Полная чаша (джен)

Подождав, пока Рабастан уснёт, Падма встала и, одевшись, отправилась к Родольфусу. Тот обнаружился в кабинете, и промелькнувшее на его лице выражение убедило Падму в верности её предположений.

— Думаю, нам надо поговорить, — сказала она, закрывая за собой дверь и тщательно накладывая на неё заглушающие чары.

— Что случилось? — с обычной для него в разговорах с Падмой доброжелательностью спросил Родольфус.

— Как раз это я и хочу у тебя узнать, — объяснила она, садясь напротив. — Басти мне не говорит, и его трясёт даже от простого вопроса. Но с тобой он сегодня говорил, и я уверена, что про это.

— Пэм, — Родольфус осторожно улыбнулся. — Ты знаешь, что я люблю тебя не меньше, чем Басти. И всё же…

— Если речь идёт о какой-нибудь из его девиц, то я о них давно знаю, — спокойно перебила Падма и, оценив возникшие на его лице удивление и растерянность, улыбнулась и спокойно положила руки на стол. — Руди, ну что ты так смотришь. Я люблю Басти — именно его, а не некоего абстрактного человека по имени Рабастан Лестрейндж. Всего целиком, и такого, как есть. И я знаю о его интрижках — давно знаю. Полагаю, что с самого их появления. И даже знаю, отчего это взялось. Рассказать? — она улыбнулась мягко и слегка покровительственно.

— Расскажи, — согласился он негромко, пристально разглядывая её так, словно увидел впервые.

— Ему скучно, — она улыбнулась вновь. — Не со мной, а в принципе — ему не хватает опасности. Он ведь вырос с этим ощущением: война началась, когда он ещё в школе учился, и он знал, что ему предстоит в ней участвовать. А потом был Азкабан, а за ним — вновь война, а потом опять, а потом — снова школа… он всегда ходил по грани — и, как мне кажется, привык. Поэтому в обычной жизни ему порой становится очень скучно, и тогда он находит какую-нибудь девицу, — голос Падмы зазвучал нежно и снисходительно. — Я не думаю, что Басти делает это нарочно — полагаю, он вправду влюбляется. Его тянет к ней — ну и… — она развела руками и рассмеялась. — А потом, получив её, остывает — через пару недель или месяц. Потому что дело ведь совсем не в них, — она продолжала с улыбкой наблюдать за всё возрастающим удивлением Родольфуса. — Дело в смеси страха и удовольствия, что дают ему эти коротенькие связи. Он ведь любит нас — меня, девочек… любит и до ужаса боится потерять. Да, я знаю, — она вновь рассмеялась, когда губы Родольфуса дрогнули. — Я вообще хорошо его знаю, — повторила она с нежностью и теплом. — И если ты думаешь, что я отдам его какой-то девице просто потому, что она залезла к нему под мантию и в постель, то ты сильно ошибаешься. Очень сильно. Басти мой: это я десять лет дважды в день делала ему массаж, каждый вечер купала и каждое утро брила. Это я помогала ему заново учиться ходить. Это я просыпаюсь каждый раз, когда ему снятся кошмары, и бужу его раньше, чем он просыпается от них сам, а потом утешаю и помогаю уснуть. Это я родила от него четверых дочерей, и я не отдам его. Никогда. Если мне придётся, я стану за него драться — потому что он мой. Ну и я не самая плохая жена, не так ли? — она вновь улыбнулась, слегка смягчая впечатление от своих предыдущих слов.

— Ты прекрасная жена, — тихо сказал Родольфус после небольшой паузы. — Лучшая, которую я мог бы представить и пожелать Басти. И, сказать по правде, я не представляю, чем он заслужил тебя.

— А ты думай, что это не он меня заслужил, — она озорно улыбнулась. — Это я его захотела. И добилась. Так тебе кажется справедливее?

— Пожалуй, — Родольфус медленно кивнул. — Хотя я и теперь не очень понимаю, почему и за что.

— Руди, — Падма покачала головой. — Не суди по себе. Я же говорю: дело тут не в девицах. Если дать ему понять, что я знаю, и поставить ультиматум — я уверена, он никогда мне больше не изменит. Но он всё равно будет искать риск — и я понятия не имею, где именно. Экстремальный квиддич? Гонки на мётлах? Охота на мантикор? Игра? Ты хотел бы, чтобы Басти стал игроком? Вот и я нет, — сказала она решительно. — Пусть уж лучше так. И нет — я не вижу причин ревновать. Я сказала бы ему об этом — но, как видишь, не могу. Так что на сей раз случилось? — неожиданно вернулась она к тому, с чем пришла.

— А ты удивительная, — Родольфус взял её руки в свои и сжал. — Куда более удивительная, чем я всегда думал.

— Я вообще совершенство, — сказала она шутливо, отвечая на это его пожатие. — Но об этом давай после. Так что стряслось?

— Ты права, — Родольфус выпустил её руки и заговорил уже обычным деловым тоном. — Проблема действительно в любовнице — и я, признаться, пока понятия не имею, что делать.

— Расскажи мне, — попросила Падма. — Она не просто любовница?

— Она беременная любовница, — Родольфус поморщился. — Утверждает, что носит его ребёнка. Сына. И требует ни много ни мало развода. Басти в ужасе, — он слегка усмехнулся. — И тоже не знает, как быть — клянётся, что не понимает, как так вышло. Говорит, что всегда был очень внимателен и пил нужные зелья. Ни о каком разводе, разумеется, речь не идёт. Ты совершенно права: он боится тебя потерять.

— Знаю, — протянула она задумчиво, а потом вдруг улыбнулась необъяснимо тепло. — Вы чудесные — оба.

— Позволь узнать, на основании чего ты делаешь такой странный вывод? — спросил он.

— На основании того, что вы оба не знаете, что вам делать, — в её чёрных глазах промелькнуло странное выражение, и она спросила: — Помнишь Харпера? — Родольфус кивнул, и она продолжила: — Никому из вас даже в голову не пришло такое решение.

— Пэм, — Родольфус нахмурился, но она не посчитала нужным это заметить.

— И я, кажется, знаю, что ей сказать, — продолжала Падма. — Только говорить должен ты: нет гарантии, что она не расскажет Басти о разговоре, а ему не нужно знать, что я в курсе.

— Я поговорю, — кивнул он. — Расскажи мне.

— Я не верю ни в какую любовь с её стороны, — продолжала она. — Если бы она его любила, то не действовала бы так. Думаю, её больше интересуют имя, деньги и статус — но ты это сам увидишь. И если я права, то у нас всё должно получиться. А ребёнка я приму, — она улыбнулась. — Мальчик — это замечательно. Да и Басти будет рад, я думаю… в общем, я бы предложила сказать ей вот что.

* * *

— Мисс Карпентер, — Родольфус, ждавший неподалёку от входа в магазинчик, где работала любовница его брата, подошёл к вышедшей из двери молодой женщине в голубом пальто. — Думаю, нам стоит поговорить.

— Мистер Лестрейндж! — она вскинула голову и сложила на груди руки. — Здравствуйте. Очень приятно познакомиться.

— Где бы вы желали побеседовать? — спросил он, никак не отреагировав на её слова.

— Я бы пообедала где-нибудь, — беззастенчиво ответила та. Она была, Родольфус признал это, хорошенькой: невысокая шатенка лет двадцати с большими серо-голубыми глазами и чудесной фигурой.

— Извольте, — он кивнул. — Аппарация вам сейчас не показана — придётся пройтись пешком.

— Да, — её голос прозвучал очень довольно. — Я ношу ребёнка — аппарировать в этом состоянии небезопасно.

— Понимаю, — прохладно проговорил он и вежливо кивнул. — Пройдёмся.

— Можно выпить чаю у Розы Ли, — кажется, немного растерявшись, сказала мисс Карпентер.

— Как пожелаете, — Родольфус развернулся. — Тогда нам сюда.

Они в молчании дошли до чайной и, войдя внутрь, устроились за выбранным Родольфусом столиком в углу у стены. Подождав, покуда его собеседница сделает заказ и не взяв себе ничего, только попросив упаковать ему с собой коробку пирожных, Лестрейндж вновь заговорил:

— Мисс Карпентер. Мой брат известил меня, что вы претендуете на роль моей новой невестки. Это так?

— Я считаю, что сын должен расти с отцом, — ответила та. — И вообще в семье и в родовом доме. Он ведь Лестрейндж. Наследник, — она с гордостью улыбнулась. — У Рабастана ведь нет других сыновей.

— Сын есть у меня, — сообщил ей Родольфус. — Так что в наследнике мы не нуждаемся. Однако же с остальным я согласен, — добавил он, пока она, слегка растерявшись от его предыдущих слов, пыталась отыскать правильные слова для ответа. — Мальчик, безусловно, должен жить с отцом и в родовом доме.

Что-то в его словах — то ли тон, то ли выражение лица говорящего — насторожило молодую женщину, и она проговорила, чуть нахмурившись:

— Я рада, что мы с вами друг друга поняли, мистер Лестрейндж. Потому я и настаиваю на разводе.

— Развод исключён, — спокойно сообщил он в ответ. — Лишать четверых детей дома и отца ради вашего сына абсолютно невозможно.

— Но они девочки! — запротестовала она. — А у меня сын — он наследник и…

— Я уже сказал: у нас есть наследник, — оборвал он её. — Это раз. Два — я не вижу ни одной причины, по которой бы наследницами не могли быть девочки. Им достаточно просто не менять фамилию в браке и передать её своим детям. Это нетрудно, и это в нашей традиции. А главное, — его голос похолодел, — Рабастан и Падма — семья. И она, я уверен, с радостью примет его сына. Разумеется, нам всем, — продолжал он, наблюдая, как меняется в лице его собеседница, — и прежде всего, этому мальчику было бы проще, если бы он родился не у вас, а у Падмы. Это можно сделать — подобные вещи хотя и сложны, но возможны, я консультировался с целителями. Срок у вас небольшой, и плод можно перенести из вашей матки в её. Но я вас пойму, если вы…

— Это мой ребёнок! — почти закричала его собеседница, однако же окружающие ничего не услышали: невербальное заглушающее, незаметно наложенное Родольфусом, отлично работало. — Да я…

— Я сказал: я пойму вас, — повторил Родольфус. — В таком случае всё ещё проще: когда мальчик родится, мы проверим родство, и если оное подтвердится, мы его заберём.

— Что значит «проверите родство»? — возмутилась мисс Карпентер. — Ничего я вам проверять не позволю!

— В таком случае говорить об этом бессмысленно, — он пожал плечами, заботливо придвинул к ней чашку и примирительно добавил: — Пейте чай. Вам сейчас вредно нервничать.

— Вредно! — сердито подтвердила она и сделала несколько торопливых глотков. — Я не дам вам ничего делать с ребёнком!

— Это безопасная процедура, — мягко проговорил Лестрейндж. — Нужно только немного крови отца и ребёнка — и…

— Я не дам вам брать у него кровь! — вновь возмутилась его собеседница. — Не верите — дело ваше. Мне довольно того, что Рабастан мне верит — и…

— А ребёнок и вправду его? — ненавязчиво, словно вскользь спросил Лестрейндж — и она, фыркнув, выпалила:

— Нет, разумеется! Я… о-о, — её глаза округлились, и она, зажав рот рукой, сперва покраснела, потом побледнела и в ярости прошипела: — Это незаконно! Вы подлили мне веритасерум!

— Верно, — Родольфус, едва уловимо улыбнувшись, кивнул. — Но, согласитесь, оно того стоило.

— Я сообщу о вас в аврорат! — она сжала кулаки. — Если вы только посмеете сказать кому-нибудь, я пожалуюсь, и вас посадят!

— Навряд ли, — проговорил Родольфус с сомнением. — Полагаю, в данном случае Визенгамот ограничится штрафом или, например, общественными работами. Которые я, вероятно, отбуду по месту службы. Но даже если мне и присудят полгода Азкабана, я не против: по сравнению с теми двадцатью годами, что я там уже провёл, я их даже не замечу. В любом случае, оно того стоило. Я полагаю, вы теперь исчезнете из нашей жизни? — осведомился он.

— Не надейтесь! — она сощурилась и сжала губы. — Рабастан меня любит, и я ещё рожу ему сына!

— Думаю, что мой брат к вам не то что больше не притронется — близко не подойдёт, — усмехнулся Родольфус. — Он привязан к семье и, насколько я знаю, не намерен её разрушать. Так что, мисс, — он достал из кармана пару сиклей и положил на стол, — полагаю, наша встреча на этом закончена.

— Вы не скажете ему ничего, — она сплела пальцы и с заметным усилием их стиснула. — Это раз. Два — вы лишили моего ребёнка отца и поэтому теперь вы будете его содержать. Иначе, — она торжествующе улыбнулась, — я отправлю вас в Азкабан, сообщив о веритасеруме, и скажу, что вы угрожали мне. А потом пойду к этой Падме и всё расскажу ей. Вы же, как я понимаю, не хотите такого?

— Вы меня шантажируете? — поинтересовался Лестрейндж с искренним любопытством.

— Называйте как хотите, — пожала она плечами и пояснила: — У меня нет выхода. Ну куда я с ребёнком одна? А вы богаты.

— И это повод меня шантажировать? — уточнил он.

— Да пусть даже и так, — вновь пожала она плечами. — Вы вообще, как я слышала, убивали когда-то направо и налево — просто потому, что считали это нужным. Так что не вам меня осуждать.

— Это разные вещи, — сказал Родольфус.

— Это тоже преступление, — возразила она. — Так в чём разница? Я хотела родить от Рабастана, — она взялась было за чашку, но скривилась с отвращением и отодвинула её от себя. — Правда хотела. Богатая семья, и он любит детей… но у меня ничего не вышло: ваш брат отвратительно аккуратен. Пришлось немного… помочь, — она фыркнула. — И всё вышло бы — но тут влезли вы, — в её глазах промелькнула настоящая ненависть.

— Что вы, мисс, — качнул головой Родольфус. — Разумеется, нет. Мы бы в любом случае проверили родство, да и Рабастан бы никогда не развёлся. Это невозможно.

— Да почему? — воскликнула она с такой искренней и детской досадой, что он решил пояснить:

— Потому что семья — это далеко не только мимолётное желание или даже влюблённость. Падма и их дети — часть семьи.

— Ну, раз вы все такие семейные, — усмехнулась она, — значит, вы мне заплатите. Думаете, ей понравится узнать, что…

— Полагаю, ей это будет неинтересно, — пожал он плечами. — Мало ли, кто с кем спит. Любовница — это такая банальность… однако к делу, — он вдруг посерьёзнел, а выражение его глаз заставило его собеседницу побледнеть. — Шантаж — это минимум пять лет Азкабана, — сообщил он ей. — Ваш шантаж — не самый отвратительный, разумеется, но и вовсе не самый невинный. Полагаю, среди членов Визенгамота найдётся немало тех, кто осудит ваше желание разрушить семью из непонятной и необоснованной ничем мести: вам ведь никто ничего не обещал, насколько я понимаю, а мой брат честно и успешно предпринял все меры для того, чтобы в результате вашей связи не появился ребёнок. Значит, вас осудят лет на семь-восемь, и ребёнок ваш родится уже в тюрьме. Его, разумеется, передадут вашим родителям — они магглы, насколько я понимаю? — добавил он вежливо. — Им расскажут — я обещаю лично проследить за этим, — что случилось с вами, и объяснят подробно, за что именно вас осудили.

— Вы не посмеете, — пробормотала она в отчаянии. — Они здесь вообще не при чём!

— Я? — он вскинул бровь. — Вы говорите с бывшим Пожирателем Смерти, который, как вы сами заметили, убивал когда-то направо и налево. Вы действительно полагаете, что я не посмею расстроить правдой незнакомых мне магглов?

Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, а потом она опустила голову и заплакала.

— И что мне теперь делать? — спросила она, тихо всхлипывая. — С ребёнком… одной… с дурацкой этой работой…

— Не думаю, что ваше положение попадает в сферу моей ответственности, — Родольфус поднялся. — Я надеюсь больше никогда не услышать о вас — помните об Азкабане, мисс Карпентер. Прощайте, — он направился к прилавку и, забрав приготовленную для него коробку, вышел из чайной, не оглядываясь.