Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

— Альберт, мой любимый, я прощаюсь с тобой, быть может, перед самой последней нашей встречей. Тогда мы ужè не сможем оказаться наедине — все будут смотреть на нас, на нашу любовь, коя видна невооружённым взглядом, кою не спрячешь — но и тогда мне будет всё равно — среди прочего и потому, что я должна буду отпустить тебя в твой последний путь, и все мои мысли будут заняты лишь этим, а чувства — моей любовью к тебе — нашей любовью. Твоя душа́ и сейчас любит меня вопреки всему. И не за то, что я сделала для тебя, не за то, что спасала тебя, успокаивала во время страшных видений, не давала погрузиться в летаргический сон — но просто за то, что я живу на этом свете. Я знаю это. Но я не заслуживаю такой любви ни от Творца, ни от тебя, мой избранник, и не смогу заслужить уже́ никогда. Если бы ты сейчас был жив, хотя, быть может, и находился на грани смерти — я сделала бы всё, чтобы вернуть тебя к земному бытию. Я бы неустанно ухаживала за тобой, пытаясь облегчить твои приступы, разговаривала с тобой, не давая забыть, что я рядом, что близость Смерти — это лишь иллюзия… но… увы… — голос Консуэло прервался неожиданно несколько раз подряд, — ты ощущал её неотвратимость всей душой и телом… Сейчас я тоже рядом с тобой, но я даже не знаю, слышишь ли ты меня, чувствуешь ли своей душой… ах, если бы ты подал мне хоть какой-нибудь знак — пусть даже самый скупой, почти незаметный… но нет… Господь не дозволяет и не дозволит никогда тебе даже этой ничтожной малости, верно сочтя меня недостойной. Ибо — как грешная душа́ может беседовать с праведной? Ведь тогда слабый дух осквернит чистое сердце. И, даже если ты, мой любимый человек, пытаешься вымолить у Того, кто забрал тебя, позволение говорить со мной на языке немых душ — Он не допустит тебя ко мне — даже на краткое мгновение — коим одним я могла бы быть счастлива до конца своих дней — коли бы ты дал мне знать, что всегда видишь меня и помнишь обо мне… Я сказала — «отпустить»… — но это ужé случилось — и Всевышний не спросил меня. И Он сделал всё правильно — но лишь для меня — не для тебя, мой возлюбленный… Господи, как же моя душа́ хочет, чтобы эта дорóга по-прежнему принадлежала нам обоим и, не прервавшись с твоей трагической кончиной, продолжилась и за порогом небес. Но я понимаю, знаю, что это невозможно для меня. И это ужé теперь похоже на пытку. Наверное, я предпочла бы скорее сгореть на костре, нежели медленно — несколько десятков лет — умирать от чувства неискупимой вины и любви, кою не смогу разделить с тобою больше никогда. Я предала нашу любовь. Я предала тебя. Я предала самого Бога, не оправдав Его веры в меня. И я предала себя. О себе я говорю в последнюю очередь ещё и потому, что моя жизнь теперь не имеет значения ни для мира, ни для меня самóй. Предательство любви — самый страшный грех — наравне с убийством. И я никогда не смогу заслужить прощение Создателя… Через несколько часов я прикоснусь к тебе в последний раз. Но сейчас — сейчас я ещё не прощаюсь с тобой. Не прощаюсь навсегда. И пусть же эти часы перед нашей вечной разлукой длятся для меня подобно вечности. Я оставляю тебя — но пока ещё лишь на время. И ты, и Всевышний видят, как мне не хочется уходить сейчас — но я должна, однако и Он, и на самом деле и ты, мой избранник — понимаете, что я это заслужила… Альберт, ты не сможешь вымолить у Бога прощение для меня, и потому я заклинаю тебя — не трать напрасно силы своей души́. Ты не будешь одинок возле Господнего престола. Ты станешь архангелом. Твоя миссия будет заключаться не в сражениях с демонами, но в охране Божьего трона. Я вижу тебя в сияющих серебряных доспехах, стоящим за Тем, кто отправил тебя сюда, чтобы нести свет. Я же навсегда останусь в Лимбе — не в Аду и не в Раю — и эта му́ка гораздо страшнее, нежели нахождении в геенне огненной — ибо я непрестанно буду видеть тебя, но мой лик будет сокрыт от твоего взора — хотя, без сомнения, тебе будет известно о том, как сложилась моя судьба, однако Господь устроит так, что ты ничего не сможешь сделать, чтобы изменить её. Так пусть же твоя боль от этого знания очень скоро сойдёт на нет. Для этого ты должен будешь забыть обо мне — словно нашей любви и не было никогда. А, быть может, это и вправду так, и я перепутала это чувство с чем-то другим, поначалу льстя себе в этой избранности... И потому это, без сомнения, будет для меня справедливой судьбой.

Едва сдержав слёзы, Консуэло вновь взяла руку Альберта, поцеловав и, на несколько секунд сжав в своей ладони, положила обратно на кровать, накрыла одеялом и, отерев те слёзы, что ещё не успели высохнуть, мельком наклонившись к зеркалу, приведя в порядок чуть сбившуюся причёску и как-то нежданно с новой силой вновь проникнувшись ощущением ещё большей скорби от вида своего траурного наряда, вышла наконец из спальни.