Кукловод (джен)

 Не стану убийцей отца.

— Я согласна, — губы словно чужие, слышу как будто издалека свой голос. Во рту сухо, как в пустыне.

Уродливая гримаса Джокера тает, губы складываются в мягкую (отеческую?) улыбку, в глазах появляется тепло. Он накрывает мою руку ладонью.

— Я в тебе не сомневался, — голос звучит ласково, и я, неожиданно для себя, легко сжимаю его ладонь. Он улыбается, слегка, грустно, и вдруг обнимает меня. Я вдыхаю запах дорогого одеколона, крови и пороха — и мне почему-то становится спокойнее.

— Тебе пора, — он отстраняется. — Я свяжусь с тобой завтра. Помни, ты обещала. И еще кое-что, — он протянул мне серо-коричневый прямоугольник. — Это тебе от него.

Письмо от отца? Впервые за пять лет? На глаза наворачиваются слезы.

— Спасибо!

Джокер смеется. Не хохочет безумно, а просто смеется.

— До встречи.

До встречи... Он исчезает вдалеке, а я стою и гляжу на заполненную мелким почерком поверхность конверта.

"Кому: Зои Лоутон"

* * *

 Этот день выдался на редкость солнечным. Теплые отблески заполнили серые улицы, придав обычно мрачному унылому городу легкомысленно-праздничный вид — нелепый, как ромашки в бороде старого бродяги.

На площади толпа радуется неожиданно хорошей погоде, шумит, жрет, смеется. Пригревшиеся на солнце полицейские лениво, как коты, оглядывают людей — все спокойны и умиротворены.

Идиллия.

 Я тяну через трубочку колу из банки, глядя на то, как за трибуной на открытой сцене меняются лица. Губы шевелятся, толпа неохотно аплодирует. Как мило. Сыплются обещания, поздравления, изредка на сцену поднимается очередная шишка или "добропорядочный гражданин", чтобы получить свое рукопожатие, белозубую улыбку и долю жидких аплодисментов. Я провожаю каждого взглядом. Я жду одного-единственного человека. Мой взгляд раз за разом задерживается на стальной опоре, поддерживающей громкоговоритель. Хочется плакать, но слез нет. Больше нет. Все выкипели, пока я читала письмо, в котором папа прощался со мной навсегда, в котором просил прощения за все.

Ночью позвонил Джокер, назвал мне имя человека, которому он вынес смертный приговор. Мы проговорили до утра. Я наконец смогла выговориться, высказать все то, что накопилось и за эти дни, и за эти годы боли, сомнений, непонимания.

И он все понял. Боже мой, он все понял, первый, кому я открыла душу. Он смог найти те слова, которые как будто излечили меня, вернули спокойствие и уверенность в своих действиях.

Я верю ему. И исполню его приказ.

* * *

 Давнишняя заварушка с древнеисторическими террористами Чародейкой и Инкубусом, в которой Джокер принял живое участие, научила его одной интересной вещи — нет ничего лучше и надежнее военной техники. В хозяйстве всегда пригодится один-два бронированных вертолета с пулеметами в базовой комплектации.

 На борту одного такого он сейчас смотрел прямую трансляцию с церемонии награждения видных деятелей Готэма, устроенную прямо под открытым небом.

Источники сообщили, что Брюс Уэйн уже подъехал к месту церемонии, и готовится произнести свою речь в заключительном моменте. Оператор редко берет в объектив толпу зрителей, и Джокер не вглядывается в их лица, но он уверен — заряженное оружие уже там, доведено до готовности и снято с предохранителя. Потом, после всего, в суматохе ей помогут скрыться, и никто из присутствующих даже не вспомнит темнокожую девочку-подростка с забавным рюкзачком.

 Замотивировать ее было не так уж сложно, игра на чувствах, игра на эмоциях — в этом возрасте девчонки так зависимы от перепадов своего настроения.

 Дело за малым: подчиняем себе ее чувства — получаем полный контроль над их обладательницей. Правда, идею со слезливым письмом от папочки подкинула Харли, собственно, она его и написала. Получилось неплохо-когда он позвонил ей, трубку подняла совершенно деморализованная личность, в двух шагах до полной потери себя. Что же... Вместе они сделали эти два шага, и теперь Джокер приобрел еще одну игрушку в свою коллекцию Барби.

Не заиграться бы?