Упала, очнулась - султанша! (джен)

Несколько часов назад. Покои Валиде.

Сулейман.

Я не знала даже, что сказать, а потому просто молча застыла, пялясь. Казалось, его это даже слегка позабавило — поднял бровь и улыбнулся, рассматривая.

— Хатидже?

Мы не общались этот год, по сути, потому что ничего действительно важного написать было нельзя. Неважного, но в моей манере — тоже, потому что тогда Селим поймёт, что я лицемерю перед ним, и кто знает, на что способен его гнев. Конечно, он наверняка помнил моё детство, но можно списать на недостаток воспитания.

Сохранились ли чувства брата ко мне в полной мере? В той мере, которую я ожидаю и на которую рассчитываю? Если нет, будет очень обидно.

— Хатидже? — аккуратно дотронулась до плеча Бейхан. Её касание вывело меня из ступора, и я, ускоряясь с каждым шагом, двинулась всё-таки вперёд.

Обняв, почувствовала ответное движение, ответную ласку, но... на этом всё. Ничего особенного. Ни-че-го.

Короткое:

— С приездом. Рад тебя видеть.

И всё.

Кажется, только что нам плюнули в душу.

С трудом держась, стараясь ухватиться хоть за что-то, хоть за малюсенькую соломинку, которая удержит от подступающей слезливой истерики, я наткнулась на внимательный взгляд Искандера. Это неожиданно помогло успокоиться, но весьма напрягло. Когда вдруг муж из человека-который-меня-не-насилует превратился в... друга?

Я стала больше ему доверять? С каждым днём всё меньше и меньше вероятность, что он нарушит своё обещание?

— Проходите, садитесь, — лучилась довольством матушка, приглашая всех за спешно разложенный слугами стол, обильно сервированный всякой лёгкой едой (для перекуса в ожидании основных блюд), и живописно натащенные откуда ни возьмись подушки. Фатьма тут же устроилась на одной из них, скомканно поприветствовав пашу, и затихла. Это было для неё непривычно. Бейхан тоже разом поникла, чуть опустила плечи.

Представляют, что их ждёт.

Я вздрогнула от неприятной догадки, примостившись слева от мужа. Не такой он уж и страшный. Не красавец, да, уже возраст берёт своё, но всё же и не урод. Хотя, они же не знают...

Потом, всё потом. Сначала поесть.

С другого бока опустился Сулейман, отчего внутри опасно потеплело, но усилием воли я подавила этот глупый порыв. Боль-боль-боль-боль, вот что меня ждёт. Чем раньше это принять, тем лучше.

Как там говорится? Самый страшный враг — это бывший друг?

Возможно, ему просто нужно подходящее место? Не может же он сграбастать меня к себе в объятья и держать так десять минут подряд прямо на виду у мужа, матушки и сестёр.

Хотя хотелось бы.

Искандер неожиданно положил свою ладонь на мою. Я вздрогнула, и, с трудом подавив желание немедленно вырвать её и спрятать под столом, вопросительно воззрилась на мужа.

— Всё в порядке?

Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть, аккуратно потянуть руки к столовым приборам и начать есть. Брат активно переговаривался с Валиде и сёстрами, как будто не замечая происходящего. Хотелось закричать — смотри же, смотри — схватить его голову, словно щипцами, и треснуть с размаху об стол.

Болван, болван, бессердечный болван!

Скажи спасибо, что хотя бы с браком помог. Это уже больше, чем делают многие братья.

Когда мы закончили есть и утёрлись лежащими на столе салфетками, Сулейман сказал:

— Валиде, если вы позволите, я бы хотел показать Хатидже мои ювелирные изделия. Пусть выберет, что нравится — это будет подарок.

— Конечно, — всё ещё крайне довольно кивнула матушка. — Надеюсь, Искандер-паша не будет возражать?

— Разумеется нет, общение с семьёй очень важно.

Мы встали, я неловко обошла стол, чтобы нагнуться и поцеловать Валиде в щёку, а затем брат повёл меня в бесконечное путешествие по полупустым коридорам. Дорога к его комнате была хорошо знакома, а потому можно почти не обращать внимания на окружающий мир и сосредоточиться на своих чувствах, стараясь сдержаться.

— Ну, показывай, — понуро сказала я, когда евнухи захлопнули двери покоев.

Он рванул меня к себе с такой силой, что стало больно.

* * *

Когда слуга доложил, что аудиенции Совета ожидает Искандер-паша, Сулейман на краткий миг подумал — всё. Рехнулся.

Уносите.

Когда спустя минуту он всё-таки вошёл, Сулейман поверил. И с огромным, огромным трудом сдержал порыв стрелой полететь по дворцу в покои матери. Не подобает, не по чину и возрасту.

— Как я понимаю, моя сестра уже здесь? — слегка, совсем чуть-чуть охрипшим голосом спросил он. Искандер лишь молча поклонился, как бы намекая — что за тривиальные вопросы, шехзаде?

Совет Сулейман завершил в окончательно невменяемом состоянии.

В материнские покои он отправился почти бегом, слыша за спиной мерзкие шаги Искандера и одновременно слегка удивляясь — как только не отстаёт, в его-то возрасте? Впрочем, эта мысль быстро испарилась, когда ещё за пару шагов до слегка приоткрытых дверей он услышал родные голоса.

-... где же Искандер?

— Э-э-э...

Ладони сами сжались в кулаки. Даже здесь, даже сейчас Валиде спрашивает про этого урода. Ублюдка. Раба. Не про дела дочери, не про неё саму...

Затуманенный злостью мозг шехзаде не сообразил, что сестра могла успеть рассказать всё о себе до его прихода.

— Здесь, — заявил Сулейман, чуть ли не впечатывая в стену какую-то невезучую рабыню: с такой силой была отшвырнута прочь мешающая створка двери. — Он посетил наш скромный Совет, и поэтому я решил закончить пораньше.

Хатидже, стоявшая спиной к входу, знакомым движением развернулась, но то, что произошло дальше, заставило Сулеймана просто захлебнуться от злости.

В первую очередь она посмотрела не на него.

Секунда, мимолётное мгновенье, но жадные, вбирающие в себя всё без остатка глаза ухватили и это. Откуда-то вдруг нахлынуло странное спокойствие, и, встречая, наконец, счастливый взгляд сестры, Сулейман выдавил улыбку в ответ.

Но, казалось, в этот день Всевышний решил испытать его волю и терпение. Иного объяснения просто не могло быть. Когда Искандер накрыл руку Хатидже своей, Сулейман чудом не сломал собственную ложку. Боль от впивающейся в ладонь рукоятки слегка отрезвила, да и в целом умение держать лицо для шехзаде было жизненно важным навыком, поэтому он, хоть в этот миг во всём мире видел только этот интимный жест, сдержался.

Пока что.

Привязанность к сестре ещё перевешивала собственную странную ревность, и, раз она в порядке, он будет терпелив.

Сочинив какую-то чушь про украшения (изворачиваться, недоговаривать и создавать во фразах незаметные лазейки научила его жизнь), в которую, конечно, поверила Валиде, получилось вытащить какую-то немного поникшую Хатидже к себе. Он разберётся в этом. Обязательно.

Но потом.

* * *

Сулейман буквально впечатал меня в себя, вжал так сильно, что наши рёбра столкнулись. Мои плечи были надёжно зафиксированы, так что я не могла полноценно обнять в ответ, и, шокированная, так и осталась стоять с руками по швам.

— Что...

— Я скучал, — хриплым шёпотом выдохнул он мне в шею. Тёплое дыхание на тонкой коже заставило дёрнуться и пустило табун мурашек к позвоночнику.

Так. Хорошая новость — он мне рад и весьма сильно. Так сильно, что хочет, по-видимому, диффузировать.

Плохая новость — он говорит это прямиком в мою эрогенную зону.

— Я тоже, — прошептала я. — Я тоже.

Он сжал руки сильнее, и я заметила, что его слегка потрясывает. Сулеймана. Потрясывает. Сулеймана, этого кремень-парня, который уже был по внутреннему стержню очень похож на сериального, потрясывает.

Я поняла без слов, но он добил.

— Кафтан.

Я всхлипнула, утыкаясь носом в его плечо, кое-как согнув руки в локтях и вцепившись в его бока. Поддержать, не зареветь.

— Братик... родной...

Мыслительный процесс заработал с космической скоростью. Правда, не факт, что в верном направлении... но всё же.

Что было в голове у отца, когда он отдавал приказ на убийство сына? Более того — на единственного наследника. Селим был жестоким, этого не отнять. Беспринципным. Хладнокровным. Не страшился проливать в буквальном смысле реки крови, убил собственного отца (насколько я ещё помнила из истории), но одного у него было не отнять.

По спине пробежал устрашающий холодок.

Селим был кем угодно, но не дураком.

Оставлять собственную империю без наследника — значит разразить гражданскую войну и загубить все начинания.

Ищи не кто сделал, а кому выгодно.

Мурад, неужели твои руки настолько длинны?

* * *

Несколько часов спустя. Двуспальные покои.

Правда. Рассказывать правду, я всё ещё не уверена, что достаточно хорошо лгу. Но — максимально недоговаривать, по возможности.

— Увидев то животное, очень напугалась, — честно призналась я. — Знаю про бешенство, это очень страшная болезнь, поэтому решила предпринять меры предосторожности, даже если сочтут глупой и нервной. А когда ты подтвердил — больше не удивилась, а ужаснулась, потому что вероятность ошибки почти скатилась в ноль. Впервые встретила хворь вне книжных описаний, могла ведь сплоховать.

Это правда. Страх был не столько в том, что ты попаданец, сколько в том, что нас ждёт одна из самых мучительных смертей, которые только возможны. Мозг медленно превращается в жидкую кашу при ещё живом теле.

— Что касается остального, — продолжила я, передёрнув плечами, как будто это что-то неважное, — с самого детства я была странноватой. Уж не знаю, что тому причиной, но живу как есть. Что именно тебя смутило?

Лучшая защита — нападение.

— Да так, — неопределённо ответил Искандер, расслабляясь и отпивая щербета. — По мелочи. Если принять во внимание то, что ты сказала, в принципе, каждую из них можно объяснить.

Чё, неужели купился? Пронесло?

Осади назад! Этот крендель столько лет местный воздух коптит, что тебя, соплюшку, в два счёта раскусит. Скорее уж можно предположить, что он временно отступился, чтобы мы успокоились и снова облажались. И вот тогда-то кааак прихватит за жабры! Только хвост и сверкнёт!

Ну, на сегодня, кажется, инквизиторский костёр откладывается. Отбрехались. Но надо с ним поаккуратнее...

Да как? Как? В собственном доме за каждым жестом, за мимикой лица следить? А если вновь кошмары?

— А если голый Сулейман? — услужливо вопросила самая ебанутая часть мозга.

Я сглотнула во враз пересохшее горло ставшую вязкой слюну.

Примечания:

Захотелось шото попробовать и со стороны Сулейманчика абзац написать. Как лучше, с этим или без?