Разоблачение государственной измены (джен)

Воскресное утро пробуждалось под мерный звон церковных колоколов, созывавших паству. Люди стекались к храму неспешно, поодиночке и небольшими группами, их голоса приглушенно обсуждали трагические события минувшей ночи. Лосано, словно тень, скользил среди них, внимательно прислушиваясь, подбрасывая в костер скорби угольки сомнений и страха. Тяжелая утрата сеньоры Сантьяго омрачала сердца, хотя немногим довелось видеть ее в Лос-Анджелесе. Имя Эль Зорро зловещей тенью висело в воздухе, вселяя леденящий душу ужас.

Никто из прихожан еще не переступил порог церкви. Сеньор Сантьяго, опередив всех, пришел на службу и, как все видели сквозь распахнутые двери, коленопреклоненно молился вместе со священником перед алтарем. Благоговейное уважение к его горю удерживало людей от того, чтобы прервать его молитву.

Дон Алехандро, въезжая в пуэбло, заметил скопление людей перед церковью. На мгновение им овладело желание вернуться, избежать этой тягостной сцены, но он подавил этот порыв, осознавая, что не может позволить себе остаться в стороне. Несмотря на обвинения сына и надвигающийся суд, дон Алехандро оставался значимой фигурой в пуэбло, и соблюдение приличий было его долгом. Отсутствие на службе лишь подпитало бы шепот и пересуды за его спиной. Он спешился, привязал коня к ограде и ощутил гнетущую тишину, повисшую в воздухе. Обернувшись, он поймал на себе десятки взглядов. В них не было приветствия, лишь скорбь и затаенный страх.

Заметив дона Антонио и его супругу, дон Алехандро направился к ним.

— Антонио, — обратился он. — Что случилось? Почему люди не входят в церковь?

— Разве вы не слышали, дон Алехандро? — ответил дон Антонио. — Жена магистрадо была убита Эль Зорро вчера вечером. Магистрадо сейчас молится в церкви. Мы ждем его.

Лосано, заметив приближение дона Алехандро, занял позицию, позволяющую ему слышать каждое слово. Он знал, что магистрадо потребует от него подробный отчет.

— Сеньора Сантьяго мертва? — воскликнул дон Алехандро, не веря своим ушам. — Этого не может быть.

— Боюсь, что так, — подтвердил дон Антонио. — Кучер и служанка сеньоры вернулись прошлой ночью и поведали о том, как Зорро расправился с солдатами, а затем убил сеньору Сантьяго.

При этих словах супруга дона Антонио зарыдала, и он бережно обнял ее, пытаясь утешить.

В этот момент в разговор вмешался Лосано.

— Зорро привел в исполнение свою угрозу, адресованную магистрадо за то, что тот собирается осудить Диего де ла Вегу, — заметив гневный взгляд дона Алехандро, он поспешил поднять руки в примирительном жесте. — Я лишь говорю правду, сеньор. Магистрадо не отступил, не освободил вашего сына. И его дорогая супруга заплатила за это.

Словно в подтверждение его слов, из задних рядов толпы раздался встревоженный крик.

— Они идут! Солдаты возвращаются!

Толпа обернулась и увидела приближающихся солдат, сопровождавших две повозки. В одной лежало тело сеньоры Сантьяго, в другой — тела двух улан. Печальная процессия медленно пересекла площадь и остановилась перед церковью. Капитан Хидальго спешился.

— Где сеньор Сантьяго? — хрипло спросил он.

Кто-то из толпы указал на церковь:

— Он в церкви, капитан. Молится со священником.

Сняв шляпу, Хидальго еще раз бросил взгляд на безжизненное тело, укрытое саваном в повозке, и, повернувшись, вошел в церковь, оставив всех в оцепенении. Он подошел к алтарю и тихо переговорил с Сантьяго и священником. Вскоре они втроем вышли из церкви. Сантьяго, с каменным лицом, приблизился к повозке с телом жены и замер, молча глядя на ее закутанную фигуру. Никто в толпе не произнес ни единого слова — лишь глубокое, всеобщее сочувствие его утрате.

Дон Алехандро почувствовал, как у него самого к горлу подступает комок, когда он смотрел на магистрадо. Несмотря на собственные проблемы, связанные с предстоящим судом над Диего, в его сердце искренне росло сочувствие к Сантьяго. Волна воспоминаний нахлынула на него, обжигая болью утраты дорогой Изабеллы. Он знал, каково это — потерять любимую жену. Движимый состраданием, он шагнул вперед.

— Ваше Превосходительство, — голос его дрожал, выдавая волнение. Он заметил покрасневшие, воспаленные глаза магистрадо, когда тот повернулся к нему. — Ваше Превосходительство, позвольте выразить вам мои искренние соболезнования в этот час тяжкого испытания. Слова — лишь бледная тень той скорби, что охватила всех нас. Ваша потеря — наша общая утрата.

В толпе затаили дыхание. Отец человека, обвиняемого в сговоре в убийстве сеньоры Сантьяго, выражает сочувствие?! Проявит ли Сантьяго гнев, обрушит ли недовольство, совершит ли что-то необдуманное? Ведь шпага по-прежнему висела у него на боку.

Сантьяго несколько долгих мгновений молча смотрел на дона Алехандро. Затем, сдержанно поклонившись, ответил:

— Благодарю вас за ваши чувства, сеньор де ла Вега. Как человек, познавший потерю жены из-за чужой подлости, я верю в искренность вашего сочувствия, — Он обвел взглядом удивленные лица в толпе. Многие ожидали от него яростной отповеди в адрес отца Диего де ла Веги. Но он намеревался показать им свое великодушие, в очередной раз продемонстрировать свое благородство. — Прошу прощения, сеньор?

Он поднялся на верхнюю ступень церковного крыльца и остановился, чтобы обратиться к собравшимся. Он с удовлетворением заметил судью Васку, стоявшего в стороне, также пришедшего почтить память усопшей.

— Друзья мои, сограждане! Предатель Зорро убил мою жену, дабы сорвать суд над его сообщником, Диего де ла Вегой. Но да будет вам известно, что я ни в коей мере не считаю этого достойного человека, — он указал на дона Алехандро, — ответственным за случившееся. — Дон Алехандро — благородный человек, истинный патриот и верный подданный короля. Моя бедная Грасилия мертва, и единственный виновник ее смерти — преступник Зорро. Не будем об этом забывать!

В толпе пронесся ропот согласия. Сантьяго продолжил, вновь указывая на дона Алехандро:

— Я не желаю причинять этому достойному человеку еще большую боль, равно как и он не желает причинять ее мне. Но я должен исполнить свой долг офицера на службе Его Величества и предать суду обвиняемого в предательстве, что ныне томится в нашей тюрьме. Мы позволим доказательствам говорить самим за себя, и судья Васка вынесет справедливый приговор. Я знаю, что дон Алехандро поступил бы так же, ибо он — человек чести, — он доброжелательно посмотрел на дона Алехандро, и тот ответил ему взглядом. Старшему де ла Веге было нечего возразить.

Повернувшись к толпе, Сантьяго повысил голос:

— Пусть каждый здесь присутствующий знает: я не отступлю. Я доведу это дело до конца. Ничто, кроме моей собственной смерти, не остановит меня! — он сделал паузу, давая словам произвести эффект, и увидел, как в толпе растет восхищение его решимостью. Затем он с грустью посмотрел на маленькое тело, лежащее на заднем сиденье повозки. — А теперь... прошу вас… позвольте нам внести останки моей любимой жены и этих двух храбрых воинов, — он указал на мертвых улан в другой повозке, — в церковь, дабы мы вознесли молитвы за их души и за себя.

Сантьяго отступил назад и склонил голову, словно больше не мог вымолвить ни слова.

Хидальго приказал своим уланам спешиться и внести в церковь тела солдат, укрытые покрывалами. Сам же он нес тело сеньоры Сантьяго. В памяти всплыли другие времена, другое место — когда он нес тело своей любимой жены в церковь в Санта-Барбаре. Он заново переживал ту боль, торжественно неся тело, накрытое саваном, в церковь в это тихое утро. Он не знал наверняка, почему Сантьяго обрек свою жену на смерть от руки Урести. Это было не его дело. Его дело — подчиняться приказам Сантьяго. Но это… это был настолько хладнокровный, бесчеловечный поступок, что Хидальго, несмотря на свою закалку, содрогнулся. Он считал себя закаленным солдатом, совершившим немало неблаговидных поступков за свою карьеру, даже убившим немало людей, но никогда не делал ничего подобного. Чем скорее он вырвется из-под власти магистрадо, тем лучше, подумал он. Но он знал, что выхода нет. Пока у Сантьяго есть информация, связывающая его с Орлом…

Он осторожно положил тело, укрытое саваном, на стол, установленный перед алтарем. Он на мгновение засмотрелся на него, в последний раз поправляя саван, как много лет назад поправлял саван своей любимой жене.

— Мария, — тихо выдохнул он, думая о ней. Он все еще тосковал по ней.

Затем, вернувшись в настоящее и осознав, где он находится, Хидальго расправил плечи и отошел в сторону, чтобы присоединиться к другим скорбящим, входящим в церковь. Пока шла служба, Хидальго наблюдал за безутешным магистрадо, искусно изображавшим скорбящего мужа умершей женщины.

Колокола на башне, словно глашатаи скорби, возвестили о начале службы, и их мрачный звон, подобно заупокойной молитве, растекался по пуэбло и окрестностям. Все, от мала до велика, включая дона Алехандро, направились в церковь на службу. Позже тело Грасилии облачат в погребальные одежды и подготовят к достойному погребению, которого она, несомненно, заслуживала. До заката солнца и ее, и солдат предадут земле. Хидальго приказал уланам нести гроб и сопровождать траурную процессию на кладбище. Он с усилием отгонял мысли о собственной жене, похороненной вдали, и с холодной, решительной эффективностью занимался насущными делами. Мария была мертва и похоронена, и вскоре сеньору Сантьяго тоже предадут земле. Ему нужно было работать, и это было единственное, о чем он сейчас думал. Впереди ждало судебное разбирательство, и он должен был внимательно прислушиваться к приказам Сантьяго и исполнять их беспрекословно. Но некогда искреннее восхищение хитростью магистрадо сменилось жгучим отвращением. Сантьяго ничем не отличался от жестокого «Орла», просто был более эффективным.

Уланы, составлявшие эскорт, несли мушкеты наготове, и никто не сомневался в необходимости этой меры предосторожности. Зорро все еще был на свободе, тенью скользивший по округе. Всегда существовала опасность его внезапного нападения на магистрадо или судью Васку, дерзкой попытки сорвать суд над Диего де ла Вегой. Траурная процессия, медленно продвигавшаяся по улицам пуэбло к кладбищу, состояла почти из всех жителей, желавших отдать последние почести погибшей. Пока процессия двигалась, многие тревожно оглядывались через плечо, высматривая всадника в темной маске, словно ждали воплощения самой Смерти. Вскоре в пуэбло остались лишь заключенные и их немногочисленные охранники, среди которых были Гарсия и Рейес, да один-два лениво слоняющихся индейца.

Спустя некоторое время Гарсия, терзаемый долгом и любопытством, направился к камерам, чтобы навестить Диего. Он сам бы с большей охотой принял участие в похоронах, но Хидальго, как всегда, был неумолим: его долг — обеспечивать безопасность тюрьмы и заключенных. Он был искренне опечален смертью сеньоры Сантьяго и не мог забыть их недавнюю беседу. Он покачал головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он отправил ту злополучную карету в путь. Он вздохнул, печалясь о безвременной кончине сеньоры. Его также угнетала гибель улан. Капитан Хидальго настоял на том, чтобы он отправил с каретой двух своих людей вместо тех, кто прибыл с ним из Санта-Барбары. Жизнь солдата всегда висела на волоске, но терять людей из своей роты, особенно тех, за кого ты несешь прямую ответственность, всегда было невыносимо больно. Дойдя до камер, Гарсия жестом отпустил охранников, и на этот раз они удалились без лишних вопросов, жадно предвкушая глоток прохладной воды из колодца.

Диего приблизился к решетке своей камеры.

— О, дон Диего, — с печалью в голосе произнес Гарсия. — Какое горе, что сеньору Сантьяго убили.

— Да, сержант, это ужасно, — ответил Диего, внимательно оглядывая других охранников, понимая, что они все еще достаточно близко, чтобы слышать каждое его слово. У него почти не было шансов сказать Гарсии что-то, что могло бы ему помочь или посеять сомнения в сердце сержанта относительно Сантьяго.

— Зачем Зорро это сделал, дон Диего? — спросил Гарсия, искренне недоумевая. — Он никогда раньше не поступал так жестоко. Если подумать, он никогда не совершал столько злодеяний, как в последнее время.

Диего мог лишь пожать плечами, делая вид, что не знает ответа. Конечно, он знал истинную причину происходящего, возможно, не конечную цель, но корень зла был ему ясен: Сантьяго.

— Может быть, он другой? — предположил он, бросив взгляд на охранников, но те никак не отреагировали на его слова. Эта маленькая деталь придала Диего немного смелости.

— Другой? Что вы имеете в виду, дон Диего? — спросил Гарсия, явно сбитый с толку.

— Ну... подумайте сами, настоящий Зорро исчез почти год назад, а потом вдруг появляется человек, называющий себя Зорро, и он ведет себя совсем не так, как прежний Зорро. Что это вам говорит? — Диего с надеждой посмотрел на Гарсию, желая, чтобы тот сделал правильный вывод.

— Я не знаю, дон Диего. А что это говорит?

Диего старался не показывать своего разочарования. Иногда сержант Гарсия мог сложить два и два, удивляя всех своей проницательностью, а иногда его приходилось подталкивать к истине дюйм за дюймом. Похоже, сейчас был именно тот самый, сложный случай.

— Может быть, он не тот человек, за которого себя выдает? — осторожно предположил он.

— Не тот человек, дон Диего? — пробормотал Гарсия, надолго задумавшись. — Я преследовал его, дон Диего. Он выглядит точно так же. На нем та же маска, та же шляпа и тот же плащ. Его голос немного изменился, он кажется немного тяжелее, и его лошадь не такая быстрая, как раньше, но все, кто его видит, считают его Зорро, — Гарсия посмотрел на Диего. — А вам не кажется, что это Зорро, дон Диего? Вы же были с ним в Санта-Барбаре.

Диего знал, что Гарсия не притворяется. Это был искренний вопрос человека, лишенного всякой хитрости. Он снова взглянул на охранников и увидел, что теперь они внимательно прислушиваются к их разговору. Его короткое окно возможностей с Гарсией было закрыто. Он вздохнул.

— Не могу сказать, сержант, — был его единственный ответ.

Гарсия выглядел немного смущенным и сказал:

— Прошу прощения, дон Диего. Я не хотел… — он замолчал, не зная, как закончить фразу.

Диего мягко улыбнулся и сказал:

— Все в порядке, сержант. Не беспокойтесь.

В этот момент их разговор прервали звуки приближающихся шагов солдат, возвращавшихся с похорон.

— Прошу прощения, дон Диего, — сказал Гарсия, поспешно направляясь в кабинет, чтобы представиться капитану Хидальго, который только что вошел в казарму.

Солдаты разошлись по своим местам. Охранники Диего заняли свои посты, бросив на него лишь мимолетный взгляд. Диего знал, что обо всем, что он сказал Гарсии, будет немедленно доложено, но он не боялся репрессий. У него просто не было достаточно времени или свободы, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию. В такие моменты он особенно жалел, что умственные способности его добродушного толстого друга недостаточно остры, чтобы уловить те тонкие намеки, которые он пытался ему дать. Но, увы, Гарсия был Гарсией, и с этим ничего нельзя было поделать.

Ночь опустилась на пуэбло, и тишина, последовавшая после торжественных событий, сгустилась, словно густой туман. Улицы опустели — страх перед Зорро сковал сердца жителей. Хотя Сантьяго не выделил солдат для личной охраны, он позаботился о безопасности судьи Васки, выставив стражу так, чтобы солдаты были хорошо видны со стен казармы. Он также перекрыл все дороги, ведущие в пуэбло, стремясь уверить всех, что суд, назначенный на утро, непременно состоится. Но прежде… ему предстояло навестить Диего де ла Вегу.

Сантьяго приблизился к казарме, и его без промедления впустили. Хидальго встретил его на ступенях кабинета, и они обменялись тихими фразами. Взяв фонарь, Хидальго повел его к камерам. Мягкий свет выхватывал из темноты дрожащую полосу у их ног. Сантьяго отпустил охранников, которые растворились в сумраке казармы. Диего подошел к решеткам своей камеры. Он хранил молчание, ожидая первого слова от Сантьяго.

Бернардо приблизился настолько, насколько позволяли стены. В тусклом свете фонаря темные глаза Сантьяго казались бездонными омутами. Бернардо едва сдержал дрожь. Сантьяго окинул взглядом обоих, а затем остановил свой тяжелый взор на Диего.

— Диего, мой юный друг, твой час настал, — начал он. — Завтра утром ты предстанешь перед судьей Ваской по обвинению в заговоре и государственной измене. До сих пор ты вел себя безупречно. Ты делал все, о чем я просил. И благодаря этому твой отец пока еще дышит воздухом свободы, — голос его стал жестче. — Но я предупреждаю тебя еще раз. Не пытайся защищаться от этих обвинений. Не выдвигай никаких обвинений, не приводи никаких доказательств от своего имени, иначе твой отец пострадает. Делай то, что я тебе говорю, иначе на кладбище появится еще одна свежая могила, вдобавок к твоей.

Диего не смог сдержаться.

— Как и новая могила для сеньоры Грасилии? — с горечью выплюнул он.

Бернардо бросил на Диего быстрый взгляд. Это было опасно.

— А, — протянул Сантьяго. — И как много тебе известно об этом?

— Достаточно, чтобы знать, что она умерла по вашему приказу, сеньор магистрадо.

Сантьяго посмотрел на Хидальго.

— Я всегда говорил, что Диего — умный молодой человек, капитан. Чрезвычайно наивный, но умный.

Хидальго почтительно склонил голову, соглашаясь с оценкой Сантьяго. Тот усмехнулся и повернулся к Диего.

— Если тебе угодно так думать, Диего, кто я такой, чтобы разубеждать тебя? — произнес он с издевкой.

Оба понимали, что дальше он не пойдет, не признает правду открыто. Но оба знали эту правду. Диего лишь стиснул зубы.

— Возможно, уход моей дорогой супруги убедит тебя в моей искренности касательно будущего твоего отца, — произнес Сантьяго.

Мысль о том, что Грасилию убили, чтобы преподать ему чудовищный урок, вызвала у Диего приступ ужаса:

— Вам не нужно было убивать сеньору, чтобы добиться моего повиновения.

Сантьяго повернулся к Хидальго:

— Видите? Умный, но наивный.

Хидальго кивнул, но промолчал. Снова обращаясь к Диего, Сантьяго произнес:

— Не льсти себе мыслью, что все происходящее имеет отношение к тебе. Просто сосредоточься на том, что ты должен сделать, чтобы обеспечить безопасность своего отца. Это все, что от тебя сейчас требуется.

Почувствовав облегчение, но отнюдь не успокоение, Диего произнес:

— Прошу вас. Умоляю. Ответьте только на один вопрос, сеньор магистрадо. Вы говорите, что я должен умереть, чтобы мой отец жил. Если мне суждено умереть, я должен хотя бы знать, почему, — он судорожно вцепился в прутья решетки. — Пожалуйста, скажите мне, почему.

Сантьяго расхохотался.

— Диего, в жизни есть вещи, на которые мы никогда не получаем ответов, тайны, которые остаются неразгаданными до конца. Боюсь, это одна из них.

Они с Хидальго разразились насмешливым хохотом, глядя на лицо Диего. Сантьяго быстро посерьезнел:

— Довольно. Я пришел сюда не для того, чтобы развлекаться за твой счет, Диего. Я просто хотел напомнить тебе о цене твоего провала, если ты не сделаешь то, что я велю.

Он пристально посмотрел на Диего.

Диего гордо вскинул подбородок.

— Если я должен умереть, чтобы мой отец жил, да будет так, — торжественно сказал он. — Но как я могу быть уверен, что вы выполните свою часть сделки, сеньор магистрадо?

— Сделки? Кто говорил о сделке, Диего? — развел руками Сантьяго. — Твоя смерть приведет в движение многие силы, и мне будет просто приятно оставить твоего отца в живых. Вот и все. Но я не настолько люблю твоего отца, чтобы он не висел рядом с тобой, если ты не исполнишь мое желание.

Ярость клокотала в Диего. Каждая клеточка его тела жаждала вырваться из заточения и сойтись с Сантьяго в поединке — на шпагах, на ножах, голыми руками. Костяшки его пальцев, вцепившихся в прутья решетки, побелели от напряжения. Бернардо, которого никто не замечал, был не на шутку встревожен. Не раз в прошлом ему приходилось обуздывать горячность молодого хозяина, когда требовался холодный расчет. Сейчас же ему оставалось лишь надеяться. И надежда его была вознаграждена, когда Диего вдруг увидел в темных глазах магистрадо тень смерти своего отца. Бернардо заметил, как Диего взял себя в руки, как шторм ярости отступил, сменившись непроницаемым спокойствием. Он беззвучно выдохнул с облегчением.

Сантьяго тоже уловил эту перемену в Диего, прилив и отлив бушующих эмоций. Его собственное тело, повинуясь инстинкту, напряглось… готовясь к чему? К нападению? Он был поражен тем огнем, который мелькнул в глазах Диего, таким чуждым его обычному облику тихого помощника. С усмешкой ослабил хватку на эфесе шпаги. Какую угрозу мог представлять собой Диего? Не владеющий ни шпагой, ни иным оружием, к тому же запертый в клетке под неусыпным надзором солдат. И все же что-то в реакции юноши настораживало его по неведомым причинам. Но довольно об этом. Пора заканчивать этот фарс.

— Идемте, капитан, — произнес он. — Я уверен, Диего понимает, что от него требуется, и я уверен, что он подчинится, ибо ему известно, что в его руках — жизнь его отца, Сантьяго одарил Диего ледяной улыбкой, наслаждаясь произведенным эффектом. — Спокойной ночи, Диего. Отдыхай. Завтрашний день должен оказаться... скажем так ... довольно тяжелым днем?

Смеясь, Сантьяго повернулся и пошел прочь от камеры Диего. Хидальго последовал за ним, по-прежнему неся фонарь, отбрасывающий причудливые тени. У колодца Сантьяго внезапно остановился, подняв руку, чтобы остановить Хидальго.

— Капитан, ваши люди все еще ищут Урести, не так ли?

— Да, магистрадо, — сказал Хидальго. — Я приказал им не возвращаться, пока не схватят Зорро.

В сумраке своей камеры Диего повернулся к Бернардо. Мозо тоже слышал все. Значит, самозванца зовут Урести.

— Какие районы вы им поручили обыскать? — спросил Сантьяго.

— Они прочесывают местность, где карета сошла с дороги. Я приказал им обшарить все в радиусе мили, чтобы найти хоть какие-нибудь следы преступника.

— Среди них есть опытные следопыты?

— Нет, Ваше Превосходительство. Фуэнтес остался здесь, в казарме. Боюсь, остальные ничего не найдут, — посетовал Хидальго. — Ваш человек умело заметает следы. Почти так же искусно, как в рассказах о настоящем Зорро.

— Почти? — весело переспросил Сантьяго.

— Да, Ваше Превосходительство, — улыбнулся Хидальго. — Я слышал, настоящий Зорро умеет исчезать бесследно, растворяться в воздухе. Но Урести следовало бы помнить, что его лошади нужны новые подковы. Если помните, даже глупый капрал, приписанный к этому гарнизону, нашел его след там, в горах.

— Да, — кивнул Сантьяго. — Попрошу Лосано заняться этим в ближайшее время. А пока, думаю, я позволю Урести навестить его маленькую сеньориту в Сан-Педро, как только закончится суд над де ла Вегой. Он хорошо послужил, и пора его вознаградить. Уже несколько недель он грызет удила, — Сантьяго усмехнулся. — Кто бы мог подумать, что такой крутой парень, как Урести, растает из-за какой-то барменши по имени Лолита? Я почти уверен, что, если бы ему пришлось выбирать между мной и его Лолитой, он выбрал бы ее, — Хидальго улыбнулся в ответ. — Я отпущу его на пару недель, а потом снова посажу на цепь. Эль Зорро еще не выполнил для меня всего, что должен.

— Вы думаете, он подчинится, магистрадо? — спросил Хидальго. — Он упрям, как бык.

— Ах, но у меня есть кольцо в носу этого быка, — возразил Сантьяго. — И давайте не будем забывать, что у вас с ним есть кое-что общее, мой дорогой капитан. В вашем прошлом было орлиное перо.

Хидальго невольно почесал нос, на миг погрузившись в раздумья. Заметив это, Сантьяго улыбнулся.

— Ну же, капитан. Вы не бык, как Урести. Вы скорее волк. Свирепый и сильный, но знающий, кто вожак стаи. И пока вы это знаете, мы будем прекрасно ладить.

— Да, магистрадо, — ответил Хидальго более серьезным тоном. Ему не нравилось, когда ему напоминали о его долге перед Сантьяго. И образ сеньоры Сантьяго всплыл в его памяти.

— Пока ваши люди не наткнутся на Зорро, все пойдет по моему плану, — продолжал Сантьяго. — Утром пошлите кого-нибудь на их поиски и верните их в пуэбло. Я хочу, чтобы каждый видел этих людей, чтобы люди знали, что я забочусь об их безопасности. Это также покажет им, насколько серьезна угроза Зорро проведению суда. Они будут еще больше впечатлены, когда суд завершится и де ла Вега будет осужден, несмотря на опасность.

— Да, магистрадо. Все будет исполнено в точности, как вы приказали, — ответил Хидальго.

Сантьяго кивнул, и Хидальго проводил его до ворот казармы. Как только магистрадо ушел, Хидальго приказал поставить еще двух охранников у камер заключенных. Двое солдат Хидальго подбежали и заняли свои посты. Удовлетворенный, капитан вошел в свои покои и захлопнул за собой дверь.

В полумраке камер Диего и Бернардо отошли вглубь и опустились на жесткие койки. Диего подался вперед, и Бернардо наклонился ближе, жадно ловя каждое слово. Сквозь решетку Диего прошептал:

— Ты слышал? Сантьяго говорил о фальшивом Зорро. Очевидно, самозванца зовут Урести.

Бернардо утвердительно кивнул в ответ.

— И у него есть подружка в Сан-Педро. Некая Лолита, — задумчиво произнес Диего. — Кажется, я ее знаю.

Заметив вопросительный взгляд Бернардо, Диего поспешно покачал головой:

— Нет, не в том смысле, что «знаю». Скорее, припоминаю, что видел ее в той маленькой таверне. Возможно, именно там и скрывался самозванец, когда мы искали его в горах.

Бернардо отрицательно покачал головой и жестом показал Сантьяго, а затем изобразил, как у кого-то в носу застряла цепочка, и его грубо тянут вперед.

— Ты прав, Бернардо. Сантьяго держит его на коротком поводке. Этот Урести, оказывается, был человеком Орла, а это дает магистрадо безграничную власть над ним. Все, кто работал на Орла, автоматически приговариваются к смерти. И еще кое-что. Сантьяго обмолвился, что даже капитан Хидальго когда-то служил Орлу. Ты полагаешь, что все люди Сантьяго — бывшие приспешники Орла?

Бернардо жестом показал Томасо, намекая, что тот тоже был одним из людей Орла. Диего задумчиво кивнул.

— Очевидно, наш дорогой магистрадо собрал вокруг себя целую стаю орлят, над головами которых висит дамоклов меч разоблачения. Они скорее выполнят любой его приказ, чем будут повешены, — Диего вздохнул. — Но все это не приближает нас к спасению. Это лишь подтверждает, что Сантьяго все продумал до мелочей. А я был так слеп, что ничего не замечал.

Диего откинулся на стену, глядя сквозь решетку во внутренний двор куартеля. Впереди была еще одна бесконечная ночь. Больше нечего было сказать, нечего было сделать. Оставалось лишь завтра предстать перед судом с остатками достоинства и молиться, чтобы Сантьяго сдержал свое слово и пощадил его отца. Это был единственный шанс. Он был уверен, как и подметил Бернардо, что любая попытка защититься или сбежать приведет к немедленной смерти дона Алехандро. Сантьяго даже не станет дожидаться предъявления обвинений, прежде чем расправиться с ним. А потом, не спеша, состряпает свои лживые обвинения, чтобы оправдать свой поступок, и ему поверят, так велика его власть над умами.

С тоской Диего поднял взгляд в поисках луны. Но ее привычное сияние было скрыто мрачными тучами, которые словно отражали смятение в его душе.

КОНЕЦ КНИГИ 2