Неживая (джен)

— Однажды мне удалось найти пергамент, очень странный пергамент, — говорил профессор Бэгшот. — Я чувствовал в нем магию. Она всегда оставляет следы, и то была очень страшная магия. Магия поглощения души, — закончил профессор зловещим шепотом, но нужного эффекта это не вызвало. Лаванда читала журнал, а Симус с Дином играли в морской бой.

— Профессор! — подняла руку Гермиона. — Что именно вы подразумеваете под поглощением души?

— Именно это и подразумеваю, мисс Грейнджер. На этом пергаменте был описан страшный ритуал, но чтобы сохранить его в тайне от жадных до силы и власти, на пергамент было наложено специальное заклятие, которое поглощало душу волшебника, заключаяя ее в этот пергамент. Ох, мы с группой тогда почувствовали себя экзорцистами, — усмехнулся Бэгшот. — Изгоняли из бумаги души.

— Пергамент-дементор какой-то, — пробубнил Рон.

— Да, вы почти правы, мистер Уизли. Но от этого пергамента было очень просто защититься. Нужно было всего лишь не желать так отчаянно его прочесть, узнать о ритуале. Защита от темных искуссв не понадобится почти никому из тех, кто не пожелает столкнуться с самими темными искусствами.

— Что было с волшебниками, чьи души поглотил пергамент? — спросил Гарри. Тема казалась ему близкой к крестражам. Гермионе, судя по брошенному на него взгляду, тоже.

— Никто не знает, это было так давно, что о их жизнях некого было расспросить. Их души пришлось упокоить, слишком уж они были... разные. Большинство — воры и прочие жадные до тайных знаний, которые можно использовать или продать.

— Вы так интересно рассказываете, профессор, но я не нашла ни одной книги про эту магию в Хогвартсе, — заметила Гермиона. — Даже в Запретной секции.

— О, это все Альбус. Он изъял подобные книги, слишком опасные это знания для неокрепших умов.

— Это нечестно! — воскликнула Гермиона. — Если я не смогу распознать такой пергамент, то как я могу защититься? Не смогу распознать другую опасность, просто потому что сами знания о ней посчитали опасными и изъяли из библиотеки. Опасность знаний об опасностях, даже звучит алогично, профессор!

— Какая красивая у вас логика, мисс Грейнджер. Если вы решите стать Невыразимцем, вам откроется множество знаний и тайн, но вы не сможете их разглашать. За все есть своя плата. Цель школы — научить вас тому, что пригодится в жизни каждому волшебнику. Как я и говорил, защита именно от темных искусств, а не от темных тварей, пригодится лишь тем, кто так или иначе будет связан с самими искуссствами. Но я бы мог вам помочь утолить вашу жажду знаний и дать на время одну из своих книг, если желаете.

— Дать на время одну из своих книг, если желаете, — передразнивал Рон в коридоре. — Не удивлюсь, если Грейнджер когда-нибудь заключит свою душу в библиотеку, чтобы она даже после смерти могла получать новые знания.

— Стремление к знаниями — не самое худшее из стремлний, Уизли. Гораздо лучше жажды наживы, например, — заметил невзначай Дин.

— Да знаю, просто бесит она меня.

— А ты не бесись, — усмехнулся Симус.

* * *

— Хочу исчезнуть, но не исчезать.

— Это как, Гарри?

— Черт, Ева, это сложно объяснить. Вот бывают самоубийцы, они не хотят жить. А я хочу, но как в компьютерной игре, хочу сменить персонажа. Или иметь возможность уйти на время, отдохнуть и потом вернуться. Или быть зрителем в фильме, просто смотреть, что будет дальше.

— Я не знаю, что такое компьютерные игры, но, кажется, я понимаю тебя. У всех такое бывает, особенно когда наделано много глупостей.

— Да не делал я их так уж прям много, самую большую из них совершил в восемьдесят первом, когда не помер. Или помер? — Гарри весело посмотрел на Еву. — Слушай, а ведь до меня только сейчас дошло. Если моя душа — это кусочек души Волдеморта, а Дамблдор через тебя передает новости об активности Метки у Пожирателей, то он хочет, чтобы я убил себя.

— Ты умный парень, но не рассуждай об этом при мне. Если Дамблдор спросит, мне придется ему все рассказать. Не только то, что говоришь ты, но и что сказала тебе я.

— Многое в его словах исправляешь? — ухмыльнулся Поттер.

— Добавляю то, что он не договорил, но подразумевал. — вернула ему ухмылку Ева.

— Можешь ему передать, что он старый пердун?

— С удовольствием, — усмехнулась Ева. И серьезно продолжила. — Мне жаль, что я не могу стать тебе настоящим другом, которому ты смог бы полностью доверять. Но я постараюсь помочь тебе. Будь очень внимателен, Гарри. Возможно, тебе не понравится способ.

Поттер нахмурился и посмотрел в серьезные глаза Евы. Ему почему-то казалось, что она с ним общается искренне, ведь никто не заставляет ее вовремя просить замолчать, чтобы она не передала лишнего директору. Это уже ее выбор, она так решила: как умеет, хранить его тайны, пусть и их незнанием.

— Способ чего?

— Моей помощи. Это сложно. Мне нужно подумать.

* * *

Поттер шел по коридору второго этажа, патрулируя коридоры. Где-то двумя этажами выше дежурила Гермиона. У подземелий мог расхаживать Снейп, хотя дежурным преподавателем была профессор Вектор, но Снейп всегда любил оказываться поблизости с Гарри, чтобы при первой же возможности снять баллы. Было очень тихо и темно, отчего все нервы были напряжены, а слух улавливал каждый шорох. Вернее, ожидал этот шорох, но его не было. Поттер терпеть не мог деружрства. Ему было стыдно признаться, что он бояля темноты и тишины одновременно. По отдельности ни то, ни другое его никогда не пугало. Он шел медленными шагами, освещая дорогу слабым Люмосом, как вдруг прямо перед ним возник кто-то. Гарри отшатнулся и взвизгнул, как девчонка, которую напугали. И тут же взял себя в руки.

— Кто ты?

— Это от Евы, — какой-то ребенок сунул ему в руку что-то прямоугольное по форме и убежал по коридору.

— Люмос Максима. Стой! — Гарри постарался в приказ вложить магию. Иногда у него подобное получалось, не использовать же на ребенке заклинания вроде Ступефая или Петрификуса, от которых тот может расшибить себе лоб.

Магия подействовала. Ребенок остановился и обернулся, опустив плечи. Наверное, он рассчитывал остаться инкогнито. Но Поттеру не нравилось, когда он что-то недопонимает. Он поднес палочку с огоньком на конце к тому, что сунули ему в руки. Это оказалось огромной книгой в черной кожаной обложке, страницы ее были округленными, какие бывают у очень старых изданий оттого, что их часто пролистывают. «Тайны наитемнейшего искусства», — прочитал он.

— Кто ты?

— Меня прислала Ева и просила тебе это передать. Ты не должен с ней разговаривать об этой книге.

— Почему она просила тебя? Ты Фоули? Гелон Фоули?

— Просто возьми книгу, — опустив голову сказал Гелон, и Гарри почувствовал в этих словах приказ. Метальный приказ.

— Чертов мелкий легилимент, на меня даже Империо не очень действует, придурок, — разозлился Гарри. — Как ты связан с Евой?

— Пожалуйста, возьми книгу и не спрашивай меня ни о чем, — умоляюще прошептал Гелон, и только сейчас Гарри понял, что держал ребенка все это время за ворот мантии.

Он разжал кулак, и Гелон тут же побежал прочь по коридору. Гарри смотрел ему вслед, стоя с огромной книгой в руках и ощущением полного бессилия и одиночества. Он не знал, это провокация со стороны директора, от которого он всегда мог ожидать чего угодно, или же Ева действительно старается в меру своих возможностей пойти против Дамблдора и помогает ему. И почему в его жизни стало так много Фоули?

* * *

— Крестражи, — прошептал Гарри, проведя пальцем по названию главы в книге.

От книги веяло замогильным холодом, как от домашнего питомца, скончавшегося, пока хозяева были в отпуске. Как будто что-то родное, близкое, и самое далекое. Как книга могла создавать такое впечатление, Поттер не понимал, но и отделаться от впечатления, что в руках его труп некогда чего-то близкого, родного, он тоже не мог.

Коль ты интересуешься волшебством столь черным, что готов применить его к себе, а не к недугу своему, то дам я тебе указания и предостерегу о последствиях...

Поттер осторожно проверил нет ли просветов в пологе его кровати и не сможет ли кто-нибудь увидеть, что за книжку он нашел себе для легкого чтения. Если это проверка Дамблдора, то и черт с ним, решил Гарри. Дали книгу на почитать, значит, можно и прочесть. Если он ожидал, что Поттер тут же прибежит к нему отдавать столь странную книгу, от которой так и веяло чем-то омерзительным, то давно должен был понять, что Гарри Поттер, кем бы там его директор не считал, образцовым ябедой не является и обо всех странностях преподавателям не докладывает.

Глава про крестражи не вызвала у Гарри ни нужного трепета, ни отвращения. Просто магия, со своими правилами. Нужна жертва, причем не для какого-нибудь кровавого ритуала, а для обычного убийства, нужно заклинание, нужен предмет, нужно пространство, ограничивающее магию. В общем, ничего сложного. Всю процедуру может провести один человек, решивший расколоть душу. До этого Гарри несколько иначе представлял как процесс создания, так и вообще всю эту... наитемнейшую магию. Сложнее что-ли, многогранней. Но как он понял, крестражи отнесли к наитемнейшей лишь потому, что нужна жертва, и применяют ее к «святому» — душе.

Гарри больше заинтересовала другая глава со странным названием «Захватничество». Эта магия была поистине интересной, такой, о которой говорил профессор Бэгшот и которую, наверняка, и использовали египтяне в своих странных пергаментах и прочих обезвреженных в свое время профессором вещах. Автор считал это менее темным волшебством, и Поттер в меру своего видения мира, был с ним не согласен. По всему выходило, чем более эгоистичен темный маг, тем он менее темный. Крестражи — темная магия по отношению к себе, казалось бы, в представлениях Гарри, шла где-то совсем недалеко от светлой. Разве что, необходимость убийства убирала ее и разряда разрешенного колдовства. Ну какая разница, что кто-то разделил собственную душу и хочет не умирать? Вполне естественное человеческое желание. Другое дело, если души врагов запирать в пергаменты — вот это страшно. Для врага, разумеется. У Гарри возникла было мысль, что это схоже с христианскими заповедями, где самым страшным грехом было самоубийство, и только потом убийство, но он не стал развивать эту идею дальше.

В душе мага и есть его магия. Захватничество может лишить человека как жизни, так и его магии, что волшебнику, совершающему захватничество угодно будет. Страшнее только раскол души врага твоего, на две ее части — сознательную и неосознанную.Тогда ты и без заклятий особенных сможешь заставить его врагом твоим перестать быть, лишив его воспоминаний собственных и воли собственной, да оставив ему лишь его силу магическую.

Глаза слипались, а в голове все путалось. Это волшебство было сложнее создания крестражей, для него требовалось присутствие минимум двух магов, также жертва, но при этом убить должен тот, кто потом же и станет пострадавшим от захватничества — именно его душу и захватывали в предмет. В голове снова крутился образ того пергамента, и мысли, что там было что-то иное, вряд ли все души, попавшие в пергамент, предварительно кого-то убивали. Там стимулом для того раскола души, который происходит, как понял Поттер, в сомнениях, в борьбе доброй или злой стороны души, была жажда наживы? Нужно отдать должное темным волшебникам, они признавали, что в каждом человеке есть добро и зло. Гарри же сам отказывал в наличие хоть капли добра многим людям.

Известны нам случаи, когда захватничество было в собственное тело, что поистине страшным колдовством считается, неизвестно ведь, чья душа приживется в одном теле. Разумные колдуны хорошо и долго ритуалы свои готовили, и лишь силу магическую к своей душе подселяли, да был известен нам Идеон Бестолковый, что потом еще в войне с гоблинами прославился, который решил в душу свою захватить силу волшебную врага своего. Да по глупости только не разделил он сущности, неосознанное от сознательного, магию от воспоминаний, да так и впустил к своей душе чужую душу целиком. Враг его умнее оказался, да и смог подавить волю Идеона Бестолкового в его же теле, и держал его душу до конца дней своих в подчинении себе, и восславился Идеон Бестолковый уже как Идеон Предводитель Троллей, потому как на войну против гоблинов их вывел, и известен всем теперь Идеон, хоть и прожил он жизнь бесславную и телом его управлял враг его заклятый.

Гарри попытался вспомнить что-то из истории про этого Идеона Бестолкового и сразу же осознал всю глубину провала своих знаний по предмету профессора Биннса. И как другие умудряются сдавать СОВ по этой дисциплине?

Знаем мы случаи и когда волшебник свою душу в тело чужое переселял, да только счастья от этого никому не было. Рамизу Черному очень нравилась жена друга своего, и решился он совершить страшное. Ритуал провел, да вселился в тело друга своего. Только жена его сразу подмену обнаружила, да убила Рамиза в теле возлюбленного своего, и сама в реке утопилась.

Именно на этом моменте Гарри уснул. Ему снилось, как Волдеморт закладывает крестражи в души каждого волшебника, и каждый становится немного Волдемортом. Живут во всей магической Британии одни Волдеморты в разных вариациях, только Альбус Дамблдор остался собой, так как на такое самоубийтво Волдеморт не решился. Учит добрый директор в своей школе маленьких Томов, и Томы постарше, вроде профессора МакГонагалл, тоже учат маленьких Томов.

* * *

Сова летела именно к Гарри. Дурсли не писали ему писем, и никого в волшебном мире он не знал вне Хогвартса, но сова точно приземлилась прямо в его тарелку с кашей и начала трясти лапами, обляпав мантию Поттера овсянкой.

— Ну и мерзость, — сообщил сидящий рядом Симус, на которого, кажется, тоже попал небольшой кусочек.

Гарри отвязал письмо от лапки совы и ткнул ее мордой в кашу, вместо угощения.

— Жри это, другого не заслужила, недотепа.

Сова недовольно ухнула, тряхнула головой, оставив еще несколько капель каши на мантии и лице Гарри, и поспешила улететь. Его небольшое недопонимание с совой почти никто не заметил, так как утром многим приходили письма, и почти все были заняты их прочтением. Поттер осторожно посмотрел на обычный желтоватый конверт, обляпанный кашей, почесал голову с отросшими волосами, прежде чем открыть его.

«Поттер, надо поговорить. В Хогвартсе везде уши, поэтому считай, что я приглашаю тебя на свидание в Хогсмид. Можешь идти туда с кем угодно, но я буду ждать у заднего крыльца магазина сладостей в двенадцать. Антигона Фоули».

Гарри нашел взглядом за столом Райвенкло Антигону, но она даже не смотрела в его сторону, переговариваясь о чем-то с Падмой Патил.

— Мне нужно будет отлучиться в Хогсмиде сегодня, — сообщил он друзьям.

— Ты это Парвати объясни, вы же с ней обычно там гуляете, — усмехнулся Симус.

— Не обычно, а три раза, — попровил его Поттер. До Парвати ему нет дела, как и ей до него. На четвертом курсе они делали вид, что встречаются или встречались, Гарри и сам не знал, как это определить. Но прекрасно понимал, что началось все из-за того, что у некоторых их ровесников уже были пары, и ни он, ни Парвати не хотели быть лузерами.

Филч, как обычно, зачитывал список того, что запрещено приносить из Хогсмида, его никто не слушал, и в холле стоял гул. Все только и ждали разрешения уйти. У Поттера снова возникло чувство паранойи, потому он держался недалеко от Симуса с Дином и делал вид, что все нормально. Ничерта не нормально! Завернутой в мантию невидимку, запазухой у него лежала книга, врученная Гелоном Фоули, и Гарри собирался потребовать объяснений от Антигоны.

До двенадцати Гарри, Парвати, Лаванда, Симус, Дин и Мэтт сидели у мадам Розмерты и пили сливочное пиво. Разговор не клеился, девочки общались о чем-то между собой, Симус с Дином и Мэттом пытались обсуждать недавнюю активность Пожирателей смерти, Гарри иногда вставлял свои замечания и то и дело поглядывал на часы. Без пяти двенадцать он поднялся.

— Мне нужно отлучиться, кое-что должны были передать из дома, — придумал он самую нелепую отговорку, на что Симус посмотрел на него в недоумении, понимая, что магглы вряд ли бы что-то передали своему племяннику в Хогсмиде.

— Вали, хоть не будешь портить атмосферу своим унылым видом.

Парвати поджала губы, но промолчала. Гарри пробрался сквозь толпу студентов к выходу, и сразу же пошел к задним дворам, чтобы как можно меньше людей его видело. Оказавшись у ворот дома Розмерты, Поттер оглянулся, достал книгу из мантии, и сам укутался в нее, чтобы хоть немного ощущать себя безопаснее.