Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Гровер

Часть 2

Он приземлился не на сосну, но ощущения были ненамного лучше. Под ним что-то загромыхало, а сверху его придавила Эмилия. Она, правда, быстро освободила его грудь и ловко спустилась с этой странной горы из посуды.

— Больно? — крикнула она ему снизу. — Извини!

— Больно, — простонал он совершенную правду и услышал её горький вздох. — Особенно заднице — она прямо в кастрюле…

Слава Салазару, последний из их троицы приземлился не на него, и быстро переместил раненого на пол, а затем на диван. Там парень прикрыл глаза, чувствуя, что земля крутится с непозволительной скоростью, словно куда-то спешит.

— Эмилия? — раздался низкий бас кого-то, кто бегом спустился с лестницы.

— Папа! — радостно закричала девчонка.

Последовавшие за этими возгласами всхлипы намекали на объятия, в которых Серафим не участвовал. Он в это время лечил его рану, стоя у дивана на коленях, и был максимально сосредоточен.

— Парень, ты как? — он тронул его за плечо.

Гровер отрыл глаза, дав понять, что в сознании. Рана затянулась, но кровь вернуть в него магия не могла, и гул в голове от слабости лишь нарастал. Говорить, как и вставать, совсем не хотелось.

Он находился в доме врага. Чувствовал, как под ним скрипят половицы, как воздух здесь пропитан жизнью, в которую его никто не звал. Что делать дальше, он не знал — редкое для него состояние.

Столько лет Броуди Целлер стоял у них на пути, рушил планы, обесценивал цели. Охота на него была бесконечной — одни маги тратили силы впустую, обманутые другими, теми, кто не желал его смерти. И теперь Гровер лежал здесь, внутри логова того, кто столько раз ускользал, заставлял их бежать за ним в никуда.

Растерянность парня буквально накрыла, словно волна, и он дал себя время подумать. Гровер был хитер и решителен, когда в нем плескалась вся его кровь, и точно знал, что как-нибудь выпутается.

Тот же бас сдавленно пробормотал:

— Спасибо…

— Пожалуйста, — холодно ответил Серафим.

Гровер перевёл на него внимательный взгляд. Этот человек когда-то оставил здесь свою дочь, желая ей спокойной жизни вдали от тёмных магов. В его окружении это понимали даже последние идиоты — в противном случае её бы воспитывали Гарри и Фрейя.

Сейчас он… действительно ничего не чувствует, когда девчонка срывается с места и с воплем «папа!» бросается к тому, кто им не является?

Однако выражение его лица оставалось неизменно равнодушным, словно окружающая действительность его не касалась. Наверное, требовались сверхусилия, чтобы растопить этот кусок льда.

— Я знаю, кто он, пап… — тихий голос Эмилии не дал беседе закончиться.

— Антонин имя ляпнул, — пояснил Серафим. — Вроде бы всё хорошо.

— Хорошо?! — вспыхнула девчонка. — В каком месте хорошо, не расскажешь?

Похоже, она окончательно пришла в себя, и её догнали эмоции, сдерживаемые всё это время.

— Ты меня просто схватил, не представившись!

— Это бы помогло?

Будь она действительно котёнком, можно было бы сказать, что её шерсть встала дыбом. Она буквально шипела и готовилась выпустить когти.

— А то, что ты Пожиратель, должно было мне там помочь?!

Серафим на мгновение потерял дар речи и лишь ткнул в сторону Гровера.

— А он, по-твоему, кто?

— Это другое!

— Твоя мать?

— Совершенно другое! Абсолютно! Понял меня?!

Тяжёлые шаги Броуди он почувствовал кожей — тот только сейчас заметил гостя на диване.

— А там… кто? — спросил он неуверенно.

— Друг, который спас мне жизнь, когда я упала в водопад и тонула! — Эмилия уже готовила почву для его защиты.

— В водопад… тонула… — пробормотал Броуди, и голос его заметно осип.

— Ты лучше расскажи ему, как ты туда попала!

— Потом! — рявкнула она с такой не по-детски суровой интонацией, что все невольно напряглись.

— Ты же его чуть не убила своей глупостью!

Повернув голову, он заметил, как на пороге топчутся еще трое мужчин не самого лучшего вида, словно потрепанные. Лица их выглядели счастливыми, по всей видимости, они были рады увидеть девчонку. Однако перепалка между ней и родным отцом была настолько громкой, что они просто опешили и не издавали ни звука.

Двое из них уставились на Гровера, полуголого и окровавленного, и их глаза с каждой секундой становились всё шире. Однако встревать в этот «тёплый» семейный разговор, где оба собеседника буквально надрывали связки, никто из них не осмелился.

— А ты кто такой, чтобы орать на меня?! — Эмилия уже не справлялась со злостью, её голос дрожал от эмоций, и она медленно двинулась вперёд. — Я тебя даже не знаю!

— Знаешь прекрасно! — выкрикнул Серафим и тоже шагнул ей навстречу.

— Имя твоё знаю, а тебя — нет!

Она вся напряглась, будто готовилась к схватке в рукопашную, и было ясно, что уступать в ней не собирается.

— Бросил меня, а теперь спасителя из себя корчишь?

— Я тебя оставил, но какое-то время навещал! Броуди что, плохой отец?

— Прекрасный! — выпалила она, едва не лопаясь от злости.

— Тогда хотя бы эта претензия… снимается?!

— Никогда!

— Логика, — пробормотал Гровер. — Железная.

— А ты там молча отдыхай, хорошо?! — сверкнула на него глазами Эмилия.

Троица в углу выглядела так, будто готова была сбежать. Один даже покраснел, словно школьник, ставший свидетелем слишком смущающей сцены.

— А ну-ка быстро прекрати кричать на него, иначе я тебя накажу! — внезапно подал голос Броуди.

Гровер услышал, как Эмилия сердито пыхтит, возмущённая, но после этого замечания вдруг воцарилась долгожданная тишина.

— Эмилия? — тихо окликнул её один из мужчин.

Она резко обернулась, и в следующий момент бросилась к ним, раскинув руки и на ходу вытирая слёзы. Пока она обнималась с новоприбывшими, Серафим молча удалился на кухню. Судя по звукам, скорее всего за водой — охладить разум и смочить горло после общения с буйным подростком. На время диван остался без присмотра и к нему подошел Броуди Целлер.

— Гровер Крам… — пробормотал он, пораженный.

В руках у него наготове была палочка, поэтому парень нащупал свою. Личность его была известна каждой собаке в стране. В Косом переулке, спасая Эмилию от Стражей, он прежде скрыл себя магией, но и это не помогло — выдал кулон. Гровер влился в систему еще раньше, чем в своё время отец, почти ребенком, и звание самого молодого бойца принесло ему популярность. Журналы любили печатать его лицо на обложках — так их лучше раскупала женская аудитория. Газеты же, особенно колонки происшествий, упоминали его не реже раза в неделю.

По всем признакам, хорошо известным боевым магам, убивать врага, спасшего дочь, он прямо сейчас не собирался. Мышцы его были расслаблены, а стойка не предполагала никаких выпадов.

— Как ты здесь… оказался? Совсем ополоумел?!

В ответ Гровер лишь сцепил пальцы за головой, всем своим видом демонстрируя пренебрежение.

— Кто тебя ранил?

Задавая свои бессмысленные вопросы, он жестикулировал рукой с палочкой, плохо справившись с удивлением от встречи. В самой наивысшей точке этого неосознанного размахивания раздался жуткий крик.

У Гровера чуть сердце не остановилось, он вздрогнул и схватился за грудь, наплевав на изящество позы — вопль был такой, словно кому-то живьем отрезали конечность, а он такие в своей карьере слышал не раз.

Эмилия превратно поняла намерение Броуди и фурией кинулась под палочку, закрыв Гровера своим телом.

Реакция отца поразила его не меньше — он закричал, словно в него попал шальной Круциатус, согнулся пополам и отшвырнул свою палочку к дальней стене. В наступившей после этого гробовой тишине было слышно, как она катится по дощатому полу.

Гровер вскочил, схватил Эмилию за плечи и заорал:

— Тебе ещё один запрет выписать?! Тебе было мало свалиться с обрыва?! Хорошо! Никогда не бросайся под палочки! Это новый запрет! Запомнишь?!

Она на него совсем не рассердилась, а просто… толкнула обратно на диван. В принципе — он не должен был упасть. Да что там упасть, такой боец не должен был пошатнуться. Однако его удивление от такого обращения с собой буквально свалило с ног.

Девчонка, несмотря на возраст, точно понимала, почему еще дышит и ходит по этой земле. Благодарность к нему придавала ей не только сил, но и уверенности.

— Обуйся хотя бы… — прошептал он, медленно приходя в себя. — Простудишься.

Парень раздражённо вздохнул, осознав, что в комнате повисла тишина. Никто не двигался — все замерли, слушая их разговор.

— Забыл, сколько на камень из тебя крови вытекло? — грозно спросила Эмилия, топнув ногой. — Лежи и не вскакивай! Завтра уйдёшь!

Внезапно вперёд шагнул рыжий бородатый мужчина.

— Она права, Гровер, — его голос был нарочито спокойным, почти доброжелательным. — Ты вернул нам Эмилию… Никто тебя не тронет, отдыхай. Мы все тебе благодарны.

В это время двое других буквально под руки уволокли Броуди и усадили где-то на кухне. Парень не понимал, что происходит, но догадался, что ласковый тон рыжего предназначался Эмилии. В этом доме никто не хотел, чтобы она еще раз повторила свой опасный кульбит.

Когда пространство освободилось, подошел Серафим. Он держался за голову, побледневший, и молча смотрел на дочь.

Эмилия нервно передёрнула плечами, но отвела взгляд, будто только сейчас осознав, в чём провинилась.

— А что было делать? — тихо спросила она.

Неожиданно маг опустился перед ней на колено и взял её за руку. Она попыталась выдернуть ладонь, но плохо старалась, и он её удержал. Серафим не произносил ни слова — это был самый немногословный разговор на памяти Гровера, но это точно был разговор. Он просто смотрел ей в глаза, а она не отрываясь смотрела в его.

— Ты сделала мне больно... — наконец прошептал Серафим, будто выдавливая из себя каждое слово. — Всем!

— Знаю… — пробормотала она. — Но я не хотела делать тебе больно. Никому… не хотела. Кричать на тебя я тоже… совсем не хотела.

Все в доме в этот момент смотрели только на Серафима. Живи в этом доме призраки, они тоже смотрели бы на него. Гровер чувствовал, что на его глазах оживает какая-то давняя семейная драма. Враги тоже жили, переживая свои драмы — и хотя ему было на них наплевать, он буквально слышал, как отчаянно бьётся сердце Эмилии. А вот оно точно не оставляло его равнодушным.

Маг заметил пристальные взгляды, отпустил её руку и поднялся.

— Иди переоденься, прими ванну… и обуйся.

— А… Гровер?

— Слушай, котёнок, я ж взрослый мальчик, — усмехнулся он. — Иди давай.

— Котёнок? — неодобрительно хмыкнул один из мужчин.

Броуди цыкнул на него и шагнул ближе.

— Эмилия, всё будет хорошо. Иди в свою комнату.

— Нет, — отрезала она. — Мне дед рассказывал, кто он такой… Вы можете его убить!

— Клянусь, дочка! — рявкнул Броуди, уже теряя терпение.

Она всё ещё колебалась.

— Я с ним посижу. Никто и близко не подойдёт, — спокойно сказал Серафим. — Дождусь тебя, а потом уйду по делам.

— Точно дождёшься? — она смотрела на него с сомнением.

— Обещаю.

— Ладно…

Она направилась к лестнице, но вдруг остановилась и обернулась.

— Он прыгнул за мной в водопад без палочки. А я уже… тонула. Хоть кто-то ему что-то скажет! — она погрозила пальцем собравшимся и скрылась наверху.

— Нам теперь что… любить его надо? — зашептал кто-то на кухне.

Похоже, теперь отдыхать можно было спокойно, не опасаясь встречи с Авадой. Гровер уже достаточно пришёл в себя, чтобы уйти, но что-то… мешало. К тому же он толком не успел поговорить с Серафимом, а ему чертовски хотелось понять, чем тот занимается у маглов. Этот человек одновременно и пугал, и притягивал своей загадочностью.

Однако Эмилия не заставила себя долго ждать. Она справилась со всеми делами за каких-то десять минут и слетела вниз по лестнице. Убедилась, что «герой» не пал жертвой света, и с облегчением выдохнула.

Принеся ему рубашку, она терпеливо дождалась, пока он её наденет, а затем практически спихнула Серафима с дивана и заняла его место. После чего снова взяла Гровера за руку и сочувственно спросила:

— Болит ещё?

Он отрицательно покачал головой, боясь издать хоть звук. Будучи по жизни веселым человеком, готовым смеяться не только над умирающими врагами, он боялся расхохотаться на весь дом и задеть её нежные чувства.

— Я должен идти, — сказал Серафим. — Когда вернусь, отправлю тебя домой так, чтоб путь сюда ты не запомнил. Дождись меня, хорошо?

Гровер снова кивнул, в глубине души надеясь, что маг задержится, а Эмилия не отпустит его руку до самого его возвращения.

В гостиной, якобы собираясь уходить, а скорее просто желая поглазеть на него, собрались те самые мужчины.

— Серафим… это… сделай что-то… Скажи ей!

— Что сказать, Монти?

Гровер резко повернул голову — брат Люциана его заинтересовал. В семье Гиббона имя этого человека было под строгим запретом. Табу, за нарушение которого можно было понести наказание. Хотя в пылу ссор с родителями его юный друг всё равно частенько попрекал мать именно им. Мальчишка был порочен до мозга костей, но даже он не понимал, как его распрекрасная мать могла забыть сына.

Как-то Люциан признался ему, что никогда бы не смог убить или даже ранить старшего брата, случайно встретив его, а вот про мать он сказать того же не может. Ведьме пришлось держать ответ за его предательство все последующие годы после исчезновения Монтенегро, и ей это сильно не нравилось.

Он однажды стал свидетелем неприглядной перепалки между Джиневрой и Сабриной, во время которой они чуть в волосы друг другу не вцепились. Сестра защищала брата, кричала, что у каждого есть право выбрать свой путь, а мать кричала, что Монти не имеет права ни на один. Они с Люцианом тогда по-тихому улизнули через задний вход, но в тот день он хорошо понял, почему тот за мать… не ручался.

Рыжий заметил его пристальный взгляд.

— Чего уставился… Гровер? — буркнул мужчина.

Имя он добавил, прежде зацепившись взглядом за Эмилию, которой точно не понравилось бы невежливое с ним обращение.

— С братом твоим дружу… Интересно! — честно ответил парень.

— Наслышан о нем, — проворчал Монти. — Мальчишка мне не брат. Он всего лишь продолжение её безумия…

— А Люциан считает тебя братом, — спокойно возразил Гровер. — Он говорил, что никогда бы тебя не ранил и принимает твой выбор. С матерью из-за тебя ссорится.

Незамысловатые слова буквально придавили мужчину, оказались слишком тяжелыми — он нахмурился и невидящим взглядом уставился в пустоту.

— Монти? — окликнул его Серафим.

Тот моргнул, выдохнул и глазами указал на руки тех, кто сидел на диване.

Гровер отвел взгляд и усмехнулся, пряча улыбку в спинку дивана.

— Ничего страшного! — махнул рукой маг.

Монти открыл рот, будто рыба, выброшенная на сушу, и круглыми глазами смотрел Серафиму вслед.

Отец девчонки понимал, что она еще наивна и не думает о какой-то симпатии, а просто держит руку того, кто спас ей жизнь и нуждается в её заботе. Подобного понимания в умах других жителей и гостей дома — не наблюдалось. Монти и его друзья передумали уходить и начали ходить мимо дивана, словно здесь им протоптали тропу. В какой-то момент, развлекаясь со страшной силой, он накрыл руку Эмилии своей, свободной. Не то чтобы так изгибаться было очень удобно, а бок слегка саднил, но взгляд Броуди того стоил. Казалось, он мысленно примеряет к его запястью мачете, и готовится его разрубить.

Сама Эмилия вообще ничего не заметила и продолжила весело щебетать о комнате в школе, где ночью кто-то стучал из-под пола, скорее всего русалки. А затем что-то о вечноцветущих розах, которые поддались её магии лишь в этом году.

— А где-ты живешь? — вдруг спросила она.

Ему пришлось включиться в беседу, поскольку розы его интересовали минимально, и он лишь рассеяно кивал, изображая внимание.

— Живу? — переспросил он, будто этот вопрос застал его врасплох. — В Лондоне, в апартаментах. У меня целый этаж. Места хватает…

— С семьей?

Гровер уже собирался соврать, но почему-то не смог.

— Меня в твоем возрасте из дома выгнали, — сказал он. — С тех пор живу один.

— Совсем один?! — ахнула она. — Кто выгнал? А как же… школа? Ты учился?

— Много пропускал, — выдавил он, но не стал объяснять причину. — Мать с отчимом выставили за дверь. Один дед предложил у него пожить, потом второй, потом третий… Отец, разумеется. Мне просто было удобнее самому.

— Три деда? — удивленно повторила она.

Ответить он не успел — на гору из кастрюль приземлился Серафим, но не один. Увидев, кого он тащит на себе, Гровер вскочил, освобождая диван и резко прекратил разыгрывать немощь.

Эмилия жалобно заскулила и закрыла рот руками, охваченная ужасом. Затем инстинктивно протянула их к ноше Серафима, повисшей у него на плечах, и догадка пронзила сознание Гровера.

— Скорпиус… — прошептала она.

— Броуди! — заорал Серафим. — Сюда! Быстро!

За несколько секунд возле дивана собрались все, но только Целлер и Долохов крепче сжали в руках палочки. Остальные замерли, будто не до конца понимали, что вообще можно сделать… с этим.

Гровер услышал странный вздох у себя за спиной и едва успел подхватить Эмилию — она без сил осела на пол. Никто даже не взглянул в её сторону — все взгляды были прикованы к тому, кто лежал на диване. И, черт возьми, это зрелище действительно требовало больше внимания.

Он поднял девчонку, отнес на второй этаж и, не выбирая долго, уложил на кровать в первой попавшейся спальне. Потеря сознания стала сном — это он обеспечил лично. А потом, не теряя ни секунды, побежал обратно вниз.

Скорпиуса Малфоя было сложно узнать — раны по его телу были такими глубокими, что через некоторые виднелись белые кости. Кровь окрасила не только рваную одежду, но и кожу. Пальцы были вывихнуты, ногти на них — сорваны. Правая нога переломана и, судя по всему, давно — рана уже запеклась, но выглядела не лучше. Он хрипел, изо рта шла пена, но зубов Гровер не увидел.

Глядя на окаменевшие лица присутствующих, затаивших дыхание, он еще раз убедился — тот, кто лежит перед ним, вовсе не друг, как думал отец.

— Так пытают Черные Стражи, — тихо сказал Гровер. — Оттуда не выходят живыми. Гарольд запретил… выпускать.

Серафим перестал колдовать, смывая кровь, и посмотрел Броуди прямо в глаза.

— Влиятельный маг освободил его… и передал мне. Тайно.

— Это ж… насколько влиятельный? — поразился парень.

— Гровер! — резко окликнул Долохов. — Где печать сейчас? На руках нет!

Авторитет Серафима действовал на него странным образом, и парень пересилил себя, хотя помогать предателю хотел в последнюю очередь.

— Отойдите, — коротко бросил он.

Маги нехотя расступились, а он подошел к Скорпиусу и пальцами нащупал в складке кожи на шее свинцовую печать. Гарри Снейп не со всеми делился тайнами регенерации, скорее только с узким кругом доверенных. Поэтому создал для Черных Стражей амулеты-капканы, невидимые снаружи, но вонзавшиеся в тело острыми «лапками» и отравлявшие кровоток. Гровер был в восторге от этих штук и сам прикрепил… не одну.

Он с силой выдернул печать и раздался влажный, липкий звук — словно рвали плоть. Маги поморщились, а самый худой из них, которого парень прозвал «заморышем», сел на корточки и закрыл лицо руками. Судя по звукам — мужчина заплакал.

— Теперь всё затянется, но не сразу… — прошептал он. — Чего таращитесь? Поняли, откуда знаю? По головке погладить?

Броуди шагнул к нему, но голос его прозвучал почти мягко:

— Мы боремся за то, чтобы такие дети, как ты, не захлебывались чужой кровью с ранних лет. Ты — ещё одна жертва, Гровер.

— Хреново у вас выходит, — пробормотал тот и отступил от дивана. — По опыту говорю… А вы почему застыли? Лечите, живее!

Раны, оставленные Черными Стражами, могли заживать месяцами, но затянуть самые страшные, запустить процесс сращивания костей — можно было уже прямо сейчас.

Когда лечение было закончено, Серафим поднял руку.

— Послушайте меня внимательно! — его голос прозвучал гулко, словно в пустом зале. — Утром здесь будут Стражи. Пожиратели. Верные бойцы милорда. Ваше местоположение раскрыто. Скорпиус не выдержал допроса. У вас есть один час, чтобы собрать всё ценное, предупредить своих — и уехать. Потом начнут прочёсывать местность.

Гроверу показалось, что он слышит звон — так разбивалась их жизнь. Он уже битый час не понимал, почему не убьет здесь всех, кроме Эмилии и Серафима, но душу всё равно накрыл странный туман. Никто из присутствующих не выглядел ни довольным, ни счастливым. На их фоне он, даже раненый, блистал, словно бриллиант в гончарной лавке.

За что они так отчаянно дерутся? За какой-то там… свет? Да что это вообще значит, черт их побери?!

Никто не кинулся складывать чемоданы. Глаза у всех остекленели от шока, а ужас сковал тела.

— Куда же мы… отправимся? Папа?

Нежный голос Эмилии выдернул его из раздумий. Она стояла на втором этаже и, похоже, слышала всё, что сказал Серафим. По её лицу текли слёзы, и Гровер сжал зубы. Розы не дождутся хозяйки…

— Эмилия, у нас есть другой дом, — уверенно ответил Целлер. — Далеко… но зато безопасный.

— Ты же сам говорил, что он не так уж и безопасен? — тихо уточнил "заморыш".

— Барти, не начинай! Думаешь, легко было подготовить хотя бы это место? Усилим защиту!

От понимания того, что этот заплаканный дрыщ с трёхдневной щетиной, сын того самого могучего Бартоломеуса Крауча, парень чуть не споткнулся на ровном месте. После чего постарался взбодриться и расправил плечи. Еще парочка таких открытий — и он, пожалуй, начнет их жалеть.

Тем временем Монти начал сомневаться:

— А это тоже… влиятельный маг тебе сказал, Серафим?

— Он, не веришь?

— Не сомневайся, Монти, — отозвался Броуди, сидя в кресле и глядя в потолок. — Знаю этого мага.

— Собирайтесь! — рявкнул Долохов и все зашевелились. — Барти, ты со мной. Помнишь?

Крауч замер у выхода на неприлично долгий срок, словно ему не перемещение предложили, а что-то большее, но вскоре кивнул даже с каким-то воодушевлением и скрылся за дверью.

Внезапно Броуди резко поднялся.

— С тобой не только он, Серафим.

— Не понял?

— Нам нужен год, чтобы изменить дороги сюда. Сможем приступить, когда чужаки схлынут.

— Год… хорошо, — Серафим кивнул. — А кто со мной?

Броуди сглотнул и взглянул наверх, где всё ещё стояла Эмилия, безвольно опустив руки вдоль тела.

— Дочь, раненый и… спасённый, — он кивнул в сторону дверей. — Барти тебе с ней поможет.

Долохов покачал головой.

— Твоя дочь, предатель и враг, — прошептал он, выделяя каждое слово.

Целлер резко бросил:

— Справишься. А Скорпиуса я заберу к себе, как только он выздоровеет.

— Нет, папа! — крик Эмилии разрезал тишину.

— Детям и слабым там места нет, прости, — сказал Броуди, не поднимая глаз.

Исподлобья он взглянул лишь на Серафима.

— За пятнадцать лет никто не нашёл твоего следа — ты как тень без хозяина. Тебя учил не просто сильный маг, а мы — совсем не такие. Ты сам сказал, что отдал её мне? Забирай!

Девчонка рванула вниз по лестнице, но Гровер среагировал быстрее. Он подхватил её и легко поднял обратно.

— Эй, не лапай её там! — взревел Броуди.

— А ну тебя, грозный какой… — отмахнулся парень. — Эмилия, не заберешь самое ценное сейчас — потеряешь! Тебе помочь?

— Колдографии… можешь вынуть? Из рамок… — голос дрожал, и в целом был какой-то безжизненный.

Он мягко сжал её плечо и кивнул. Это было меньшее, что он мог для неё сделать.

Когда он вернулся вниз, все уже были готовы. Обсуждали массовую аппарацию из замка. Судя по всему, домов было два, и в них жило куда больше людей, чем казалось.

Серафим поднялся с дивана и подошёл к Гроверу.

— Ты тоже со мной.

— Это ещё… зачем? — возмутился Броуди.

Не обращая на него внимания, он пояснил:

— Опасно отсюда в магический мир… в твой мир особенно. Известные пути под колпаком. От меня домой вернешься. Не хочу, чтобы ты оказался на месте Малфоя...

Парень заботу оценил.

— Только пальцем её… — зашипел Целлер.

Серафим шагнул вперед и почти закрыл Гровера собой.

— Мне это надоело, Броуди… Ты думаешь, я чем-то от него отличаюсь? Тебе удобно так думать? — голос был твердым. — У нас одинаковые метки на руках. Поэтому раз доверяешь мне, то придётся доверять и ему.

— А если она… — выдавил из себя Целлер.

— Ну она же… ушла? — маг горько усмехнулся. — Поздравишь и не повторишь ошибки другого. Ясно?

В этой напряжённой атмосфере слова казались лишёнными смысла.

Гровер только закатил глаза:

— Всё? Наговорились?

Эмилия сама не вышла — слишком много на неё навалилось за один день. За ней пошел Целлер, и ему пришлось её тянуть силой.

Серафим за эти часы знакомства стал не незнакомцем, а слегка знакомым незнакомцем. Всё таким же отстраненным, холодным и не самым приятным. Каждый в своем окружении может найти людей, вызывающих страх, но не каждый захочет жить с ними под одной крышей.

Она цеплялась за шею Броуди до последнего, буквально повисла на ней. Когда они, наконец, вышли за двери и пошли к границе — стала падать на колени и кричать. Гроверу ни с того ни с сего показалось, что она что-то предчувствует, и сердце ёкнуло. Захотелось её как-то утешить, но она прощалась с близкими на целый год, и мешать он не стал.

Он скоро вернется домой, в шикарную постель с шелковыми простынями. Завтра к нему на огонек зайдет поболтать отец, который никогда не оставлял его дольше, чем на неделю. Они съедят каких-нибудь деликатесов, запьют самым лучшим вином, повздыхают над судьбой дурачка Скорпиуса, променявшего комфортную жизнь на мираж. А вечером нагрянут красивые девушки и друзья…

Эмилия же будет просто плакать в незнакомой комнате, и бояться не только нового отца, но и за жизнь старого. Она будет скрываться долгие годы, даже без веских на то причин. Просто потому, что взрослые какого-то черта решили, будто ей лучше не жить в мире милорда. Знай он, что всё обернется именно так, он бы оставил девчонку у деда.

— Папа, я так люблю тебя, не отдавай меня…

Эти слова сделали Целлеру больно, и парень отвернулся, чтобы не видеть его лица таким. Мужчина посерел и постарел на глазах. Они все перестали быть персонажами отчетов и сводок. Ожили, словно кто-то вдохнул жизнь в застывшие иллюстрации.

Гровер знал, что время пройдёт, и эта абсурдная история забудется. Что в конечном итоге у него не останется выбора, кроме как искать его и бороться с ним. Он хотел бы, чтобы глава «чистого» крыла грязнокровок остался в его памяти... опасным и сильным.

— Эмилия, ему и так плохо! — голос заморыша тоже дрожал.

Молчавший Серафим просто спокойно смотрел вдаль, и он подумал, что тот в принципе очень редко что-то чувствует. Куда ему в дом… подросток?

Собравшись, девчонка вдруг перестала всхлипывать, подошла к отцу, обняла еще раз и сделала шаг назад, который ей явно тяжело дался.

— Всё будет хорошо, папа…

— Слушайся его, хорошо, дорогая?

— Конечно, не сбегу, не волнуйся…

Зеленые глаза блестели от слез, сама она шаталась, но всё равно взяла себя в руки, чтобы не делать больно дорогому ей человеку.

Броуди стоял на коленях, девчонка всё же не выдержала и еще раз приблизилась, погладила его по голове, с усмешкой дернув за хвост. Затем бодро отбежала к ним, делая вид, что готова. Скорпиус не держался на ногах, но Крауч его поддерживал, и в целом они действительно были готовы. В последний момент парень заметил, что Серафим организовал им не простую аппарацию, а прежде начертил в воздухе руны, и понял, что сейчас окажется на другом континенте.

Когда магия начала работать, он схватил Эмилию за руку. Сжал так же, как тогда, когда они лежали на камне, радуясь тому, что солнце всё ещё может их согревать.

* * *

— Это… что? — заморыш прям дословно озвучил крутившийся у него в голове вопрос.

— Это мой дом, Барти! — прошипел Серафим, подталкивая вперед всех, до кого мог дотянуться.

Перед ними возвышалась бетонная коробка — грубоватая, угловатая, сложенная из серых блоков. Два этажа, огромные окна от пола до потолка, идеально ровные линии. Почти безликая, тоскливая, но шарм в ней всё-таки был.

— Эмилия, а мой дом лучше, — он усмехнулся и подмигнул девчонке. — Хочешь посмотреть?

Скорпиус недобро зыркнул на него единственным не заплывшим глазом, Барти замер, перестав идти вперед, чем взбесил оглядывающегося куда-то Серафима, а парень остался доволен произведенным эффектом.

— Покажи… — прошептала девчонка без задней мысли.

От увиденного у неё рот открылся — она таких домов не видела и, судя по её виду, была согласна не видеть до конца своих дней. В её мире дома должны были дышать, жить, напоминать о комфорте. Здесь же, кроме газона и чахлого куста возле почтового ящика, ничего не радовало взгляд и не шло ни в какое сравнение с её садом.

— Через пару лет, если буду жив, покажу, — он грустно вздохнул. — Не стой — иди… Папаша твой прям спешит всех спрятать… Серафим, случилось что?

Маг нервно закидывал гостей внутрь, едва ли не швыряя их через высокий порог. Малфоя он толкнул особенно рьяно — тот чуть не упал и выдал длинную, явно нецензурную фразу.

— Живее! — отрезал Серафим, махнув им рукой.

Эмилия изо всех сил пыталась сдержать истерику — дышала часто, сжимала губы, но… не смогла. В следующую секунду она уже бросилась ему на грудь и разрыдалась. Он замер от неожиданности, машинально раскинув руки в стороны, не понимая, куда их приткнуть. Не заключать же её в объятия на глазах Серафима?

В итоге он лишь скромно провёл ладонью по её мягким локонам — и этим на данный момент ограничился. Скромность, надо сказать, была ему не свойственна, особенно в вопросах обращения с девчонками, так что он почувствовал за себя лёгкую гордость.

Отец Эмилии не тревожился — парень чувствовал это. Тот доверял ему, и на то было немало причин. Он был сыном своего отца, а значит, человеком неслабым ни телом, ни духом. Он спас его дочь, рискуя собственной жизнью, а такой долг не забывается. Наконец, их объединяли одинаковые метки тьмы — знак принадлежности к одной «стороне», общей судьбы и схожего взгляда на мир. Этому магу Гровер доказал делом, что может быть ответственным, если сильно захочет.

Из дома с воплем вылетел Крауч, которому парень в принципе и не собирался что-то доказывать. Заморыш явно собирался наброситься на него, прежде отодрав от его груди Эмилию. Выпученные глаза несчастного намекали на бешенство, но Гровер мог только смеяться. Остановить этот ходячий скелет можно было и без палочки — просто выставив вперед палец.

Эмилия отреагировала на вопль и обернулась, но сказать ничего не успела.

— Капитан! — раздался громкий, уверенный голос за их спинами.

Барти резко затормозил, уже занося кулак, но в последний момент спохватился и с невозмутимым видом потянулся к воротнику рубашки Гровера, будто поправляя его. Тем не менее, другой рукой он незаметно притянул Эмилию ближе к себе.

Краем глаза парень заметил, что Серафим опять посмотрел на небо. Видимо, это был своеобразный признак паники, и по-другому выразить её он просто не мог.

— Алан, — маг коротко кивнул, встретившись взглядом с приближающимся человеком. — Ты не в офисе?

Не дожидаясь ответа, он сошёл со ступенек навстречу молодому худощавому мужчине с короткой стрижкой. Тот явно появился из магловской машины, оставленной чуть дальше по улице.

Он был скромно одет, по любым меркам — белая футболка и синие штаны с белой обувью. Дружелюбно улыбался, словно немного стесняясь, и в целом угрозы, вроде бы, не представлял. Серафим всё равно мгновенно помрачнел, словно туча, надел свою фирменную бесстрастность, и в его строгом облике нельзя было рассмотреть даже намек на приветливость.

Встреча подчиненного и начальника угадывалась очень легко. Как назло, из дома, подивившись своему в нем одиночеству, высунулся Малфой, чьей физиономией сейчас было удобно пугать непослушных детей. Тем не менее все до единого понимали, что перед этим самым Аланом, как и перед другими маглами, им надо вести себя осторожно.

— Какой офис? Вы ж пропали! — Алан качнул головой и хмыкнул. — На вас ориентировку вчера выписали.

— Куда… я пропал?! У меня отгулы за свой счет!

— Да шучу я, — магл рассмеялся и с любопытством перевёл взгляд на Эмилию. — Просто проезжал мимо, решил заехать, проверить, всё ли у вас хорошо... Всё-таки первые отгулы за сколько лет? Десять? Двенадцать?

— Ты живешь в пригороде, с другой стороны. Два часа езды, если без пробок.

— Ну так я ж и говорю — мимо ехал! — почему-то обрадовался Алан. — Гостей встречаете? Отмечаете что-то?

Взгляд его скользнул по руке Гровера, и тот не успел её спрятать. Пожиратели никогда не демонстрировали метку первым встречным, но сейчас на нем была чужая рубашка. Черная, как и старая, но с предательски коротким рукавом.

Магл жадно скользнул взглядом по рукам Барти и Скорпиуса, но тем с одеждой повезло больше. Заморыш кутался в свитер даже в жару, а предплечье Малфоя скрывала ткань реглана.

— Родственников пригласил погостить, Алан, — сказал Долохов. — Всё нормально, не беспокойся.

Мужчина засунул руки в карманы, сделал шаг к Гроверу с Эмилией и нарочито небрежно поинтересовался:

— А вы капитану… кем приходитесь?

Гровер сделал вид, что немой и глухой, а такие маглы точно бывают, но Эмилия испугалась вопроса и самой ситуации. Сначала взглянула круглыми глазами на него, затем на заморыша, а после даже на Серафима, словно искала поддержки.

Отец решил сократить дистанцию между собой и гостем и быстрым шагом подошел сам.

— Это моя дочь, Алан, — тихо произнес он с нотками раздражения в голосе. — Мы все устали с дороги и…

Магл моргнул и чуть не присел от неожиданности.

— Дочь? У вас есть… дочь?!

Удивление его было такой силы, что присутствующие ощутили неловкость. Гровер не знал, кем маглы считали своего начальника, но по неведомой причине точно не человеком, способным зачать детей. Он бы с удовольствием расхохотался, но Эмилия была такой печальной, словно только сейчас осознала, что у неё два отца, и жить ей теперь с тем, кого она не любит и не знает, и парень воздержался от смеха.

В целом Алан что-то вынюхивал, и заявлял об этом Серафиму без обиняков. Всё его поведение было слегка вызывающим, хоть и вежливым.

— А вы… молодой человек… гот? — он указал пальцем ему на кулон. — Украшение еще у вас интересное…

Гровер взглянул на Серафима, но тот еле заметно покачал головой, запрещая превращать наглеца в жабу. Видимо, применять магию на нем в принципе было нельзя.

— Парень моей дочери, — процедил маг таким тоном, словно готовился выпить кровь наглеца. — Ты на работу не спешишь, Алан?

— Не-а, — тот беззаботно пожал плечами. — У меня больничный… А вы у него удостоверение личности спрашивали? Состава преступления точно нет? Мы, случайно, не ровесники, парень? Или я на годик другой старше?

Парень глубоко вдохнул, с шумом выдохнул, и снова посмотрел на Долохова, получив всё тот же молчаливый запрет на какое-либо уничтожение настырного визитера, полное или частичное.

— А вы? — внезапно переключился Алан на Барти.

Тот среагировал быстрее:

— Кузен.

— А блондин у дома? — кивнул магл в сторону Скорпиуса. — На вас похож, капитан… Он себя хорошо чувствует?

— Брат, подрался немного, оклемается, — снова ответил заморыш, взяв на себя роль писателя легенд. — Мы пойдем, Серафим? Вещи разложить надо, приготовить чего-нибудь…

— Сколько родственников… где ж вы столько лет прятались? — пробормотал Алан, но ответа не получил.

Долохов буднично кивнул, разыгрывая гостеприимство:

— Конечно, занимайте свои комнаты. Сейчас электричество подключу.

Гроверу ничего не оставалось, кроме как пройти в дом, чего делать совсем не хотелось. Он еще не знал, как Долохов поступит с его памятью, и узнавать всё больше подробностей о месте, где теперь будет жить аж два врага, один из которых гнусный предатель, казалось попросту лишним.

Пройдя пару метров, он услышал возмущенный голос магла:

— А газон у вас почему никто не стрижет?!

— Искусственный.

— Он растет из земли!

— Новейшая разработка.

Серафим положил руку на плечи магла, отчего тот растерял всякую наглость, и мягко подтолкнул его к дороге.

— У вас взрослая дочь.

— Это констатация факта?

— Ой… Хотел сказать — красивая!

— Снова язык подводит?

— Премию вы с меня уже сняли!

— Да? — маг разочарованно вздохнул. — Жаль.

— До свидания…

— До свидания, Алан.

Внутри дом оказался почти безжизненным: строгие чёрно-белые тона, кирпичные стены без штукатурки, полированные поверхности и мягкая белоснежная мебель без малейших следов использования. С потолка на длинных цепях свисали одинокие лампочки, явно непредназначенные для яркого освещения, — всё здесь словно подчёркивало, что владелец не стремился сделать это место уютным.

Эмилия быстро поднялась на второй этаж, открыла двери, на которые указал Серафим, и скрылась за ними.

Хозяин дома тем временем помог Скорпиусу устроиться на тот самый белоснежный диван, хотя пока что не сказал ему ни единого слова. Тем не менее взгляды, которые он украдкой бросал на блондина, были чуть живее тех, что доставались всем остальным. Похоже, что маг еще не решил, как к нему относиться, и их общее прошлое волновало ему душу.

Воспользовавшись этим моментом, к Гроверу, спокойно рассматривающему странные картины на стенах — кляксы, оставленные явно больным разумом, — подлетел Барти.

Он ткнул ему пальцем в грудь и прошипел:

— Не распускай руки, Крам… Думаешь, я не понимаю, что ты задумал? Породниться с кумиром хочешь? Он мёртв! Какая тебе выгода от его поганой славы?

Усмехнувшись, парень захотел его подразнить.

— Если я тебе расскажу, что задумал — ты покраснеешь, о мой маленький стареющий друг…

— Ты насквозь гнилой, ещё и развратник! — парировал Крауч, сузив глаза. — Но ничего, я останусь здесь с ней и обязательно расскажу, в чём тебя обвиняют те бедные девушки…

Гровер чуть не задохнулся от ярости — кровь ударила в голову, и он потянулся к палочке.

— Только заикнись о них в её присутствии — превращу твою худую шейку в спираль. Не веришь? Проверь!

Оба всё же выхватили палочки и наставили друг на друга. Гровер был готов разорвать заморыша зубами, а после в третий раз похитить Эмилию. Пусть даже он сам не до конца понимал свои чувства, а про планы шутил, страх потерять её доверие пугал его сильнее любых заклинаний.

Крауч мерзко ухмыльнулся, бросил короткий взгляд наверх и лениво протянул:

— Ага, значит, это всё правда… Эмилия? Где ты там?

Гровер вдруг отчетливо понял, что сейчас… просто убьёт.

Разумеется, такие планы Серафиму понравиться на могли. Он сковал их движения и устало вздохнул.

— Чокнутые… — проворчал Малфой.

— Идиоты… — согласился Долохов.

Сверху раздался возмущённый голос:

— А здесь нет комнаты… со стенами?! В это окно меня из Лондона видно!

— Есть! — также криком ответил Серафим и шагнул было к лестнице.

После чего замер, посмотрел на палочки в руках двух противников, и сделал шаг к ним. Затем снова поднял голову вверх, опустил взгляд на Малфоя, который на всякий случай тоже вытащил палочку и теперь выглядел подозрительно решительным.

— Мне срочно нужен кто-то… другой, — пробормотал он и стремительно направился к входным дверям. — Ал-а-а-ан!

По всей видимости магл действительно шпионил, поскольку показался в проеме почти сразу и немного пристыженный.

— Курил просто… тихий район… птички… Звали?

— Нет, в шутку кричал, — буркнул Серафим.

— Смешно, капитан…

— Чего не смеёшься? — с неожиданной серьёзностью уточнил маг и хлопнул себя по лбу. — Ах да, премии-то уже нет… Ладно, проходи!

Гровер с удивлением понял, что Серафим может шутить. Пусть и над кем-то, втаптывая в грязь, но это уже было что-то.

Как только магл переступил порог, чары рассеялись, и руки вновь обрели свободу. Никто не сговаривался, но все молниеносно спрятали палочки.

— Стой… вот здесь, — скомандовал ему Долохов. — Не уходи.

— Стоять… между этими милыми парнями? — переспросил тот с насмешкой.

Гровер закатил глаза, демонстрируя свое презрение маглу. Ничтожное существо подтрунивало над ними, ведь лица «милых парней» сейчас выглядели как угодно, но точно не мило.

— Да! — рявкнул маг.

— Это приказ?

— Приказ! — выдохнул он, явно устав от представления. — Не бойся… Они безоружные. Правда, парни?

— А смотрят так, будто бы до зубов…

— Тебе кажется, Алан.

На втором этаже, у стеклянных перил, появилась Эмилия. Она явно собиралась что-то спросить у Серафима, но замерла с открытым ртом, увидев магла.

— Где же она… папа?

В комнате повисла напряжённая тишина. Все маги замерли, но Серафим лишь вытер со лба пот и глубоко вдохнул.

— Иду!

— У вас паническая атака, капитан?

— У меня? — тот ошарашенно моргнул. — С чего ты взял?

— Ну, вижу паническую атаку — говорю «паническая атака»… Не говорить?

— Нет! — заорал маг так, что все вздрогнули.

— Ладно, чего вы нервничаете, — пробормотал магл. — Усилится ещё не дай бог…

Долохов, прорычав что-то себе под нос, резко развернулся и взлетел по лестнице.

— Это мой любопытный стажёр… Улыбайтесь засранцу!

— Я уже детектив! — возмутился Алан.

— Ещё слово — и ты стажёр!

Ответом ему послужила многозначительная тишина, но долго она не продержалась.

— Ну? А чего не улыбаетесь?

Не выдержал даже Малфой и что-то простонал, отвернувшись и положив руку на голову. В этот момент рукав спал вниз, явив миру метку.

Магл так обрадовался, что чуть не подпрыгнул:

— Тайное общество! Обряды всякие практикуете, да? Экстрасенсорика?

Маги переглянулись, на мгновение позабыв о своих разногласиях — каждому хотелось вышвырнуть Алана к чёрту, но хозяин дома назначил его предохранителем магических проявлений, и с этим надо было считаться.

— Мы безоружные, — негромко напомнил им Гровер.

— Да помню я… — протянул Алан с явным подозрением.

Крам ухмыльнулся ему так криво, что едва не вывихнул челюсть.

Вскоре Серафим спустился вниз с бумажкой в руках.

На молчаливый вопрос Барти он ответил:

— Теперь ей стены подходят… У вас без происшествий?

— Слава Салаз… всё путем, — ответил Гровер. — Можно к Эмилии?

— Можно, — вздохнул он, не обращая внимания на готового взорваться Крауча. — Быстро давай.

Алан, словно что-то вспомнив, вдруг обернулся к нему:

— Парень, серьёзно, сколько тебе лет?! Серафим… а вашей дочери?

— Вот-вот… — буркнул Крауч, опасно сузив глаза. — Гровер, ты помнишь, что я могу?

— А ты… помнишь? — тот ухмыльнулся и медленно провёл рукой по своему горлу, отступая к лестнице.

Серафим в этот момент повернулся к Алану, и его голос стал монотонным, словно он зачитывал прогноз погоды:

— Алан, послушай меня… Твою сестру не вывозили с фермы — её труп скормили свиньям. А их, в свою очередь, переработали на мясные изделия. Останков нет, к сожалению.

Маг передал Алану жёлтый квадратный листок.

— Убийца забрал только синего медведя, в одном ботинке. Он погиб в автокатастрофе через неделю. Но машина с игрушкой еще хранится, как вещдок. На утилизацию пойдет месяца через три, может позже. Вот тебе номер…

Глухой удар тела об пол был предсказуем.

Гровер медленно подошел к притихшим мужчинам и заглянул Долохову в лицо:

— Знаете… А ведь деду ещё не поздно вернуть. Не хотите?

Странное дело, но ни Малфой, ни Крауч не нашли в себе сил с ним спорить — только молча моргали, глядя на совершенно озадаченного их поведением Серафима. В этот момент парень впервые отчётливо понял, что значит эпитет «бездушный», которым этого мага так часто хвалили. В его окружении младшего Долохова уважали за отсутствие сомнений в деле истребления врагов, силу магии и ледяное хладнокровие. Всё это, конечно, не было редкостью среди тёмных магов, но сейчас он видел, как эти качества сочетаются, создавая… звенящую пустоту.

Скажи ему кто-то о такой смерти сестры — он бы не то что в обморок упал, он бы подох прямо на месте. Пусть с самой младшей он был не знаком, но шаловливую пятилетнюю Алоиду — дочь отца и его постоянной любовницы — обожал трепетной братской любовью.

Детектива внезапно стало жаль, словно он из забавного зверька превратился в настоящего человека. Малфой с кряхтеньем, но бодро поднялся — настала его очередь освобождать диван — другие просто очнулись. Барти отлеветировал магла, Гровер вернул ему сознание, Скорпиус откуда-то добыл воду, а поникший Серафим стоял в стороне.

— Держи! — Малфой сунул Алану в руки стакан.

— Ты как? — спросил Барти.

— Что случилось? — к ним незаметно подошла Эмилия.

Алан взял стакан, но невидящим взглядом уставился в стену, будто вокруг него никого не было.

— Мы никому не сказали… про один ботинок, — выдавил он. — Когда она его в последний раз переодевала, он под кровать закатился…

Гровер чувствовал, что магл не обвиняет, а вспоминает, но Серафим не так понял.

— Ну, знаешь ли!

Он подошел к нему и грубо схватил за запястье, после чего дотронулся до палочки. Магл выгнулся на какое-то время, словно в него что-то вселилось, а потом… закричал.

Эмилия закрыла уши руками, и Гровер совершенно неосознанно притянул её к себе. Правда, до этого опять никому не было дела. Все почувствовали боль Алана, словно свою, и поняли, что именно тот увидел.

Серафим не просто раскрыл безутешному брату правду, он сковырнул рану, разорвал её в клочья, позволил маглу своими глазами увидеть трагедию, а значит — стирать память не собирался. Он зачем-то впустил Алана в свою жизнь, и с долей сожаления Гровер подумал, что им тут и без него будет весело.

Он вывел Эмилию во двор, чтобы попрощаться, и сказал:

— Эмилия… Тебе надо будет позаботиться не только о себе. Справишься?

— Я всегда о них забочусь, — улыбнулась она. — Это же я Барти каждое утро кормлю!

— Тебе нужно позаботиться о Серафиме, котёнок, — Гровер кивнул в сторону дома. — Друзья твои справятся. А вот он... сложная личность. Не отталкивай его, хорошо?

Она вдруг помрачнела, отвела взгляд.

— Впервые так сильно хочется… к маме.

Он ничего не сказал, догадавшись, что Эмилия призналась в самом сокровенном чувстве, грызущем душу живьём, и добавить ему нечего.

— Позови, если совсем сложно станет, — он вложил ей в руку полупрозрачный листок. — Тебя учили, что мой мир темный и кровавый… Это правда! Система очень строга! Но в этом мире полным-полно магов, готовых тебе помочь…

— Хорошо, я позову… — прошептала она.

— Точно? Не постесняешься?

— Нет… А ты… уходишь насовсем?

— Маловероятно, что твой отец позволит мне приходить в гости, — он грустно усмехнулся. — Да и зачем я тебе? У тебя начинается новая жизнь, котёнок. Скучно не будет!

— Вместе всегда веселее… — пробормотала она, пристально глядя ему в глаза.

Серафим выглянул из дома, бросил на них быстрый взгляд и жестом подозвал Гровера.

— На задний двор. Там никто не увидит.

Вдвоем они прошли мимо Крауча и Малфоя уверенным шагом, и Гровер не повернул к ним головы.

Аппарацию маг готовился провести на веранде без козырька, пустой и безжизненной, где жар от раскаленного солнцем бетонного пола обжигал ноги.

— Серафим, а можно мне…

Он перебил сразу.

— Можно! Если будешь добираться сюда магловским транспортом из соседнего города. Выполняя все мои инструкции до единой.

— Без вопросов! — сердце чуть в пляс не пустилось.

Усмехнувшись своим мыслям, маг покачал головой.

— Тоже её защищал, как ты… Кидался под любое заклятие. А потом ошибся и…

— Мериду?

Маг положил руки ему на плечи.

— Ты умный и правильно считаешь меня ненормальным, Гровер.

— Я не…

— Перестань… — прошептал Серафим и скривился.

Он взглянул через стеклянную дверь на Эмилию, застывшую у противоположного входа, и продолжил:

— Скажу один раз… Если вдруг, когда-нибудь в будущем ты и моя дочь…

У Гровера чуть коленки не подкосились.

— Не будет этого! Вам не о чем волноваться!

— Ты дашь мне договорить или тебе рот зашить?! — он сжал его плечи.

— Простите…

Серафим приблизился вплотную, и его голос опустился до шёпота:

— Если в очень далеком будущем ты и моя дочь будете вместе… Не будь таким ненормальным, как я. Не совершай моей ошибки, не отпускай!

* * *

Упав на свою огромную кровать под балдахином, Гровер лежал одетый, не двигаясь, до самого рассвета, пытаясь укротить вихрь мыслей и чувств. Отец не боялся за дочь вовсе не по той причине, о которой он сам думал. Он не переживал, потому что человек, готовый нырнуть за девчонкой в водопад на верную смерть, не просто защитник, а кто-то больше.

Серафим, возможно, поверил в него даже сильнее, чем родная мать. От этой мысли жить вдруг стало легче. Свободнее.

Захотелось вернуться и чем-то помочь котенку, хотя бы посадкой розового куста. Затем нарваться на забавную стычку с Барти и довести его косточки до тряски от бешенства. А еще он не отказался бы поучить жизни Малфоя и поразить магла каким-нибудь чудом, чтобы у того от страха волосы на голове встали дыбом.

Эти дни не сделали Гровера другим — ни менее жестоким, ни менее порочным. Он не знал иной жизни, кроме той, где был верным бойцом системы, и пустил в неё корни в возрасте, когда другие ещё боялись темноты под кроватью. Этот путь был ему привычен, удобен, откликался в сердце и казался единственно верным, но что-то всё равно изменилось.

Будто привычная прямая дорога, по которой он шёл всю жизнь, вдруг оборвалась, вытолкнув его на извилистую тропу. Теперь он стоял на распутье, впервые ощущая, что даже заранее написанная судьба может дать выбор. Даже если ты его не просил…