Упала, очнулась - султанша! (джен)

— Хатидже, — затрясли меня за плечи. — Хатидже!

Я вздрогнула, подскакивая, резко открыла глаза и осмотрела комнату. Прямо надо мной возвышался муж. Так как ранее я успешно дислоцировалась на тахту, а двуспальную кровать полностью занимал он, наблюдать такое было... странно и страшно.

— Ч-то?..

— Ты громко говорила во сне, почти кричала, — объяснил он. — Разбудила меня.

— Извини.

— Что такое картошка?

Я недоумённо воззрилась на Искандера.

— Чего??

— Фиолетовая картошка, — педантично уточнил он.

Блять, я что, ещё сплю? Что это за психоделический триллер?!!

— А... э...

— Очень информативно. Это словосочетание, в отличие от остального, было достаточно чётким.

— Н-не помню, — проблеяла я. Если не докапываться, чистая правда — понятия не имею, о чём был этот абсурдный сон. И, наверное, даже знать не хочу.

Искандер скептически приподнял бровь.

— Мы можем перенести...

— Нет! — подскочила я. Сегодня мы должны наконец поехать на озеро! Я не могу позволить нарушить свои планы какому-то сну!

Кто знает, выдастся ли ещё когда-нибудь такая возможность. Султан, как говорили донесения, уехал на охоту, то есть весь день будет отсутствовать, поэтому мы решили не терять времени. Конечно, оставались ещё возможные наблюдатели, но это было хоть что-то...

Дура! Они только того и ждут — что ты ослабишь бдительность и ринешься исполнять свои желания. Тут-то вас на горяченьком и схватят.

Плевать! Ничего незаконного мы не делаем, что они могут нам предъявить? Что с мужем на покатушки поехала в свободное время? Да они уссыкаться от счастья должны, что у нас всё нормально складывается!

Мозг истерически бился башкой об стену (погодите, что?).

ДУ-РА! ДУ-РА! ДУУУУУУУУУУРА!!!

— Плавать там не получится, — тихо сказал Искандер. — Открытое место. Не стоит себя так накручивать, Хатидже. В этом состоянии прогулка никакой пользы не принесёт.

* * *

Несколько часов спустя.

Я отчаянно плакала, уткнувшись лицом в подушку и сжимая в мокрой ладони пергамент с аккуратным почерком сестры. Как хорошо всё было — чистый лесной воздух, тихое журчание и шуршание волн по берегу, отсутствие людей. Я даже подняла платье, скинула обувь и босиком по воде походила! А тут...

Бейхан выдают замуж.

А я ничего, ничего не могу сделать. Только сопли по лицу размазывать да носом шмыгать. Вся надежда на Сулеймана — он же знает схему, должен рассказать.

Но что, если не рискнёт?

Если побоится, что с Ферхатом-эфенди не прокатит? Стоит ему взбрыкнуть, пожаловаться кому-нибудь из Совета, что шехзаде начал угрожать, как тут же начнутся проверки, и в прямом смысле вскроется моя девственность. А мужу и брату головы с плеч могут снять, как нехуй делать. И если у Сулеймана, как у единственного законного наследника, был хоть какой-то шанс остаться в живых, то Искандера ждала бы могила почти со стопроцентной вероятностью. Селим прощать не умел.

Да и вроде бы по истории Бейхан любила Ферхата.

Ты отдаёшь сестру на изнасилование. Продолжай оправдывать себя.

Самое страшное, что если насчёт Бейхан я всё-таки могла питать какие-то иллюзии, то оставалась ещё Фатьма. Славная, беззаботная, юморная девочка, которая научилась убивать людей, смеясь им в лицо.

И её время придёт очень скоро.

Быстрее, чем я смогу что-либо сделать. Пока я привыкала к жизни с незнакомым мужиком, боялась, что он меня трахнет, училась доверять, на сестёр надвигалась безжалостная гроза, которую я могла хотя бы попробовать предотвратить, но промолчала, опасаясь за себя и брата.

Я скукожилась в комочек и заревела с новой силой. Я одна. Совсем. Вообще. Понятия не имею, почему именно сейчас вштырило, но больно и горько было так сильно, словно грудь разодрали суровым холодным металлом и щедро плеснули внутрь кислоты.

Наедине со своим горем.

Между жизнью брата и не-изнасилованием сестёр я, к сожалению, определённо выберу первое. Я — эгоистичный монстр, блять. Мы рискнули лишь раз, и то я выдавала это как полностью свою инициативу, а бездоказательные подозрения, что меня поддерживал шехзаде, к делу не пришьёшь.

Я шмыгнула носом и задумалась.

Вдруг Сулейман допрёт рассказать наш секрет сёстрам, но попросит их тоже говорить только за себя?

Если хоть один паша не согласится — дело плохо. Будет хуже относиться к жене и может нажаловаться кому надо. Хоть одна жалоба — и проверить вполне могут вас всех. И тогда всё. Жопа.

Гарантированные две сносные жизни и три тяжёлые, или некоторый шанс на приемлемое существование для всех с постоянным риском смерти?

Я — мразь. Я не выберу второе. Не буду надеяться, что Сулейман такой же, ему предстоит тяжкая дилемма, поэтому просто постараюсь абстрагироваться от происходящего. Всё равно ничего не смогу сделать — почти уверена, что вся почта просматривается.

Представляешь, что с тобой будет, если в будущем ты узнаешь, что это не так?

Буду гореть в адских муках совести, скорее всего. Если не самовыпилюсь от невыносимого чувства вины и стыда.

Но свадьба Бейхан выпадает как раз примерно на вашу с Искандером годовщину. Возможно, ты сможешь на неё съездить и сказать всё нужное лично. Тогда Сулейман будет не при делах. Да и какое дело султану до девственности дочерей? Паши — рабы по сравнению с Династией, они должны прыгать от счастья, что им госпожу в жёны дали, и песок под её ногами целовать, не то что о своих правах заикаться.

И всё же... и всё же...

Не прикрывайся благополучием брата. Себя ты ставишь выше сестёр. Всегда ставила.

Знаешь что, мистер Совесть? Иди ты нахуй. Да. Да! Да, да и ещё раз да! Люди по природе своей эгоисты, я уверена, та же Шах и пальцем бы ради меня не пошевелила, грози ей такая опасность! Мол, не додумалась — пеняй на себя! С каких пор отказ становиться героем — зло?

С таких, когда возможность есть, а желания нет.

Нет у меня той возможности без риска смертельного. Пока план такой: отпрашиваюсь на свадьбу приехать, там с Сулейманом пересекусь, выясню, чего он надумал или сделал, а там по ситуации. Всё, я сделала что могла, заткнись.

Посмотрим...

Я высморкала в платочек особо противную соплю с козявкой и поморщилась — голова после слёз опять разболелась, так мало того, ещё и подташнивать начало. Причём самым мерзопакостным способом, когда всё время кажется, что уже вот-вот, а на самом деле нет. И томит, и томит гадкое чувство, отпускать не желает. Иной раз думаешь — да хоть бы уж проблеваться! Неприятно, горько, только вот потом облегчение наступает, а эта муть... фу.

Я вытащила из крошечного внутреннего кармашка платья тканевый мешочек с засушенными травами и, уткнувшись носом, глубоко вдохнула. Пустырник и ромашка, которые я совсем не ожидала тут встретить, хоть немного, но успокаивали тошноту и головную боль.

А ещё они напоминали о той родине.

Ведь именно так я справлялась со стрессом даже тогда. Подумать только, мне уже сколько? Тридцать восемь? Сорок? Всё больше подёргиваются туманом старые воспоминания, теряются навыки. Теперь я не уверена, что даже самой средней сложности интеграл возьму. Самые простые и базовые ещё как-то туда-сюда, а вот дальше у моего мозга полномочия всё.

И даже изобретения помню так, условно. Пыталась задвинуть Сулейману когда-то саму идею парового двигателя, ему не зашло. Может, объясняю как-то не так? Эксперименты сейчас под запретом, конечно. Вот станет брат султаном, тогда можно будет развернуться. А пока — ждать. Сидеть на жопе ровно и ждать, чтобы в самый последний момент игру не сорвать.

Громыхнула дверь.

— Хатидже? — испуганно воскликнула Мёге с подносом в руках. — Хатидже, что случилось?!

Я дёрнулась и помотала головой, поспешно вытирая пальцами слёзы. Впрочем, помогло это мало — нос был по-прежнему забит, лицо горячее, а значит, красное, в глаза будто песка сыпанули, не скроешь.

Мёге подбежала ко мне, насколько позволяли юбки и занятые руки, практически швырнула поднос на столик, отчего посуда жалобно зазвенела, и плюхнулась рядом, схватив ладонями мою левую руку.

— Что-то с семьёй, да?

— С-соскучилась... по маме...

Это было чистой правдой, но Мёге в лице изменилась и аж отшатнулась слегка. В её глазах читалось — от скуки так не рыдают. А ещё боль, боль и обида от недоверия, и тихое смирение, которое добило меня контрольным выстрелом в башку.

— Сделать тебе успокаивающий отвар?

Я кивнула, давясь своими соплями.

* * *

Вечер того же дня.

— Повелитель дал добро, я поговорил с ним, — обыденно, очень спокойно изрёк Искандер, сдав верхнюю одежду слугам и подходя к накрытому столу. Как будто мой папаша только и делает, что со всем соглашается, честное слово.

— На что? — нахмурилась я, перебирая в голове возможные подставы для себя и семьи.

— Ты посетишь свадьбу Бейхан, это уже точно. Она пройдёт там же, в Манисе, а потом новобрачные уедут в Семендире, где дом семьи жениха.

Я! Поеду! Домой!

Увижу Сулеймана (что ты делаешь, проклятое сердце, успокойся немедленно!), матушку, Бейхан с Фатьмой уберегу, даже с врединой Шах повидаюсь. Дождалась, дожила, не сплоховала.

Я возликовала, и, не сдержав эмоций, кинулась мужу на шею, чувствуя приятное незнакомое тепло. Мама и сёстры ощущались по-другому, брат отличался от них, а Искандер — от всех сразу.

— Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо!

На талию очень осторожно опустились чужие тёплые руки.

— Пожалуйста, — ответил приятный, низкий, но уже хрипловатый голос где-то над ухом. Внезапно (спасибо, мозг) пришло осознание, какая ситуация щекотливая и какая неловкость создана моей радостью, и скомандовало поспешно отстраниться, алея щеками.

— Э-это не и-изменение договора, — заикаясь, выпалила я.

Искандер преступно невозмутимо кивнул, как будто ему на шею каждый день девушки вешаются. Или вешались. Что-то слегка кольнуло в душе.

— Конечно.

Я отступила, опасливо на него поглядывая, а он лишь усмехнулся, да и то не очень-то злорадно, по-доброму, и приглашающе указал рукой на стол — пора было садиться ужинать.

Из-за волнения кусок в горло толком не лез, я постоянно прокручивала в уме это неловкое событие, отчего смущалась ещё больше. По сути, это был первый раз, когда я до него по-настоящему дотронулась, потому что...

— Потому что раньше ты его боялась, — услужливо подсказал внутренний психолог.

Я замедлила пережёвывание блинчиков. Вкуснющие — Кан постарался на славу — обильно сдобренные сметаной, они так и просились на язык, однако новая информация требовала размышлений. Есть жирное на ночь вредно, и я старалась поддаваться соблазну не чаще раза в неделю, но какие же они вкусные...

В прострации я подняла взгляд и замерла, словно заяц перед охотником.

Искандер насмешливо смотрел прямо мне в глаза, как-то по-ехидному ухмыляясь. Я с трудом проглотила аппетитный комочек и стёрла со рта всё-таки попавшую туда сметану.

— О чём задумалась, дорогая жена?

Примечания:

Ну шо, как?