Неживая (джен)

— Есть очень страшные заклинания, которые сводят с ума, постоянно нашептывая что-то человеку, путая его мысли. Есть заклинания, разбивающие единую душу внутри одного тела. Действия человека временно становятся неподконтрольны ему. Иногда не временно, когда разные части некогда единой души часто не сходятся во мнении, что именно съесть на завтрак, куда пойти и как рано лечь спать, так как обе части могут управлять телом одновременно. Человек погибает в нелепых обстоятельствах, например, падая с лестниц, потому что часть его желала подняться, а другая нет, — голос профессора Бэгшот — родного брата Батьльды Бэгшот, написавшей курс учебников Истории магии, мягко и завораживающе разливался по аудитории, наполненной притихшими школьниками. — Но в курсе Защиты от Темных искусств мы должны научить вас противодействовать самому распространенному колдовству, которое может встретиться на вашем пути. Такие глубокие познания имеют лишь отчаянные фанатики либо те, кто изучал этот вопрос с академической точки зрения. Вряд ли первые вам встретятся, а последние решат нанести свой удар.

— И к какой категори относитесь вы? — голос Симуса Финнигана прозвучал особенно громко в полной тишине.

— Я сорок лет был тем человеком, что помогал ликвидаторам заклятий пробраться ко многим зачарованным древностям и видел множество поистине страшных проклятий, которые не сравнить с Непростительными, которые могут причинить такую ужасную боль, вывернуть тело наизнанку кожей вовнутрь, высушить человека, лишив жидкости организм, после чего человек становится сморщенным, как дерево в пустыне. Страшное я повидал, молодой человек. И разрабатывал ритуалы и контраклятия к таким проклятиям. Потому они и не считались Непростительными — их можно было снять или обойти.

Профессор Бэгшот сам выглядел как сморщенное дерево в пустыне, настолько он был старым, но его истории были куда занимательнее тех, что рассказывали школьниками предыдущие преподаватели на этой проклятой должности.

* * *

Слова профессора Бэгшота крутились в голове Гарри, принимая бесформенные мысли-образы, за которые и не зацепиться. Но в них однозначно что-то было. Ему казалось, что в них разгадка очень многого. В библиотеке было тихо, как обычно и бывает днем в субботу. Лишь Гермиона Грейнджер сидела в углу, и как и Поттер держала в руках какой-то старый фолиант, вынос которого был запрещен по причине его ветхости. Гермиона заметила, что Гарри на нее смотрит, и слабо улыбнулась. Он решил пересесть к ней, ему нужна была ее помощь.

Схватив свою книгу, Поттер по-привычке попытался взъерошить волосы, но лишь почесал голову. Волосы начинали отрастать, и Гарри уже смеялся сам над собой, понимая, какой глупый поступок совершил в августе, взяв в руки ножницы. Так сильно он не хотел слышать этого «ты так похож на отца, только глаза мамины». Обкромсать себя у него получилось знатно, и не менее знатным был нагоняй от тети Петуньи, когда она увидела своего племянника. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сбрить все оставшиеся клочья. На Джеймса Поттера теперь Гарри, действительно, походил мало. Скорее на маггловского подростка, выписавшегося из онкологической клиники.

— Привет, Гермиона. Хм, «Зелья как способ защиты»? Интересно?

— Да, но автор явно считает лучшей защитой нападение, — улыбнулась Грейнджер. — Что-то случилось?

Гарри тяжело вдохнул, присел напротив и посмотрел в сторону. Нелегко было решиться на этот разговор, но только Гермиона смогла бы ему помочь. Помочь так, чтобы профессор Дамблдор не стал еще больше присматриваться к Гарри.

— В общем, да. Послушай, то, что я сейчас скажу, это очень серьезно. — Поттер непроизвольно понизил голос и наклонился вперед. — Летом я достоверно узнал, что Волдеморт не погиб в ту ночь. Он вернется, понимаешь? Представляешь, что будет?

— Примерно, — нахмурилась Гермиона. — Но чем я могу тебе помочь?

— Мне необходимо знать, как ему удалось не умереть. Черт, Гермиона, это сложно объяснить, но если он не умер, но в то же время не может такое количество времени возродиться, то... я не знаю, может, у нас есть шанс сделать так, чтобы он не возродился вовсе?

— Почему ты не подойдешь к Дамблдору?

— Он знает, — припечатал Гарри. — Он говорил это моей тете, она рассказала мне.

— Неужели ты думаешь, директор не пытался найти его способ не умирать? И не уничтожил бы его, зная как это сделать?

— Не сомневаюсь, что он бы так и сделал. Но он бы не рассказал об этом мне. Он меня терпеть не может. Я ему не нравлюсь, я это чувствую. — Гарри развел руки в беспомощном жесте.

— Попробую что-нибудь найти, Гарри. Но ничего не обещаю. Мне кажется, это не просто знания... Это очень черная магия.

* * *

— Хэй, опять что-то случилось?

Поттер поднимался по главной лестнице на шестой этаж, когда обнаружил свернувшегося в комок шестикурсника райвенкловца Френсиса Келли лежащим на лестничном пролете. Тот схватился за живот, сумка его была отброшена на лестницу, учебники из нее выпали, а один из пергаментов, вероятно, являвшийся до этого готовым эссе, был разорван в клочья.

— Келли, ты меня слышишь? — Поттер наклонился, попытался оторвать руки Френсиса от лица, но тому, очевидно, было стыдно показывать зареванные глаза. — Не глупи. Подняться можешь?

Гарри помог Келли встать, тот облокотился о стену, и Поттер начал собирать его учебники в сумку.

— Зачем ты мне помогаешь?

— Зачем они над тобой издеваются? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— Я ничтожество. Не могу подобрать пароли, чтобы попасть в башню, плохо учусь, мне вообще ничего не дается. Они использовали лелигименцию и теперь знают, что мне нравится его сестра. Это еще один повод. Ну и я старше на год, а магией владею хуже. Вообще почти никак. Они и над ней теперь издеваются.

Гарри не ожидал, что в этот раз Френсис что-нибудь скажет. Ему довелось встретить Келли в таком виде уже во второй раз. До этого он уже отказывался как от сопровождения в Больничное крыло, говоря, что будет только хуже, так и от каких-либо рассказов.

— Кто они? — Гарри протянул Келли собранную сумку. — Скажи.

— Будет хуже.

— Я староста, могу с них снять баллы.

— Мне от этого будет только хуже.

— Келли, ты не понял. Я могу снимать с них баллы за другое, — Поттер подмигнул Френсису. — За ночные прогулки, там, за то, что целуются с девочками в коридорах.

— Это я во всем виноват. — Френсис съехал по стене, сев на пол. Гарри, чтобы не смотреть на него сверху вниз, присел на корточки рядом.

— Клянусь, я ни одной живой душе не расскажу, — прошептал он.

— Это Фоули и его друзья, они с пятых и шестых курсов. Они с первого курса меня ненавидят, не знаю, как я попал на Райвенкло, но они смеялись, что я не угадываю пароли, что я спотыкаюсь, что у меня не получается сварить нормальное зелье, что я не знаю, кто такой Мерлин. Недавно Фоули применил ко мне легилименцию, и все стало совсем плохо.

Поттер не ожидал, что человек, которому он всего лишь помогал второй раз в жизни, вот так возьмет и выложит ему все. Что его мать — проститутка, и каждый раз, возвращаясь домой, он ожидает, что не увидит ее в живых, потому что в последние пару лет она употребляет героин, что своего отца он не знает, и, скорее всего, кто он, не знает точно даже его мать. Что он ходил в школу в Бристоле, и даже маггловские науки ему не давались и он часто прогуливал школу, потому что и там одноклассники над ним смеялись. И о том, как просил Шляпу определить его туда, где умные ребята, потому что им хватит мозгов понять, что издеваться — это низко, у них будут другие интересы, а он будет жить тихо и не высовываться. Но с первого курса Ферон Фоули только и делал, что издевался над ним, пугал его, когда тот пытался впервые сесть на метлу, отчего он при всех свалился с нее кубарем. И даже несмотря на замечание мадам Трюк и отнятые баллы, Фоули и его дружки смеялись. А теперь Ферон знает, что Келли нравится его сестра Антигона, и они издеваются над ней тоже, ведь она никогда его не задевала, и даже нормально здоровалась.

Гарри, слушая все это, уже пересел в более удобную позу, рядом с Френсисом, так же облокотившись о стену. Он думал над тем, почему всегда есть такие люди. В каждом классе. Вроде бы в них нет ничего особенного, на первый взгляд, но им не помогает ни смена школы, ни попытки вести себя иначе.

— Послушай, Френсис... Ведь я могу называть тебя по имени? — после кивка Гарри продолжил. — Ты не хуже их всех. Не хуже Фоули. Докажи им, что ты не хуже. Просто не позволь им издеваться над собой, чего бы тебе это не стоило, хорошо?

— Я не смогу, — обреченно пробубнил Келли.

— Ты постарайся.

Гарри поднялся, собираясь уйти. На ступенях он заметил клочки от пергамента, которые забыл собрать. Призвав их Акцио, и воспользовавшись Репаро, он вернул эссе по трансфигурации, написанному кривым и каким-то совсем детским почерком, изначальный вид.

— Ты не хуже их, Френсис. Не хуже, — сказал Гарри, протягивая пергамент.

Он шел на шестой этаж, в «свое место», к которому привык с третьего курса. Где, как ему казалось, его ждали и его обществу были рады больше, чем рады его присутствию друзья.

— Поттер, смотрю, ты стал защитником убогих, — Дэрек сидел на подоконнике в коридоре почти у лестниц, откуда ему был слышен весь разговор.

— Иногда бывает, — усмехнулся Гарри.

— Поговорить с тобой хотел, Поттер, — как бы между прочим произнес Дэрек. — Прохожу, слышу ты мозги кому-то промываешь. Решил подождать.

— Ну?

— Хрен знает, что у тебя случилось. Нахрена ты побрился, как мудак, молчишь постоянно и зачитываешься кучей книг целыми днями. Но мы с парнями переживаем, правда.

— Сложно, понимаешь. Не то, чтобы это тайна, я кое-что случайно узнал, оно и неважно, но за такое убивают. Я бы убил.

— Тогда лучше мне не рассказывай, я хочу жить, — то ли в шутку, то ли серьезно сказал Дэрек, и хлопнул Гарри по плечу, уже проходя мимо. — Мне не очень хотелось бы, чтобы тебя убили.

Поттер еще некоторое время стоял у окна и смотрел на хижину Хагрида и Запретный лес за ней. Он сам выдал расположение дома Дурслей Пожирателю смерти. Ему нужно что-то делать. Наверное, следует сказать тете, что им необходимо переехать. Но Гарри не хотел говорить с ней на эту тему. Он ненадолго представил, как Пожиратели врываются в их неуютный, такой правильный светлый дом, где у каждой вещи есть свое место, как они застают тетю на кухне, дядю Вернона на диване, а Дадли за компьютером в его комнате, как они пытают их, желая выведать что-то неведомое, накладывают Непростительные, распарывают животы, потрошат внутренности, не подумав использовать Силенцио. Как к дому номер четыре по Тисовой улице мчатся полицейские, вызванные доблестными соседями, и как шеф полиции Литтл-Уингигна мистер Гиббс на пару с новичком Крисом застают на месте такое, отчего оба опорожняют желудки прямо на новые лакированные туфли тети Петуньи, купленные по случаю предстоящего корпоратива. И отчего-то эта картина вызывает не слишком много эмоций.

— Все оттого, что я Гарри Поттер, — прошипел он едва слышно, прежде чем зайти в один из кабинетов, вход в который совсем непримечателен и даже кажется скрыт за доспехами, сразу и не разглядеть.

— Гарри, тебя долго не было.

— Слишком многое произошло, Ева.

— Тебя что-то очень тревожит, я чувствую это.

Гарри присел прямо на пыльный стол, даже не подумав убрать пыль заклинанием или стряхнуть ее. Он всегда здесь сидит, когда они разговаривают с Евой. Только ей он может доверить все, ну или почти все. Ева на вид не старше Поттера, но утверждает, что умерла, когда ей было около пятидесяти, портрет писали, когда ей было пятнадцать.

И Гарри рассказывает ей про каникулы у Мэтта, про Алису, про Волдеморта, который не умер, про свою дурацкую стрижку, про ненависть к себе, как к Гарри Поттеру и желание быть кем-то менее заметным, даже про малознакомого Келли и то, как над ним издевается Фоули. Он ведь обещал не рассказывать ни одной живой душе, и сдержит это обещание. Еве рассказать можно, ведь она неживая.

— У меня тоже есть для тебя новости, Гарри, — неожиданно произнесла Ева после того, как Гарри высказал все, что накопилось. Она рассказывала многое про свою жизнь, но разве это могло быть новостью? Все ее "новости" происходили полтора века назад.

Поттер нахмурился, потому что Ева опустила глаза, не решаясь ему что-то сказать, как будто новости ее — скверные. Глаза ее черные, как и волосы, и платье ее черное, траурное. Она говорит, что портрет писали, когда умерла ее мать, у них в семье была такая традиция — делать первые портреты после похорон. В знак напоминания о смертности человека и бесконечности жизней его потомков.

— Ты попросил эту девочку, Гермиону, найти способ, благодаря которому Темный лорд не умер? Пусть ищет, по твоим рассказам, она неглупая девочка. Но я знаю этот способ.

— Что? Как? — Гарри спрыгнул со стола, подойдя ближе к портрету.

— У мертвых свои источники, — улыбнулась Ева. — Но в них нет ничего особенного, разумеется. Мне сказала Элизабет Бёрк. Мерзкая дама, что при жизни, что в посмертии. Она была директором Хогвартса, и в замке у нее два портрета, один в кабинете Дамблдора, другой — в подземельях.

— Мне казалось, что портреты из кабинета директора не могут разглашать то, что там услышали...

— Отчего же, — пожала плечами Ева. — Мало кто любит общаться с умершими, директор Дамблдор один из немногих, кто обращает внимание на портреты и привидения, но и он часто пренебрежителен с теми, кто уже покинул этот мир. Мы только не можем пойти против воли действующего директора, но никакого запрета не поступало, раз Элизабет могла спокойно поделиться со мной тем, что узнала.

— Ну и что тебе удалось узнать?

— О, это довольно неприятная и сложная ситуация, особенно для тебя. — Ева посмотрела на Гарри своими большими черными глазами с такой жалостью, что Поттеру стало немного противно. — Дамблдор полагает, будто Темный лорд создал крестражи. И один из них — ты.

— Кре... что?

— Крестражи. Предметы, в которые прячут кусочек души, который становится якорем, гарантируя бессмертие даже в случае физической гибели тела. Дамблдор полагает, что в ночь, когда Темный лорд пришел убить тебя, он хотел создать еще один крестаж, поэтому ты не умер...

— Я не умер, потому что во мне есть кусок души Волдеморта?

— Дамблдор полагает так. Вернее, это он говорил профессору Снейпу. Мне кажется, сам он считает иначе. Что ты и есть та часть души Темного лорда. Что Гарри Поттера уже давно нет.

— А ты как считаешь? — спустя минуту молчания спросил Гарри.

— Прости...

— Так я и думал, — усмехнулся Гарри, снова залезая на парту.

— Френсис, тебя ведь зовут Френсис?

— Кто вы? — Келли остановился у потрета женщины в красивом синем платье, какие носили, наверное, еще в позапрошлом веке.

— Меня зовут Ева, я наблюдала за тобой некоторое время.

— Как будто за мной интересно наблюдать.

— Интересно. Я училась на Слизерине и была из знатной семьи, но я видела как часто мальчишки обижали тех, кто не мог за себя постоять. Иногда на Слизерин поступали полукровки и им было очень нелегко.

— Зачем вы мне это говорите? Какое вообще вам всем дело? То Поттер расспрашивает, не иначе, чтобы посмеяться со своими друзьями, то вы...

— Я хочу рассказать тебе историю. Больше пятидесяти лет назад на Слизерине учился один полукровка, над ним тоже все смеялись. Это большой секрет, но я знаю кем он стал. Он подчинил всех обидчиков или убил их. Он отомстил, показал, чего он достоин. Иногда важнее умереть достойным человеком, чем прожить никчемную жизнь. Знаешь, кто был тем полукровкой, Френсис?

— И кто же?

— Темный лорд Волдеморт.

* * *

— Эй, тебе мантию из подкладочной ткани шили?

— Просто его мамочка потратила все деньги на наркотики.

В коридоре, ведущем в башню Райвенкло, послышался смех и быстрый топот.

— Не так быстро, Келли!

— Мистер Фоули, не престало джентльмену так себя вести. Тем более, ходят слухи, будто мистер Келли нравится вашей сестре.

— Заткнись, ты уже умер, старый пердун. Для меня это лишь повод выгнать ее из дома за то, что позорит семью! — Ферон сжал кулаки.

— Вот что бывает, когда юные джентльмены остаются в семьях за главных так рано... — причитал портрет, наблюдая за сценой.

— Тащите этого придурка в класс у лестницы, я приведу свою поганую сестрицу, посмотрим, что она скажет.

* * *

— Ты не думала, что Дамблдор специально разрешил Элизабет Бёрк рассказать тебе все? Мне иногда кажется, что он все знает. Следит за каждым моим шагом.

— Конечно, думала. Даже склоняюсь к мысли, что так и есть, Гарри.

— И если он тебя попросит рассказать все, что я тебе рассказываю, ты не сможешь ему отказать.

— Прости, не смогу. Но я могу говорить все так, как это вижу я. Тем более, ты не похож на человека, который складывает все в одну копилку, — улыбнулась Ева. — Ты ведь мне не все рассказываешь? Я знаю. Ты мне нравишься, я стараюсь уважать твое личное пространство, и не пытаюсь узнать больше, чем ты сам желаешь рассказать.

Гарри посмотрел в окно. Шел мелкий дождь, уже второй день подряд, отчего даже в помещении было как-то сыро. Гарри старался, как мог, избегать Мэтта, но при этом делать это так, чтобы сам Мэтт ничего не заподозрил. Ощущал он себя паршиво, как будто разом лишился всего привычного.

— Магия — это страшно.

— Очень, Гарри. Ты даже не представляешь, насколько.

— Ева, что мне делать?

— Не знаю, я бы мстила, наверное. Но так меня воспитали, особенно это привили в семье мужа.

— Да, помню, все эти чистокровные заморочки, — усмехнулся Гарри.

— Постой...

Ева внезапно исчезла из портрета, и Поттер несколько секунд недоуменно глядел в черную раму, чувствуя себя по-идиотски. Прошло пять дней с тех пор, как Ева рассказала ему о крестражах. О крестраже в нем. Он долго пытался понять, изменилось ли что-нибудь от этого знания. Ева сказала, что в детстве Волдеморта звали Том Риддл. Гарри попробовал несколько раз произнести это имя. Чужое... совершенно чужое. Если Дамблдор прав, и Гарри Поттера с восемьдесят первого года не существовало в душевном, так сказать, плане, а его место занял кусочек души Волдеморта, то что изменилось? Как он должен себя почувствовать? Внезапно воспылать симпатией к Волдеморту? Да пошел этот сумасшедший нахуй. Воспылать любовью к пыткам магглов? Да пошли они туда же. Но факты были не в его пользу... Парселтанг, Шляпа, желающая отправить его на Слизерин, отсутствие схожести в характере как с Джеймсом, так и с Лили. Только все равно ерунда выходила, ведь он — это он, кем бы он ни был. Одно неоспоримо. Он — самостоятельная личность, и был ей сколько себя помнит.

— Мне Николас Ральф сообщил ужасную новость, Гарри, — Ева появилась в раме так же внезапно, как и исчезла. — Помнишь, ты говорил про Френсиса Келли? Мне показалось, что ты почему-то переживаешь за него, и я попросила портреты в коридоре приглядеть за ним. Вот Николас.. его потрет висит на лестничной площадке у башни Райвенкло, он сообщил мне, что Ферон Фоули и его приятели только что затащили в пустующий класс у башни Френсиса и сестру Ферона из-за того, что та не поддерживает брата...

— Понял, — Поттер резко спрыгнул со стола и вынул из внутреннего кармана мантии пергамент, накарябав на нем: «Нужна помощь, у лестниц башни Райвенкло».

Как только за Гарри захлопнулась дверь, Ева улыбнулась, проводив Поттера взглядом.

* * *

— Что случилось? — на ходу спросил Дэрек. За ним бежал Мэтт, Симуса и Дина пока не было видно.

— Тут возникла одна проблема, — Гарри указал на закрытую дверь в класс.

— Эй, гандоны, — выкрикнул Мэтт, врываясь в класс, который даже не думали закрывать заклинаниями. То ли не боялись никого, то ли идиоты.

Гарри огляделся. В ногах у Ферона сидела девочка с его курса, они вместе ходили на руны. Она выглядела заплаканной. В этот же момент, видимо, из-за отмены заклинания, на пол шмякнулась туша Френсиса.

— Что здесь происходит? — спросил Гарри, скрестив руки на груди, однако, не забыв крепко сжать палочку.

— Это наши разборки, Поттер, тебя тут не хватало.

— Не хватало. Но я здесь.

— И что? — Ферон оттолкнул сестру от себя и подошел ближе, заглядывая в глаза Гарри.

Гарри помнил обоих Фоули. Брат не посещал руны, но они виделись на нумерологии. Они как будто специально с сестрой выбрали разные факультативы, чтобы реже видеться.

— И ничего. Двадцать баллов с Райвенкло.

— Двадцать баллов с Гриффиндора, — засмеялся в ответ Фоули и показал на свой значок старосты. — Так не интересно, Поттер.

— Предлагай варианты, жертва имбридинга, — скучающим тоном заметил Дэрек, стоящий в дверях. Он брезгливо покосился на всхлипнувшего Френсиса.

Антигона Фоули отползла подальше и всячески старалась сделать вид, что ее в помещении нет.

Ферон наклонил голову набок, оценивающе глядя на Дэрека. Он безумно выпучил глаза и улыбнулся, прежде чем хлопнуть в ладоши.

— Ох, что я вижу. Сын маггловской подстилки желает показать, будто он чего-то стоит.

За спиной Фоули его приятели мерзко захихикали. Гарри заметил, что среди них есть и двое слизеринцев с четвертого курса.

— Ступефай! — первым начал Дэрек.

— Протего!

— Локомоттор Вибли! — прокричал Мэтт.

Одновременно с этим в класс вбежали Симус и Дин, а также среагировали приятели Ферона. Гарри уворачивался, бросал проклятия школьного уровня в ответ, не желая впутываться в неприятности, больше защищался и ставил щиты. Ферон постепенно отступал, продолжая ухмыляться, и Поттер не сразу понял, чем так доволен Фоули. Однако вскоре все стало ясно. Он специально пропустил какое-то простое заклинание от Симуса, что дало возможность ему упасть рядом с Френисом, в сторону которого он отступал все это время, и приставить палочку к его горлу.

— Еще одно заклятие в мою сторону или в сторону моих друзей, и Келли труп.

— Ты псих, — выплюнул Симус. — Тебя исключат и упекут в Азкабан!

— Да? А мне плевать! Вы же из-за него пришли, да? Наябедничал, мелкий паршивец, — улыбаясь обратился Ферон к Френсису, дрожащему и всхлипывающему, между всхлипами которого можно было различить «пожалуйста».

— Он не шутит, — вдруг тихо произнесла Антигона, поднявшись на ноги.

— Твой братец совсем охуел, детка, — ухмыльнулся Дэрек. — Или он блефует, или псих, ему же хуже. Ступефай!

— Авада...

— Култейлус! — быстро среагировал Гарри, и Ферон повалился на Френсиса, которого держал до этого.

— Что здесь происходит? — послышалось от входа. В класс вбежали МакГонагалл, Дамблдор и Снейп.

— Профессор, Поттер и его друзья напали на нас, — быстро сориентировался один из слизеринцев.

— Не впервой, — вставил Снейп, как бы между делом.

— Вообще-то, когда мы пришли, Фоули и его приятели издевались над Келли и Антигоной Фоули, — Мэтт развернулся к преподавателям.

— Это так? — МакГонагалл поджала губы.

— Нет, профессор, — подняв голову ответила Антигона. — Мы разговаривали.

— Мистер Келли?

— Да.

— Что да? — МакГонагалл ждала ответа, губы ее подрагивали — верный признак того, что она была очень зла.

— Разговаривали, — подтвердил Френсис, косясь на Ферона, державшегося за бок и не проронившего ни слова, только зло сверкавшего глазами в сторону Гарри.

— Поттер, вы применили ножевое заклинание? — сквозь зубы процедил Снейп, подходя к Ферону. — Пятьдесят баллов с Гриффиндора.

— Я оборонялся. Хотя какое вам до этого дело, — Гарри улыбался. Все было как обычно в его жизни.

* * *

— Я... я... ничтожество.

— Не говори так о себе, Френсис.

— Вы не понимаете, когда я понял, что Антигона поддерживает брата, я не смог. Не смог сказать, что Гарри Поттер и его друзья пришли мне помочь.

— Почему ты не смог? — женщина с портрета сочувственно улыбалась, глядя на сидящего на лестнице подростка.

— Если бы Антигона подтвердила... Я ничтожество. Магия мне не дается, вообще ничего мне не дается.

— Ты наговариваешь на себя, Френсис.

— Как будто вы не видите, Ева...

— Я вижу в тебе забитого подростка, у которого есть потенциал.

— И что бы вы сделали на моем месте?

— Я бы мстила. Как могла. Не жалея себя, пусть я бы умерла, но умерла достойно, зная, что мои враги в могиле, — жестко сказал Ева. — Знаешь, как я покинула этот мир? Меня должны были арестовать, на нашу семью велась охота, это политические интриги. Человека могли обвинять в преступлении, которого он не совершал, если он перешел дорогу властям. Но я устроила дома ловушку. Как только авроры вошли в круг, начертанный мной мелом и скрытый ковром, дом полыхнул Адским пламенем. Я сидела за вышиванием и не сдвинулась с места. Я не могла оттуда уйти, как и они. Пусть я погибла, но мои враги погибли со мной. Это были те авроры, которые нас предали, которые устроили переворот против моего мужа, чтобы сместить его с должности. Они заслужили.

* * *

— Гарри, я думаю, бессмертие Сам-Знаешь-Кого связано с магией души, — прошептала Гермиона, — Меня на эту мыль натолкнуло преклонение перед этим разделом магии профессора Бэгшот.

— Я тоже думал об этом и даже нашел кое-что. — Поттер наклонился совсем низко к Гермионе. — Крестражи. Я нашел лишь упоминание, нигде нет книг, где бы описывалось подобное.

— Что такое крестражи? — прошептала Гермиона.

— Это осколки души. Только целая душа может умереть полностью. Но я не знаю ничего. Я не знаю, как их уничтожить, где найти крестраж, если Волдеморт действительно создал его.

— Никогда об этом не слышала... Может быть, можно аккуратно расспросить профессора Бэгшот?

— Не мой вариант, — Поттер откинулся на спинку стула и заговорил громче. — Не после инцидента с райвенкловцами. Мне теперь никто не верит. Только решат, что я увлекся темной магией.

— Я сама попробую узнать. Слушай, тот парень на тебя пялится уже минут пять.

Гарри оглянулся. Через три стола от них сидел Френсис. Встретившись взглядом с Гарри, он уткнулся в книгу и сделал вид, что не смотрел на него.

— Это Френсис Келли. Из-за него с нас сняли столько баллов, а ведь мы пришли помочь ему, но он зассал признавать, что над ним издевались и сказал, что они просто разговаривали, — прошипел Поттер.

Он жалел, что когда-то решил заговорить с Келли, что решил помочь ему. В голове до конца сложилась та теория о ничтожествах, над которыми издеваются в любой школе, видимо, с этим ничего нельзя поделать. Есть такие люди и есть, можешь тоже пнуть, с них не убудет, к этому они привыкли больше, чем к нормальному человеческому отношению.

— Мне кажется, это неправильно. Наверное, он испугался, что ему достанется еще больше в гостиной, когда не будет преподавателей.

— Нет, Гермиона. Он просто слабовольный идиот. — Гарри поднялся, забирая с собой книги и сворачивая недописанное задание по зельям. — Позанимаюсь в гостиной.

Поттер вышел в коридор и тут же столкнулся с каким-то младшекурсником, буркнувшим на ходу: «извини». В последнее время все шло не так. Гарри нигде не чувствовал себя в безопасности, ему постоянно казалось, что за ним наблюдают, и теперь, после слов Евы, он понимал, почему. Если это так, то от него ни директор, ни другие преподаватели не ждут ничего хорошего. Впрочем, вряд ли о крестраже известно многим, профессор МакГонагалл и Флитвик очень хорошо к нему относятся, считают его способным студентом, которого могло бы ждать будущее в науке по их дисциплинам. Профессор Бэгшот приглядывается, но Поттер так же не чувствует, что тот заранее настроен против него.

— Постой, подожди, пожалуйста.

Гарри обернулся и увидел спешащего к нему Френсиса со стопкой книг и пергаментов в руках, собранных наспех, видимо, он покинул библиотеку сразу за ним.

— Келли, забудь о моем существовании и живи, как хочешь. — бросил Поттер, прежде чем продолжить идти.

— Я хотел попросить у тебя прощения.

Гарри резко обернулся и остановился, Келли был совсем близко и чуть не врезался в Поттера.

— Прощения? Ты просто хотел попросить прощения? Как все легко в твоей жизни. — прошипел в лицо Френсису Поттер. — Да тебе, кажется, нравится положение дел. Жалеть себя? Ах, боже мой, какой я несчастный, меня обижают. Может быть, наслаждаешься жалостью к себе? Своей слабостью. Ты сам называл себя ничтожеством. Так вот, теперь я согласен с твоей самооценкой. Ты — ничтожество. И не приближайся ко мне, не хочу марать руки о такое ничтожество.

Он резко развернулся и направился по коридору мимо Большого зала, который пустовал в перерыве между обедом и ужином. Ему показалось, что он услышал едва различимое: «Я исправлю».

Месяц спустя

Гарри проснулся от какого-то странного шума. Едва различимого. И от света. Факелы в их спальне не горели, свет исходил от окна, как в ночь, когда был Рождественский бал в прошлом году. Тогда уличные фонари освещали двор, но в обычное время этого не было. Свет едва проникал свозь узкую щель в пологе, по вечному закону подлости, находящуюся как раз на уровне глаз Гарри. Поттер нехотя высунулся из-под теплого одеяла и сразу поежился, в Хогвартсе становилось прохладно уже осенью. Каменный пол был ледяным, но Гарри не рассчитывал, что задержится надолго у окна, поэтому не стал искать носки.

— Что случилось? — тут же отодвинул полог чутко спящий Невилл.

— Свет. Во дворе, — Поттер открыл окно, отчего в спальне стало еще холоднее, и высунул голову.

Во дворе, действительно, что-то происходило. Там собрались почти все преподаватели, какие-то незнакомые волшебники, были видны и лиловые мантии — прибыл кто-то из целителей.

Поттер резко сорвался к своей кровати, нашел носки, набросил поверх пижамы мантию и выбежал из спальни, наделав столько шума, что разбудил всех. Он пробежал два пролета вверх, и без стука ворвался в спальню семикурсников. Не зная, кто на какой кровати спит, он просто заорал:

— Фред, Джордж! Срочно!

— Чего? — высунулась из-за полога голова одного из близнецов.

— Удлинители ушей!

— Прямо сейчас?

— Да!

Фред... или Джордж, свесил руку с кровати, открыл тумбочку и достал то, что требовалось Поттеру. Гарри тут же подбежал к окну, распахнул его, и выкинул один конец удлинителя. Длины его не хватало, и голоса были едва различимыми.

— Ожоги мы вылечим, даже такие...

— Девочка останется в Больничном крыле, у нее стресс, но она не пострадала.

— Остается непонятным, кто использовал Империус.

— Единственный выживший?

— Ради этого он бы не стал пробираться сквозь огонь, чтобы найти чужую палочку.

— Акцио.

— Что-то не сходится.

— Не стоит искать виновных среди пострадавших.

— Что там вообще происходит? — спросил семикурсник Берри, стоящий прямо за плечом Поттера.

Гарри разбудил всех в спальне семикурсников, все столпились у удлинителя, старались высунуть головы в окно, толкались. Поттер, как находящийся ближе всего к обзорному месту на подоконнике, быстро оттолкнул всех, понимая, что еще немного, и он просто вывалится в окно. Он выбежал из комнаты и вернулся в свою спальню. Там тоже уже никто не спал, и все так же смотрели в окно. Гарри опустился на колени у кровати, больно ударившись о пол, но даже не заметил этого, достал из чемодана мантию-невидимку и снова выбежал из спальни, накидывая ее на ходу.

Он не заботился о том, сколько шума создает, перепрыгивая через три ступеньки, и что невидимость не гарантирует ему в таком случае инкогнито. Только в холле первого этажа он остановился и понял, как тяжело дышит. Большие двери главного входа были распахнуты, воняло паленым мясом. Поттер уже осторожно приблизился к выходу. И резко остановился, увидев обезображенное тело Френсиса Келли. Половина его лица выгорела до костей, но по другой, оставшейся почти целой, только грязной, легко можно было узнать, что это был именно Келли. Рука, вернее то, что некогда было ей, свисала с носилок и болтыхалась так легко, будто если ее задеть, она упадет, отделившись от обгоревшего тела. Поттер подавил в себе желание сделать это. И только немного позже он заметил, что обгоревших тел много, но он не мог узнать их, потому что с ними дела обстояли гораздо хуже, чем с Келли. Черные обугленные куски, как подгоревшее мясо, про которое забыли гостеприимные хозяева дома, оставив его тлеть на барбекю на всю ночь.

— Я расспрошу девочку, Альбус, — сказал незнакомый Гарри темнокожий волшебник и направился ко входу.

Поттер проследил за ним взглядом и решил пойти следом, соблюдая дистанцию.

Судя по пути, которым он направлялся, шли они в Больничное крыло. Гарри пожалел, что не владеет невербальными заклинаниями, потому что каждый раз боялся, что его шаги привлекут внимание. Благо, он так и выбежал в одних носках, без обуви, что делало его шаги почти не слышными.

— Поппи, — прошептал волшебник, заглядывая в палаты.

— Проходи, Кингсли, — также шепотом ответила мадам Помфри. — Я дала ей успокоительное. Сейчас не время для расспросов, у девочки стресс, но я понимаю, что это необходимо.

Кингсли вошел в палату, и Поттер едва успел проскользнуть в закрывающуюся дверь. На одной из кроватей, как обычно заправленных белым льняным накрахмаленным бельем, поджав под себя ноги, сидела Антигона Фоули и смотрела прямо на вошедшего. Лицо ее было сосредоточенным, но на мгновение, как показалось Гарри, она взглянула на него, прямо в глаза, словно увидела его сквозь мантию-невидимку. Поттер поежился от этого взгляда.

— Мисс Фоули. Я аврор Кингсли Шеклболт, могу я задать вам несколько вопросов? — Кингсли осторожно присел на край кровати.

Антигона заправила за уши выбившуюся черную прядь, что не придало ей никакого аккуратного вида, потому что все волосы ее были растрепаны, а на щеках виднелись красные пятна, то ли от волнения, то ли от грязи, которую недавно оттирали.

— Спрашивайте.

— Что произошло и как вы оказались на месте... событий?

— Я следила за Келли.

— Зачем?

— Потому что он следил за Фероном и его друзьями в последнее время. — Антигона еще ближе подтянула к себе ноги и обхватила их руками. — Мне казалось, что он что-то замышляет.

— Почему ты не рассказала о своих подозрениях учителям?

— Потому что я не ябеда! — гордо ответила Фоули, вскинув голову.

— Почему ночью шесть человек, не считая мистера Келли, находились вне спальни?

— Они часто уходили. Как будто вы, мистер Шеклболт, не были школьником. У всех нас есть свои дела и свои интересы. Кто-то по ночам пытается проникнуть в Запретную секцию в библиотеке, кто-то тренируется с друзьями в окклюменции, кто-то встречается с девочками в пустых классах.

— Зачем они уходили по ночам? — мягко спросил Кингсли.

— Не пытайтесь залезть ко мне в голову! — яростно прошептала Антигона. — Фоули — врожденные легилименты, я бы на вашем месте этого не делала!

— Если ты утверждаешь, что Фоули — врожденные легилименты, то ты наверняка знала, что именно задумал Френсис? — подловил ее Шеклболт.

Антигона отвернулась к окну и, как показалось Гарри, снова остановила взгляд на нем, буквально на мгновение. Гарри вспомнил, как Френсис рассказывал, что Ферон использовал на нем легилименцию и узнал, что Келли нравится Антигона. Наверное, мантия-невидимка была не проблемой для чтения мыслей, но Поттер не понимал, почему тогда Антигона не сообщит аврору о его присутствии в палате.

— Почти. Он хотел отомстить. Ферон и его друзья всегда издевались над Келли. Но я не знала, что именно он сделает! Не знала! Я бы не позволила, я рассказала бы профессору Флитвику, если бы знала! Когда мне удавалось увидеть его мысли, он только думал о том, где они собираются, в какое время их можно там застать. Вы мне верите, мистер Шеклболт? Я не хотела их смерти, не хотела!

Кингсли, да и Гарри вместе с ним, видели приближающуюся истерику, Антигона готова была вот-вот разреветься и уткнуться в подушку.

— Тише, тише, — Кингсли слегка приобнял Антигону. — Мисс Фоули, вас никто ни в чем не винит, слышите? Никто вас не винит. Что произошло сегодня?

— Я, я... — Антигона всхлипнула, и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить. — Я видела, как Ферон, Корнер, Нэш и Гилберт-старший, который Брайн, вышли, Келли нигде не было, и я осталась в гостиной. Читала книгу, а потом уснула. Проснулась спустя полтора часа и побежала в класс, где обычно собирались Ферон с друзьями. Подбегаю, а там все в огне, и Келли еще разбрасывается Адским пламенем, все кричат, в коридоре никого, ближайший учебный класс далеко. Я пыталась использовать Агуаменти, но вода тут же превращалась в пар. Потом я вспомнила о Циркумео аква, оно получилось у меня только со второго раза, я окутала им Ферона и левитировала в коридор. Оставила его там и побежала к Флитвику.

— Циркумео аква получилось у вас со второго раза? — удивился Кингсли.

— Я очень хотела спасти брата, — с вызовом посмотрела в глаза аврору Антигона.

— Кто-то использовал Империо на мистере Келли. Причем оно было использовано палочкой мистера Трэверса со Слизерина, он тоже приятель вашего брата, верно?

— Не знаю, я не видела. Может быть, он пытался через это заклинание приказать Келли прекратить все это?

— Да, скорее всего. Спасибо, мисс Фоули, я зайду к вам, если возникнут вопросы.

Кингсли поднялся с кровати Антигоны и направился к выходу. Гарри поспешил за ним следом, но как только он хотел проскользнуть в открытую дверь, услышал:

— Не так быстро.

— Что, мисс Фоули? — обернулся Кингсли.

— Я ничего не говорила, мистер Шеклболт, — говоря это Антигона выразительно смотрела прямо в глаза Гарри, и он глубоко вздохнул.

Поттер прислонился к стене, понимая, что Антигона знает о его присутствии. Он не спешил снимать с себя мантию-невидимку, а Фоули не спешила начать разговор. Они молчали несколько минут, прежде чем Антигона нарушила тишину:

— Интересно лезть в чужие тайны, Поттер?

— Эта тайна уже завтра станет всеобщим достоянием, когда Дамблдор сменит гербы факультетов на черные полотна и произнесет скорбную речь. Однако я буду знать чуть больше правды.

— Правда — очень страшная вещь, Поттер. Хочешь, расскажу тебе немного правды?

— Ну?

— В субботу Пожиратели Смерти нападут на маггловскую больницу, в которой недавно умер чистокровный волшебник Эрзи Шафик. Он жил в маггловском городе и ему вызвали обычную неотложную помощь, его не спасли. Но если бы его доставили в Мунго — там бы ему помогли. Эрзи было восемь, он жил в маггловской приемной семье. Когда погибла его мать, в Министерстве магии решили, что ребенка нужно пристроить во временный приют, где его распределят в маггловскую семью. Так и было сделано, дальше о судьбе ребенка никто не заботился.

— Шафик? Азилия Шафик, шестой курс Слизерина?

— Брат Эрзи. Живет в той же приемной семье.

— Откуда ты это знаешь? — Поттер сощурился, хотя Антигона и не могла видеть этого под мантией-невидимкой, которую Гарри так и не снял.

— Прочла в мыслях одного студента.

— Кого? Почему ты не расскажешь никому об этом и зачем говоришь мне?

— Ты многое не рассказываешь другим, почему я должна? А тебе я говорю об этом лишь потому, что ты Гарри Поттер, и я тебе сочувствую. Скоро снова начнут вспоминать, как ты спас всех в младенчестве и надеяться на чудо. Только ты никакое не чудо.

— Ты зря рассказала Шеклболту о легилименции.

— Это общеизвестный факт, всех Фоули вечно старались перетянуть на свою сторону в каждой из войн, в любой политической борьбе, чтобы собирать компромат на своих врагов. Не одному тебе сложно, Поттер.

* * *

— Ева, я не справлюсь!

— Фоули ты, в конце концов, или нет?

— Мне это с детства говорит сумасшедшая бабка. Фоули я или не Фоули...

— Ферон потеряет все. Он идиот. Такое случается в чистокровных семьях, таких детей отстраняют, выжигают с дерева, как делали Блэки, убивают. Но у нас проблема, Антигона, он — старший Фоули мужского пола, черт бы его побрал!

— Может, не стоит его спасать? Гелон станет старшим. Я видеть Ферона не могу. Он заставлял меня целовать его ботинки лишь потому, что я не согласилась поддерживать его в издевательствах над Келли. Он написал на его спине Френсис+Антигона...

— Гелону двенадцать. Он не сможет. Война будет раньше. Ты же не желаешь Гелону судьбы своего отца?

— Циркумео аква! Циркумео аква! Да ничего у меня не выходит!

* * *

— Присаживайся, Гарри.

Поттер аккуратно обогнул кресло, стоящее перед столом Дамблдора, и сел в него, сразу почувствовав себя меньше и слабее, чем за секунду до этого, когда смотрел на директора сверху вниз. Фоукс внимательно наблюдал за ним. Сколько раз Гарри оказывался в этом кабинете, столько раз он боялся птицы Дамблдора так же, как самого директора. Ему казалось, что Фоукс умеет разговаривать и после сообщает Дамблдору все детали, незамеченные самим директором в поведении гостей. Незначительные жесты, способные сказать о лжи... Сколько раз Поттер обещал самому себе не оказываться в этом кабинете, но все равно он так или иначе становился участником каких-либо событий.

— Мне известно, что ты общался с мистером Келли, Гарри.

— Общался — это сильно сказано, профессор. Пару раз пытался его поддержать, но это было бесполезно.

В этот раз он мог свободно говорить правду, потому что к произошедшему не имел никакого отношения. И он чувствовал себя удивительно легко в этом кабинете, ведь говорить правду — всегда легко.

— Почему бесполезно?

— Он подставил нас! С нас сняли баллы, МакГонагалл назначила отработки, я потом оправдывался перед друзьями, какого черта потащил их помогать этому болвану! А мы тогда пришли ему помочь, но ни вы, ни МакГонагалл, ни тем более Снейп — не поверили нам!

Обвинять Дамблдора тоже было легко. Это он виноват, что допускает в школе подобное. И мрачное лицо директора, уставшее и как-то враз постаревшее — было лучшим, что видел Гарри за последние несколько месяцев.

— Профессор МакГонагалл и профессор Снейп, Гарри.

— Плевать. Мы пришли помочь Келли, а он сказал, что они просто разговаривали. Подтвердил, что это мы напали на них! Повторил за Антигоной Фоули, только она защищала брата, а он защищал свою жопу!

— Поосторожнее в выражениях, пожалуйста, — строго сказал Дамблдор.

— Плевать! Зачем вы вызвали меня к себе? Никто из погибших не был мне другом, я не имею к произошедшему никакого отношения.

— Иногда неосторожные слова способны привести к плачевным последствиям. Бывает, случается так, что слова — сильнее любой магии. Ты разговаривал с мистером Келли после того, как он вас... подвел?

— Он просил у меня прощения.

— И ты его не простил?

— Нет. Легко сделать подлость и попросить прощения, не так ли, директор? Сложно подлость не делать.

— Ты как-то оскорблял мистера Келли?

— Не помню. Кажется, он называл себя ничтожеством, и я подтвердил это... — Гарри почти подпрыгнул в кресле и уставился на Дамблдора. — Постойте... Вы сейчас хотите сказать, что это мои неосторожные слова привели к трагедии? Что это МНЕ Келли решил доказать, что он не ничтожество? Это бред.

— Я не виню тебя в этом, мы не в силах знать, к чему приведут наши слова.

— Не вините, как же, — Поттер поднялся с кресла. — Вы готовы меня во всем обвинить, мне так с самого первого курса кажется.

— Постой, Гарри.

— До свидания, профессор.

* * *

— Евридика, скажите, Гарри говорил вам о том, что случилось летом с его приятелем Колином Криви? Не рассказывал о событиях, которые произошли прошлой весной, не упоминал о смерти мистера Крэбба?

— Нет, Альбус.

— Мне казалось, он вам доверяет.

— Не считайте подростков глупее, чем они есть. За их плечами нет мудрости ваших лет, но есть логика и смекалка. Он прекрасно знает, что я портрет, часть защиты Хогвартса и подчиняюсь вашим приказам, расскажу вам все, что вы спросите о нем.

— Он отдалился от своих друзей, с чем это связано?

— Отец одного из его приятелей оказался Пожирателем Смерти, он влюбился в девушку-сквиба, и оказалось, что он нужен ей как Гарри Поттер, как ее личный билет обратно к магам. Он очень переживает и настроен против всех окружающих, не видя искренности ни в ком из них, теперь ему кажется, что все от него чего-то хотят, потому что он не личность, а Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, человек, который может повлиять на их социальное положение в обществе. Это закономерно, Альбус.

— Вы бы на моем месте сделали все иначе?

— Конечно. Но мое время давно прошло, чтобы я могла что-то решать.

— Как он воспринял новость о крестражах?

— Спокойно. Он вообще спокойный и рассудительный молодой человек, и очень умный, так что он знает, что эта информация дошла до него с вашего позволения. Вы действительно делаете хуже. Он бы вам больше доверял, если бы вы рассказали ему лично.

— Нет, Евридика, уже поздно. Теперь бы он искал подвох, почему я решил рассказать ему об этом.

— Верно, уже поздно, Альбус. У вас никогда не было своих детей, вы наблюдаете за многими и вам кажется, что вы их понимаете, но это не так. Разбираться в детях не значит понимать общие маркеры их поведения, это гораздо глубже.

— Евридика, Гарри похож на человека, способного на убийство?

— Да.

— Спасибо за ответы, — Дамблдор поднялся, чтобы уйти.

— Если бы у меня был выбор, я бы не отвечала.

— Знаю, — тихо произнес директор, прежде чем покинуть небольшой пустой класс, где некогда Евридика Гонт, будучи профессором Защиты от темных искусств проводила индивидуальные занятия с лучшими учениками. Возможно, она занималась с ними в этом классе самой темной магией, что впрочем в восемнадцатом веке не было запрещено. И именно с этим портретом угораздило подружиться Гарри Поттера.

— Старый дурак, — улыбнулась Ева, как только за директором закрылась дверь.

Как же Гарри любил летать на метле. Он знал, что многим магглам нравятся различные экстремальные виды спорта, чтобы почувствовать то же самое. Свободу. Мантия, кажется, вот-вот слетит, глаза слезятся от ветра, воздух кажется морозным, вдохи короткие, рваные. И все, что ты видишь, сливается в единое пятно, слишком быстро меняющее очертания. Мозг скорее не воспринимает картинку зрением, а достраивает ее сам: вот это бурое большое пятно — Хогвартс, а это маленькое — хижина Хагрида, вот те пятнышки — камни, что лежат по дороге к Запретному лесу, а эта черная точка — человек или животное на земле.

Все становится настолько легко и просто, что кажется, будто и нет смысла переживать. Ты такая же точка на земле, обычно, когда ты там, но только не сейчас. Воздух холодный, он пахнет свежестью, какая бывает после дождя — один из запахов свободы.

— Живо вниз! — слова доносятся как-будто через слой ваты.

Но момент испорчен.

— Вы совсем с ума сошли? — кричит МакГонагалл, и Дэрек, только что опустившийся рядом с Гарри, держа в руке дурацкую школьную метлу с вылезшими прутьями, улыбается. — Ветер сильный, а они летать вздумали!

— Не пушинки, не унесло бы, — отмахивается Дэрек.

— Пять баллов с Гриффиндора, марш в башню!

И они идут, улыбаясь. В такие моменты, как считает Гарри, даже Дуглас становится настоящим, а не тем злобным ублюдком, каким привык быть с детства. Удивительно, что вокруг — одни ублюдки. Они становятся друзьями, отцами, спасают жизни, управляют государствами. Ублюдочный мир.

МакГонагалл сворачивает за угол в сторону лестниц, а Поттер и Дуглас идут дальше к каморке, где хранятся метлы, чтобы Дэрек сдал школьный инвентарь.

— Все изменилось, ты чувствуешь это? — говорит Дуглас.

— После того, как тот недоумок сжег шестерых человек?

— Пятерых, Фоули выжил.

— Мрачно стало. И легко. Как будто он напомнил всем, что смерть — это очень просто. Даже Малфой перестал так часто выебываться.

* * *

А утром в «Ежедневном пророке» написали страшное. В пригороде Лондона, в совсем небольшом городке Хэнстронвилль, который Гарри проезжал много раз по дороге в Лондон из Литтл-Уингинга, неизвестные маги в черных плащах и масках напали на маггловскую детскую больницу. Один из детей-пациентов был распят на дереве во дворе клиники, и журналисты не нашли более подходящей фотографии для первой полосы. Над всем этим безобразием, как чуть больше года назад на чемпионате мира по квиддичу, висела Темная метка.

Гарри смотрел в пустоту. Не потому, что ему было жалко какого-то неизвестного распятого ребенка. Он представлял объем работы, который проделали сотрудники Министерства, чтобы убрать от маггловских глаз подальше Метку, если магглы ее, конечно, способы видеть, выставить более правдоподобно смерть этого ребенка. И так каждый раз, интересно, сколько сотрудников подчищало всю эту хрень, когда была война?

И Поттер в очередной раз вспомнил, что сам же назвал свой адрес Пожирателю...

— Интересно, нахрена они этой фигней страдают? — спросил Дэрек, глядя в газету. — Нет бы время и магию с пользой потратить. Лучше бы банк ограбили.

— Показывают, что готовы бороться и без Сами-Знаете-Кого, — грустно вздохнул Мэтт, и Гарри поморщился. — Или что он возвращается.

— Даже сдохнуть по-человечески не мог, — пробубнил себе под нос Симус, сжимая кулаки.

— Как говорил мне Хагрид еще на первом курсе: чтобы умереть по-человечески — нужно быть человеком.

— А этот Хагрид гребаный философ.

— Это же та больница, про которую писали несколько дней назад в Пророке? — припомнил Дин. — Помните, говорилось что ребенок, фамилия которого не разглашается по этическим причинам, погиб в этой больнице. Там еще писали, что у него был сломан позвоночник, затронуты какие-то нервные окончания, и он умер на операционном столе. Скитер подчеркивала, как важно поддерживать волшебных детей из маггловских семей, потому что в Мунго бы проблемой такие переломы не стали.

— Точно, — вспомнил Дэрек небольшую заметку. — Заказная статейка, чувствую. Не в духе Скитер совсем. Активностью Пожирателей веет.

— Мне кажется, что дело в другом, — теперь Гарри стал замечать, что Мэтт говорит на темы, касающиеся Пожирателей осторожнее, чем на другие. Раньше он не обращал на это внимания. — Они ведь хотели подчинить магглов, вроде как они низшая раса. Тут ребенка помещают в клинику, как маггла.

— В какой-то мере логика понятна, на чемпионате по квиддичу год назад я нихрена не понял, зачем там вообще стоял маггл. Совершенно бесполезно, только получал Обливиэйтом в лоб по десять раз за день. Такое отношение даже хуже, чем это... — Томас кивнул на фотографию первой полосы.

— Почему? — спросил Дэрек, внимательно глядя на Дина.

— Ну сам посуди, это насмешка над магглом какая-то. Никакого другого смысла в этом я увидеть не могу. Маги считают магглов никчемными тварями, и даже всякие добрые няшки из Министерства, боровшиеся против Сами-Знаете-Кого, так же считают. Стоит такой на входе, билетики проверяет, как дрессированная собачка, а все такие проходят, умиляются, ах, глупый маггл не понимает ничего. Весело, забавно, посмотрите, какой он умненький! И его туда поставили не Пожиратели, а Министерство.

— Магглы с их оружием могли бы показать себя более сильными, чем Пожиратели с косыми Авадами, — подхватил тему Поттер. — Но они не знают о волшебниках, и война магов с магглами была бы войной слепых с глухими. Только один хрен, я в ней поставил бы на магглов. Они не смогли бы истребить волшебников, но загнать их под Фиделиусы и заставить не высовываться на их территорию — вполне.

Поттер оглядел Большой зал. Кто-то сидел с газетами в руках, кто-то ел, но все было как-то иначе. Говорили тише — не в память о погибшем ребенке, почти всем на него насрать, а чтобы преподаватели или соседние факультеты не услышали их доводы и версии, возможно, провокационные. Таковыми бы точно показались доводы Дина какому-нибудь чистокровному гриффиндорцу, ведь это немыслимо, обвинить их — тех, кто всегда принимал благосклонно магглорожденных, в плохом отношении к магглам. Поэтому и компания Гарри говорила тише обычного. От шепотков стоял тихий, нервирующий гул. Поттер впился глазами в так же прямо глядящую на него Антигону Фоули. Она ухмыльнулась уголком губ, прежде чем вернуться к своей тарелке.

* * *

— Ты тут закопался.

— Скоро в тебя превращусь, Грейнджер.

— Способы сокрытия? — Гермиона схватила со стола одну из отложенных Гарри книг. — И что ты хочешь скрыть?

— Дом.

— Фиделиус, насколько мне известно — самый надежный способ.

— История моих родителей подтверждает надежность, — усмехнулся Поттер, не поднимая головы. — Все это полное дерьмо. Не то, что мне нужно.

— Что именно ты хочешь найти?

— Хочу спрятать дом родственников. Фиделиус не годится — он скрывает объект физически. Будет крайне подозрительно, если дом внезапно исчезнет, не думаешь?

— Ты не в настроении. Не нужно острить и срывать на мне злость. Лучше скажи, от чего их нужно скрыть, я попробую тоже поискать.

Гарри отложил очередную книгу в стопку просмотренных, снял очки и протер глаза. Ему казалось, что буквы уже расплываются, а мозг не воспринимает вообще ничего. Пустота. Абсолютная и спокойная, словно и не нужны эти поиски.

— Гермиона, мне сейчас кажется, что я в полном дерьме. По уши в нем, и я даже нихрена для этого не сделал. Я видел людей, которые в дерьме. Они долго шли к этому дерьму, меня же в него просто столкнули.

Он долго думал, что бы стал делать, если Пожиратели решили бы через родственников выйти на него. Над тем, какую роль в своей жизни отводить Дурслям, тоже размышлял. Вспомнил, как тетя провожала его в Хогвартс, когда он только поступал на первый курс.

Было неуютно, они сидели втроем, потому что сборы для только что поступивших в Вонингс были вечером предыдущего дня. Молча уплетали яичницу с беконом: за много лет завтрак так и не изменился, это всегда была чертова яичница с чертовым беконом, как будто тетя и не знала, что люди могут есть на завтрак что-то иное.

— Ты все собрал? — решила проявить участие тетя.

— Да.

— Зубную щетку, пасту, носки взял?

— Взял.

И снова тишина. Никаких наставлений от дяди, которые днем ранее выслушивал Дадли, никаких пожеланий успешной учебы, вообще ничего. Гарри чувствовал, что должен быть в другом месте в это время. В месте, для которого рожден, где он будет действительно дома. У Дурслей он как будто всегда был в гостях.

— Выезжать пора, парень, — дядя поднялся из-за стола, вытирая рот салфеткой.

Тогда ему казалось, что все станет иначе. Не стало.

Теперь Гарри не мог назвать домом ни Хогвартс, ни дом Дурслей. Не мог сказать, кто дороже ему — родственники или друзья. Или никто. И те, и другие — оставались всегда чужими. Но он не желал бы смерти никому из них.

* * *

Вскоре все вернется на круги своя, как будто и не было ничего. Как будто Келли не поджег пятерых человек, как будто не распяли маггловского ребенка. Как будто все одновременно сделают вид, что забыли. Школьников затянут учебные будни: куча заданий, посиделки в гостиных факультетов, снятие баллов и поощрение, шутки над Филчем, стычки в коридорах, которые, впрочем, в первое время будут не такими серьезными, как раньше. Но пока еще все активно обсуждали произошедшее, так как в «Ежедневном пророке» появились комментарии «экспертов».

— Тоже мне эксперт, блять, — Симус отшвырнул газету.

— В какой-то мере и эксперт, — не согласился с мнением друга Дэрек. — Он был Пожирателем. Другой вопрос, конечно, что он может быть среди этих нео-Пожирателей.

— Да Малфой только и хочет свой кусок власти, — прокомментировал Мэтт.

— Но он сейчас добился стабильного положения в обществе, ему нет никакого смысла портить репутацию.

Гарри схватил отброшенную Симусом газету.

«Люциус Малфой, член Попечительского совета Хогвартса, ранее привлекавшийся к ответственности по обвинению в поддержке Пожиреталей смерти (обвинения сняты в 1982 году), прокомментировал произошедшее в Хэндстронвилле, назвав это провокацией.

— Это не были Пожиратели смерти, — утверждает Люциус Малфой, — Не могу сказать, что я многое помню с того периода, когда находился под Империо, так как это заклинание существенно влияет на восприятие происходящего. Но это совершенно точно не их методы.

— В чем же отличие от «их методов»?

— Скорость, конечный результат. Пожиратели чаще всего использовали Непростительные заклинания. Это было неким показателем вседозволенности и силы, показательным пренебрежением к закону. Это с одной стороны. С другой, они были консерваторами, придерживались строгой политической концепции. И Непростительные служили еще и показателем... с их точки зрения, разумеется, гуманности. Быстрая смерть, в случае необходимости добыть информацию у политических противников — пытки, не оставляющие физических увечий, если не применять их в течение длительного времени. Так они обосновывали это. Никакой крови и никаких «маггловских» методов. Здесь же мы видим обратное. Распятие — символ маггловской веры. Кровь, долгая смерть, и «маггловский» метод. Я согласился на это интервью и побывал в Аврорате по просьбе министра, чтобы помочь следствию и гражданам Британии обезопасить себя.

— Как вы объясните появление Темной метки?

— Это несложное заклинание, оно может быть использовано любым волшебником. Информация о самом заклинании не такая уж секретная, уверен, это могло где-либо всплывать».

— Дерьмо какое-то, — Гарри, как и Симус до этого, отшвырнул газету. — Он только что обелил Пожирателей, назвав их гуманистами с Авадами?

— Ага. Сам бы он никогда на такое интервью не согласился. Что-то происходит, — нахмурился Дэрек.

Мэтт молча смотрел на свой кусок курицы и старательно делал вид, что не слушает.

— Однажды мне удалось найти пергамент, очень странный пергамент, — говорил профессор Бэгшот. — Я чувствовал в нем магию. Она всегда оставляет следы, и то была очень страшная магия. Магия поглощения души, — закончил профессор зловещим шепотом, но нужного эффекта это не вызвало. Лаванда читала журнал, а Симус с Дином играли в морской бой.

— Профессор! — подняла руку Гермиона. — Что именно вы подразумеваете под поглощением души?

— Именно это и подразумеваю, мисс Грейнджер. На этом пергаменте был описан страшный ритуал, но чтобы сохранить его в тайне от жадных до силы и власти, на пергамент было наложено специальное заклятие, которое поглощало душу волшебника, заключаяя ее в этот пергамент. Ох, мы с группой тогда почувствовали себя экзорцистами, — усмехнулся Бэгшот. — Изгоняли из бумаги души.

— Пергамент-дементор какой-то, — пробубнил Рон.

— Да, вы почти правы, мистер Уизли. Но от этого пергамента было очень просто защититься. Нужно было всего лишь не желать так отчаянно его прочесть, узнать о ритуале. Защита от темных искуссв не понадобится почти никому из тех, кто не пожелает столкнуться с самими темными искусствами.

— Что было с волшебниками, чьи души поглотил пергамент? — спросил Гарри. Тема казалась ему близкой к крестражам. Гермионе, судя по брошенному на него взгляду, тоже.

— Никто не знает, это было так давно, что о их жизнях некого было расспросить. Их души пришлось упокоить, слишком уж они были... разные. Большинство — воры и прочие жадные до тайных знаний, которые можно использовать или продать.

— Вы так интересно рассказываете, профессор, но я не нашла ни одной книги про эту магию в Хогвартсе, — заметила Гермиона. — Даже в Запретной секции.

— О, это все Альбус. Он изъял подобные книги, слишком опасные это знания для неокрепших умов.

— Это нечестно! — воскликнула Гермиона. — Если я не смогу распознать такой пергамент, то как я могу защититься? Не смогу распознать другую опасность, просто потому что сами знания о ней посчитали опасными и изъяли из библиотеки. Опасность знаний об опасностях, даже звучит алогично, профессор!

— Какая красивая у вас логика, мисс Грейнджер. Если вы решите стать Невыразимцем, вам откроется множество знаний и тайн, но вы не сможете их разглашать. За все есть своя плата. Цель школы — научить вас тому, что пригодится в жизни каждому волшебнику. Как я и говорил, защита именно от темных искусств, а не от темных тварей, пригодится лишь тем, кто так или иначе будет связан с самими искуссствами. Но я бы мог вам помочь утолить вашу жажду знаний и дать на время одну из своих книг, если желаете.

— Дать на время одну из своих книг, если желаете, — передразнивал Рон в коридоре. — Не удивлюсь, если Грейнджер когда-нибудь заключит свою душу в библиотеку, чтобы она даже после смерти могла получать новые знания.

— Стремление к знаниями — не самое худшее из стремлний, Уизли. Гораздо лучше жажды наживы, например, — заметил невзначай Дин.

— Да знаю, просто бесит она меня.

— А ты не бесись, — усмехнулся Симус.

* * *

— Хочу исчезнуть, но не исчезать.

— Это как, Гарри?

— Черт, Ева, это сложно объяснить. Вот бывают самоубийцы, они не хотят жить. А я хочу, но как в компьютерной игре, хочу сменить персонажа. Или иметь возможность уйти на время, отдохнуть и потом вернуться. Или быть зрителем в фильме, просто смотреть, что будет дальше.

— Я не знаю, что такое компьютерные игры, но, кажется, я понимаю тебя. У всех такое бывает, особенно когда наделано много глупостей.

— Да не делал я их так уж прям много, самую большую из них совершил в восемьдесят первом, когда не помер. Или помер? — Гарри весело посмотрел на Еву. — Слушай, а ведь до меня только сейчас дошло. Если моя душа — это кусочек души Волдеморта, а Дамблдор через тебя передает новости об активности Метки у Пожирателей, то он хочет, чтобы я убил себя.

— Ты умный парень, но не рассуждай об этом при мне. Если Дамблдор спросит, мне придется ему все рассказать. Не только то, что говоришь ты, но и что сказала тебе я.

— Многое в его словах исправляешь? — ухмыльнулся Поттер.

— Добавляю то, что он не договорил, но подразумевал. — вернула ему ухмылку Ева.

— Можешь ему передать, что он старый пердун?

— С удовольствием, — усмехнулась Ева. И серьезно продолжила. — Мне жаль, что я не могу стать тебе настоящим другом, которому ты смог бы полностью доверять. Но я постараюсь помочь тебе. Будь очень внимателен, Гарри. Возможно, тебе не понравится способ.

Поттер нахмурился и посмотрел в серьезные глаза Евы. Ему почему-то казалось, что она с ним общается искренне, ведь никто не заставляет ее вовремя просить замолчать, чтобы она не передала лишнего директору. Это уже ее выбор, она так решила: как умеет, хранить его тайны, пусть и их незнанием.

— Способ чего?

— Моей помощи. Это сложно. Мне нужно подумать.

* * *

Поттер шел по коридору второго этажа, патрулируя коридоры. Где-то двумя этажами выше дежурила Гермиона. У подземелий мог расхаживать Снейп, хотя дежурным преподавателем была профессор Вектор, но Снейп всегда любил оказываться поблизости с Гарри, чтобы при первой же возможности снять баллы. Было очень тихо и темно, отчего все нервы были напряжены, а слух улавливал каждый шорох. Вернее, ожидал этот шорох, но его не было. Поттер терпеть не мог деружрства. Ему было стыдно признаться, что он бояля темноты и тишины одновременно. По отдельности ни то, ни другое его никогда не пугало. Он шел медленными шагами, освещая дорогу слабым Люмосом, как вдруг прямо перед ним возник кто-то. Гарри отшатнулся и взвизгнул, как девчонка, которую напугали. И тут же взял себя в руки.

— Кто ты?

— Это от Евы, — какой-то ребенок сунул ему в руку что-то прямоугольное по форме и убежал по коридору.

— Люмос Максима. Стой! — Гарри постарался в приказ вложить магию. Иногда у него подобное получалось, не использовать же на ребенке заклинания вроде Ступефая или Петрификуса, от которых тот может расшибить себе лоб.

Магия подействовала. Ребенок остановился и обернулся, опустив плечи. Наверное, он рассчитывал остаться инкогнито. Но Поттеру не нравилось, когда он что-то недопонимает. Он поднес палочку с огоньком на конце к тому, что сунули ему в руки. Это оказалось огромной книгой в черной кожаной обложке, страницы ее были округленными, какие бывают у очень старых изданий оттого, что их часто пролистывают. «Тайны наитемнейшего искусства», — прочитал он.

— Кто ты?

— Меня прислала Ева и просила тебе это передать. Ты не должен с ней разговаривать об этой книге.

— Почему она просила тебя? Ты Фоули? Гелон Фоули?

— Просто возьми книгу, — опустив голову сказал Гелон, и Гарри почувствовал в этих словах приказ. Метальный приказ.

— Чертов мелкий легилимент, на меня даже Империо не очень действует, придурок, — разозлился Гарри. — Как ты связан с Евой?

— Пожалуйста, возьми книгу и не спрашивай меня ни о чем, — умоляюще прошептал Гелон, и только сейчас Гарри понял, что держал ребенка все это время за ворот мантии.

Он разжал кулак, и Гелон тут же побежал прочь по коридору. Гарри смотрел ему вслед, стоя с огромной книгой в руках и ощущением полного бессилия и одиночества. Он не знал, это провокация со стороны директора, от которого он всегда мог ожидать чего угодно, или же Ева действительно старается в меру своих возможностей пойти против Дамблдора и помогает ему. И почему в его жизни стало так много Фоули?

* * *

— Крестражи, — прошептал Гарри, проведя пальцем по названию главы в книге.

От книги веяло замогильным холодом, как от домашнего питомца, скончавшегося, пока хозяева были в отпуске. Как будто что-то родное, близкое, и самое далекое. Как книга могла создавать такое впечатление, Поттер не понимал, но и отделаться от впечатления, что в руках его труп некогда чего-то близкого, родного, он тоже не мог.

Коль ты интересуешься волшебством столь черным, что готов применить его к себе, а не к недугу своему, то дам я тебе указания и предостерегу о последствиях...

Поттер осторожно проверил нет ли просветов в пологе его кровати и не сможет ли кто-нибудь увидеть, что за книжку он нашел себе для легкого чтения. Если это проверка Дамблдора, то и черт с ним, решил Гарри. Дали книгу на почитать, значит, можно и прочесть. Если он ожидал, что Поттер тут же прибежит к нему отдавать столь странную книгу, от которой так и веяло чем-то омерзительным, то давно должен был понять, что Гарри Поттер, кем бы там его директор не считал, образцовым ябедой не является и обо всех странностях преподавателям не докладывает.

Глава про крестражи не вызвала у Гарри ни нужного трепета, ни отвращения. Просто магия, со своими правилами. Нужна жертва, причем не для какого-нибудь кровавого ритуала, а для обычного убийства, нужно заклинание, нужен предмет, нужно пространство, ограничивающее магию. В общем, ничего сложного. Всю процедуру может провести один человек, решивший расколоть душу. До этого Гарри несколько иначе представлял как процесс создания, так и вообще всю эту... наитемнейшую магию. Сложнее что-ли, многогранней. Но как он понял, крестражи отнесли к наитемнейшей лишь потому, что нужна жертва, и применяют ее к «святому» — душе.

Гарри больше заинтересовала другая глава со странным названием «Захватничество». Эта магия была поистине интересной, такой, о которой говорил профессор Бэгшот и которую, наверняка, и использовали египтяне в своих странных пергаментах и прочих обезвреженных в свое время профессором вещах. Автор считал это менее темным волшебством, и Поттер в меру своего видения мира, был с ним не согласен. По всему выходило, чем более эгоистичен темный маг, тем он менее темный. Крестражи — темная магия по отношению к себе, казалось бы, в представлениях Гарри, шла где-то совсем недалеко от светлой. Разве что, необходимость убийства убирала ее и разряда разрешенного колдовства. Ну какая разница, что кто-то разделил собственную душу и хочет не умирать? Вполне естественное человеческое желание. Другое дело, если души врагов запирать в пергаменты — вот это страшно. Для врага, разумеется. У Гарри возникла было мысль, что это схоже с христианскими заповедями, где самым страшным грехом было самоубийство, и только потом убийство, но он не стал развивать эту идею дальше.

В душе мага и есть его магия. Захватничество может лишить человека как жизни, так и его магии, что волшебнику, совершающему захватничество угодно будет. Страшнее только раскол души врага твоего, на две ее части — сознательную и неосознанную.Тогда ты и без заклятий особенных сможешь заставить его врагом твоим перестать быть, лишив его воспоминаний собственных и воли собственной, да оставив ему лишь его силу магическую.

Глаза слипались, а в голове все путалось. Это волшебство было сложнее создания крестражей, для него требовалось присутствие минимум двух магов, также жертва, но при этом убить должен тот, кто потом же и станет пострадавшим от захватничества — именно его душу и захватывали в предмет. В голове снова крутился образ того пергамента, и мысли, что там было что-то иное, вряд ли все души, попавшие в пергамент, предварительно кого-то убивали. Там стимулом для того раскола души, который происходит, как понял Поттер, в сомнениях, в борьбе доброй или злой стороны души, была жажда наживы? Нужно отдать должное темным волшебникам, они признавали, что в каждом человеке есть добро и зло. Гарри же сам отказывал в наличие хоть капли добра многим людям.

Известны нам случаи, когда захватничество было в собственное тело, что поистине страшным колдовством считается, неизвестно ведь, чья душа приживется в одном теле. Разумные колдуны хорошо и долго ритуалы свои готовили, и лишь силу магическую к своей душе подселяли, да был известен нам Идеон Бестолковый, что потом еще в войне с гоблинами прославился, который решил в душу свою захватить силу волшебную врага своего. Да по глупости только не разделил он сущности, неосознанное от сознательного, магию от воспоминаний, да так и впустил к своей душе чужую душу целиком. Враг его умнее оказался, да и смог подавить волю Идеона Бестолкового в его же теле, и держал его душу до конца дней своих в подчинении себе, и восславился Идеон Бестолковый уже как Идеон Предводитель Троллей, потому как на войну против гоблинов их вывел, и известен всем теперь Идеон, хоть и прожил он жизнь бесславную и телом его управлял враг его заклятый.

Гарри попытался вспомнить что-то из истории про этого Идеона Бестолкового и сразу же осознал всю глубину провала своих знаний по предмету профессора Биннса. И как другие умудряются сдавать СОВ по этой дисциплине?

Знаем мы случаи и когда волшебник свою душу в тело чужое переселял, да только счастья от этого никому не было. Рамизу Черному очень нравилась жена друга своего, и решился он совершить страшное. Ритуал провел, да вселился в тело друга своего. Только жена его сразу подмену обнаружила, да убила Рамиза в теле возлюбленного своего, и сама в реке утопилась.

Именно на этом моменте Гарри уснул. Ему снилось, как Волдеморт закладывает крестражи в души каждого волшебника, и каждый становится немного Волдемортом. Живут во всей магической Британии одни Волдеморты в разных вариациях, только Альбус Дамблдор остался собой, так как на такое самоубийтво Волдеморт не решился. Учит добрый директор в своей школе маленьких Томов, и Томы постарше, вроде профессора МакГонагалл, тоже учат маленьких Томов.

* * *

Сова летела именно к Гарри. Дурсли не писали ему писем, и никого в волшебном мире он не знал вне Хогвартса, но сова точно приземлилась прямо в его тарелку с кашей и начала трясти лапами, обляпав мантию Поттера овсянкой.

— Ну и мерзость, — сообщил сидящий рядом Симус, на которого, кажется, тоже попал небольшой кусочек.

Гарри отвязал письмо от лапки совы и ткнул ее мордой в кашу, вместо угощения.

— Жри это, другого не заслужила, недотепа.

Сова недовольно ухнула, тряхнула головой, оставив еще несколько капель каши на мантии и лице Гарри, и поспешила улететь. Его небольшое недопонимание с совой почти никто не заметил, так как утром многим приходили письма, и почти все были заняты их прочтением. Поттер осторожно посмотрел на обычный желтоватый конверт, обляпанный кашей, почесал голову с отросшими волосами, прежде чем открыть его.

«Поттер, надо поговорить. В Хогвартсе везде уши, поэтому считай, что я приглашаю тебя на свидание в Хогсмид. Можешь идти туда с кем угодно, но я буду ждать у заднего крыльца магазина сладостей в двенадцать. Антигона Фоули».

Гарри нашел взглядом за столом Райвенкло Антигону, но она даже не смотрела в его сторону, переговариваясь о чем-то с Падмой Патил.

— Мне нужно будет отлучиться в Хогсмиде сегодня, — сообщил он друзьям.

— Ты это Парвати объясни, вы же с ней обычно там гуляете, — усмехнулся Симус.

— Не обычно, а три раза, — попровил его Поттер. До Парвати ему нет дела, как и ей до него. На четвертом курсе они делали вид, что встречаются или встречались, Гарри и сам не знал, как это определить. Но прекрасно понимал, что началось все из-за того, что у некоторых их ровесников уже были пары, и ни он, ни Парвати не хотели быть лузерами.

Филч, как обычно, зачитывал список того, что запрещено приносить из Хогсмида, его никто не слушал, и в холле стоял гул. Все только и ждали разрешения уйти. У Поттера снова возникло чувство паранойи, потому он держался недалеко от Симуса с Дином и делал вид, что все нормально. Ничерта не нормально! Завернутой в мантию невидимку, запазухой у него лежала книга, врученная Гелоном Фоули, и Гарри собирался потребовать объяснений от Антигоны.

До двенадцати Гарри, Парвати, Лаванда, Симус, Дин и Мэтт сидели у мадам Розмерты и пили сливочное пиво. Разговор не клеился, девочки общались о чем-то между собой, Симус с Дином и Мэттом пытались обсуждать недавнюю активность Пожирателей смерти, Гарри иногда вставлял свои замечания и то и дело поглядывал на часы. Без пяти двенадцать он поднялся.

— Мне нужно отлучиться, кое-что должны были передать из дома, — придумал он самую нелепую отговорку, на что Симус посмотрел на него в недоумении, понимая, что магглы вряд ли бы что-то передали своему племяннику в Хогсмиде.

— Вали, хоть не будешь портить атмосферу своим унылым видом.

Парвати поджала губы, но промолчала. Гарри пробрался сквозь толпу студентов к выходу, и сразу же пошел к задним дворам, чтобы как можно меньше людей его видело. Оказавшись у ворот дома Розмерты, Поттер оглянулся, достал книгу из мантии, и сам укутался в нее, чтобы хоть немного ощущать себя безопаснее.

Не успел он подойти к назначенному месту, как из-за угла, так же оглядываясь, вышла Антигона, что-то произнесла, схватила его за руку, и Поттер почувствовал, как его скрутило. Последней мыслью перед тем, как упасть на холодный каменный пол, было то, что Фоули служат Пожирателям.

— Никому мы не служим, — тут же ответила Антигона, так же неловко свалившаяся на пол. — Вставай.

— Какого черта?

— В Хогвартсе уши, в Хогсмиде тоже. В Кабаньей голове братец Дамблдора за всем присматривает, Розмерта самые странные слухи до директора доносит, кто еще там чем занимается, не знаю, но доверия нет.

— У меня и к тебе нет доверия. Где мы, черт возьми?

— У меня дома. Мрачное место.

Место действительно было мрачным, мрачнее Хогвартских подземелий. Каменные стены без обоев и какой-либо иной обшивки, паутины вдоль стен и на потолке, на факелах. И несколько дверей в круглой комнате, где они оказались.

— Идем.

— Фоули, что происходит? Какого хрена я здесь и какого хрена твой братец подсовывает мне книги?

— Тихо! Разбудишь бабку, придется ее убить, — серьезно сказала Антигона, и Поттер от этого скривился, будто съел кусок лимона.

Она направилась к одной из деревянных дверей, прошептала какое-то заклинание, и вошла. Гарри последовал за ней, другого выхода у него все равно не было. Аппарировать он не умел, камина в круглом холле не имелось, да и где он находится, представления не было совершенно никакого.

— Садись.

Комната, судя по всему спальня самой Антигоны, была не многим уютнее круглого холла, хотя ее все же пытались привести в человеческий вид. Цветным пледом, ярким пятном выделявшимся на фоне мрачного помещения без окон, вязаной накидкой на кресло, несколькими куклами, стоящими на столе. Гарри передернуло. На столе, на цветном пледе, в волосах кукол, везде был такой слой пыли, будто он находился в комнате давно умершего ребенка.

— Слушаю, — Гарри сел в пыльное кресло, отчего из него поднялось небольшое облачко пыли, но быстро было придавлено пятой точкой Поттера.

— Ева хочет помочь тебе. И мне, нам. Но она не может прямо с тобой об этом говорить.

— С тобой, значит, может?

— Обо мне ее не спрашивает Дамблдор. Не первое поколение Фоули у него учится, в последнее время все мы — жалкое зрелище. Особенно Ферон. Директору нет никакого дела до нас. Очередные чистокровные из священных двадцати восьми, которые скоро сдохнут, не дожив и до сорока. Или попадут в Азкабан. Или отравятся собственной усовершенствованной настойкой от икоты по своей глупости...

— Зачем ей вам помогать? — Гарри скрестил руки на груди.

— Она Фоули в девичестве. Родилась в этом дурацком доме, когда он выглядел еще прилично.

— Ясно. Зачем ей помогать мне?

— Она Гонт в замужестве, — усмехнулась Антигона, — Темный лорд — ее какой-то там прапраправнук. Вначале она восхищалась им, считала, что он будет великим волшебником. Потом грустно наблюдала, как он вымещает на магглах свои детские комплексы, подгоняя под это идеи величия волшебников. Он псих. И он возвращается.

— Причем тут я?

— Ева говорила, что рассказывала тебе о крестраже. Ты тоже в какой-то степени Гонт. В какой-то... — Антигона презрительно посмотрела на Поттера, отчего тот вскинул брови и постарался выглядеть максимально непринужденно. — Наверное, следует начать с моей... нашей истории. Нас четверо, и сумасшедшая бабка в соседней комнате, которая воет по ночам и говорит, что проклянет Прюэттов, которые давно сами себя прокляли. Ферон считается главой семьи. И он полный мудак, как ты мог это заметить. Он может лишить каждого из нас наследства, которого и так немного, выгнать из дома, обручить Гелона с Евадной, как он и грозится сделать, чтобы «сохранить чистую кровь». Он имеет на это право... юридически, что-ли. После смерти отца. Мать умерла еще при родах Евадны. У нее, кстати, проблемы с магией и даже с речью. Большие проблемы. Ферон называет ее никчемной сквибкой, но она может колдовать, когда его нет. Он применял к ней Круциатус, чтобы заставить ее сказать Люмос. Люмос у нее получился, да...

— Отвратный тип твой братец. Вы, кажется, двойняшки?

— Я не такая!

— Ладно, ладно, — Гарри поднял руки в примирительном жесте и замолчал, не понимая, к чему клонит Антигона.

— Прошлым летом он снял со счета в Гринготтсе деньги, которых там и так мало, чтобы пригласить сюда своих сгоревших друзей. Они пили оневиски, потом притащили двух каких-то маггловских шлюх... Он вывел Евадну в комнату, где все это происходило, привязал к стулу и заставил смотреть. И говорил, что ее ждет такое же будущее, как этих шлюх, потому что она — сквиб.

— И что стало с теми шлюхами?

— Они закопаны у нас в саду.

— Ты так просто мне рассказываешь об этом? — удивился Поттер.

— Да мне плевать, как будто я не знаю, что это вы убили Кребба. И ты убил Криви этим летом. Это даже Дамблдору известно, но он молчит, рассчитывая, что если ты не поможешь ему, когда возродится Темный лорд, ему будет что предъявить и чем тебя шантажировать.

— Как будто это новость. Ладно, предположим, меня в вашей истории удивляет легкость происходящего и то, что Дамблдор и Попечительский совет не особо заботятся тем, как проводят каникулы четверо детей-сирот.

— И слава богу, что не заботится. На месте Шафиков я бы не хотела быть, жить у магглов. У нас есть бабка, Поттер. Она глухая и сумасшедшая, но официально мы не такие уж и сироты. — Антигона легла на спину на пыльном ковре, подложив руки под голову. Такая открытая поза, как будто специально. Иллюзия того, что она очень доверяет. Как будто Гарри может сбежать и знает, как это сделать.

— И никто не озаботился смертью этих... шлюх?

— Да всем плевать, Поттер. Только на тебя и не плевать. Хреново быть тобой, верно?

— Что от меня хочет Ева?

— Ты ведь прочитал книгу, которую передал тебе Гелон?

— Постой, ты ведь не хочешь... — до Поттера начало доходить.

— Хочу. У тебя ведь есть мечта? Мне Ева говорила, что ты хочешь жить, но не хочешь жить как Гарри Поттер.

Поттер в растерянности смотрел на Антигону, лежащую в школьной мантии на пыльном красном ковре, какие он видел в турецком магазине в детстве, когда дядя Вернон решил, что они поедут отдыхать в Турцию и посетят старинный город Стамбул, совместив познавательные экскурсии с пляжным отдыхом. Она смотрела на него в ответ снизу вверх своими черными огромными глазами. Такими же как у Евы.

— У тебя уже есть портрет? — неожиданно для самого себя спросил Гарри.

— Конечно! Когда умерла мать, портреты делать не стали. Нам с Фероном тогда не было и шести, Гелону было три, а Евадна только родилась. Но когда умер отец, мне было двенадцать. Ферон вызвал в дом художника, который написал все наши портреты, даже Евадны. Сейчас этот портрет закрыт черной тканью и Ферон обещает его сжечь, если Евадне не придет письмо из Хогвартса.

— Где он сейчас, кстати?

— В Мунго. Его не выпишут раньше Рождества.

— Ты серьезно, ты все это говоришь серьезно? Как я смогу?

— Легко. Почти все друзья Ферона мертвы, можешь сказать спасибо мне. У неудачника Келли не хватило бы смелости. Он, конечно, пришел мстить, но вот только скорее всего, это закончилось бы тем, что он сбежал. Я использовала Империо. — Антигона присела, подползла ближе к Гарри, почти к его коленям. — Я все подготовила!

В этот момент Поттеру показалось, что она почти такая же сумасшедшая, как и ее брат. Разве что девушка. Иногда ему казалось, что они всегда чуть более разумны.

— Боишься! — констатировала Антигона. — Я сотру тебе память об этом разговоре и вручу пакет с маггловскими сладостям, если ты не согласишься в итоге, не переживай.

— Если я соглашусь?

— Позову Евадну и мы заключим магический контракт, — Антигона подползла еще ближе и положила голову на колени Гарри. — Она не сквибка, она справится.

— Что будет дальше?

Антигона улыбнулась, так же глядя на Гарри сверху вниз, безумно и даже немного заискивающе.

— Я тебе расскажу, что придумала Ева. Она гениальна! Фоули всегда учились в Райвенкло, только несколько человек окончили Слизерин.

— Допустим, я согласен, — вздохнув сказал Гарри, не давая время себе на раздумья. Каким бы безумием все это не выглядело.

Антигона поднялась так быстро, что Поттер даже не успел среагировать. Она выбежала куда-то и была очень довольной, а Гарри казалось, что он собирается подписать контракт с Дяволом. Как бы он ни представлял себе Дьявола, выглядел тот совершенно иначе. Как только Евадна, в легком белом платье и в вязанных носках вошла в комнату Антигоны, Гарри стало невероятно жаль ее. Глаза ее были не такими большими, как у Антигоны и Евы, но не менее выразительными в своей черноте, волосы были спутаны в какой-то комок, видимо, сумасшедшая бабка не заботилась о внешнем виде внучки, худоба ее была неестественной, как будто ее вывели не из своей комнаты в этом мрачном доме, а из темницы. Лицо ее почти светилось от бледности.

— Евадна, помнишь, мы с тобой учили клятву?

Девочка кивнула.

— Ты мне веришь?

Она кивнула повторно.

— Познакомься, это Гарри Поттер. Он нам поможет.

Евадна серьезно посмотрела на Гарри, как-то даже не меняя выражение своего лица. Словно она так серьезно смотрела на всё: на Антигону до этого, в пустоту, на Поттера.

— Обещаешь? — едва слышно спросила она.

Наверное, так и выглядел Дьявол, подумал Гарри, потому что понял, что в этот момент не может сказать «нет». И дело было не в жалости к девочке, которую впервые увидел, не в искреннем желании помочь. Дело было в том, что он НЕ МОГ сказать этого проклятого нет. Когда Гелон использовал на нем ментальную магию, которая в некоторых случаях являлась частью легилименции, он мог спокойно отказать ему и даже разозлиться. Сейчас — не мог.

— Обещаю, — выдохнул он, и вокруг него появилось синее свечение. Поттер никогда не давал магических клятв, но прекрасно знал, что это значит.

— Евадна, — Антигона окликнула сестру. — Скоро все изменится и Ферон больше не будет тебя обижать.

— Обещаешь? — снова спросила Евадна, как будто ее долго учили этому слову.

— Я обещаю, Евадна, — улыбнулась ей Антигона, и вокруг нее так же возникло синее свечение.

— Как она это, черт возьми, сделала? — спросил Поттер, отошедший от шока.

— Она так умеет. Она многое умеет, Гарри. Я говорила, что у нее большие проблемы с волшебством, и скорее всего, Дамблдор не возьмет ее в школу.

— Не вижу никаких проблем, отменное беспалочковое волшебство.

— Не видишь, да? А они есть! — почти прокричала Антигона, испугав Евадну. Та сжалась, и как будто враз стала меньше, стремясь стать незаметнее. — Хочешь, покажу?

Антигона схватила с полки хрустальный шар, ухватила за руку Гарри и как-то странно навалилась на Евадну, и в тот же миг Гарри снова почувствовал рывок, мир сжался до одной маленькой точки, и спустя мгновение это прекратилось.

— Евадна, — Антигона, аккуратно приземлившаяся на землю, окрикнула сестру, лежавшую ничком на холодной, почти зимней земле, свернувшись калачиком, в одном легком платье.

Девочка подняла голову и посмотрела на сестру. Она ее боялась.

— Ты ведь поняла, что мы хотим с Гарри сделать? Поняла ведь?

Евадна кивнула.

— Скажи это! — Антигона смотрела на сестру сверху вниз. Гарри не спешил подниматься, оглядываясь. Они были в незнакомом лесу. Если лес, где каждое дерево похоже на другое, вообще может быть знакомым.

— Вы хотите поменять Ферона, — слабым голосом сказал Евадна, дрожа всем телом. Она пыталась подняться с земли, но в то же время как будто не хотела этого.

Антигона наклонилась к ней и грубо схватила за руку, поднимая.

— Ты знаешь, что будет, если у нас ничего не выйдет? — громко шептала она на ухо Евадне. — Если у нас не получится? Ферон вернется на Рождественские каникулы! Он сказал мне, что приготовил для тебя подарок. Крысу, которую ты должна будешь убить. Убить волшебством, а если у тебя не выйдет, то он превратит тебя в крысу и покажет Гелону и мне, как это нужно было сделать!

— Он сделает это? — Евадна смотрела на Антигону умоляющими глазами.

Гарри затошнило от этого зрелища. Он уже не представлял, как уснет в эту ночь. Ему обязательно будут сниться кошмары. Мрачный дом Фоули, дрожащая Евадна, голова Антигоны на коленях...

— Ты же его знаешь! — Антигона сложила руки на груди. — Скажи Люмос!

И Евадна внезапно заорала этот чертов Люмос так громко, как Гарри и не мог себе представить. От ее крика, должно быть, разбежались все животные в лесу.

На мгновение все — лес, небо — исчезло, чтобы появиться в совершенно ином свете. Вместо обычного пасмурного неба над ними нависали тяжелые тучи, сверкнуло несколько ослепляющих молний, прямо перед глазами, и Гарри никак не мог проморгаться, он видел лишь тонкий силуэт Евадны, глядящей в небо на плоды своей магии. В этот же миг с неба полился проливной, холодный, почти зимний ливень, промочивший их насквозь.

— Да, Поттер. У нее определенно есть проблемы с магией, — сказал Антигона спокойно, встав за спиной Гарри и наблюдая за разворачивающейся стихией. — Теперь придется ждать, пока все успокоится.

— Тогда почему она не убила Ферона?

— Поттер, это не так действует. Мы с Гелоном пытаемся научить ее пользоваться магией, вот она уже умеет скреплять обеты, как ты мог убедиться. Евадна не хочет причинить вред никому, даже Ферону.

— Что это вообще за чертовщина творится? — шепотом спросил Гарри, продолжая смотреть на сверкающие молнии, вызванные обычным Люмосом.

— Я не знаю. Мы думаем, она настолько боится, что у нее не получится волшебство, что вкладывает в него слишком многое. И откуда у нее столько силы берется... Надеюсь, ты понимаешь, что не уникален в своих проблемах. Приняв предложение Евы, ты также принимаешь определенную ответственность. Не всем хорошо, и у каждого свои проблемы. Но ты все равно в плюсе, от тебя не будет никаких ожиданий. От Фоули вообще ничего хорошего не ожидают. Моего отца убили в Лютном, когда он был пьян и прочитал мысли торговца, что тот собирается впарить кому-то какое-то фуфло вместо оригинала и не нашел ничего лучше, как сказать это. Дурацкая смерть. До этого его тринадцатилетним подростком приперли к Темному Лорду и поставили Метку, чтобы он следил за студентами, читал их мысли, все такое. Всем нелегко, Поттер.

Антигона развернула к себе Гарри, посмотрела в его ошарашенные глаза и поцеловала. Он на мгновение вспомнил Алису, но тут же ее образ растворился в его мыслях и в общей несравнимости ситуаций. Вокруг них стояла настоящая буря, казалось, стихия скоро порушит деревья в лесу, ветер пронизывал насквозь, а холод словно пробрался до самого сердца. Евадна никак не желала успокаиваться и как-то отменять свое странное заклинание, а губы Антигоны были мягкими и горячими.

— Встретимся где-нибудь в Лондоне на каникулах? — предложил Дерек. — У меня осталась Оборотка, можем пойти в бар.

— Почему бы и нет, — согласился Мэтт.

— Можно, если Дурсли не купили билеты куда-нибудь во Францию и не решили отметить Рождество там, — отозвался Гарри, читающий книгу о легилименции в поезде.

— Счастливый ты, — неожиданно сказал Дэрек, который не любил признавать свою слабость. — Твои родные часто путешествуют, в скольких странах ты был?

— Только в маггловской их части, это не так интересно.

— Но все же. Мои каждые каникулы — Лондон, и ничего больше.

— Неправда, ты был у меня в гостях в Бирмингеме!

У Поттера тряслись руки. Он написал Дурслям, что не приедет на каникулы. Он сказал Гермионе, что для победы над Волдемортом нужно уничтожить крестражи, и их несколько, ведь не мог же этот придурок оставить его всего один и именно в ту ночь, когда погиб? Этот придурок... Он сам и есть этот придурок. Но он хочет быть единственным! Он думал, каким бы был Гарри Поттер. Похожим на Джеймса? У него были бы верные гриффиндорские друзья. Один из которых бы предал его, но он хотя бы верил в дружбу. Или как Лили. Любил бы зелья и был... Каким? Он понятия не имел, что сказать о своей матери. Ее характер так и не сложился у него в голове. Но на всякий случай он мысленно просил у них прощение, хоть и вероятно, его родителями они не являлись. Кто есть родители души? Как она вообще появляется?

В чемодане плотно укутанной в мантию-невидимку лежала книга. «Тайны наитемнейшего искусства»...

— Скоро подъезжаем.

— Ага, жаль что каникулы небольшие, потом снова гребаная учеба, — причитал Симус.

— И СОВ в этом году... — напомнил Дин.

— Сдадите, мы же сдали, — усмехнулся Мэтт.

У Гарри болела голова. От бессонницы в последние дни, от чертежей и схем, от зелий, которые он варил по ночам, от всего.

— Теперь я могу говорить с тобой откровенно, Гарри. — Ева улыбалась.

— Я никогда тебя больше не увижу.

— Так нужно. Я слишком много знаю.

— Я тоже.

— Все будет хорошо, Гарри. Поверь мне, все теперь будет хорошо.

— Никак не могу понять, ты делала это все для меня? Для Антигоны, Гелона и Евадны? Для себя?

— Для всех! Представь себе, ты висишь портретом на стене. И видишь, как твой потомок растет. Какой он молодец. Какие успехи делает в учебе, какую ему прочат карьеру. А потом он все рушит, и не темная магия тому виной, далеко не она, что бы по этому поводу не говорил Дамблдор. Сам человек. Его слабости. То, что он не смог перебороть в себе. Старые обиды, которые уже не должны иметь значения... Ты почти живешь в своей раме и видишь, как многие поколения Фоули поступают на Рейвенкло. И от каждого новичка ты ждешь той смекалки и хитрости, которую когда-то проявляли их предки, новых изысканий в ментальной магии, а получаешь садистов и алкоголиков...

— Что ты сейчас чувствуешь, Ева?

— Гордость.

— За кого?

— За себя! Я — мертвая женщина, мерлинов портрет, переиграла его, этого Дамблдора. И я чувствую предвкушение и азарт.

— Жаль, что ты не увидишь его реакцию.

— Считай, что я решила эту проблему силой воображения.

— Я так поступаю со многими проблемами.

Гарри в последний раз оглянулся в пустом классе. Слишком маленький, чтобы проводить в нем уроки. Слишком большой, чтобы стать какой-нибудь подсобкой. В Хогвартсе много таких и каждый из классов создан не просто так, ведь наверняка Основатели думали над тем, что и как будет происходить в каждом помещении.

— Думаю, я смогу гордиться тобой. Будь собой и не бойся делать то, что хочешь делать. Чем бы это ни было. И не обижай Евадну, постарайся найти с ней общий язык, ей еще можно помочь. Найди портрет Гименея Фоули, но не рассказывай ему эту историю. Он должен быть в Хогвартсе и может помочь, хотя на первый взгляд может показаться несносным типом.

— Я постараюсь, Ева. Прощай. — Поттер, не дав себе время подумать, выпустил из палочки огонь, выжигающий портрет, но не такой сильный как Адское пламя, чтобы ничто не могло засечь здесь волшебства и сообщить директору раньше времени. Он сам придет к Еве, когда будет уже поздно.

В это же время Антигона сжигала еще один портрет Евридики Гонт, в девичестве Евридики Фоули, умершей еще в восемнадцатом веке женщины, которая не хотела просто наблюдать за происходящим.

В горле стоял ком. Он быстро проморгался, повторив про себя несколько раз, что он сжег всего лишь чертов портрет. Он считал Еву очень сильной женщиной. Посмертие — сложная штука. Она дает иллюзию жизни, с которой расстаться сложнее, чем с самой жизнью. Так когда-то говорил ему Почти Безголовый Ник. У Евы хватило на это сил, она пожертвовала своим послесмертием, каким бы оно ни было.

— Она всего лишь портрет, просто портрет, — шептал Гарри, чтобы успокоиться.

— Эй, Поттер, ты уснул что-ли?

— Кажется, да... — Гарри разлепил глаза.

Он задремал. И ему приснился самый гнусный сон, который только можно придумать — воспоминание.

— Останавливаемся, — радостно верещал Дин. — Давай, бери свои манатки и на выход.

— Да, сейчас.

«Тетя Петунья. Если у вас есть возможность — уезжайте. Как можно скорее, уговорите дядю, скажите, что это я все испортил. Но Волдеморт скоро возродится, а я по своей глупости открыл адрес вашего дома Пожирателю смерти. Помните, к нам заезжал мистер Хоуп? Это он и есть. Именно с Хоупом сложностей больше не возникнет, но я не знаю, с кем он успел пообщаться. Я не знал, что так выйдет. Прошу вас, пожалуйста, переезжайте. Дяде давно не нравилось ездить каждое утро в Лондон, может быть, если продать дом, ему хватит денег на квартиру в Лондоне? Спасибо вам за все, что вы сделали для меня».

— Хороших каникул, Гарри!

— И тебе, Дин.

— Здравствуй, Гарри.

— Добрый вечер, мистер Хоуп. Как дела?

— Отлично. Не приедешь к нам на ужин?

— Я подумаю, мистер Хоуп.

— Счастливого Рождества, Гарри!

— И тебе, Гермиона!

Поттер улыбался всем, кто с ним здоровался, кто поздравлял его с праздниками, приветствовал родителей многих гриффиндорцев, которые считали своим долгом каждый год поздравлять, будто старые хорошие знакомые. Это теперь казалось странным. Он понимал, что его... нет, не любили. Но к нему относились хорошо. Как и он ко многим относился. Слово хорошо может быть синонимом слова нейтрально. Чего стоит простая улыбка? Она ничтожна. И она значима, потому что человек показывает ей расположение.

«Дадли, надеюсь, ты отошел от произошедшего летом. Если власти будут докапываться к тебе, то покажи им это письмо. Это я, Гарри Джеймс Поттер, убил Колина Криви, потому что тот оказался трусом. Своего кузена я втянул случайно. Он не виноват и действовал под моим принуждением.

Дадли, стань офигенным экономистом и переплюнь дядюшку. Пусть твоя фирма будет выпускать не дрели, а компьютеры, как ты мечтаешь. Я верю, что у вас с Пирсом когда-нибудь получится создать то, о чем мечтают остальные. Ты станешь офигенно крутым бизнесменом, если захочешь. И не бросай спорт, дать кому-то в морду — неплохое умение».

Письма лежали во внутреннем кармане маггловской зимней куртки, которую Гарри надел, прежде чем сойти с поезда. Их он разошлет после, когда настанет время. Друзей немного удивило, что Поттера никто не встречает, но он быстро отмахнулся, не впервые в Лондоне, а вот не встретить тетушку Мардж — это трагедия, тем более, что она прилетает из Нью-Йорка, где была на выставке собак со своим Райтом.

Он шел к зданию вокзала, улыбаясь. По-настоящему рождественское настроение. Наверное, впервые в его жизни. Туда-сюда сновали люди с чемоданами, кто-то приезжал в Лондон на Рождество, кто-то уезжал к родным и друзьям. Поттер шел к началу первой платформе, на которой было нечего делать ни одному волшебнику. Он прощался с вокзалом. С людьми, которых не знал. Он улыбался, говоря прохожим: «Прощайте, мистер Неизвестный, счастливого Рождества». Они оглядывались на него в недоумении, но улыбались в ответ, так же желая всего наилучшего в этот светлый праздник.

— Долго ты, — произнесла Антигона. За ее спиной Гелон грыз ногти, наверное, от нервов.

— Прощался с друзьями.

— О да, это важно, ведь все они придут на твои похороны.

* * *

«Дерек, ты никогда не думал, как вообще существует этот мир? Я иду по Лондону, впереди меня идет женщина. По тротуару, рядом с дорогой. Что мешает мне просто толкнуть ее под проезжающий автомобиль? Впереди идет мальчишка лет восьми, и в руках его рождественский подарок со сладостями. Любой может толкнуть его, забрать конфеты и убежать. Почему этого не происходит? Что привело к тому, что мир не погряз в хаосе? Почему никто из прохожих не толкает женщину под автомобиль?

Представь, что смерть с тобой с самого рождения. Ты можешь идти в школу и получить удар битой в висок. Просто так. Не потому что у тебя что-то есть, не потому что это месть. Но этого не происходит, и ты, не боясь, идешь в школу. Мне кажется это странным. Оно должно происходить, или я не понимаю этот гребаный мир!

Я думал над этим, пока шел вслед за Алисой Хоуп, возвращавшейся домой из магазина. На ней были узкие джинсы, я смотрел на ее задницу и понимал, что она не знает. Не ожидает, что произойдет. Она просто идет домой. Все люди идут по своим делам. Они не ожидают, что могут умереть прямо сейчас.

Кто заложил в человечество этот порядок? Я не могу поверить, что он сформировался произвольно. Так странно, что именно этот вопрос интересует меня сейчас...»

— Ступефай! Инкарцеро! — бросил Гарри в спину Алисе, и тут же исчез вместе с ней.

— Гарри, какого... — Алиса попыталась подняться на полу, но поняла, что не может этого сделать из-за того, что связана.

— Силенцио! — спокойно произнесла Антигона. — Ее отец вернется домой в восемь. Он будет просто идти по улице, он так делает всегда, так как они живут в маггловском городе.

Просто идти по улице...

— Гелон приготовил поесть. Он не очень это умеет, но я надеюсь, что это что-то съедобное.

— Я боюсь неожиданной смерти.

— Ты ударился головой, Поттер?

— Нет. Только что понял свой самый большой страх: я боюсь неожиданной смерти. Что умру, просто возвращаясь с работы. Спускаясь в Большой зал на завтрак, потому что кто-то решит неудачно пошутить, и я скачусь по всем лестницам. Потому что кто-то решит воплотить какие-то свои планы, прикажет кому-нибудь под Империо пальнуть в меня Адским пламенем, когда я буду с друзьями ночью бухать в пустом классе...

Я умру иначе.

* * *

— Это тот же самый лес?

— Я не придумала ничего лучше. Отец возил нас сюда на каникулах, говорил, что здесь когда-то очень давно жили волшебники и показывал разрушенное кладбище в лесу.

— Почему они теперь здесь больше не живут?

— Не знаю. Но тут тихо, нет никого. Мне кажется, место подходящее.

— Страшно.

— Очень.

Когда Гарри читал всякие легенды, сказки и прочие книги, где описывались злые темные волшебники, он всегда представлял себе их в темных мантиях со свечами в руках. Они крались по ночным коридорам замков, чтобы совершить свое ужасное дело. Они шепотом переговаривались, устраивая заговоры против королей и пили красное вино из серебряных бокалов.

Злым волшебником сейчас был он сам. В синей пуховой куртке, в серой шапке с бубоном, которую ему прислала к Рождеству тетя, в кроссовках. Не было никаких коридоров, свечей в руках, как и надобности в них не было. Стоял ясный морозный полдень, а вместо таинственного замка был тихий лес. И Поттер расхохотался. Его смех эхом отдавался где-то за милю в лесу.

Пока он не получил подзатыльник.

— Прекрати истерику. Если нужно, я могу притащить тебе мантию и свечи, придурок.

— Ты можешь не читать мои мысли?

— Не могу.

«Знаешь, Дерек, я смотрел в глаза Алисы, прежде чем убить ее. Я должен был кого-то убить, причем этот кто-то должен был быть хоть немного значимым человеком для меня. И как же я был удивлен, когда увидел в глазах ее неверие. Она до последнего не верила, представляешь? Как человек, читающий сводки новостей, знающий, с каким объемом работы сталкивается полиция, может не верить в то, что может умереть в любой момент. Вот ты веришь? Или так же живешь, думая, что с тобой ничего не случится ни сегодня, ни завтра, а умрешь ты когда-то в перспективе, лет так через сто? Я вот знаю, что умру. Даже знаю, что умру именно сегодня...»

— Империо! — очень тихо произносит Антигона, направляя палочку в спину Ферона.

Глаза его сразу становятся стеклянными, только пустыми. Гарри видел стеклянные глаза, но они были иными. Красноватыми такими, живыми. После наркотиков. Империо — не наркотик. Поттер сжимает виски, потому что не верит. Этого всего нет! Всего этого никогда не было! Не было Евы, не было Фоули, он никогда не поступал в Хогвартс, и сейчас он проснется в самом безопасном месте в мире — в психиатрической лечебнице.

— Адава Кедавра! — безразлично произносит Ферон.

Фоули произносил эти слова. Не один раз, не два. Сказать, что вот они — три Непростительных, окружить их ореолом таинственности и запрета. Поттеру казалось, что эти слова произносил хоть раз каждый школьник. Хотя бы, поймав в доме муху, оглядываясь через плечо, чтобы не видел никто. Просто потому, что хочется их произнести. Понять, насколько это просто и за что люди получают пожизненные сроки.

И Гарри представил тихоню Невилла, сидящего в своей комнате и глядящего неверящими глазами на десяток дохлых мух...

— Поттер.

Гарри вздохнул и поднял палочку, прикрыл на мгновение глаза, и начал читать...

«Мне кажется странным, что была война с Волдемортом. Мне кажется странным, что кто-то сражался против него. Зачем? Зачем миру какие-то правила, министерства, управляющие жизнями людей, деньги? К чему все это придумано, Дэрек? Люди цепляются за свои должности, не имеющие никакого значения, верят в свои идеалы и ради них готовы умирать, и идеалы их — сплошь фантазия, ими самими выдуманная. Магглы — такие же люди. Ложь! Магглы не владеют волшебством, а маги невежественны и используют магию, чтобы бумага сама подтирала их жопы. Ради этого нам была дарована сила?

Мне кажется, что умерев, я проснусь в реальном мире. Я все это время спал...»

Сделай что-нибудь особенное с помощью волшебства, не забывай, что ты сам особенный хотя бы потому, что родился магом. Кажется, так говорила Алиса.

Гарри снова открыл глаза и понял, что он видит. Нет, это было нормальным, видеть, открыв глаза, но он видел лучше, чем обычно. Он видел прекрасно. И находился он в комнате с каменным серым потолком, определенно. Лежал на кровати, вполне мягкой и довольно широкой. Он раскинул руки, и ни одна из них не свесилась за ее пределы. Поттер попробовал подняться на локтях, и у него получилось. Спальня, в которой он находился, была довольно просторной. Намного больше комнаты Антигоны. Однако не было здесь никаких попыток наводить уют. Каменный пол, стены без плакатов, никаких игрушек. Окно также отсутствовало.

— Проснулся?

— Да, мне уже лучше.

— Не сомневаюсь. — Антигона подошла к зеркалу. — Подойди.

— Я знаю, что там увижу.

— Говорят, мы видим себя иначе.

И Гарри поднялся, прикрываясь одеялом, потому что по неизвестной ему причине лежал на кровати голым. Он подошел к зеркалу и увидел незнакомые черные глаза, глядящие на него из отражения. Антигона положила руки ему на плечи и так же уставилась в зеркало.

— Страшно. Дамблдор все поймет, боюсь, он сможет меня вычислить. Сопоставит с девичьей фамилией Евы, поймет, что она могла попросить помочь мне Фоули...

— Ева жила в восемнадцатом веке, она не была настолько известной волшебницей, чтобы о ней что-либо писали в книгах, не творила историю, не совершала великих открытий. Ты видел, сколько портретов висит в Хогвартсе? Думаешь, Дамблдор знает их всех поименно?

— Не зря же его считают великим волшебником...

— И сколько раз он допускал ошибки. Его переигрывали двадцатилетние маги, как в случае предательства Поттеров, он не смог остановить Темного лорда, хотя был его учителем.

Печальное, уставшее бледное лицо смотрело на него из зеркала. Он провел рукой по черным волосам, дотронулся до носа, постучал зубами.

— Какого черта я голый?

— Ты часа три отмокал в горячей воде, сильное волшебство отнимает много сил, ты выглядел почти трупом, когда я притащила тебя в дом.

— Я не могу читать твои мысли.

— Естественно, потому что я не хочу этого.

* * *

— Что?! — глаза Дамблдора округлились в неверии.

— Гарри Поттера нашли мертвым в Лондоне, — повторила голова Скримджера, высунувшаяся из директорского камина.

— Как?

— Пока неясно, предположительно отравление.

— Место, Руфус, назови место.

Аппарировать из Хогвартса было нельзя, поэтому Альбусу пришлось тратить лишнее время на создание портала. Хотя, возможно, время и не было лишним, ведь в это время к кабинету как раз успел подойти Северус.

— Держись, — не предупреждая ни о чем более крикнул Дамблдор, и обоих волшебников выбросило у безлюдной мостовой, где несколько молодых авроров обследовали местность.

Альбус сразу почувствовал магглоотталкивающие чары, еще много видов другого аврорского колдовства, но было что-то еще. Знакомое и такое чужое.

— Альбус, — прямо перед директором аппарировал Долиш. — Вчера со счета Поттера им самим были сняты все деньги, сейф его приказом ликвидирован.

Но Дамблдора не интересовал счет Поттера. Его влекло это что-то знакомое и чужое. Он подошел к телу, лежащему в неестественной позе, со странно подогнутой ногой. Не вывернутой, нет, так вполне мог лежать и живой человек, разве что недолго ввиду неудобства положения. Альбус глубоко вздохнул, провел над телом палочкой, принюхался.

— Чувствуешь, Северус? Магия, особенно темная, всегда оставляет следы.

— Похоже на поцелуй дементора, Альбус.

— Я так не думаю.

— Пожиратели смерти?

— Не знаю, — Дамблдор резко развернулся. — Мне нужно поговорить с Дурслями.

* * *

— Вам сообщили утром?

— Да... — Петуния была растерянной, отвечала односложно, а глаза ее были красными, но сейчас она не плакала. — Кто-то из ваших, в мантии. Я ему уже рассказала все, что знаю.

— Петунья, пожалуйста, — Альбус посмотрел в ее глаза, понимая, что родным неприятно вспоминать все по два раза. — Расскажите еще раз, это очень важно. У меня есть подозрения, что Гарри не умер.

— Как? — глаза миссис Дурсль широко распахнулись.

— Дадли, сделай маме зеленый чай, он успокаивает.

Толстый мальчишка тут же убежал на кухню. Слишком быстро, чтобы как можно скорее вернуться и почти ничего не пропустить из разговора.

— Гарри написал, что не приедет на каникулы, что хочет провести каникулы в доме у своего друга, родители которого разводят какие-то магические породы собак.

— Не знаю, кто из родителей его друзей может разводить собак, — задумался Дамблдор.

— Я тоже. Мне было неважно, даже если это просто предлог. Он не очень любил каникулы, особенно если на них приезжала Марджори. Она все расспрашивала его про гимназию, и ему приходилось выдумывать истории, вместо того, чтобы просто побыть с семьей. Я решила, что он не захотел больше таких каникул, решил устроить себе отдых от этого вечного вранья. Но вчера ночью нам пришли письма. Прощальные.

— Покажите мне их.

— Дадли... — она не договорила, но мальчишка быстро открыл ящик стола и достал оттуда конверты. Они лежали вместе, хотя каждому Поттер писал отдельно. Их сложили туда позже, когда авроры также решили на них взглянуть. Дадли как будто недолго сомневался, прежде чем протянуть их Альбусу.

Дамблдор задумчиво теребил бороду, читая письма. Особенно то, что было адресовано Дадли. Неожиданно для двух представителей семьи Дурслей, Альбус улыбнулся.

— Что смешного? — хмуро спросил Дадли.

— Я знал про Колина Криви.

— Если вы знали, то почему не рассказали этим вашим аврорам? — удивился Дурсль. Он был куда рассудительнее, чем можно было предположить по его внешнему виду. — Вы теперь расскажете полиции, и меня арестуют как соучастника? — почему-то очень спокойно спросил он. Видимо, не раз представлял себе такое развитие событий.

— Не о любом знании стоит говорить, мистер Дурсль. Я знаю, каким Гарри может быть убедительным. Том был таким же.

— Какой Том?

— Неважно. Я был там, в Лондоне. — Альбус сложил вместе ладони и немного наклонился вперед к Петунии. — Это не убийство, но и не самоубийство. Не думаю, что Гарри мертв.

— Его тело нашли...

— Тело в магическом мире может быть штукой непостоянной. Душа, вот что главное. Подозреваю, Гарри провел очень темный ритуал. И сейчас он может быть где угодно.

— И кем угодно... — добавила Петуния.

— Вам что-то известно?

— Сон. Ему снился сон летом, где он искал что-то, какой-то предмет. Он тратил на это годы, ездил по миру, но не мог найти. И потом какой-то волшебник сказал ему, что он ищет не этот предмет, а то, что уже давно потерял — себя.

— Себя...

Дамблдор внимательно смотрел на Петунию. Высокую худую женщину с русыми волосами, даже в такое время, несмотря на красные глаза и утро, проведенное в слезах, с аккуратно собранным пучком волос, в шелковой черной выглаженной блузке. Она улыбалась. Как будто гордилась своим ребенком. Это было видно, это чувствовалось, и мысли ее читать было совсем не обязательно, чтобы это понять.

— Вы гордитесь Гарри? Тем, что он соврешил очень темное волшебство, где требуется жертва, убийство. Не первое в своей жизни убийство, прошу заметить, — Дамблдор сощурился и внимательно наблюдал за Петунией.

— Я рада, что он оказался сильнее Лили и надеюсь, он не погибнет в таком молодом возрасте и так глупо.

У вас никогда не было своих детей, вы наблюдаете за многими, и вам кажется, что вы их понимаете, но это не так. Разбираться в детях не значит понимать общие маркеры их поведения, это гораздо глубже.

У Альбуса никогда не было детей. И сейчас он ощущал бездну непонимания между своим представлением того, как должен прожить достойную жизнь человек и пониманием этого же Петунии. Она не любила Гарри так же сильно, как своего сына, ей было плевать на то, что он соврешил, она гордилась тем, что он оказался хитрее самого Альбуса Дамблдора. Мать хочет, чтобы ее ребенок жил, и жил счастливо. Она не хочет, чтобы он жил правильно. Наверное, Альбус был неплохим директором школы, ведь в школе и должны учить правильному и неправильному. В домах, в семьях эти критерии могут не действовать. Интересно, что бы предпочла Молли Уизли? Смерть ребенка или то, что он присоединится к Темному лорду, станет убийцей?

Он не понимал не только детей.

* * *

— Альбус...

— Его никогда не было, прости меня, Северус, — Альбус потер глаза за очками-половинками. — Я сомневался, но Ева не сомневалась никогда.

— Кто такая Ева?

Дамблдор кивнул на черные, обгоревшие рамы от портретов, стоящие у окна его кабинета.

— Портрет. Евридика Гонт. Она подружилась с Гарри, представляешь? Вначале я переживал, что это знакомство не будет полезным, но портрет не может меня ослушаться. Как я думал. Ведь они — часть защиты Хогвартса, они обязаны предупреждать меня об опасности, благодаря им директор может узнавать о перемещениях студентов. Есть и другие способы, но Основатели создали традицию портретов именно с этой целью. Он сжег ее портреты. Видимо, она передела ему что-то, какие-то знания, указала людей, которые могут помочь...

— Когда она жила?

— Ближе к концу восемнадцатого века...

— И каких людей она могла знать? Все, кого она знала, давно умерли. Альбус, ты бредишь.

— Не стоит недооценивать мертвых, Северус. Она Гонт, понимаешь? Волдеморт ее потомок...

— Ты думаешь, она как-то смогла сдать его Темному лорду? — Северус удивленно уставился на Дамблдора, прежде чем, наконец, сесть в кресло.

— Нет, конечно. В ту хэллоуинскую ночь Волдеморт создал еще один крестраж.

— Помимо Поттера?

— Нет. Я всегда хотел верить в хорошее, в то, что Гарри спасла жертва Лили. Помнишь, как ты посмотрел на меня, когда я озвучил эту версию? Ты посчитал ее несостоятельной поначалу, но я верил в нее. Если есть сильное темное волшебство, то должно быть не менее сильное светлое, так я считал.

— Но теперь ты считаешь иначе?

— Да. Его никогда не было. Гарри не было с тех пор, как Волдеморт выпустил в него смертельное проклятие. Он был только крестражем. Самим Томом. Мы как-то говорили с Люпином, он рассказывал, что пытался вспоминать с Гарри его раннее детство, но у Поттера не сохранилось ни единого воспоминания. Волшебники помнят себя раньше, а при желании могут воскресить свою память, ты помнишь себя в год?

— Смутно, конечно, но могу вспомнить несколько моментов. Конечно, если воспользоваться легилименцией, то вспомню больше, хоть и не все.

— А Гарри не помнил. Потому что не было этих воспоминаний. Крестраж — это неосознанное, магия без воспоминаний. Ева сразу все поняла...

— Постой, Альбус... Выходит, Поттер всегда был куском души Темного лорда? И это его я клялся защищать во имя Лили? — Снейп сжал кулаки.

— Я не знал, правда, не знал, Северус. Но сегодня я получил неоспоримые доказательства. Если Гарри провел тот темный ритуал, то в его теле должен был остаться крестраж. Но не было никакого крестража. Ни действующего, ни уничтоженного. Его душа единым целым переместилась... куда-то. В кого-то.

— Вас перехитрила женщина, которая жила два столетия назад? Это даже смешно.

— Она помогала не Гарри. Она помогала Тому. И главное, что я сам рассказал ей все.

Дамблдор поднялся с кресла и прошел вдоль книжных полок, расположенных у стен его кабинета. Остановился у одной из них.

— Они пропали, те книги, которые я вынес и Запретной секции после того, как Том узнал из них слишком многое.

— Только не говори, что их украл портрет, тогда я посчитаю, что ты окончательно повредился умом.

— Нет, конечно. И в мой кабинет никто не проникал, их призвали Акцио. Я не накладывал на них никакой защиты, полагая, что эти знания еще могут понадобиться другим в случае моей неожиданной смерти.

* * *

— Вы должны отомстить и переубивать всех Прюэттов! У них передо мной был долг жизни, а они...

— Прюэттов больше нет, последняя Прюэтт уже давно Уизли, бабушка, — спокойно сказала Антигона, как будто говорила это уже раз в сотый.

Ужин в доме Фоули мало напоминал привычные ужины у Дурслей. С побеленных стен стекала ржавая вода и капала в металлический таз. На столе стояли обычные белые тарелки с запеченным картофелем и свининой, в стаканах был сок. Гарри сидел во главе стола, прямо напротив него с другой стороны сидела тощая старуха, которую он знал всего сутки, но уже хотел проклясть.

— Нет, они живы. Если бы это было так, то Фоули давно бы пришли к величию, — выпучила глаза старуха, глядя на Антигону. — Поганая девчонка, проклятие, которое они наложли на всех наших потомков, оно бы спало, не будь ни одного Пруэтта мужского пола в живых! Глупая!

— Антигона?

— Да?

— Она может быть права насчет проклятия? — шепотом спросил он. Гелон заинтересовано вслушивался в их шепот, а глухота старухи мешала ей различить слова, как надеялся Поттер.

— Откуда мне знать, она это говорит, сколько я себя помню. Фоули если кто и проклял, то алкоголь, глупость и все такое.

— Есть один Пруэтт мужского пола, кажется. Но он сквиб и я понятия не имею, как его найти. Уизли как-то говорил, что у него, кажется, есть дядя, он живет в маггловском мире и работает бухгалтером.

Антигона задумалась и почесала висок, волос с ее головы упал ей в тарелку с картошкой, она аккуратно двумя пальцами достала его и бросила на пол.

* * *

В голове его стоял постоянный гул. Забыл насыпать корм собаке, когда уходил, если он опоздает, его уволят, что лучше отвечать на вопрос, почему интересна эта работа, у Элис такие же туфли, как я хотела себе купить...

— Проклятие! — выругался вслух Гарри, прислонившись к стене и закрыв уши. Это не помогло.

— Вам плохо, мистер? — спросила молодая девушка, которая хотела такие же туфли, как у Элис.

— Мне охуенно! Мне просто заебись! — наорал на нее Поттер.

— Придурок! — ответила ему девушка, и зашагала прочь.

Скоро это станет простым фоном, говорила Антигона, и Гарри не понимал, почему их никто еще не убил. За такое убивают. Принуждают служить. Порабощают. Пытают, если нужно.

Это все впереди.

И Гарри по-прежнему не понимал одного. Как, черт возьми, существует этот гребаный мир, как он вообще возможен. Но его это больше не удивляло. Люди все хотят упорядочить. Время, пространство, связи. Их раздражает, когда порядок нарушен. Чтобы их напугать нужно даже меньше, чем кажется. Всего лишь немного нарушить порядок.

«...и когда я проснусь, я не удивлюсь ничему.

Прощай, Дэрек».

Гарри улыбнулся и уверенно пошел вдоль шумной людной улицы, задевая прохожих, стараясь идти в противоположном ряду, прямо на тех, кто шел на него. Они окрикивали его, просили подвинуться, толкали его в ответ, а он продолжал идти вперед и улыбаться.