Заговор магглов (джен)

Пока Гермиона со всей основательностью шла по составленному еще летом списку, что-то в нем отмечая галочками, вычеркивая и вписывая пункты и отправляя родителям толстенные письма, Гарри задавал вопросы хаотично и бессистемно, в промежутках между домашними заданиями, вечерними занятиями по чарам, маггловской учебой и квиддичем. Он не умел вгрызаться в один вопрос надолго и тщательно, рассматривая его со всех сторон и собирая информацию везде, где только можно; ну так ему и интересна была не полнота картины, как Гермионе, а всякие житейские мелочи. На первом курсе он мало обращал внимания на детали, потому что все в Хогвартсе, от очков директора Дамблдора до галош, висевших над дверью Хагридовой хижины, казалось ему одинаково чудесным и волшебным. Теперь же, он чувствовал, пришло время присмотреться — как сказала бы тетя, критически.

Гарри был чужд планированию, но свои интересы были и у него — и очень ошибся бы Рон, предположив, что на первом месте среди интересов Гарри Поттера стоит квиддич. Летать Гарри нравилось, и от трепыхания снитча в руке он испытывал ни с чем не сравнимый восторг, но в профессиональный квиддич он бы не пошел, даже если не оставалось бы никаких других вариантов. Возможно, когда-то он слишком близко к сердцу принял громовой рык дяди Вернона, обращенный к Дадли: «Школьный бокс, сын, это одно, а бокс после школы — совсем другое! Быть спортсменом в школе — престижно, а стать спортсменом-профи — значит, расписаться, что больше ты ни на что не пригоден!»

Конечно, Гарри не стал бы пересказывать эту философию Олли Вуду — тот действительно мечтал после Хогвартса играть профессионально. Зато честно ему сказал, что сам вовсе даже не собирается стать самым молодым ловцом национальной сборной или чем-то еще в том же духе. И, хотя еще не решил, чем будет заниматься после Хогвартса, но абсолютно точно не квиддичем.

— Я люблю летать, вот и все, — краснея от ощущения, что рушит сейчас чьи-то ожидания, объяснил он. — Но, знаешь, Оливер, летать без бладжеров мне нравится гораздо больше!

И — как напророчил! Первый матч в сезоне закончился для Гарри в больничном крыле, и именно по вине чертова бешеного бладжера. Ну и еще Локхарта, который, как оказалось, лечить умеет куда как хуже, чем пудрить мозги поклонницам. И вот, пока в башне Гриффиндора праздновали победу, принесший эту победу ловец терпел действие «костероста» и мысленно проклинал Локхарта всеми известными ему проклятиями. Обидно!

Среди ночи его разбудил взгляд чьих-то огромных глаз и тонкий, пронзительный голосок:

— Гарри Поттер, сэр, обманул Добби! Гарри Поттер обещал, что в этом году он будет учиться в маггловской школе!

— Я и учусь, — буркнул злой и почти не спавший от боли Гарри. — Каждый вечер уроки делаю. Только ты не похож на школьного инспектора, знаешь ли. Ты, вообще, кто?

Будь вместо Гарри Гермиона, она тут же вспомнила бы странное существо, которому уже задавала тот же самый вопрос, но Гарри давно позабыл такую мелочь, к тому же сейчас ему в любом случае было не до воспоминаний.

— Добби всего лишь ничтожный домовой эльф, но Добби спасет Гарри Поттера от страшного, страшного зла! Гарри Поттер не должен был приезжать в Хогвартс! Ужасные дела будут твориться здесь!

Тут за дверью послышались голоса, кто-то вошел, и эльф исчез — если бы у Гарри не болела так сильно рука, он мог бы подумать, что разговор с Добби всего лишь приснился ему. «Надо рассказать Гермионе», — подумал он, но мысль тут же вылетела из головы, стоило Гарри услышать, что происходит за отделяющей его кровать ширмой.

Еще одно нападение. Теперь уже не на кошку.

Гарри больше не заснул. До самого утра в его голове снова и снова звучала фраза Дамблдора: «Тайная комната действительно открыта». И следующая: «Вопрос не в том, кто, а в том, как…»

Утром, когда мадам Помфри отпустила его, Гарри остановился у кровати Колина. Тот лежал неподвижно, с поднятыми руками, как будто все еще сжимавшими фотоаппарат, с выражением невероятного изумления на бескровном лице.

— Что с ним?

— Не ваше дело, мистер Поттер, — отрезала колдоведьма. — Ступайте, не то опоздаете на завтрак.

«Тете это не понравится», — подумал Гарри, и сразу же, зацепившись за эту мысль, пришла другая: «Интересно, что сказали его родителям?»

Как выяснилось, ничего. МакГонагалл, когда Гарри подошел к ней с этим вопросом, казалось, на несколько мгновений потеряла дар речи от изумления. Но потом ответила:

— Это не ваше дело, мистер Поттер, и я не понимаю, почему вы спрашиваете об этом, но что, как вы думаете, мы могли бы сообщить магглам, да и зачем? Мистера Криви вылечат, а до тех пор это известие лишь заставит его родителей зря волноваться. Идите, мистер Поттер, и займитесь делом вместо глупых вопросов.

— Да, тете это точно не понравится, — уже вслух пробормотал Гарри. — И твоим родителям тоже, Гермиона.

* * *

Письмо сочиняли в библиотеке, за любимым столом Гермионы, отгородившись стопками учебников и дополнительной литературы и делая вид, что поглощены написанием эссе.

Настоял на письме Гарри. Гермиона пыталась спорить:

— Они ведь ничего не смогут сделать, а от тревоги изведутся. Что бы мы ни думали о директоре и о профессоре МакГонагалл, но это она правильно сказала.

— Неправильно! — шипел Гарри. — Гермиона, мы говорим о родителях, а не о каких-то посторонних людях! Родители имеют право знать! Они, а не директор и МакГонагалл, твои самые близкие люди! Да, они ничего не смогут сделать, но если ты из-за этого перестанешь с ними делиться своими трудностями, это знаешь, что получится?

— Что? — растерялась Гермиона.

— То, что ты такая же, как эти все! Которые магглов за людей не считают! «Ты не можешь ничего сделать, значит, с тобой и разговаривать не о чем!»

— Гарри, ты, — Гермиона запнулась, не в силах подобрать нужного слова, потому что ей, если уж честно, хотелось сейчас кричать и топать ногами, доказывая, что она совсем не такая. — Ты… Преувеличиваешь!

— Пиши! — Гарри развернул перед ней пергамент, и Гермиона подчинилась. В конце концов, она обещала…

Потом они пошли в совятню и на полпути, на крутой лестнице, встретили Джастина Финч-Флетчли и Сьюзен Боунс.

— Привет, — из последних сил улыбнулась Гермиона. — Отправляли письма? Я вот тоже… — Она прислонилась к оконному проему. Все-таки лестница в совятню могла с успехом заменить какие-нибудь продвинутые фитнес-тренировки в крутом клубе, вроде тех, куда уже третий год ходила озабоченная своим мифическим лишним весом соседка Грейнджеров…

— Грейнджер. Поттер, — Джастин суховато кивнул. Он казался злым или озабоченным, Гермиона даже подумала, что он, наверное, тоже думает, как все: что Наследник Слизерина — Гарри. Вот уж глупость, в самом деле! Но тут же выяснилось, что по крайней мере в этом она ошиблась.

— Джастин доказывает, что ты ни при чем, Поттер, — сказала Боунс. — Можно спросить у тебя кое-что?

— Спроси, — пожал плечами Гарри. — И да, я ни при чем.

— Ты подтвердишь это под веритасерумом?

— Что такое верито… как его?

— Зелье, заставляющее говорить только правду.

— Что-то вроде детектора лжи? Да без проблем, Боунс. Но с одним условием — после этого ты извинишься за свои подозрения.

Та кивнула:

— Хорошо. Извини, Поттер.

— Не понял, а где твой этот…

— В твоем случае согласия на допрос было достаточно. Так считает моя тетя, а она в этом разбирается. Она начальник ДМП. Департамент Магического Правопорядка, — объяснила Сьюзен, заметив недоумение Гермионы.— Она, вообще-то, сразу мне сказала, что глупо подозревать Гарри Поттера, но проверка будет не лишней, как доказательство для остальных.

Гермиона рассматривала Сьюзен, как будто в первый раз ее увидела. Про Амелию Боунс она читала в «Пророке», но почему-то не связала с ней тихую хаффлпафку. А они, оказывается, близкие родственники, и мадам Боунс знает, что в Хогвартсе что-то происходит! Так почему же здесь еще не стоит пост авроров у каждого туалета?

— А что думает твоя тетя о настоящем преступнике? — спросил Гарри, как будто подслушав мысли Гермионы. — Почему здесь до сих пор не работает следственная бригада, эксперты, криминалисты и кто там у вас в магическом мире еще есть?

— У нас в магическом мире, — поправила Боунс. — Не «у вас». Тетя очень зла: Дамблдор пытался замять дело. Сейчас она выбивает постановление на проведение расследования.

— Это так сложно? — удивилась Гермиона. — То есть, поправь меня, у нас здесь паника и жертвы, а для того, чтобы нас защитить, нужно выбивать?! Какие-то чертовы бумажки?!

— Бюрократия одинакова в обоих мирах, — подал голос Джастин. — Трупов же нет.

— Давайте подождем, пока будут трупы! — чуть не взвизгнула Гермиона. — Что за бред! — взгляд ее упал на вереницу паучков, бегущих по стене к окну и через щель в раме выбирающихся наружу. — Вон, даже пауки бегут, — уже тише сказала она, — как крысы с корабля, а мы как будто заложники. Скажи, Боунс, а если до каникул монстра не найдут, мы имеем право не возвращаться в школу?

— Хорошая идея, Грейнджер, — пробормотала хаффлпафка. — Я не знаю, но я обязательно узнаю и скажу тебе.

— Пожалуйста, — кивнула Гермиона, — буду тебе очень признательна. Я практически уверена, что мои родители именно этот вопрос зададут в первую очередь.

* * *

Гарри не знал, что и как сказала Боунс хаффлпафцам, но коситься на него перестали. Не то чтобы это так уж волновало по сравнению с прочим — с окаменевшим Колином, с шорохами и голосами, о которых он не знал, что и думать, с подвинутым на тренировках Вудом, из-за которого он едва успевал кое-как делать домашку, скатился в учебе и отстал от Гермиониного графика.

Гермионе, правда, и самой было некогда. Она закопалась в огромные талмуды «для легкого чтения», эссе писала наскоро на лекциях Биннса и даже не расстроилась, когда МакГонагалл сделала ей замечание о неважной учебе — небывалое дело! Единственное, что они не забросили — это тренировки в пустом классе, вот только новых интересных заклинаний искать было некогда, отрабатывали те, которые уже успели выучить. В основном копировальное — Гермиона, кажется, задалась целью отправить родителям половину Хогвартской библиотеки.

Она вообще стала какая-то нервная и напряженная, однако на вопросы Гарри отмахивалась: «Ты и сам не лучше, да и все вокруг такие же, вон хоть на Джинни посмотри». Ее родители в каждом письме требовали никуда не лезть, быть осторожной и благоразумной, а тетя Петунья передавала записочки похожего содержания для Гарри. Гермиона сердилась, Гарри радовался: ощущать заботу было приятно.

Авроры в Хогвартсе так и не появились, директор и учителя совсем не казались встревоженными, и, если бы не Колин и миссис Норрис, можно было бы подумать, что все разговоры о Наследнике и вся паника — просто детские глупости. Но ведь не видеть панику они не могли?

Может, Дуэльный клуб был как раз попыткой справиться с паникой? Хотя, по мнению Гарри, самую умную мысль насчет этого новшества высказал Рон: вызвать на дуэль неведомого монстра было бы не самой лучшей идеей. Но все же они пошли туда — и, к огромному сожалению Гарри, не успели смыться вовремя. Хотя стоило бы развернуться и уйти сразу же, как только на помост выпорхнул сияющий и сверкающий Локхарт! Можно было догадаться, что уж он-то превратит обучение дуэлям в очередной дурацкий цирк!

Ошеломленно глядя на змею, послушавшуюся его приказа, на выражение «так-я-и-знал» у Снейпа, на шарахнувшихся учеников — даже старшекурсников! — и на встревоженного, что было совсем на него не похоже, Рона, Гарри начинал понимать, что дело плохо. Но насколько плохо…

— Змееустом был Сам-Знаешь-Кто, — хмуро объяснил Рон. Они втроем забились в самый укромный угол гриффиндорской гостиной, но и здесь Гарри ощущал направленные на него взгляды — любопытные, опасливые, недоумевающие, осуждающие… Рон тоже их видел и пытался объяснить, в чем проблема: — Это, понимаешь, Гарри, не так чтобы очень успокаивает… Тебя и так считают…

— Сам-Знаешь-Кем, — фыркнула Гермиона. — Рон, одно из двух! Или этот дар передался Гарри по наследству, как, например, тебе рыжие волосы, или нет. Если нет, значит, точно так же он может появиться у кого угодно! Если да… Ник нам сказал, что в Хогвартсе сейчас нет кровных наследников Слизерина. Но, понимаешь, Рон, не может такого быть, чтобы какой-то талант был строго у какой-то одной семьи! Даже если он наследственный! Люди женятся, знаешь ли, и выходят замуж.

— А еще иногда заводят детей на стороне, — подхватил Гарри. — Ты имеешь в виду, Гермиона, что я мог унаследовать этот дар от папы?

— Или от мамы, или от бабушки или дедушки.

— Но ведь моя мама не из волшебной семьи.

— Ну, Гарри, ты не можешь знать, не было ли в ее очень далеких предках волшебников.

— А правда, — Рон энергично закивал, — если у волшебников рождается сквиб, его могут вышвырнуть в маггловский мир. Или сам может уйти, когда повзрослеет. Уж наверное, не шибко весело жить среди волшебства, когда совсем не можешь колдовать.

— Постой, как «вышвырнуть»?! — переспросила Гермиона.

— Очень просто, берут ребенка и подкидывают каким-нибудь магглам. Внушат им, что это их родной ребенок, и все, дело в шляпе.

— И концов не найдешь, — медленно выговорила Гермиона. — Но, Рон, это же ужасно!

Рон философски пожал плечами:

— Ну, сквибам лучше в обычном мире. Посмотри на Филча, не очень-то он счастлив, верно? У нас в семье есть такой сквиб, он бухгалтер. Мамин двоюродный брат. Его подкинули магглам, как только стало ясно, что он не может колдовать. Подправили память, он и сам стал, считай, чистым магглом. Зато бухгалтер — это покруче школьного завхоза, правда?

— Ну, вообще-то да, намного круче, — протянула Гермиона. — Но все равно…

Гарри был благодарен друзьям, что разговор свернул с его неожиданно открывшейся змееустости. Он был уверен, что успеет еще наслушаться неприятных слухов и обидных замечаний, что от него начнут еще больше шарахаться, тыкать пальцами и шептаться за спиной. Пока же, слушая, как Рон объясняет такие странные для них с Гермионой, но, похоже, очевидные для волшебников вещи, Гарри вдруг подумал, что ничего не знает о своей семье. Может, у его папы или дедушки тоже был какой-нибудь двоюродный брат, живущий среди магглов, а может, таким сквибом был кто-то из маминых родственников. Ему рассказали о Джеймсе и Лили, и он даже не пытался заглянуть дальше, а ведь в зеркале Еиналеж он видел и бабушек, и дедушек, и еще кого-то — там было не меньше десяти человек. Хотя директор Дамблдор сказал, что зеркало показывает всего лишь заветное желание, но… Но до сих пор, до этой самой минуты, для Гарри важней всего была правда о родителях — волшебниках и просто хороших людях, которые любили его.

Он вскочил:

— Я в библиотеку!

— Подожди, я с тобой! — Гермиона, конечно, не стала спрашивать, что это с ним, и, конечно, ей не потребовалось специальное приглашение.

— Эй, вы чего?! — что удивительней, Рон рванул следом, хотя обычно при слове «библиотека» у него обнаруживалась куча неотложных дел. — Гарри, дружище, что с тобой, ты украл любимую реплику Гермионы!

Но Гарри, наверное, остановился бы только у стола мадам Пинс — если бы на полпути его не остановила МакГонагалл.

— Мистер Поттер. Директор хочет вас видеть, пойдемте.

— Но, профессор, Гарри ничего не сделал, — наперебой заверили Рон с Гермионой.

Декан осмотрела их, сжав губы, и неодобрительно покачала головой:

— Куда вы, в таком случае, неслись сломя голову?

— В библиотеку, — ответил Гарри.

— В самом деле? И мистер Уизли тоже? Что ж, я рада за вас. Идемте, мистер Поттер, уверена, ваши друзья дождутся вас в библиотеке.

МакГонагалл спешила, и Гарри почти бежал за ней. Ему как будто специально не давали времени подумать о том, что он натворил и зачем нужен директору, вообще собраться с мыслями. От такой спешки, да и от сердитого вида декана, он мог разве что испугаться. Но на самом деле Гарри ощущал лишь досаду: он сам не знал, какие именно книги нужны ему в библиотеке, надеялся только, что мадам Пинс подскажет, но в любом случае времени на поиски наверняка потребуется немало. Вряд ли директор…

Тут Гарри врезался в спину резко остановившейся МакГонагалл, и его мысли тоже совершили резкий скачок. Директор? Директор Дамблдор знал его родителей, они ведь тоже, в конце концов, учились в Хогвартсе! Если кто-то из них был змееустом, мог ли директор за семь лет не узнать этого?

— Поднимайтесь, мистер Поттер, директор ждет вас.

А еще они учились на Гриффиндоре.

— Профессор, минутку! Можно вас спросить?

— Вас ждет директор, мистер Поттер.

— Хорошо, можно мне потом зайти к вам?

— Вы, кажется, собирались в библиотеку?

— Вы не хотите со мной говорить, профессор?

Этот вопрос совершенно точно ее ошарашил: МакГонагалл замерла с приоткрытым ртом, как будто собиралась сказать еще что-то, но подавилась собственными словами, затем сглотнула и сказала взволнованно:

— Как вы могли такое подумать, мистер Поттер. Разумеется, вы можете прийти ко мне.

— Я приду, — кивнул Гарри. Шагнул на бегущую вверх винтовую лестницу, пробормотал себе под нос: — А что еще я мог подумать?

* * *

— Я должен спросить у тебя, Гарри, не хочешь ли ты что-нибудь мне рассказать? — Дамблдор поймал взгляд стоявшего перед ним мальчика, встревоженный и решительный одновременно, и настроился на быстрое считывание поверхностных эмоций и воспоминаний. — Вообще что-нибудь?

Обычно этот вопрос заставлял ребенка мгновенно вспомнить все свои прегрешения, истинные или мнимые, реже — все ссоры, обиды и проблемы, но никогда еще ответом не была лишь вспышка раздраженного недоумения. Похоже, мальчик шел в библиотеку — что само по себе похвально, однако так негодовать из-за отложенного свидания с книгами? Гарри становится похож на Тома, тот, помнится, тоже вечно зарывался в книги, и вовсе не ради хорошей учебы.

Неужели хоркрукс и в самом деле пробуждается?

Что ж, если так, значит, Альбус был прав, изолируя маленького Гарри Поттера от волшебного мира. Значит, как ни печально это признавать, прав он и в том, что судьба Гарри предрешена. Единственное, что Альбус еще может для него сделать — не дать Тому окончательно подавить душу Гарри. Не дать светлому и доброму мальчику вырасти чудовищем, обесценив тем самым великую жертву его родителей и смешав память о Поттерах с тьмой и кровью.

— А вы, директор, ничего не хотите мне рассказать?

Сказать, что вопрос Гарри застал Альбуса врасплох — значило бы очень сильно приуменьшить. Определенно, с этим ребенком что-то не так! Спрашивать отчета у директора, да еще в таком тоне? Впрочем… Альбус в задумчивости подергал себя за бороду. Гарри — тихий и скромный мальчик, но Том был достаточно нагл, и если в собственном детстве он еще пытался хоть как-то скрывать свой норов, то сейчас, пробуждаясь в Гарри… кто знает?

— О чем, Гарри? Ты можешь спросить у меня, что тебя тревожит. И, конечно же, я постараюсь тебе ответить.

— Расскажите о моих родителях.

Альбусу показалось, что те несколько мгновений, в которые он всматривался в Гарри, читая в его глазах волнение, искренний интерес и почему-то тревогу, растянулись почти в вечность. О родителях… Гарри действительно светлый мальчик, он, очевидно, чувствует неладное и подсознательно ищет все то светлое в себе, что поможет в схватке с Томом… Память о родителях, что может быть светлее для сироты?

— Твои родители были замечательными людьми, мальчик мой. Оба они учились на Гриффиндоре, и отлично учились, скажу тебе, Гарри. Твоя мама была старостой и лучшей ученицей на курсе, ей прекрасно все давалось. У тебя ее глаза, Гарри. Твой папа был шутником и душой компании, его все любили, а еще он играл в квиддич, как и ты. Ты похож на него, только немного серьезнее — это, наверное, в тебе от мамы. После школы они оба решили бороться с Волдемортом… Это было смелое, по-настоящему героическое решение, но такими уж людьми были Джеймс и Лили, они не смогли бы иначе. В те времена, когда над миром простерло крылья великое зло…

Гарри слушал, как завороженный, и Альбус не мог упустить возможности, он должен был рассказать мальчику о том, как важно бороться с тьмой вокруг и в себе. Но как раз в этот момент Гарри его перебил, причем совершенно внезапным вопросом:

— А кто из них умел говорить со змеями?

Альбус поперхнулся словами. Закашлялся.

— Что, прости?

— Я умею говорить со змеями, — терпеливо, как малому ребенку, объяснил Гарри. — Рон сказал, что этого боятся, потому что со змеями говорил Сами-Знаете-Кто. Но Гермиона сказала, и я с ней согласен, что никакая способность не может проявляться только у единственного человека или даже в единственной семье. Мне, знаете ли, не хотелось бы оказаться родственником того гада, который убил моих родителей и хотел убить меня, поэтому я хочу выяснить, от кого мне передалась эта способность. От мамы или от папы? Они учились в Хогвартсе семь лет, а потом вместе с вами боролись с Волдемортом, так что вы должны знать.

— Но, Гарри, они не говорили со змеями, — Альбус был так растерян внезапным поворотом разговора, что не сумел быстро просчитать все плюсы и минусы всех возможных ответов и вынужден был пока придерживаться пусть ограниченной, но правды. — Это темное искусство, они оба не желали иметь ничего общего с такими умениями. К тому же твоя мама из семьи магглов, ей не от кого было бы получить подобное наследство.

— Директор, вы, по-моему, что-то путаете, — Гарри почесал в затылке, став на мгновение действительно очень похожим на Джеймса — маленького, но очень серьезного и очень чем-то озадаченного Джеймса. — Тут уж одно из двух: или «умение» и «искусство», или «наследство». И мне кажется, что все-таки наследство, потому что меня никто этому не учил, я и сам не знал, что умею это, пока не поболтал со змеей. И что в этом темного? Не понимаю. Вот заклинание Малфоя — оно по-настоящему злое, если бы я не остановил ту змею, она бы кинулась на меня или на Джастина. А с Малфоя даже баллов не сняли! А обо мне говорят гадости, а я всего лишь защитил себя и своего друга!

— Дело не в этом, Гарри, — Альбус покачал головой, решившись все же приоткрыть мальчику часть правды. — Твой друг Рональд прав, со змеями умел говорить Волдеморт. И очень похоже на то, что он оставил тебе часть своих сил. Меня очень это тревожит, Гарри. Ты добрый мальчик, это твоя великая сила, но именно поэтому ты должен быть осторожен и не пускать тьму в душу. А тьма коварна, слишком часто она притворяется чем-то, о чем хочется сказать «но что в этом плохого, я ведь желал лишь добра».

Альбус говорил еще долго, разъясняя ребенку все коварство и все многоликость зла, и на этот раз Гарри не перебивал. Но когда Альбус, уже отпустив мальчика, попрощавшись, заверив, что тот всегда может прийти к директору с любой проблемой, напоследок снова скользнул по поверхности его мыслей…

Не было там должного почтения перед словами старого и мудрого волшебника, много повидавшего на своем веку и многое знающего. Не было страха перед тьмой, что может вползти в его душу, прикрывшись невинным на первый взгляд умением. Впрочем, и самой тьмы не было, что хоть немного обнадеживало. Гарри думал о своих родителях, и Альбус поспешил закрепить в сознании мальчика этот якорь:

— Твои мама с папой, Гарри, всегда были на стороне добра и света. Ты можешь гордиться ими.

Гарри не ответил, и Альбус так и не понял, что за мысль мелькнула у мальчика, прежде чем тот вежливо и тихо прикрыл за собой дверь.

* * *

Если бы у Гарри спросили, что он сейчас чувствует, он вряд ли сумел бы ответить. Злость? Разочарование? Досаду? Грусть? Обиду? Наверное, все это сразу, вперемешку, щедро приправленное навязчивой мыслью: «Тетя права, он ненормальный!»

Нет, это нормально вообще? Даже если ни Лили, ни Джеймс не умели говорить со змеями… А после того, как смотрят сейчас на самого Гарри, и зная, что его родители были умными, вполне можно предположить, что опасная способность просто оставалась для всех тайной. Ведь можно? Гарри сейчас жалел, что раскрыл свое умение, но ведь он не знал! И потом, с этой змеей все получилось слишком неожиданно. Так вот, даже если ни один из его родителей и правда этого не умел, Гермиона права насчет бабушек и дедушек. Вот, тетя Петунья — блондинка, мама была рыжей, а бабушка и дедушка, Гарри видел на фотографиях, оба темноволосые! Но нет, «твои родители, Гарри, этого не умели, потому что это темное искусство, зато это умел Волдеморт, значит, у тебя это от него»! Спасибо, господин директор, что прямо Наследником Слизерина не назвали!

Зато о родителях рассказал то, что Гарри и так уже знал. Ничего нового. Красивые общие фразы, как раз для сироты. «Были на стороне добра», ха! Гарри прекрасно помнил, что говорил мистер Уизли: обе стороны там были хороши. И ладно еще о войне, Дамблдор мог решить, что в двенадцать лет рано знать подробности. Но даже о том, какими его родители были в Хогвартсе… Да тетя Петунья рассказала ему об этом больше, чем Дамблдор!

А еще Гарри очень хотел спросить у Дамблдора: если его родителей все любили, если он, их сын, может ими гордиться, то почему же не нашлось никого, кто помог бы его тете, пока он был маленьким? Но тетя запретила говорить об этом в школе вообще и с директором особенно, и Гарри сдержался.

Он не мог решить, идти теперь в библиотеку или к профессору МакГонагалл. Очевидно, профессор ничего не сможет сказать о предполагаемой змееустости кого-то из родителей Гарри — уж если не знал директор… С другой стороны, она могла бы рассказать немного больше о них вообще. Что именно «вообще» он хочет услышать, Гарри не знал, да ему, пожалуй, было все равно.

Сомнения разрешили Рон с Гермионой, поджидающие его у поворота к библиотеке.

— Я нашла, Гарри, — Гермиона протянула ему сложенный вчетверо пергамент. — Это оказалось совсем не сложно. «Кто есть кто в магической Британии», выпуск 79 года. — Гарри отошел к окну и развернул большой квадратный лист: всю его поверхность занимало огромное родословное древо, и Гермиона тут же повела пальцем вверх, отслеживая ветви. — Смотри, твой дед, прадед… идем выше, еще выше… вот, гляди. Твоя далекая пра-пра… сколько-то раз прабабка, Иоланта Поттер. Урожденная Певерелл, — Гермиона посмотрела со значением, как будто это все объясняло, и Гарри спросил:

— И что? Это должно что-то значить?

Гермиона почему-то покраснела.

— Понимаешь, Гарри, не так давно я взяла книгу…

— Для легкого чтения? — подначил ее Гарри.

— Именно, — Гермиона смутилась еще больше, хотя чем ее могло смутить упоминание книги, Гарри даже представить не мог. Впрочем, она тут же объяснила: — Я так устала читать ту книгу о змеях, она интересная, но там старинный шрифт и такой витиеватый язык, что мне захотелось чего-то попроще, действительно для легкого чтения. И я спросила у мадам Пинс, что читают дети волшебников, пока они маленькие, понимаешь? Не маггловские же сказки? И она дала мне книгу волшебных сказок, «Сказки барда Биггля», — Гермиона говорила все торопливее, как будто боялась, что над ней начнут смеяться: как же, такая большая девочка, лучшая ученица, и сказки. Рон, похоже, и правда готов был рассмеяться и ляпнуть что-то обидное, и Гарри поспешил встрять первым:

— Я понимаю, Гермиона, ведь наши сказки про волшебство для них, наверное, все равно что какие-нибудь скучные семейные хроники пополам с учебниками. И что ты там нашла такого интересного, что это все объясняет?

— Сказка о трех братьях Певереллах. Возьми почитать потом, если хочешь. Так вышло, понимаешь, совершенно случайно, когда я отдавала книгу мадам Пинс, ну, мы с ней иногда говорим о книгах… Она мне и сказала, что герои этой сказки — реальные люди, и дала посмотреть книгу «Природная знать». Ее нельзя выносить из библиотеки, да я ее и не унесла бы, она такая огромная!

— Для легкого чтения, — все-таки ввернул Рон, но теперь это прозвучало не так обидно, и они все трое рассмеялись. А потом Гермиона наконец-то добралась до того, почему девичья фамилия далекой пра-пра-бабки Гарри «все объясняет».

— Иоланта была внучкой Игнотуса, младшего брата. А потомки среднего, Кадмуса, внимание, Гарри! Умели говорить со змеями.

Гарри почти физически ощутил нахлынувшее облегчение.

— Мои хоть и дальние, но родственники. Значит, в папиной семье это вполне могло быть. А они — Наследник Слизерина, Наследник Слизерина! Тоже мне…

— Ну, сэр Николас ведь сказал нам, что потомков Слизерина нет сейчас в Хогвартсе. Так что можешь об этом не беспокоиться.

— Спасибо, Гермиона! — в порыве благодарности Гарри крепко обнял подругу, так крепко, что та ойкнула и покраснела еще больше.

* * *

Примечание к главе: автор помнит, что среди предков Гонтов был не только Кадмус Певерелл, но и Салазар Слизерин, но Гермиона до этой информации просто не докопалась.