Мсье со снисходительной и умилённой улыбкой повернулся к ней.

— Ты уснула?! — спросил он, словно не веря своим ушам.

Бригитта закивала в ответ. Айла прыснула со смеху. Мадам повернулась к ней и окатила её ледяным взглядом.

— А чего это ты смеёшься, Айла? Ты знаешь, что послеобеденный сон очень полезен для детей?

Айла смутилась, и, казалось, это замечание особенно затронуло её. Мадам, довольна результатом, снова перевела взгляд на Бригитту, только теперь она тоже улыбалась. И Бригитте, как всегда в таких случаях, стало так хорошо от улыбки мадам, что она заулыбалась тоже.

Беатриче Блэйд вытерла салфеткой и без того чистые руки (это была её привычка — в любом случае после еды вытирать руки) и встала из-за стола. Айла была наготове следовать за мадам, но та подняла руку, останавливая служанку.

— Иди погуляй, Айла. У тебя к этому есть особый дар, я знаю. Так что иди, я пока обойдусь без тебя.

— Ты уже, Беа? И не дождёшься десерта? — спросил мсье, пропустив мимо ушей колкое замечание мадам насчёт него и Айлы.

— Нет, я лучше прогуляюсь в саду с книгой. А мой десерт съешь ты, Бригитта, — мадам как раз подошла к Бригитте вплотную. У Бригитты, кажется, остановилось сердце. От мадам пахло шоколадом и кофе. Женщина взяла в пальцы одну прядь волос Бригитты. Девочка краешком глаза заметила, что мсье заметно напрягся, хоть и не смотрел на них с мадам. — У тебя очень хорошие волосы, гладкие такие. Когда, скажи мне, тебе покупали какое-то новое платье? — Бригитта в ответ лишь едва заметно пожала плечам, не сводя глаз с лица мадам. А мадам внимательно и задумчиво разглядывала волосы Бригитты. — Не знаешь? Ну, я подумаю об этом, я подумаю… — мадам выпустила с пальцев волосы Бригитты и быстро ушла.

Пару секунд после того, как за мадам закрылась дверь, никто не говорил и ничего не делал, все просто замерли. Потом мсье сказал Айле, что она может быть свободна, и Айла, заметно обидевшись, ушла, горделиво подняв подбородок.

— Ты можешь сесть на место Беа, — сказал мсье Бригитте.

— Нет, это место не моё, и я точно не займу его.

— Но Беа сказала, чтобы ты…

— Мсье, не могли бы Вы меня отпустить? — перебила Бригитта, не имея никакого желания оставаться с мсье наедине. — Я же Вам больше не нужна, правильно?

Мсье оглянулся на неё.

— Я, наверное, тебя расстраиваю, да? — спросил он. Бригитта ничего не ответила. Мсье вздохнул и закивал головой. — Ну да, конечно же. Прости, Бригитта, это правда была ошибка… Да, ты можешь быть свободной. Только не забудь часика через два прийти к Беа. И не забудь…

— Да, мсье, не смотреть в глаза, — закончила Бригитта.

Она сделала книксен, и побежала к двери.

— Бригитта, — окликнул её мсье. — Если ты так осуждаешь это, я могу прекратить.

— Мсье, боюсь, я здесь ни при чём. Это не моё дело, — мсье едва заметно нахмурился, услышав свои же слова из уст Бригитты. — Не я Ваша жена, а мадам. И я думаю, если Вам так важно моё мнение, что она совершенно не хочет, чтобы её муж имел другую женщину на стороне.

Мсье кивнул и отвернулся, а Бригитта вышла. Она и хотела есть, но не хотела сейчас никого видеть, не хотела идти на кухню, не хотела ни с кем разговаривать. Она было думала пойти в сад прогуляться, но вспомнила, что там мадам, и вариант с садом отпал. Бригитта знала, что если мадам и идёт на прогулку в сад, то ходит там не очень долго, а чаще всего останавливается на крошечном открытом месте возле статуи ребёночка на постаменте. Рядом стояла лавочка, и если мадам была в саду, то в большинстве случаев она сидела на этой скамейке — читала книжку или просто смотрела на маленькую статую, наверное, о чём-то размышляя. И там она могла просидеть хоть весь день без еды, но в таком случае, когда на мадам что-то находило и она даже не вставала со скамейки, Айла приносила ей чай с круассанами три раза в день и забирала мадам из сада вечером, потому как если ей было не напомнить, то мадам бы там и ночевала.

Вдруг, вспомнив мадам, Бригитта подумала о том обещании, которое та ей дала — купить Бригитте новое платье. Девушке припомнилось, как однажды мадам уже дарила ей платье на Новый год — длинное, в пол, чёрная струящаяся ткань была прохладной на ощупь, и, потому как Бригитта была высокой и немного худой, платье отлично на ней сидело. Это очень радовало мадам, но, может, ей просто нравилось то, как платье смотрелось, а не то, что Бригитта была на седьмом небе от счастья. Но, как бы там ни было, мадам была и оставалась главной добродетельницей для Бригитты. И теперь девушку страшно интересовал тот факт, какой наряд выберет мадам на этот раз и не забудет ли она об этом вообще.

Где-то до полвосьмого вечера Бригитта слонялась по слабо освещающимся коридорам, где находились комнаты прислуги. Коридоры были длинные, запутанные, и в какие-то моменты Бригитта была уверена, что потерялась в доме, в котором родилась и всю свою жизнь жила, но потом находила выход.

Она снова зашла в свою спальню, чтобы привести себя в порядок. Быстро разделась, обмоталась полотенцем и на цыпочках босиком побежала по коридору в душ. Душ был большим, на десятерых человек, кабинок не было — лишь перегородки. Напротив двери в самом верху стены были маленькие окошки, и из-за того света, что проходил сквозь окошка, в душе было очень светло — закатное солнце заполнило кафельное помещение яркими и едва тёплыми потоками. Кафель был холодным, намного холоднее даже, чем пол в коридоре. Душ пришлось принимать быстро, так как Бригитта думала, что получаса ей хватит для приготовления, а оказалось, что нет. Она полумокрая бежала назад в комнату и натягивала на влажное тело бельё и остальную одежду так быстро, словно решила побить рекорд. Волосы немного намокли, и Бригитта сплела их в короткую косичку, из которой то и дело то там, то здесь выбивались маленькие кудряшки.

В комнату мадам Бригитта шла медленно, одновременно и мечтая уже оказаться рядом с ней, и боясь этого. И как бы Бригитта ни подгоняла саму себя, быстрее всё равно не шла: страх заставлял коленки подгибаться, руки — труситься, а ладони — потеть.

Даже перед дверью Бригитта трусила и даже не могла постучать, но вдруг, подумав, что мсье на неё, Бригитту рассчитывает, на неё и на её смелость, она постучала. Жаль только, что очень тихо. Потом, отругав себя за трусость, постучала опять, но теперь громче.

Ничего. Никто не отзывается.

«Там точно никого нет. Мсье что-то перепутал, или мадам просто нету в комнате. Да нет же, вот только-то кто-то что-то вроде сказал. Может, стоит ещё раз постучать?».

Постучала ещё раз.

Да, ей не показалось первый раз. Теперь Бригитта ясно расслышала крик «Входите!».

Бригитта вошла. Вкусы мадам никогда не отличались ужасным желанием всего и побольше — в её комнатах нельзя было выделить то, что было бы неуместным или чересчур вычурным, хотя слабостью мадам и были золото и красный цвет. Тяжёлые бордовые шторы были раздвинуты, закреплённые подхватами по бокам. Комнатка у мадам была маленькая, как и у мсье, но более заставленная, и у мсье всё было в чёрно-серо-белой гамме и попроще, а у мадам — в золото-красной и побогаче.

— Сюда, ласточка моя, я здесь.

Мадам была в ванной. В свое время Беатриче Блэйд почему-то отказалась от двери в ванную, предпочтя этому нехитрому предмету мебели тяжёлые красные шторы с золотыми вышивкой и кистями, и теперь арочный проём был завешен этими шторами.

— Можно войти, или мне подождать, мадам? — спросила Бригитта, стоя возле штор.

Послышался звук хлюпающей воды.

— Входи, милочка, ты для этого сюда пришла, — Бригитта вошла и остановилась, не в силах сделать ещё шаг, а мадам на секунду остановилась, взглянув на девочку своими янтарными глазами, а потом продолжила: — а не для того, чтобы стоять и ждать меня.

Перед Бригиттой стоял выбор: опустить глаза или продолжать смотреть на мадам. Задача усложнялась двумя обстоятельствами: во-первых, эта женщина была для Бригитты мадам, и нужно было разрешение, чтобы отвести взгляд (мадам ужасно злилась, когда собеседник не смотрел ей в глаза), а во-вторых, эта женщина была полностью голая. Совершенно. Полностью. Бригитта в жизни не видела настолько голых женщин. Никогда.

Беатриче Блэйд была спокойна, как удав. Она лежала в воде, её мокрые руки, которые покоились на краях ванны, грудь и шея источали пар — настолько горячей была вода. Мадам с удивлением и интересом смотрела за реакцией Бригитты и улыбнулась.

Бригитта всё-таки опустила глаза, ей стало настолько стыдно, что казалось, огонь, которым пылали её щёки, мог бы спокойно поджечь дом. Краешком глаза она увидела, что мадам оперлась подбородком на свою правую руку, выжидающе смотря на Бригитту.

— Ты же знаешь, как мне не нравится то, что твои глаза не смотрят в мои.

Бригитта уже даже придушила своё смятение и стыдливость и готова была посмотреть на мадам, но в её голове ясно прозвучал голос мсье: «Ни в коем случае не смотри ей в глаза». Бригитта заколебалась.

Мадам недовольно цокнула языком и вернулась в исходное положение.

— Я полагаю, что догадываюсь, о чём ты сейчас думаешь, Бригитта. Но уж поверь, я позвала тебя сюда не для того, чтобы выведывать подробности интимной жизни моего мужа и моей служанки. Я всё это прекрасно знаю и не нуждаюсь в том, чтобы кто-то рассказывал мне про это. Так что забудь, что тебе там наговорил Альберт, можешь спокойно смотреть на меня, я ничего не собираюсь делать.

Уголки рта мадам были опущены вниз, она смотрела в воду так, словно пыталась там найти ответ на вопрос, что же с ней не так, почему ей предпочли какую-то служанку. Её волосы были неаккуратно собраны сзади заколкой, и непослушные пряди покоились и на плечах, и на мокрой груди, и на шее и спине.

— Мсье мне ничего о Вас не говорил. И я пришла потому, что Вы меня позвали, правда, — Бригитта сказала это, чтобы хоть чем-то поддержать мадам. — Просто я… я немного это…

— Что — это? — всё ещё расстроенно спросила мадам.

Ну и как тут было сказать ей, что неплохо было бы хотя бы прикрыться?

— Ты стесняешься того, что я голая?! — воодушевлённо спросила мадам. — Да?! — Бригитта смущённо улыбнулась и пожала плечами. — Ты что, никогда голых женщин не видала? — Бригитта отрицательно замотала головой. — Быть такого не может! — мадам засмеялась и хлопнула в ладоши. — Подойди сюда, ближе, — женщина подала Бригитте руку. Ладонь на ощупь была влажная, а кожа — шероховатая, такая, какая бывает, когда пересидишь в воде. Мадам притянула Бригитту ближе. Теперь девочка могла видеть все прелести Беатриче Блэйд, а что-что, а на прелести мадам была не бедна. У неё была большая и, насколько могла судить неискушённая Бригитта, красивая грудь, узкая талия и крупные и, несомненно, мягкие бёдра. Ноги, которые мадам неизменно прятала за длинными юбками, были длинные и стройные. Мадам накрыла своей ладонью ладонь Бригитты. — Ты и правда ни разу не видала голой женщины? Даже на фотографиях? Даже на картинках?! Нет?! Вот это надо же! А Бен что, ни разу не показывал тебе свою нешуточную коллекцию журналов для взрослых?

— А разве у него есть такая коллекция?

— Естественно! — сказала мадам и залилась звонким хохотом. — Он, ясное дело, думает, что я ни о чём даже не подозреваю, но я ведь мама, поэтому всё знаю. Так ты говоришь, я первая женщина, которую ты увидела голой? — Бригитта закивала. — О, ну, я надеюсь, мой вид не разочаровал тебя?

— Нет-нет, мадам, что Вы! — запротестовала Бригитта, жестикулируя свободной рукой.

— В таком случае, Бригитта, беги и передай Айле, что я не хочу сегодня её видеть, пусть не приходит и не попадается мне на глаза. А Альберту скажи, пусть его сегодня укладывает спать Айла, — сказала мадам и отпустила Бригитту. — Ах да, ещё передай ему, чтобы завтра не опаздывал на завтрак, иначе я очень сильно обижусь. И смотри мне, Бригитта, передай всё слово в слово.

Бригитта счастливо кивнула и побежала исполнять приказ мадам. Она никогда, никогда, никогда в жизни не думала, что в ней может быть так много злорадства, но оно было, оно сидело в груди, мешая нормально дышать, вызывало румянец и истерический смех. Оно настолько заполнило всю Бригитту, то девочке начало казаться, что это её предал Альберт, что это её дело — ненавидеть Айлу.

Мсье и служанка нашлись в той гостиной, где Бригитта разговаривала с мсье немногим ранее. Мсье что-то говорил Айле, а та стояла рядом и негодующе на него смотрела и, наверное, пыталась возражать. Оба повернулись, когда услышали, что кто-то вошёл.

— А, Бригитта! — словно облегчённо воскликнул мсье. Было видно, что не только он, но и Айла заметно расслабилась. — Ну, что? Неужели ты уже свободна?

— Нет, мсье, — ответила Бригитта, зло и лукаво улыбаясь, и передала всё, что сказала мадам, слово в слово. Лица мсье и Айлы постепенно меняли свои выражения в соответствии с тем, что говорила Бригитта, и девочке стало смешно от этого.

Где-то, наверное, ещё с полминуты стояла гробовая тишина, а Бригитта уже хотела было идти, поэтому её смущало это молчание.

Мсье кивнул головой, смотря куда-то вниз, и наконец-то ответил:

— Хорошо. Скажи мадам, что завтра я явлюсь к завтраку вовремя, обещаю.

Айла громко вдохнула и поджала губы. Казалось, она сейчас расплачется.

— Ступай, Айла, ты свободна, — сказал мсье, даже не смотря на любовницу.

Бригитта оказалась права — Айла таки заплакала: из её глаз брызнули слёзы, щёки покраснели, женщина сделала книксен и убежала из гостиной, больно задев плечом Бригитту, словно Бригитта была в чём-то виновата. Но девочке совершенно не было обидно: ей показалось, что это очень даже честно, — то, что Айла была в слезах.

— То есть ты не придёшь сегодня ко мне вечером, да?

— Нет, мсье, не приду.

— Ты будешь с Беа?

— Да, мсье.

— Скажи ей, что я её люблю, ладно?

— Я постараюсь, мсье.

Бригитта также сделала книксен и поспешила к мадам.

Беатриче Блэйд сидела за туалетным столиком, босая, в шёлковом алом халате и внимательно смотрелась в зеркало, намазывая руки кремом.

— Ну, что они сказали? — спросила мадам сразу же, не успела Бригитта толком войти в комнату.

— Ну, мсье сказал, что обязательно завтра придёт на завтрак вовремя.

Мадам улыбнулась своему отражению в зеркале.

— Расчеши мне волосы.

Бригитта делала это обычно только раз в неделю, и каждый раз у неё тряслись руки, когда она брала расчёску и прикасалась к волосам мадам.

— Давай, смелее, Бригитта, я же не кусаюсь, — подбодрила девочку мадам, улыбнувшись ей в зеркале. Бригитта улыбнулась в ответ.

Волосы у мадам были длинными и гладкими, чёрными, как смоль, и послушными. Бригитта скорее не расчёсывала их — она гладила их руками, расчёской, любовалась ими, и вдруг возникло желание заплести мадам косу — такую, знаете, длинную, красивую, толстую косу, о которой Бригитта только мечтать и могла.

— Завтра к нам приезжают Шейнманы — мы будем пить чай. Так вот, у меня проблема: какое платье мне надеть — чёрное с вышивкой или нежно-зелёное, ну то, что не в пол? — спросила мадам.

Бригитта пожала плечами, всё ещё не в силах оторвать взгляд от волос мадам.

— Я, наверное, на стороне зелёного, — ответила Бригитта, совершенно не понимая, о каких именно платьях говорит мадам, — Бригитта не знала весь гардероб мадам наизусть.

— Ты закончила? А то что-то долго ты возишься с кучкой волос.

— Да, мадам, я уже, — Бригитта прижала к груди расчёску и сделала пару шагов назад: посмотреть на результат.

Мадам повернулась к Бригитте лицом и сказала:

— Сейчас расстели мне постель, а завтра придёшь утром ко мне: будешь моей служанкой, хорошо?

Бригитта счастливо закивала головой — ей такое и в самом прекрасном сне не могло присниться. Мадам улыбнулась и кивнула на расчёску:

— Может, положишь на место?

Когда мадам уже подошла к приготовленной постели, сняла свой халат, и села на кровать, Бригитта кое о чём вспомнила.

— Ещё мсье передал, что любит Вас, — произнесла Бригитта дрожащим голосом.

Казалось, эта фраза расколола спокойствие и умиротворённость в комнате, как раскаливается камень из-за сильного удара. Мадам резко оглянулась на Бригитту. Щёки женщины мгновенно зарделись, глаза блестели так, как всегда бывало, когда она выпивала пару бокалов шампанского, а ладони сжались в кулаки. Бригитту кинуло в жар. Может, не нужно было этого говорить? Боже, что же делать-то, а?

— Что он сказал? — переспросила мадам, медленно закрыв глаза.

— Что любит Вас — просил Вам это передать, — робко ответила Бригитта. Ну да, мадам злится потому, что Бригитта не сказала этого сразу! Девочка всем корпусом подалась вперёд, к мадам, прижав обе руки к груди: — Простите, мадам, что сказала это так поздно, я просто…

Мадам подняла ладонь, и Бригитта остановилась. Мадам открыла глаза.

— Любит, хм… — на губах мадам появилась тень улыбки. С правого плеча у неё спала тоненькая бретелька ночной рубашки. Мадам поправила её и отвернулась. — Иди, Бригитта. Завтра с самого утра придёшь, будешь вместо Айлы. Я сама договорюсь с Альбертом.

Бригитта кивнула, словно мадам могла это видеть.

— До свидания, мадам.

— До свидания, Бригитта.

— Спокойной ночи, мадам, — Бригитта уже взялась за дверную ручку.

Сначала мадам ничего не ответила, лишь обернувшись и удивлённо и совершенно умилённо смотря на Бригитту.

— Ха, Айла никогда не желала мне спокойной ночи, — сказала мадам, лучезарно улыбнувшись. — Кстати, какой цвет тебе нравится больше всего?

— Пурпурный, мадам.

— Тогда мы выберем тебе новое пурпурное платье, хорошо? — спросила мадам.

— Как Вам угодно, — счастливо ответила Бригитта. Нет же, мадам не забыла о своём обещании подарить платье, не забыла!

— Это как тебе угодно, Бригитта. Ступай. Тебе тоже спокойной ночи. И погаси свет.

Той ночью Бригитта спала так крепко и спокойно, словно младенец. Она даже не раздевалась — просто так упала на кровать, обняла подушку и закрыла глаза. В тот вечер Бригитта обошлась без вечерней молитвы: она попросту забыла.

Следующее утро было не таким, как всегда. Всё началось с того, что Бригитта дольше обычного провела перед зеркалом, укладывая волосы таким образом, чтобы всё было идеально, но ничего не получалось. Бригитта разозлилась и решила остановиться на косичке — и практично, и выглядит неплохо. Бригитта вспомнила весь вчерашний день, так как он был её лучшим последним воспоминанием, и побежала в комнату мадам.

Мадам уже проснулась: когда Бригитта едва слышно постучала в дверь, послышалось «Входите!». Бригитта страшно перепугалась, что опоздала, но когда попросила прощения за это, мадам рассмеялась и сказала, что так и нужно, — она не нуждается в том, чтобы её кто-то будил. Мадам приказала заправить кровать и приготовить ей платье. Бригитта быстро справилась с первым заданием. Потом она подошла к двери, которая была напротив входа в ванную комнату мадам, и отворила её. Бригитте показалось, что на неё повеяло тем духом роскоши и богатства, который ощущаешь, когда на светских вечерах разные дамы и господа закуривают дорогие сигареты, пьют старое вино и наперебой удивляют воображение своими вечерними туалетами, за которые они вываливают просто сумасшедшие деньги. За дверью была гардеробная мадам — комната, где-то в размер со спальней мадам, вся в вешалках, тумбочках, комодах. Мебель и стены были белыми, но гардеробная казалась разноцветной из-за одежды мадам, которая здесь и висела, и лежала, и даже была на манекенах. На одном таком манекене уже было подготовленное платье мятного оттенка, легкое, едва, наверное, закрывавшее мадам колени. Бригитта дотронулась до краешка платья. Оно, конечно же, хорошо будет оттенять прекрасный цвет кожи мадам.

— Скажи, оно красивое?

Сзади стояла мадам и рассматривала своё платье с тенью улыбки на лице.

— Да, оно превосходное, — ответила Бригитта и помогла мадам одеться. Как девушка и ожидала, цвет платья очень выгодно подчёркивал оттенок кожи мадам, а ноги у Беатриче Блэйд выглядели такими стройными, что даже Бригитта позавидовала.

Бригитта впервые в жизни сопровождала мадам на завтрак. В этом было что-то волнующее, сокровенное что ли.

— Если хочешь, можешь оставаться служить мне, — вдруг сказала мадам, спускаясь по широкой лестнице на первый этаж. У Бригитты перехватило дыхание. — Я легко договорюсь с Альбертом. Но, если ты не хочешь, можешь уйти назад к нему.

Бригитта прекрасно знала, почему мадам просила её остаться: ей просто больно будет каждое утро смотреть в глаза Айле и чувствовать, что служанка находит себя намного выше, чем её, мадам, — законную жену мсье.

— Нет, мадам, я предпочту остаться с Вами.

Мадам резко остановилась и оглянулась на Бригитту. Бригитта от неожиданности так затормозила, что чуть было не свалилась на мадам, но женщина поддержала девушку. Бригитте стало немного стыдно, и она, как всегда, совершенно не контролируя себя, покраснела.

— Осторожней, Бригитта, — сказала мадам и посмотрела Бригитте в глаза, всё держа за предплечья. — Мне очень приятно, что ты решила остаться со мной. Несмотря на всё, ты сделала именно такой выбор.

Бригитта лишь улыбнулась в ответ.

В столовой уже были мсье и Айла — Айла теперь стояла на месте Бригитты.

— Надо же, ты не опоздал, Альберт, — бросила мадам, гордо проходя мимо мужа. — Кстати, я забрала твою Бригитту себе.

Мсье нахмурил брови, ничего не понимая.

— Как это — забрала себе?

— Вот так вот, — просто ответила мадам, садясь на свой стул и с насмешкой смотря на мсье. — Я забираю её от тебя к чёртовой матери, пока ты не научишься управлять своей похотью, — это значит, что я забираю её навсегда, милый.

Мсье перевёл на Бригитту умоляющий взгляд. Боже, сколько же горечи было в его глазах, какая обида была в них! Бригитта вдруг почувствовала себя если не предательницей, то хотя бы изменщицей. Она потупила взгляд вниз и ничем не ответила на немой зов мсье. Но вдруг он сделал то, чего Бригитта больше всего боялась:

— А сама Бригитта этого хочет? — спросил он, будто того, что девушка его проигнорировала, было недостаточно.

Мадам усмехнулась и ответила:

— Ну и спроси, Альберт.

— Ты и правда остаёшься с ней? Отвечай, Бригитта. Ты уходишь от меня? Отвечай! — крикнул он, стукнув кулаком по столу, когда Бригитта ничего не отвечала на его вопросы.

Бригитта испугалась: мсье никогда не кричал на неё, тем более, не бил по столу руками. Она испугалась, из груди вырвался тихий вскрик, и по щекам потекли слёзы.

— Не смей на неё кричать! — громко возразила мужу мадам. — Разве она виновата в том, что ты делаешь и как это влияет на неё? И вообще, не уходит же она из дому. В любой момент сможешь посмотреть на неё, ненаглядную свою, раз уж тебе так больно отпускать её ко мне.

— Приятного аппетита, Беа, — сдавленным голосом произнёс мсье, и этим буквально убил Бригитту.

Ей стало так обидно, больно, что захотелось кричать. Она просто так хотела — уйти к мадам! Она не замышляла ничего дурного, ничего и отдалённо напоминающего измену или своего рода предательство. Ей просто была противна Айла, просто ей было жалко мсье за то, что он не мог заставить себя быть верным, и она была зла на него по той же причине. Но на мадам она была не зла — не за что было её ненавидеть. Мадам была добра, мила, одновременно строга и игрива — она нравилась Бригитте. Но мсье, видимо, решил расценить уход Бригитты к Беатриче Блэйд как оскорбление, как удар ниже пояса, и Бригитта боялась, что на самом деле всё так и могло быть.

На удивление, завтрак прошёл спокойно, но правильнее было бы сказать «никак»: супруги не разговаривали, а Айла то и дело бросала на Бригитту полные ненависти взгляды за то, что та посмела обидеть и привести в глубокое разочарование её любимого.

После завтрака мадам отослала Бригитту подальше от себя, потому что хотела побыть наедине с собой. Бригитте очень хотелось найти мсье и извиниться, прояснить ситуацию, сказать, что ей очень жаль, но Айла, словно насмехаясь, самым издевальческим тоном, который могла из себя выжать, сказала, что мсье сразу же после завтрака изволил уехать в город, и его не будет аж до чая с Шейнманами. Тогда Бригитта поспешила на кухню, спросить, не нужна ли там её помощь, но оказалось, что не нужна была. Слоняться одной по саду или дому казалось в тот момент для неё утомительным занятием, поэтому она просто решила вернуться в свою комнатку и подумать, хорошенечко подумать, что можно сделать в той ситуации, в которой она оказалась.

Когда Бригитта отворила дверь в свою комнату, то нешуточно испугалась: там горел свет. На двери не было никакого замка, потому что нечего Бригитте было беречь.

Но девушка не ожидала, что всё может так повернуться.

В глубоком кресле сидела мадам Блэйд и, откинувшись на спинку, читала письмо Бена. Она услышала, что кто-то вошёл, и наверняка поняла, что это была Бригитта. Мадам подняла ладонь, призывая к тишине, но у Бригитты в любом случае не было даже слов, что бы сказать.

С одной стороны, это было ужасно возмутительно — то, что мадам вот так просто вошла в чужую комнату и читает чужие письма. Но с другой стороны, Бригитта совершенно не имела понятия, как бы об этом мягко намекнуть мадам. Она просто стояла возле стола, молчала и думала, заливаясь краской, о том, что писал Бен о мадам. На лице Беатриче Блэйд не проскочила ни одна эмоция. Лишь в конце, когда она, наверное, прочитала об Олив, её брови стали домиком и губы скривились в разочаровании, словно она ожидала от своего сына чего-то более стоящего, а он не оправдал её ожидания. Мадам сложила листочки и положила возле конверта.

— Так он думает, что я чуть ли не чудовище: и женить его насильно хочу, и над тобой, видимо, должна издеваться. Больно признавать, — с явной грустью сказала мадам и встала. Казалось, комнатка Бригитты была для мадам слишком тесна и темна. — Шейнманы звонили — будут не вечером, как обещали, а раньше, в обед. Так что нужна твоя помощь: сбегай и приготовь тот сервиз, который в розовых розах, помнишь? Да? Отлично. Вот и приготовь его в той гостиной, которая белая. И нигде не задерживайся.

Мадам уже отворила дверь, чтобы выходить, и сказала:

— Ах, да, вот ещё что: не спеши ничего ему писать о Роджерсах, придёт время — я сама ему всё сообщу, когда всё будет улажено. Да, и то, что я тебе только что сказала, тоже ему знать не обязательно. И да, ты не знаешь, где Альберт?

— Он в городе, мадам.

— В городе, значит. Ладно.

Мадам ушла, а Бригитта, спрятав письмо под подушку, побежала готовить сервиз. Он был в большом стеклянном шкафчике в светлой комнате на первом этаже. Бригитта осторожно поставила сервиз на большой красивый поднос и, с умением официантки со стажем, вышла с комнаты. В одном из коридорчиков послышались тяжёлые шаги — из-за угла показался мсье. Выглядел он неважно: рубашка была не заправлена, галстук развязан, а волосы взъерошены. Бригитта сначала остановилась, но потом, взяв себя в руки, медленно пошла навстречу мсье. Девушке показалось, что он шёл немного пошатываясь. Взгляд у мсье был совершенно трезвый, но походка была не совсем твёрдой. Бригитта испугалась, как бы ему не стало плохо.

— Мсье, — Бригитта сделала реверанс, когда они с мсье поравнялись. — Почему Вы не в городе?

Мсье усмехнулся.

— Эрл позвонил мне, предупредил, — ответил он. — А ты, значит, сервизы готовишь? Умница. Знаешь, о чём я тебя попрошу? Иди в подвал…

— Мсье, мне очень жаль, да вот только мадам сказала, чтобы я нигде не задерживалась, — прервала мсье Бригитта.

— Ой, я тебя умоляю, дорогая. Всё очень просто: пойди в подвал со стороны главного входа, там прямо будет маленький просторный зал. По крайней мере, когда я последний раз там был, то там был зал. Там справа должна быть дверь — она не заперта. В коридорчике за дверью увидишь длинные полки на стенах, но тебе не придётся идти слишком далеко — сразу же после входа в углу стоит невзрачная шкатулочка. Вот её возьмёшь и принесёшь мне сразу… Где, ты говоришь, мы Шейнманов встречаем?

— В белой гостиной. Но, мсье…

— Вот в белую гостиную и принесёшь. Пока ты сходишь, я уже буду там.

Мсье, даже не став слушать Бригитту, ушёл, попутно коснувшись её плеча ладонью. Бригитта не могла ослушаться мадам, но и не могла не исполнить настолько лёгкую просьбу мсье. Девушка вздохнула.

Спуск в подвал был тёмным и крутым, но Бригитта умудрилась не только сохранить равновесие и не упасть, но и удержать в руках поднос. Свет был только на лестнице, дальше была кромешная тьма. Бригитте было жутко: снизу веяло холодом и влагой. Последних ступенек уже не было видно, поэтому каждый свой шаг Бригитта прощупывала ногой — где ступенька, а где её нету. Когда её нога ступила на ровную поверхность, которая уже не пугала девушку сломанными костями и разбитым сервизом, Бригитта успокоилась. Стала нащупывать рукой включатель на стене, потому как по её коже уже пробежали мурашки. Балансировать одной рукой, дабы не упустить поднос, было сложно, но дрянной включатель всё не находился никак.

Когда под её пальцами почувствовался выпуклый крючочек, сердце у Бригитты радостно откликнулось — слава Богу, нашла!

Вспыхнул свет.

Бригитта, всё ещё рада, что нашла включатель, перевела взгляд вперёд, чтобы скоординироваться.

Ноги подкосило, в глазах слегка потемнело, и Бригитта пожалела, что не упала в обморок, потому что смотреть на это было выше её сил.

Они там были все.

Альберт Блэйд. В чёрном костюме, белой, словно снег, рубашке и красном галстуке. Длинноватые волосы гладко уложены назад. Острые скулы, высокий лоб, небольшой подбородок, узкие, крепко сжатые губы. Глаза, даже с такого расстояния, поражают своей красотой: прищуренные, словно в насмешке, серые, холодные, от взгляда которых хочется накинуть на себя что-нибудь тёплое. Руки на подлокотниках. Ладони будто и расслаблены, но так может показаться только тому человеку, который не знает мсье. На пальцах — обручальное кольцо и печатка.

Беатриче Блэйд. Кажется, она вобрала в себя всё то величие и могущественную красоту, которые когда-то источали Клеопатра и Елена Прекрасная, и спрятала всё это куда подальше вовнутрь себя, оставив лишь неоднозначный блеск в карих глазах и осанку, которая была достойна королевы. Подбородок высоко поднят, на губах — яркая красная помада в тон к платью. Красиво ниспадают густые тяжёлые локоны. Рука на плече у мужа. На пальце — обручальное кольцо и кольцо с огромным рубином. Беатриче Блэйд создаёт такой вид, словно находится на пике гордости за то, что у неё есть такая семья, что она — хранительница очага в таком доме.

Бенджамин Блэйд. Высок, статен. Невообразимо похож на мать: гордая осанка, грива чёрных волос зачесана назад, но не уложена, глаза точно такого же разреза, что и у матери, только темнее, форма лица тоже схожа. Губы изогнуты в презрительно-унижающей насмешке, руки в карманах брюк. Костюм, сшитый на заказ, сидит идеально, да вот только Бенджамин Блэйд решил не застегать пуговицы пиджака и не одевать галстук, бросив очень яркий вызов своим родителям. Лацканы пиджака и манжеты на рукавах словно кровь.

Тобиас Блэйд. Ниже, чем брат, но намного шире в плечах и коренастее. К своим пятнадцати годам ставший настоящим завидным женихом и ни в чём теперь не уступавший Бенджамину, Тобиас был красив и приятен. Широкая грудь его, казалось, сможет выдержать все бури и штормы, которые только пошлют ему боги. Он держался ровно, прямо, как оловянный солдатик, да вот только не хватало ему той горделивости, которую источали и Альберт Блэйд, и Беатриче Блэйд, и Бенджамин Блэйд. В нём была нежность, мягкосердечность и тепло, которое вырывалось из него через его, как всегда, несмелую, но искреннюю, еле уловимую улыбку. Может, поэтому он стоял один, немножечко отдельно от остальных, словно брошенный. Красная рубашка немного не шла его серым огромным добрым глазам и пухлым губам, словно тайком изображающим улыбку.

Это была точная копия того портрета, который висел в любимой гостиной семьи Блэйд над камином.

Но была одна деталь, которая отличала ту версию от этой.

Здесь, совсем близко к Беатриче Блэйд, между мадам и Бенджамином, стояла девушка. Высокая, тоненькая, как тростиночка. Рыжие кудрявые волосы присобраны прямо над шеей, и, казалось, сейчас причёска распадётся, но художник, настоящий мастер своего дела, сумел запечатлеть тот миг, когда локоны уже готовы упасть на плечи, но в последний миг отложили падение на секунду. Слегка смугловатая кожа, тёмно-голубые большие глаза, счастливая улыбка на губах. Девушка облачена в чёрное с красной вышивкой обтягивающее платье в пол. Казалось, Беатриче Блэйд обнимает девушку за талию.

Но так не должно было быть, нет.

Ведь это невозможно. С ними не должно было быть этой девушки вообще, ведь…ведь…

Бригитта попятилась назад. В груди уже не было воздуха, и дышать было ужасно тяжело. Сервиз на подносе угрожающе зазвенел из-за трясущихся рук.

Из глаз полились такие горькие слёзы, каких Бригитта ещё никогда не проливала. Девушка даже не пыталась остановиться. Слёзы капали на блюдца, в чашки, на поднос, на платье, солёными потоками намочили щёки и текли аж до шеи.

Нет, нет, да нет же! Это ошибка, странная глупая… Нет, не ошибка — шутка. Злая, грубая, бесчеловечная шутка.

— Я же просила не задерживаться с сервизом.

Бригитта вдруг снова обнаружила вокруг себя воздух, громко вдохнула, испугавшись. Пальцы непроизвольно разжались, и поднос с сервизом с розовыми розами упал на пол, громко звеня. Теперь пол украшали осколки роскошного сервиза. Бригитта, словно подкошенная, упала перед подносом и стала судорожно собирать осколки на поднос.

— Мдам, я… — Бригитта не могла нормально говорить и шмыгнула носом. — Я не нарочно. Я… я исправлю, я… — слёзы лились и лились, и Бригитта была уже не в силах их остановить. Один осколок больно и глубоко поранил ладонь, и девушка зарыдала ещё сильнее. — Я заплачу, мдам, я заплачу, правда, сколько бы оно ни стоило… Я отработаю, честное слово, я не хотела, я…

Бригитта подняла глаза на мадам. Она стояла, женщина с портрета, сложив руки на груди, и смотрела на Бригитту так ласково, что у девочки пропали последние силы, и она закрыла руками лицо, выпачкавшись в крови, которая лилась с руки.

Два лёгких шага. Это же мадам научила Бригитту тихой и бесшумной походке, поэтому Бригитта и не услышала, что кто-то идёт.

— Не стоит, Бригитта, слышишь? У нас есть другие сервизы и покрасивей. Ты только не расстраивайся так, хорошо?

Мадам пахла очень хорошо — шоколад и кофе. Её руки были нежнее, чем касание пера, и прижиматься к её груди было так волнующе и сладко.

На портрете лишней была она — Бригитта Блэйд, незаконнорождённая дочь мсье Альберта Джойса Блэйда, даже в падчерицы не годящаяся для мадам Беатриче Марии Луизы Блэйд, сводная сестра для Бенджамина Джойса Блэйда и Тобиаса Джойса Блэйда. Живущая в доме на правах «воспитанницы» мсье Альберта Джойса Блэйда и девушки, которая «исполняет акты любовных утех» с Бенджамином Джойсом Блэйдом.

Бастардесса. Незаконнорождённая дочь. Об этом знали лишь Блэйды и Пэтти Шейнман.

Беатриче Блэйд крепко прижимала к груди милое невинное дитя, которое совершенно не заслужило всего этого, и думала, что отчаянно хотела бы, чтобы в одно прекрасное утро она проснулась не от того, что её будит служанка и дитя измены, а собственная дочь.