Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Вплоть до середины текущего столетия род Виндзоров обучал своих отпрысков исключительно на дому. Ещё дед ныне царствующей королевы, Георг, был категорически против того, чтобы его дети и внуки посещали общественные учебные заведения. Кто-то мог бы посчитать это проявлением снобизма, но Северус думал, что он понимает причину, и понимает слишком хорошо. В самом деле, современный демократический подход должен был порождать чудовищно неловкие ситуации.

Вроде той, в которую сейчас угодил сам глава факультета Слизерин. Задавив тоскливый вздох, так и рвавшийся из груди, он перечитал ещё раз:

«Тому Риддлу разрешается посещать Хогсмид.

Лорд Волдеморт».

И кого винить, кому объяснять, что сам Северус отнюдь не настаивал на формальностях?

С другой стороны, наверное, это можно было считать хорошим знаком. В прежние времена сложно было бы и представить, чтобы Тёмный Лорд…

— Всё в порядке, господин декан? Этого будет достаточно? Или мне следовало получить разрешение на бланке?

Вообще-то да, кому другому Снейп не преминул бы попенять, что бланк установленного образца придуман не просто так. Но в данном случае предъявлять претензии решился бы лишь конченый самоубийца.

— Меня всё вполне устраивает, мистер Риддл, благодарю. Кстати, пользуясь случаем, нам следовало бы обсудить кое-что с вами.

Он бы и хотел потянуть время, да только был ли в том смысл?

— Конечно, сэр.

Приветливая улыбка Северуса не обманывала. Тёплый карий оттенок глядевших на него глаз не мог скрыть прятавшегося в них холода. Был ли окклюментивный щит за этими бездонными зрачками? Снейп подозревал, что да, но прощупывать, естественно, не стал. Как там в своё время выразился мелкий Поттер? «Давайте не кусать друг друга за хвост». Да, вот именно. С этим Северус в состоянии был справиться.

— Мистер Риддл, не буду ходить вокруг да около, — Снейп скрестил ноги, сцепил пальцы рук поверх колена. — Я знаю про маховик времени. Директор, мне кажется, тоже знает — или, во всяком случае, догадывается.

Улыбка сделалась шире, давая возможность разглядеть маленькие, но острые клычки.

— Маховик времени, сэр?

Снейп поморщился.

— Перестаньте. Вы прекрасно поняли меня, смею полагать. В этой связи я не могу не уточнить: как артефакт попал к вам? Вы получили его от школьной администрации?

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть вашу гипотезу, сэр.

Да, этот ребёнок — хотя какой он уже ребёнок, здоровый лоб вымахал, пускай и худой, как смерть, — в общем, сынок повелителя был истинным слизеринцем, несмотря на тот факт, что обучался он до недавнего времени…

— Да, я всё хотел спросить — где вы учились до Хогвартса? В Дурмстранге?

Его собеседник пошевелился в своём кресле и отзеркалил позу Северуса.

— Нет, сэр.

Что это, веселье? Любопытно. Ещё любопытнее, что Снейп не угадал. А ведь логичный был бы выбор, учитывая тамошний… творческий подход к школьной программе.

— Ильверморни? Бросьте, неужто Шармбатон? Хм. Колдовстворец? Что, тоже нет?

Карие глаза блеснули из-под ресниц, вежливая улыбка сделалась слаще.

— Сэр, я действительно ничего не могу об этом сказать.

Итак, ничего из названного. Какая-то экзотика? Дражайшая Белла расстаралась, не иначе. Сам повелитель, по мнению Северуса, предпочёл бы Дурмстранг. Или же… или речь и вовсе шла о домашнем обучении. По крайней мере, отсутствие малейших следов иностранного акцента этим хорошо объяснялось.

— Что ж, воля ваша. Я всего-навсего хотел обговорить нюансы по учебной программе.

— В настоящий момент я немного опережаю программу Хогвартса, сэр. Уверяю вас, никаких трудностей не возникнет.

Где, ну вот где его прятали? Неразрешённая загадка терзала Снейпа как зубная боль. С огромным сожалением он вынужден был вновь отложить её в сторону.

— Я и не сомневаюсь. У вас — только не посчитайте это за комплимент, я объективен — у вас прекрасная наследственность.

Ого, злость? Совсем неожиданно.

— Благодарю вас, сэр. Моя мать, безусловно, была бы рада вашей высокой оценке.

Зная Беллу — Северус крепко сомневался. Да и не её он имел в виду, говоря откровенно. Но это, пожалуй, указывало на то, откуда взялась злость. Ещё один разобиженный на свою мамочку недоросль, как будто Поттера ему было мало!

— С обеих сторон, мистер Риддл. Возвращаясь к маховику времени — он уже в вашем распоряжении?

Секунду-другую казалось, что ответ снова будет до предела уклончивым, но затем…

— Нет, сэр.

Ужасно. Худшие опасения Снейпа, следовательно, сбывались.

— Послушайте, мистер Риддл… Эдгар Селвин… Я сознаю, какое впечатление он может производить, да и его старший братец не блещет умом, но их лояльность сомнению никогда не подвергалась. И его наклонности… У нас с ним был насчёт этого серьёзный разговор.

Разговор, среди прочего, включал неоднократно повторенное строгое внушение даже и думать не сметь кокетничать с сыном Тёмного Лорда, какой бы смазливой внешностью тот ни отличался.

— Свой долг чистокровного волшебника перед родом он исполнит, я вам ручаюсь, — мрачнея при этом воспоминании, продолжал свою защитную речь Снейп. — Не берусь судить, в какой степени вы можете повлиять на его судьбу, но, коль скоро она хоть как-то зависит от вас — я искренне вас прошу.

Риддл — Риддл-младший, помоги Салазар им всем — склонил голову к плечу.

— Просите о чём? — уточнил он — с издёвкой, как почудилось Северусу; но гневу не было тут места, и гнев пришлось моментально смирить.

И Снейп ответил прямо и просто, как если бы и не заподозрил насмешки:

— Не убивайте.

Юноша расцепил руки, побарабанил пальцами правой по подлокотнику кресла. Пожал плечами.

— И не собирался, — возразил он холодно. — Зачем бы мне?

Настала очередь Северусу пожимать плечами.

— Маховика времени у вас сейчас нет, вы сами сказали. И однако вы им уже ранее воспользовались, — половина Магической Британии тому свидетелями, благодаря Скитер и её статье, — а значит, он у вас будет. Только не говорите мне, что собрались разорить Департамент тайн ради него. Отец вам не позволит, да и сами вы не станете, это нерационально.

Риддл, растеряв всю свою напускную любезность, нахмурился, и Снейпа пробрал озноб. Северус не застал Тёмного Лорда в его ранние годы, а колдографий не сохранилось, ни единой, как ни печально. Снейп знал его уже зрелым мужчиной, визуально что-то около тридцати пяти лет. Или чуть меньше — Снейп сам в ту пору был ещё безмозглым двадцатилетним юнцом, и не все вокруг него пребывали в столь преклонных годах, как ему тогда казалось. Но всё же он мог лишь гадать — насколько был Тёмный Лорд в ранней молодости похож на мальчишку, сидящего перед ним сейчас? И вдруг что-то словно сдвинулось в лице напротив, будто головоломка сложилась чуть-чуть иначе — и Северус увидел его, это сходство, предельно ясно.

Да. Вот в этот момент — копия отца.

— Вы полагаете… О, — последовала микроскопическая пауза, а затем:

— Парадоксы времени — изумительная вещь, правда?

Снейпа замутило. И, как тут же выяснилось, совершенно не зря.

— До сих пор я не рассматривал это в таком ключе, — продолжал Риддл, светски улыбаясь. — Но вы правы. Должность префекта — самый простой и быстрый способ завладеть маховиком, это же очевидно. Благодарю за подсказку, сэр.

Снейп всерьёз задумался над тем, а не проклял ли его кто-нибудь ещё давным-давно. Иначе отчего все его попытки спасти человека, обречённого гибели, вечно заканчиваются фантастически неудачно? По одному и тому же сценарию, причём!

— Мы потеряем поддержку Селвинов, — безнадёжно заметил Северус, — если вы избавитесь от Эдгара. Постарайтесь хотя бы, чтобы это походило на несчастный случай.

Риддл послал ему долгий нечитаемый взгляд.

— Сэр, — прохладным тоном сказал он, — не думал, что мне придётся специально указывать вам на это, но убийство — далеко не единственный способ от кого-либо избавиться.

* * *

Ход был извилистый, совершенно тёмный и очень грязный. И низковатый, если иметь в виду рост взрослого человека, хотя для Гарри — в самый раз. На земляных стенках проступали капли, а местами и целые ручейки влаги — сказывалась близость озера. Из прочитанной приключенческой литературы Гарри извлёк некий собирательный образ потайного хода, но такого он, признаться, не ожидал; в его воображении оно всё как-то менее походило на… кротовину.

Ещё и очки запотели, вот гадство.

Гарри сердито вздохнул. На всякий случай он крепко сжимал в руке волшебную палочку — до того крепко, что уже немели пальцы; впрочем, могло так статься, что неприятные мурашки бежали по ним от холода. Наколдованные люмосы беспокойно метались вокруг головы роем мошкары. Тоннель тянулся и тянулся — по самым скромным подсчётам, Гарри не только давно миновал Хогсмид, но и рисковал вот-вот промахнуться мимо Лондона. Не исключено, что ему всё-таки стоило пойти на риск и воспользоваться исчезательным шкафом, хотя никто за всю историю их существования ещё не пробовал, кажется, переправлять таким способом живых существ.

Но, по крайней мере, он был бы тогда избавлен от необходимости столь надолго оставаться наедине со своими страхами. Поскольку да, Гарри волновался, и преизрядно. О Томе, прежде всего. Да, Гарри сам ему это предлагал; но одно дело — обсуждать встречу с подпевалами Волдеморта в чисто теоретическом ключе, и совсем иное — отправить туда Тома вот так, безо всякой поддержки. Хотя, если выражаться точно, Гарри не должен был прибегать к формулировке «отправить». Фактически, иди речь о нём самом, кто-то вроде Тома использовал бы глагол «удрать».

Ведь именно это Том и сделал! Улизнул по-тихому, покуда Гарри вёл своё собрание, и, когда бы не связь между ними, которую обеспечивала тёмная метка, Гарри даже ничего бы не узнал! Пока, очевидно, один из предыдущих, просроченных и негодных к употреблению, приспешников не возвратил бы Тома к состоянию смерти; а они уже истратили Воскрешающий камень, и кто знает, как нынче пришлось бы выкручиваться, снова проводя треклятый ритуал!

Если поразмыслить как следует, чувства Гарри не ограничивались страхом. Ещё там была злость. О да, он определённо злился на Тома. А некое дурное предчувствие, тошнотворное предвкушение неприятностей, объяснялось тем, что Гарри прямо сейчас нарушал приказ. Опять. И нет, он не рассчитывал избежать наказания. Как раз наоборот, питал твёрдую уверенность, что оно состоится. Просто… было что-то неприятное, неестественное в самой идее перечить Тому, поступать против его воли.

А Том сказал:

— Не лезь под руку.

Обидно? Ещё бы! Изначально Гарри только и собирался, что похвастать брату, как удачно они с Грейнджер справились каждый со своей миссией (возможно, Гарри зашёл немного слишком далеко, подсылая на собрание «Компаса» Пьюси, но ведь всё по итогу утряслось?). И с таким-то намерением он, не найдя Тома в факультетской гостиной, потянулся к нему через их замечательную супер-удобную тёмномагическую связь.

И выяснил, что Том вовсе не в Хогвартсе.

Надо признаться честно: первое, что его заинтересовало, так это то, как Том вообще выбрался. Теоретически студентам полагалось безвылазно торчать в школе, точно овцам в закуте, весь учебный триместр. Но по-хорошему способов покинуть территорию Хогвартса имелось даже несколько. Камины (самый доступный из них находился в лазарете, но и камин в личных покоях декана тоже нельзя было считать прямо уж недосягаемым). Аппарация (тут всё упиралось в соответствующий навык, а так-то — выйди за границу опоясывающего школу кромлеха, и вперёд). Мётлы (если вы не боитесь высоты, холода и скуки, конечно). Ну и, наконец, потайные ходы. Про них-то Гарри первым делом и спросил.

— Разумеется знаю, — не стал отпираться Том. — И не один. Но пользоваться ими сейчас совершенно нет надобности. Видишь ли, у меня есть официальное дозволение. И лучше того, официальный повод.

Этот мерзавец — гениальный, великолепный, но всё же мерзавец — нарисовал себе от имени Волдеморта разрешение посещать Хогсмид. Все же, вроде как, так и считали Волдеморта отцом Тома, а тот и не спешил отрицать.

Вот у Снейпа, небось, рожа была, когда он эту записку прочёл! Умора!

Короче, Том ушёл будто бы в Хогсмид. Как раз чётная суббота, от третьего курса и старше народ толпами на побывку ломился, словно бы и не только что с каникул. Гарри, однако, подозревал, что всё это в основном были полукровки и магглорождённые, которым на каникулах по факту заказан вход в волшебный мир. Живи сам Гарри до сих пор со своими магглами — мысль походила на порядком уже смазавшийся в памяти дурной сон — бежал бы, верно, впереди прочих, нелегально, если не нашлось бы возможности попасть в Хогсмид иначе. Лишь бы соприкоснуться ещё хоть разок с незабываемой атмосферой магического анклава, прочувствованной при визите в Косой.

Хотя, если вдуматься, именно этим Гарри тут и занимался, не так ли? Тайком пробирался в Хогсмид. Повод, правда, был абсолютно другой.

Маршрут Гарри продумал заранее. В Хогсмиде непременно должен быть паб, а где паб, там и общественный камин, это железное правило. Камином в Лэкок, а дальше вызвать Кричера, и тот аппарирует Гарри к Малфой-мэнору. Можно бы и прямиком к Малфоям в особняк пройти, но это надо у хозяев спрашиваться, или по крайности их в известность о своём визите поставить. А Гарри не хотел. Весь его план зиждился на том, что никто и не узнает. Если всё пройдёт хорошо, само собой. Но и если плохо — эффект неожиданности будет весьма на руку. Посему ни Малфои не подозревали, что ждут гостя, ни Том.

Гарри подстрахует брата, всего-навсего. Вполне вероятно, что силового противостояния не случится, и тогда Гарри ничего Тому не скажет. А коли уж придётся раскрыть своё присутствие — ну, к новому круциатусу Гарри был морально готов. Том и так задолжал в его адрес несколько по своим же собственным правилам.

Есть принцип, критически важный в дрессировке животных и воспитании детей; в руководстве бригадами подённых рабочих и наёмных солдат; в управлении транснациональными корпорациями и государствами. Это принцип последовательности. Наказание за одно и то же прегрешение должно всегда быть одинаковым и — быть всегда. Крайне желательно при этом ещё — быть безотлагательно.

Поскольку в противном случае нужная рефлекторная дуга не возникнет или не закрепится. Не будет в мозгах наказуемых ясной, очевидной и нерушимой связи между проступком и санкцией. А это рождает нездоровые тенденции, которые могут далеко завести.

Было бы любопытно однажды исследовать, как много царств земных обратилось прахом благодаря буквально единичной педагогической неудаче.

Так вот, как раз у Гарри имелась одна черта характера, сближавшая их с Томом. Угроза наказания никогда не останавливала его. Он сознательно принимал на себя соответствующие риски и при необходимости был готов платить по счетам. Будучи пойман за руку — сносил кару, плакал и искренне каялся. А в следующий раз всё равно опять поступал по-своему. Говоря иными словами, Гарри был очень послушным ребёнком ровно до тех пор, пока сам хотел.

Так что в худшем случае он вытерпит парочку пыточных, вслед за чем Том простит его, и они снова заживут припеваючи, не так ли?

Ко всему прочему, кое-какая выгода от его эскапады уже была налицо. У Гарри впервые получилось целенаправленно выудить что-то полезное из своих-чужих воспоминаний.

Когда Гарри спрашивал Тома о секретных ходах, он наполовину шутил, но Том подтвердил между делом, что такие ходы действительно есть. И, более того, что он, Том, об их местонахождении знает. Следовательно, где-то в памяти Гарри эти сведения тоже должны были храниться. Вот только где?

Метлы у Гарри не было — оставил дома, в Блэк-хаусе, как первокурсникам и полагалось. Аппарировать он не умел — разве что Кричера от границы школьной территории звать. Но прыгать по сугробам, что твой заяц, ему не особенно улыбалось. И ещё меньше улыбалось украдкой лезть за спиной мадам Помфри в камин (вламываться без разрешения в покои декана он после Ночи Тролля остерегался). Так что, завершив свой короткий разговор с Томом, Гарри позволил тёмной метке спрятаться. Сел, схватился за голову, — в прямом смысле — надавил основанием ладони на шрам.

— Думай, — велел он той части себя, из которой при чуть иных обстоятельствах вышел бы отменно пугающий воображаемый друг. — Подземные ходы, ну!

Погодите, разве он не хотел сказать: «секретные»? А на язык вместо того вскочило слово «подземные». Это ещё откуда взялось?

Гарри зажмурился. И изо всех сил попробовал вообразить, будто он — Том.

Кстати, а почему Гарри вообще решил, что попадёт таким образом в Хогсмид, а не куда-нибудь ещё? В Запретный лес, например, прямиком в стойбище кентавров или в нору к акромантулу?

А он бы мог, понял Гарри внезапно. Ход, ведущий в Запретный лес, далеко за линию зачарованных мегалитов, и впрямь существовал. Но ему нужен был другой — тот, о котором Прингл не знает…

Нынешний школьный смотритель прозывался Филчем. Так Гарри понял, что он на верном пути.

Ладно, Прингл не в курсе. А он-то сам, Том Риддл, как сподобился проникнуть в тайну? В книжке, небось, вычитал? Или рассказал кто?

Нет.

Случайно нашёл.

Нашёл, когда прятался.

Замок был огромен. Причудлив. Изменчив — и не об одних летающих лестницах речь. Порой он шёл вроде бы известным маршрутом, но местность не выходило узнать — а уж ему-то в жизни не приходилось жаловаться на память. Ergo, где-то за его спиной доспехи перебегали на цыпочках от двери к двери, портреты, шушукаясь, сновали из рамы в раму, витражные окна тасовались подобно колоде карт. Должно бы пугать — одна мысль о живых коридорах, будучи оформленной в слова, уже звучала предельно жутко. Но вот в чём дело: он с раннего детства боялся совсем не того, чего полагалось бы.

Он искал укромный угол. Снова. Никогда не бывает избытка безопасных мест. А с учётом того, как его принял факультет — тем более. «Мы одна большая дружная семья», — твердили они. Ага, как же. Держи карман шире. Хотя что сирота как он может знать о семьях? Вдруг он всё это время зазря давился завистью, и вот так и выглядит изнутри подлинная семья? А в книгах — в книгах попросту выдумывают, сочиняют сладкие сказки? Тщатся прикрыть ими убогость жизни, её гнусный и пошлый срам.

«Что голодранец вроде тебя делает в Слизерине? Что-то я не припомню ни одной чистокровной семьи с фамилией Риддл. Ты как-то ухитрился обмануть Шляпу, но не воображай, что сможешь обвести вокруг пальца нас. Ну? Что молчишь? Язык проглотил? Ты же не думаешь, будто ты нам ровня?».

«Пащенок».

«Вымесок безродный».

«Маггл».

«Шаг в сторону, Риддл, твоя грязная кровь воняет».

Если что-то им там и воняло, так это исключительно их собственное дерьмо.

Он помнил свою злость, по ощущению напоминавшую раскалённый металл — яркую, обжигающую. Он выбил, выгрыз, отвоевал себе место под солнцем, место на верхушке пищевой цепи, но то было в приюте, а здесь предстояло начинать с нуля. Словно это был какой-то дурацкий урок, который он плохо выучил, и его нужно повторить целиком, что бы уж теперь точно затвердить намертво. И хуже того, до него вдруг дошло, что этим он обречён заниматься всю свою жизнь. В любом новом коллективе, на каждом новом месте. Продираться сквозь тернии, восходить к вершинам, оставляя позади клочки шкуры и кровавые следы… смыть, повторить. Сизифов труд, не иначе.

И чуть ли не сильнее взбесило, что они так оттоптались на его иллюзиях. Он ожидал — трудно сказать, чего. Наверное, чуда. Магии, а не надоевшей возни в гладиаторской яме. Волшебники должны были быть другими. Лучшими (как-никак, новая ступень эволюции). Более похожими на него.

Но они не были.

За это хотелось их удавить, всех разом и каждого по-отдельности.

Но хорошо. Он умел играть в эту игру, почему бы и нет. Её правила были просты, проще, чем в «камень, ножницы, бумага». Угроза и непредсказуемость режут на части самоуверенность. Боль притупляет рассудок. Презрение оборачивается в страх.

— А-а-а-а-а!!!

— Эй? Эй!

— Стой, стой, ты чего…

— Морганины панталоны!

— Да держите же вы его!!!

— Отдай, отда… Мордред!

— Фу, меня стошнит сейчас…

— Ради Салазара, пусть он выплюнет, скажите ему, чтобы выплюнул!

— Нельзя, может сильнее порезаться… Тихо, тихо… Сейчас я… Гейб, пятинога тебе в аманты! Крепче! Да откуда я знаю, как! За патлы возьми! Аккур-р-р-ратненько… Ах ты ж сука! Ты нахрена его глотал-то!

— Всё, приплыли, надо декана звать.

— В жопу декана, медиведьму сначала тащи сюда…

…и на этом моменте обрывок памяти игриво выскользнул клочком тумана между пальцами и растаял, как сон поутру, оставляя Гарри со знанием о потайном ходе, скрытом в нише за статуей.

В качестве бонуса прилагалась галлюцинаторно-яркая сценка, в которой Эгберт Уэйкфилд с энтузиазмом трёхлетки, набивающего рот чипсами, жрал осколки стеклянного стакана. Смывал изречённое оскорбление кровью, так сказать. Иной в похожей ситуации потребовал бы от него вымыть рот с мылом, но Том подошёл к вопросу куда как радикальнее.

Биография Тома была полным-полна всяческого рода насилия; честное слово, — даже хуже, чем у Гарри, а уж ему было, с чем сравнить. И хотя в его возрасте, то есть на первом курсе, Том был социально изолированным и заброшенным мальчишкой, да ещё вдобавок малообеспеченным полукровным сиротой, а в прославленном своею добротой доме Слизерин его в ту пору третировал всякий, кому не лень, — но всё-таки пожалеть Тома от чистого сердца как-то не получалось.

Поскольку назвать Тома мстительным, мелочным и злопамятным было бы равнозначно утверждению, что на Северном полюсе порой самую малость прохладно, а на дне Марианской впадины иногда капельку чересчур темно.

Гарри… завидовал, надо полагать. Он сам пока толком не разобрался. Но его фантазия тотчас услужливо подкинула сходную сценку, исключительно гипотетическую на сей раз, с участием Дадли. В красках представилось ему, как приятно и правильно было бы заставить свинячье отродье жрать землю или своё же дерьмо.

Или… о да. Да, вот каким следует стать его возмездию. Идеально.

И едва Гарри понял, что именно хочет сделать с дражайшим кузеном, как туннель кончился ступеньками, вырезанными прямо в земле.

Он закутался в мантию-невидимку, временно изъятую у Гермионы. Влез, держась за стенки руками, по оплывшей, крошащейся под ногами лесенке. Прислушался к тишине, упёрся ладонями и загривком в квадратный щит из тяжёлых досок, поднатужился.

Люк распахнулся бесшумно и резко, как раскрывается чемодан. В пространство снаружи ринулся рой мелких люмосов, и Гарри, спохватившись, поспешно их загасил. Затем призвал заклинание ночного зрения.

Подвал выглядел как-то смутно знакомо. Том, скорее всего, тоже тут бывал. И глазам его, в таком случае, должно было предстать практически идентичное зрелище, ведь магазин волшебных сластей и кондитерская располагались в этом здании ещё с тюдоровской эпохи. Буквально с того момента, как сахар из баснословно дорогого и почти недоступного превратился в просто очень дорогой.

Штабели фанерных ящиков и картонных коробок, дощатых бочек и жестяных бочонков, подписанных белой краской по трафарету, громоздились повсюду. Мощный, с ног валящий запах патоки щекотал нос. Стопка видавших виды котлов пряталась у стены, а в углу — что-то наподобие перегонного куба. Верстак, захваченный полчищем прозрачных банок с притёртыми крышками, находился напротив. Гарри, пусть ему и приходилось поторапливаться, с любопытством повертел головой по сторонам.

«Мышки-ледышки» — гласила ближайшая надпись.

«Перечные чёртики нефасованные».

«Масло какао».

«Мятные жабы готовые».

«Коринка».

«Формочки ДЛЯ МУХ».

«Драже СО ВКУСОМ УШНОЙ СЕРЫ».

«Сахар-сырец».

«Осиновые колышки для кровавых леденцов».

«Мука АМАРАНТОВАЯ».

«Мятная зубная нить в катушках по 100 футов».

В бытность домовым эльфом у магглов мелкое воровство не раз выручало Гарри. Ныне же оно превратилось просто в привычку, приятную, но без реальной необходимости, стоящей за ней. Гарри был сыт. За последние месяцев пять он едва ли хоть раз по-настоящему чувствовал голод. А ведь было же время, когда он бы и не поверил, что случаются на свете подобные чудеса!

Дверь в подсобку вдруг отворилась — довольно кстати. Вслед вошедшему — невысокому человечку средних лет, с округлым мягким лицом и круглой же блестящей лысиной — пролился сноп света и женский голос, говоривший озабоченно:

— …нуга с орехами, дорогой?

Гарри, чья рука с быстротой молнии выудила из распечатанной коробки пачку «шипучих пчёлок», шмыгнул в эту гостеприимно приоткрытую дверь и очутился в торговом зале кондитерской. Вид у помещения был нарядный и праздничный — чувствовалось, что не так давно минуло Рождество.

С потолка на длинных нитях свешивались полупрозрачные золотистые звёзды, в воздухе парили наколдованные снежинки — сухие и тёплые. Прилавок, облитый искусственным инеем, ломился под тяжестью всевозможных сластей. От ярких упаковок рябило в глазах. Перевёрнутые конусы с сиропами и сатуратор оккупировали уголок слева от старомодной механической кассы. Рядом лежали счёты. Зефирные змейки и мармеладные червячки копошились в открытых бочках, выставленных прямо в зал. Сахарные перья, собранные в пучки, напоминали веера. Стеклянные банки с разноцветной карамелью призывно сверкали.

Гарри непроизвольно облизнулся. Ах, эти скромные радости жизни, в которых леди Нарцисса, например, знала толк. Но не Том — из них двоих с Гарри как раз Том был возмутительно равнодушен к сладкому.

Чего в магазинчике ещё имелось с избытком, так это детей. Мелькнула парочка знакомых физиономий, и Гарри лишний раз порадовался тому, что он в мантии-невидимке. Не хватало только, чтобы его опознали — в отличие от Тома, официальным разрешением на посещение Хогсмида Гарри не располагал, и уж наверняка нашлась бы добрая душа, считающая своим моральным долгом стукнуть школьной администрации.

Бочком-бочком он протиснулся к выходу, пристроился в хвост к троице беззаботно щебечущих хаффлпаффцев и вслед за ними вывалился в наружную дверь. Мороз укусил Гарри за щёки, холодный ветер бесцеремонно влез в рукава и за пазуху. Смеркалось, на улице было пасмурно. Кое-где уже затеплились вечерние огни. Вдоль закрытой на зиму веранды «Чайного Пакетика Розы Ли» горели, покачивая кисточками, красные китайские фонарики.

Но не в одну из здешних чайных лежал путь Гарри, и не в паб «Три Метлы». Нет, это всё были заведения, пользовавшиеся у студентов популярностью. А ему требовалось место, где он точно не встретит никого лишнего — ему ведь придётся снять мантию, чтобы купить летучего пороху и пройти в камин. И такое место Гарри знал, как ни странно.

Паб «Кабанья Голова» располагался далеко на задворках Хогсмида — его задние окна выходили на лысый, покрытый снегом и клочковатой промёрзшей травой крутой склон каменистого холма. Тёмный, закопчённый, обшарпанный кабак был начисто лишён лоска и малейших следов респектабельности. Собирался там всяческий сброд, не гнушавшийся ни пьяных драк, ни азартных игр, ни торговли запрещёнкой и контрафактом из-под полы в стиле Лютного переулка. Меню включало в себя синеватое жаркое из одних лишь хрящей и жил, козье молоко от личного стада хозяина и лично же им изготовленный самогон семидесятиградусной крепости. Ну а держателем притона являлся никто иной, как Аберфорт Дамблдор — и это, с точки зрения Гарри, тоже было преимуществом: из всех людей брат Альбуса Дамблдора питал меньше привязанности к директору, чем кто бы то ни было. Можно было быть почти стопроцентно уверенным, что о визите Гарри в свою рыгаловку Аберфорт главе Хогвартса не донесёт.

За углом дровяного навеса, около хлева, где меланхолично блеяли козы, Гарри стащил с плеч и спрятал мантию-невидимку. Нервно пригладил волосы, натянул поглубже капюшон мантии обычной и побрёл, утопая по щиколотку в снегу, к грубым покосившимся дверям.

— Летучего пороху на три кната, сэр!

Определённого фамильного сходства нельзя было отрицать: старик за трактирной стойкой был столь же высок, длинноволос и длиннобород, как Альбус Дамблдор. И столь же нелепо, но с претензией одет — в брюки из красно-зелёной шотландки, фиолетовую рубашку и рыже-коричневый двубортный жилет; из кармана последнего свисали сразу две часовые цепочки, концы которых, к изумлению Гарри, скрывались в ширинке (предположительно — крепились там к старомодным пуговицам, заменявшим в волшебном мире застёжку-молнию, а впрочем — кто знает!). Да, костюмчик вышел что надо, директор одобрил бы, но вот цвет бороды и волос подкачал — не серебристый, как у главы Хогвартса, а пегий какой-то, как будто грязный. Рожа у Аберфорта была угрюмая-преугрюмая и кислющая, что твой лимон.

— Доплатить бы, — проронил он многозначительно. — Галеонов десять.

Гарри оторопел. Поправил сползшие на кончик носа очки. И восхитился:

— Это за что, любезнейший, позволь уточнить?

— За конфиденциальность, — буркнул нахал, тараща жёлтые козьи глаза, неприятно похожие на глаза дядюшки Морфина.

— Обойдёшься, — проинформировал его Гарри, зачерпывая летучий порох из деревянной чаши. Тот хмыкнул.

— Пожалеешь. Но дело твоё.

«Вот ведь фрукт», — проворчал Гарри про себя, а вслух скомандовал, бросая магический порошок в камин:

— «Посох Друида»!

Из паба в Лэкоке он выбрался без приключений, позвал Кричера и вскорости очутился возле знакомых ажурных ворот Малфой-мэнора. В саду горели светильники. В быстро густеющей темноте они походили на звёзды, упавшие в снег. Ворота скрипнули, и Гарри зашагал по гравийной дорожке между идеально подстриженными кустами. Мантия-невидимка вновь укрыла его плечи, но чары поместья должны были известить хозяина о вторжении. Да и пожалуйста. Люциуса Гарри не то чтобы совсем перестал бояться, но просто знал, что тот теперь ни за что не причинит ему вреда — за исключением морального, разве что. Старший Малфой был в курсе, что Гарри значит для Тома, и вот уж кем он точно не был, так это дураком.

Однако никто не поспешил Гарри навстречу, даже тётушка Нарцисса, не упускавшая обычно случая засвидетельствовать родственную любовь. И это было немного странно. Но Гарри странность проигнорировал — он прибыл с опозданием, и оттого спешил как только мог. Лишь у дверей бального (по совместительству дуэльного и тренировочного) зала он смирил тревогу и нетерпение; остановился, прислушался.

И очень правильно поступил, как выяснилось. Сквозь щель между неплотно прикрытыми створками просачивались голоса.

— Мой лорд, — сказал один из них, мужской, незнакомый, а второй голос, женский, подхватил с едва ли секундной паузой:

— Мой лорд!

Раздался приглушённый стук и тихий шорох.

Гарри затаил дыхание. Вцепился в вычурную ручку, отделанную позолотой, и медленно-медленно, по сотой доле дюйма, потянул на себя.

— Амикус. Алекто, — холодно произнесли где-то в отдалении, и на сей раз Гарри узнал говорившего. Том.

Что ж, он был жив и, похоже, в полном порядке, что не могло не радовать. Плохо лишь то, что первых, прибывших на аудиенцию, Гарри уже пропустил.

На самом деле составить список прихвостней Волдеморта стало той ещё задачкой. Полного перечня у них до сих пор не было, но кое-кого Том посвящал в пожиратели смерти лично, и смог идентифицировать, а некоторых Гарри сумел вспомнить. Брат и сестра Кэрроу относились к последним. Всего же на текущий момент Гарри был в состоянии уверенно назвать одиннадцать из двадцати девяти имён.

Живых. Мёртвых, понятное дело, было куда больше. Но кого заботили мёртвые!

До Гарри донёсся звук шагов, но тут, наконец, дверные створки разошлись достаточно широко, чтобы дать ему возможность проскользнуть внутрь. Прижавшись спиной к стене слева от входа, Гарри огляделся вокруг.

Бальный зал преобразился в тронный. Громадная эмблема Тёмного Лорда висела на дальней глухой стене. Окна слева и справа лишились кружевных занавесей и выглядели неприветливо и строго. Светильники едва тлели, углы помещения тонули в темноте. Длинная ковровая дорожка вытягивала алый язык к массивному креслу с высокой спинкой. Посреди всего этого горбились две коленопреклонённые фигуры в чёрных мантиях. А вокруг них в своей выводящей из равновесия манере бродил кругами Том.

Как и всегда, когда он изображал Волдеморта, на нём была надета маска. Но сегодня это была не та, старая, серебряная с узорами вокруг глазниц. Она осталась, верно, где-то в руинах взорванного книжного магазина — если вообще уцелела и если, конечно, её не подобрал кто-нибудь из авроров, как волшебную палочку Тома. Так или иначе, из глубокой тени капюшона смотрела новая — гладкая и белая, будто фарфор.

— Я знаю, многие не поверили сперва в мою смерть, — вещал Том, не скрывая своего гнева; каждая согласная звучала как гвоздь, вколачиваемый молотком в крышку гроба. — Но вы поверили сразу, не так ли? Знаю, что были те, кто верил в моё грядущее возвращение, в мою победу над смертью. Но не вы. И есть всего одна вещь, которую мне осталось узнать, чтобы решить вашу судьбу.

Лениво поигрывая волшебной палочкой, он остановился позади Кэрроу. Дал тишине загустеть, уплотниться, сделаться невыносимо тяжёлой. И спросил их:

— Для чего вы мне?

Женщина — Алекто — опустила крупную некрасивую голову ещё ниже.

— Чтобы служить, — хрипло сказала она. — Я умру за вас, мой лорд.

Тихий презрительный смешок был ей ответом.

— Умереть нетрудно, — изрёк Том, и голос его напоминал о ветре, блуждающем среди торосов арктического льда. — Если я начну перечислять всех, кто умер из-за меня, я не кончу и до рассвета. В чём… удивительно глубокий смысл? Единственная польза от тебя — смерть?

Он сделал паузу, вновь обошёл Кэрроу по кругу, разглядывая их, как посетитель музея разглядывал бы редкие, но уродливые экспонаты. И заключил:

— В таком случае ты умрёшь.

— Я могу быть полезным, мой лорд, — Амикус пополз вперёд на коленях, норовя ухватить подол тщательно отглаженной мантии. Том брезгливо отступил в сторону.

— Вот как? — равнодушно уточнил он.

— Я могу… — сбивчиво забормотал мужчина; он отчаянно пытался не терять Тома из виду, для чего ему приходилось выворачивать шею. — Я сделаю всё… Всё, что вы прикажете, мой лорд. Всё, что угодно.

— Неужели, — и это даже не ощущалось вопросом. — Не говори того, что не имеешь в виду. Иначе мы прямо сейчас проверим, как далеко простирается твоё «всё».

— Любой приказ, мой лорд, — и позу Кэрроу уже нельзя было назвать коленопреклонённой. Он гнул спину на четвереньках, словно животное. — Я… я верен вам, я клянусь.

— Я верна вам, — эхом вторила Алекто позади него, складывая короткопалые кисти ладонь к ладони, точно молилась в церкви.

Том сунул руки в карманы. Наклонил голову к плечу. И сказал:

— Ну хорошо. Раз уж вы так настаиваете, — и Гарри не мог видеть этого, маска мешала, но он всё равно понял. На слух различил улыбку с острыми краями, обнажающую слишком много зубов.

— Амикус, я хочу, чтобы ты взял свою сестру.

Рот старшего Кэрроу приоткрылся.

— Взял?.. — тупо повторил он.

— Как мужчина женщину, — раздражаясь от его непонятливости, пояснил Том. — Поимел. Трахнул.

Амикус отнял ладони от пола, выпрямился, сел на пятки, не сводя глаз с Тома.

— Приступай, — разрешил Том.

Гарри понял, что ему трудно дышать. Он не мог определиться, хочет ли уйти — или подойти ближе. Он определённо не жаждал узреть воочию половой акт между этими двумя скотами, однако…

Покорность, с которой корявые пальцы Амикуса пробежались по застёжкам мантии, завораживала. Стряхнув рукава, он отбросил её в сторону, звякнул пряжкой ремня. Расстегнул ширинку и грубо схватил сестру за щиколотку, подтаскивая к себе. Задрал подол её мантии вместе с юбками, заголяя рыхлые белые ноги в перекрученных сползших чулках.

— В какой позе, мой лорд? — сосредоточенно уточнил он.

— Лицом к лицу. Поторопись с ухаживаниями, дама вот-вот уснёт.

Алекто совершенно не сопротивлялась. Всё, что она делала — это моргала, медленно, как сомнамбула. Ужас на её лице напоминал первый глоток тёплого сладкого чая, когда ты озяб после улицы. Гарри больше не думал о том, чтобы уйти. Он хотел досмотреть до конца. Увидеть всё.

Он отлепился от стены и подошёл ближе, ступая так тихо, как только мог. Затем ещё ближе, и ещё немного — до тех пор, пока не оказался за спиной у Тома.

Амикус навалился на сестру, комкая ворох её одежды. Алекто широко раскрыла свои маленькие косящие глаза и вдруг вся задрожала. А Том…

Том сказал:

— Стоп.

И они прекратили возиться, замерли. Снова — без сопротивления, без возражений. Идеально послушные марионетки.

— Сядь, — продолжал командовать Том. Шагнул вперёд, сцапал Алекто за волосы, вздёрнул на колени.

— Теперь ты, — объявил он почти ласково. — Достань свою палочку.

Она повиновалась и, — о Мерлин, у Кэрроу всё это время были их волшебные палочки! Но они и не пытались ими воспользоваться, словно знали заранее, что против Тома им не помогло бы никакое волшебство.

И так оно и было на самом деле. Гарри сделалось жарко. А ведь у него тоже имелась при себе палочка, правда? Он мог бы достать её, мог бы сделать так много всего!..

— Сломай, — велел Том.

И Гарри уже понял, в чём тут фокус, он ждал, что Том не даст довести дело до конца. Но был, был крошечный момент сомнения, когда у неё не получилось сделать требуемое сразу. Древко пружинило, но не гнулось, её рукам не хватало силы. Она глянула виновато, испуганно, а потом догадалась — положила волшебную палочку на пол, взялась за кончик, наступила каблуком…

Фантомный хруст был таким отчётливым, что Гарри трудно далось осознание: Том всё же остановил её, в самую распоследнюю секунду.

— Хорошо, — похвалил он, цепляя Алекто за подбородок; его большой палец небрежно смял складку её широких губ. — Хорошо, — и вслед за тем он мимоходом потрепал по щеке Амикуса. — Ладно. Допустим, вы меня убедили.

И он отошёл от них и уселся в своё высокое кресло, царственным жестом возложив руки на подлокотники. А Гарри, невидимый, остался стоять, где стоял — так он мог ненадолго продлить ощущение, будто эти волшебники, эти взрослые чёрные маги, сами — пу́гало для кого угодно, валяются в ногах не у Тома.

А у него.

И Гарри не был идиотом, конечно, он знал, кто сломал их так сильно, кто превратил в то, чем они являлись сейчас. И ему следовало бы испугаться — себя, своего жадного одобрения, своего голода…

Но Волдеморт был мёртв.

Забыт, похоронен, снесён на свалку истории. Его не было в этой комнате. Здесь был только Гарри. Все острозубые шипящие тени по тёмным углам его разума — это тоже был он.

И ему просто хотелось ещё.

— У меня есть для вас поручение, — сказал Том.

Маска в глубине его капюшона напоминала кость, белеющую в разверстой могильной яме.

И он действительно очень тяжело воспринимал всю эту тему с предательством. До сих пор. Поэтому поручение Гарри не удивило. Он, в принципе, предполагал, что среди сброда, который коллекционировал Волдеморт, хотя бы один такой глупец сыщется.

Каркаров на вызов по метке не пришёл.

Кэрроу предстояло найти его, где бы тот ни скрывался. Объяснить, насколько невежливым было подобное поведение. И представить пред очи их повелителя всё равно.

Очевидно, Том успел до появления Гарри пообщаться с бо́льшим числом пожирателей смерти, чем Гарри подумалось сперва. Выдав инструкции своим — теперь уже вне всяких сомнений своим — ручным ассасинам, он не призвал тотчас же кого-либо ещё.

Вместо этого он снял маску, уронил её, не глядя, на пол.

Где-то с полминуты Том просидел неподвижно, и поза его была далека от привычной надменно-изящной: спина сгорблена, локти покоятся на широко расставленных коленях, ладони прячут лицо. Время от времени его пальцы двигались, тёрли переносицу и щёки, точно он хотел и всё не мог счистить что-то прилипшее к коже.

Наконец он поднялся, отбрасывая за спину капюшон. Достал волшебную палочку. Гарри встрепенулся, нащупал свою. Ну же, кто следующий? Эйвери? Нотт?

И тут он почувствовал, что-то странное. Словно его с силой схватили за левую руку. Стало щекотно и горячо.

Изумление, недоверие, даже как будто растерянность — сумбур не до конца внятных эмоций промелькнул на лице Тома. А затем — и Гарри практически мог слышать щелчок — новая маска упала на него, маска из крови и плоти, но такая же окостеневшая, как и та, что осталась лежать покинутой возле ножки кресла.

Том развернулся всем корпусом, его взгляд безошибочно нашёл то место в пространстве, где находился невидимый Гарри. И тогда он тоже стянул с головы капюшон.

— Я, кажется, предельно ясно дал понять, что тебе не нужно здесь появляться, — сказал Том очень ровным голосом, за которым угадывалась нешуточная злость. Гарри вскинул подбородок.

— Я, кажется, не согласился, — возразил он нахально. — Ты сумасшедший, если поверил, что я брошу тебя наедине с ними, Том.

Судорога стянула уголок чужого рта. Том выпрямился — высокий, источающий угрозу, властный.

— Как много ты застал? — процедил он холодно.

Гарри пожал плечами:

— Всё?..

Он ожидал боли, приготовился к ней. Но Том… отвернулся.

— Мне следует наказать тебя, — произнёс он глухо, таким тоном, как если бы с кем-то спорил. Секунды потекли в тишине, тревожимой лишь еле различимым звуком дыхания.

В конце концов Гарри, устав ждать пыточного проклятия, прочистил горло.

— Том?..

— Я видел много вещей, которые предпочёл бы не вспоминать, — ответил ему Том невпопад. — И сам делал вещи, которые никогда не хотел бы видеть. Как ты не понимаешь… что я пытаюсь дать тебе поблажку. Защитить.

— Том.

И тот обернулся. И Гарри сказал:

— Как ты не понимаешь, что я пытаюсь сделать то же самое.

Короткий смешок сорвался с губ Тома.

— Идиот. Два идиота, ты и я.

Его длинные ноги в идеально начищенных ботинках вдруг сделали три широких шага, и Том очутился вплотную к Гарри. Бледные пальцы отвели в сторону чёлку, дотронулись до шрама.

— Мне следует наказать тебя, — с нажимом повторил Том.

— Да.

— Ты должен слушаться меня беспрекословно.

— Да, я знаю.

Долгий изучающий взгляд последовал за этим, и Гарри оставалось лишь гадать, какие мысли бродили в этот момент за тёмными, похожими на торфяные омуты глазами. Но миг странной близости, что бы его ни вызвало, быстро миновал. Том отстранился, уголки его губ изогнулись в знакомом кривом оскале.

— Я собираюсь позвать Эйвери, — с угрюмым весельем сообщил он. — Пёс в человечьей шкуре. Верный, но безмозглый. Тебе понравится.

Гарри не поверил своим ушам:

— Я могу остаться?

Том одарил его быстрой недовольной гримасой:

— Если я тебя вышвырну, ты вернёшься всё равно, так? Надень мантию. Не стоит тебе показываться.

И тут Гарри пришёл в голову абсолютно гениальный план.

— Том, — зачастил он, — я придумал! Смотри, все считают, что у Волдеморта есть сын, да? Держу пари, никто не удивится, если Волдеморт будет брать его с собой на встречи с пожирателями!