К Еве (гет)

— Как у них дела в школе? — поинтересовался Уильям, лишь бы не молчать, и так тягостно. Обещал быть дома к ужину, вернулся ближе к десяти, в этот раз, правда, задержали адвокатские дела, но от этого на душе не легче.

— У Зои все хорошо, Фрэнсис…

Самопроизвольно глаза Уильяма закатились, Фрэнсис, ну конечно, опять что-то натворил именно Фрэнсис. Кажется, он уже устает от имени собственного сына.

— …решил увлечься французским, договорился с Сарой о дополнительных занятиях несколько раз в неделю.

— Да? — Уильяму даже радостно стало. — Это ведь отлично, верно? Наконец нашел себе нормальное послешкольное занятие, хоть что-то заинтересовало, этого бастарда.

Ева отчего-то даже не улыбнулась, и вновь он ощущал ее тягостное настроение, что-то сильно тревожило, беспокоило жену. И Уильям очень боялся, что дело в нем.

— Милая, на тебе лица нет, — хотел подойти к ней, наклониться, поцеловать, потрогать ее чудесные острые коленки, но мобильный телефон, лежащий на столе, завибрировал. Его мобильный телефон.

— Я не знаю, как сказать, просто пойми, Фрэнсис вырос в достатке и внимании, но у него не было матери, и я очень переживаю, что…

Незнакомый номер на экране, Уильям без всяких раздумий взял трубку. Либо старые, либо новые клиенты, в дурные руки его номер не попадает.

— Я скучаю, Уильям, — сладкий голос из динамика, перед глазами встал образ светловолосой малышки, и дальше в уши залился какой-то писк, сквозь который только и слышался барабан собственного сердца. Что делать? Что сказать?

— Привет, сейчас поздновато, завтра поболтаем, — и трусливо сбросил звонок. Какого черта? Какого черта не отшил навсегда?

Уильяма выбило из реальности, сердце забилось как загнанное, голову заволокло туманом, господи, он же чуть не попался. Прямо перед Евой чуть в грязь не упал, провал был так близок.

— Ты что-то сказала? — наконец вспомнил про Еву и ее переживания, или о чем-то она там хотела поведать?

— Нет, неважно, — поднялась, развязала пояс легкого шелкового халата. — Кто тебе звонил?

Спросила, значит, это выглядело подозрительно, провал был еще ближе, чем показалось. Шею защемило от волнения и стресса, и Уильям потянулся, стараясь выглядеть беззаботным и расслабленным, свободным от всяких дум. Якобы полностью готов к ночному отдыху и заснет, едва коснувшись подушки.

— Да Фил, ему что-то понадобилось, завтра узнаю, — зевнул специально и решил забыть о произошедшем, теперь внимание только Еве, ее необходимо обнять, поцеловать…

А Ева как раз снимала его пиджак со спинки кресла и намеревалась повесить на вешалку в шкаф. Но что-то пошло не так, поднесла пиджак ближе к носу и спросила, с таким разочарованием на него посмотрев:

— Ты курил?

Выпить двести грамм коньяка, триста, нет, водки, лучше водки. Захотелось провалиться до подземной стоянки, но Уильям приложил все усилия, чтобы рассмеяться:

— Я не курю, ты же знаешь! — снова нелепый смех, шаг к ней ближе, чтобы взять пиджак из ее рук и самому принюхаться. Да, сильный запах, пиджак жвачку не пожует, надо было воспользоваться стойким одеколоном, ядреным. — Блин, действительно пахнет, вот что значит постоял в курилке пять минут в обед.

Ева шутку не оценила, только произнесла холодным, убитым голосом:

— Фрэнсис курит.

— Не то чтобы я не догадывался, — фыркнул Уильям и сбежал в ванную, закрылся, дав себе время отдышаться, и включил воду в душе.

Пока мылся, думал о многих вещах, размышлял об этом поганом вечере. Об этой чертовой суке Дженни, что ворвалась в его идеальную домашнюю жизнь, чуть не испортила его рай сегодня. А ведь Уильям так надрывается, чтобы его поддерживать. Думал о Фрэнсисе, неудивительно, совсем не удивительно, если он курит. Да, сын курит, а Уильяму нельзя, вот она, изнанка жизни. Уильям пытается быть подходящим для совершенной Евы, а Фрэнсис не стремится соответствовать их образцовой семье. Курит, и ему плевать на всех. Ладно хоть французским занялся, хоть какое-то обязательство взял.

Обтерся полотенцем насухо, взглянул в зеркало на свое понурое, изможденное лицо. Сейчас не красавец, подытожил, прежде чем покинуть в ванную, будучи недовольным собой.

Хотелось просто уснуть уже без всяких дум, но Ева, оказывается все еще не спала и зашептала:

— То, о чем я говорила, все-таки важно, — и словно дала Уильяму второй шанс, рассказывая: — Мне кажется, Фрэнсис заинтересовался Сарой, именно поэтому и решил окунуться в изучение французского.

— Заинтересовался? Так на пользу же, хоть язык выучит.

— Уильям, ему семнадцать, — зачем-то напомнила Ева, будто Уильям хуже нее собственного сына знает, — а Сара моя коллега, преподаватель, учениками нельзя даже помышлять о возможности…

Больше Уильям слушать не захотел, на слове «нельзя» немного переклинило, током ударило, и, стараясь быть сдержанным, перебил жену:

— Почему нельзя? — повернулся к ней в темноте. — Пусть делает что хочет. Захотел «любви» опытной женщины, пусть пробует, почему мы должны беспокоиться? Она в любом случае не сможет его засудить, даже в случае изнасилования, поверь мне как адвокату. Не вижу ни угрозы, ни риска, — прикрыл глаза и усмехнулся: — хочет эту страшненькую Сару, пусть берет, не беда. Ну и вкус у него… — смешок, Уильям хорошо помнил ту некрасивую училку и, честно говоря, сомневался, что Фрэнсис может покусится на такое. Ох, чего только женщины не выдумывают, не придумывают, чтобы развеять повседневную скуку.

Фрэнсис и оно, сутулое, кривозубое чудо, с полным отсутствием груди, изуродовавшее красивое платье подружки невесты. Такой он видел Сару последний раз и снова посмеялся в душе, желая Фрэнсису не ошибиться, не клюнуть на опыт, а выбрать молодость и свежесть. Например, Карму, эту нимфу, будоражащую даже простым прямым взглядом. Как Фрэн тогда сказал? «Девушки моего возраста не скрывают сильного аппетита, стремления познания во всех смыслах и готовность учиться во всех позах». От этого возбуждение пронеслось по телу и попыталось что-то разжечь. Но сексу Уильям предпочел здоровый сон, да и Ева не в настроении.