Проклятие (гет)

Следующий… — по ощущениям — месяц Мастер провёл в библиотеке Галифрея. Розе оставалось только скучать, слоняться по коридорам и галереям ТАРДИС и изредка заходить в медицинский блок. Впрочем, когда Мастер всё-таки удосуживался забрести внутрь, наткнуться на Розу и заметить, что она чем-то озабочена (почти немыслимое стечение обстоятельств), он глухо ворчал что-то неразборчивое и отправлял её «развеяться».

То есть закинуть на первую попавшуюся планету с достопримечательностями — и исчезнуть. Вернуться через пару часов и сообщить, что на Галифрее прошла неделя. Оставшись одна на незнакомой планете в первый раз, Роза думала, что сойдёт с ума от тревоги, но всё оказалось не так уж плохо. Её инструкторы по Торчвуду, возможно, даже умилились бы, увидев, как прекрасно Роза проводит «адаптацию к незнакомой обстановке», и особенно как она сохраняет «состояние постоянной расслабленной бдительности». Единственное, чего Роза опасалась — это что в её отсутствие что-то случится с Мастером, и он не сможет её забрать. Чаще всего в её страхах почему-то фигурировал «фальшивый Доктор», которому каким-то непостижимым образом удастся выбраться из капсулы, и та самая Романа.

Но вот, наконец, настал «день Х», когда Мастер торжественно объявил, что доставит их куда угодно.

— Вернее, — он заговорщицки усмехнулся, — это ты нас доставишь!

Роза удивлённо расширила глаза: мол, что ещё за новости? — и Мастер, довольный, как кот, которому налили сметаны, пустился в объяснения:

— Ты впитала в себя Воронку времени. А в этой воронке имплицитно содержатся все миры. То, что видят таймлорды — всего лишь внешняя структура, шкурка, кожура, поверхность. Она отличается в разных мирах. Но сама воронка состоит из всех возможностей. Злой Волк может пройти сквозь границы миров потому, что он — ключ ко всем вселенным.

Он излагал не так, как это делают, только что познакомившись с новой теорией. Нет. В речи Мастера чувствовалась продуманность, выработанная временем. В душе Розы зародилось подозрение:

— Так значит, ты забрал меня из Торчвуда потому…

— Что мне нужна была универсальная отмычка, — нимало не смутившись подтвердил Мастер. — И, как выяснилось, я оказался прав: ведь второй способ не сработал.

Роза скептически приподняла бровь:

— Этот тоже не сработает. Я больше не Злой Волк. Доктор вытащил это из меня.

— И сразу регенерировал, — кивнул головой Мастер. — Что как бы намекает, что простые смертные и вовсе не способны долго удерживать в себе энергию ТАРДИС. Что, разумеется, так, — быстро добавил он. — Это почти чистая хюонная радиация. Но! В твоём теле есть нечто лучшее, чем энергия Злого Волка — память об этой энергии. Эта память записана в твоих клетках. Её можно разбудить. И тогда она станет компасом для ТАРДИС.

— Звучит заманчиво, но что я должна делать?

— Сущий пустяк. Ты должна научиться видеть параллельные миры одновременно.

* * *

— Ты готова?

— Угу.

Роза встала поувереннее, глубоко вздохнула и изо всех сил постаралась сосредоточиться. Пока обучение шло прямо-таки катастрофически и приводило только к тому, что ТАРДИС по указаниям Розы мотало из края в край галактики — но исключительно в пределах одной вселенной. Как раз сегодня Мастер окончательно вспылил, отцепил Розу от телепатических схем и сказал, что будет обучать её «так, как понимают провинциалы, то есть с битьём посуды».

Если у Розы и была надежда, что он шутит, то сегодня, когда Мастер явился в консольную с целой стопкой фарфоровых тарелок, она исчезла окончательно. Первые десять тарелок он разбил почём зря, но потом…

Мастер выпустил тарелку из пальцев — и практически сразу же поймал… или не поймал. Роза сама не понимала как, но на один безумно краткий миг она действительно увидела: тарелка замирает в нескольких дюймах от пола, схваченная за уголок — и в то же время пролетает едва ли в миллиметре от протянутой руки, чтобы рассыпаться на мелкие осколки.

Роза была готова поклясться, что видела россыпь белых и острых, будто раскрошенные зубы, кусочков фарфора, разлетевшихся по тёмному полу ТАРДИС. Но стоило ей моргнуть — и осколки пропали. Мастер стоял, держа в руках совершенно целую тарелку.

— О Боже, — Роза приложила ладонь ко рту. — Я… Я это видела! Боже…

Она едва не подпрыгнула от охватившего её чувства эйфории. Мастер открыл было рот — явно собираясь сказать что-то насчёт того, что не сомневался в эффективности самых грубых методов, когда речь заходит о таких как Роза, — но ограничился только нейтральным:

— Ну наконец-то!

* * *

Прошло ещё несколько недель, прежде чем Мастер снова подключил Розу к телепатическим схемам ТАРДИС. У Розы остались о них не самые радужные воспоминания, и теперь она нервничала. Да и ощущались эти самые схемы как-то чересчур… интимно.

С тех пор, как она поняла, что перемещение в другую вселенную, в сущности, находится именно в её руках, а вовсе не в руках Мастера, Роза почувствовала себя увереннее. И иногда — как сейчас — позволяла себе капризничать, твёрдо зная, что он просто не может себе позволить от неё избавиться. О да, когда они будут на месте, он постарается отомстить за всё. Но это будет потом. А пока…

— Зачем вообще надо подключаться, если я и так всё вижу?

Роза, едва сдерживая возглас отвращения, снова погрузила руки в тёплую пульсирующую массу, чем-то напоминавшую ей внутренности далека.

— Подумай, — хмыкнул Мастер, надавливая сверху ей на запястья. — Глубже. Вот так. Иначе контакта не будет.

— Чтобы ты тоже попал в другой мир.

— Да, но это не главное. Дальше.

— Чтобы… чтобы я не потерялась, если попаду куда-то не туда.

— Уже теплее, но мимо.

— Сдаюсь, — буркнула Роза.

— Да потому, что ТАРДИС всегда паркуется на свободном месте. А ты так умеешь?

— Ой.

— Не «ой», а неплохой шанс оказаться инкрустированной в астероид. Вот кто-нибудь удивится… Впрочем, ладно, — Мастер хлопнул в ладоши, с удовольствием созерцая результат своей работы. Хотя Роза почему-то не сомневалась, что он охотно погрузил бы её в машину по локоть. — Теперь о деле. Я думаю, лучше всего будет, если ты станешь думать о Докторе. Но! Послушай меня, Роза, потому что это важно: ты должна думать о настоящем Докторе, а не о своих мечтах по поводу него.

И снова это ощущение, что он что-то знает и издевается. Намекая и в тоже время ничего не говоря по существу. Давно такого не было. Роза нахмурилась:

— Не понимаю, о чём ты.

— Ты должна думать, что хочешь попасть в мир, где есть тот самый Доктор. Никаких «я его встречу», никаких «мы обнимемся», никаких «мы будем вместе», и уж точно не «хочу к тому Доктору, который меня любит».

Вот оно. Роза с вязким хлюпом высвободила ладони из телепатических схем и уперла кулаки в бока. Возможно, она невольно хотела оттянуть проверку своих сил. А возможно, ей просто надоели недомолвки.

— Почему?

Мастер проигнорировал её скандальный тон.

— Потому что в твоём мире этого нет. Вы не встречаетесь и не обнимаетесь. Ты должна вызвать образ того, что есть в мире, а не чего-то, что там может быть. Иначе ты получишь другую вселенную, где у Доктора уже есть своя Роза Тайлер, с которой они вместе, или о чём ты там мечтаешь.

Что-что, а рисовать яркие картины Мастер умел. Роза так и представила, как она открывает дверь — и видит других Розу и Доктора, солнечных, счастливых и чужих. Доктор, которому она не нужна, потому что у него есть «своя» Роза. Интересно, можно ли ревновать к самой себе? «Наверное, маме пришлось узнать ответ на этот вопрос… Или ещё придётся», — подумала она и сама удивилась своей жестокости. Раньше ей бы никогда не пришла в голову подобная мысль.

— Логично, — вынуждена была признать Роза. — Но это всё ещё не объясняет, чем плохи варианты «к тому Доктору, который по мне скучает» или «к тому Доктору, который меня любит».

Мастер секунду смотрел на неё, как смотрят иногда огромные сенбернары на маленьких котят — как на парадокс природы, маленькое пушистое недоразумение, решительно ни на что не способное. А потом расхохотался.

— Никогда не загадывай то, что касается других. Особенно их эмоций. В лучшем случае ты можешь попасть не в тот мир. Но бывает и хуже. Знаешь, что будет, если загадать событие, которого нет ни в одной из вселенных? Я тебе скажу: ты попадёшь в пустой мир. Пустота — это просто сумма всех невозможных возможностей.

— Но что, если я знаю? Например, я точно знаю, что он меня любит. И это не какая-то эфемерная штука, которая может измениться в любую минуту!

Она сказала это — и пожалела: не стоило так подставляться. А ещё больше Роза пожалела, когда увидела выражение лица Мастера. Он сделал совершенно невинное лицо. Как будто слышал о чём-то в первый раз и открыт к любым мнениям. Верный признак, что сейчас начнутся какие-то гадости. И точно.

— Он тебе это говорил? — всё тем же нарочито дружелюбным тоном спросил Мастер. — Что любит тебя.

— Он… — Роза сглотнула подступивший к горлу сухой комок. — Он не успел.

— Сейчас в Лондоне восемь вечера, пятнадцать минут и двадцать три секунды по Гринвичу. Упс, уже двадцать четыре. Люди готовятся к «Рождеству», всё украшено зелёным и красным. По набережной Темзы идёт женщина сорока лет. На руках у неё палевый шпиц в красной праздничной попонке. За три дня, пять часов, двадцать две минуты и сорок секунд до этого, шпица покусала бешеная белка, но хозяйка этого пока не знает. Спустя сорок минут и двадцать две секунды шпиц вырвется из её рук и укусит пятилетнего мальчика по имени Дэвид: сорок уколов от бешенства, два психолога, сломанная психика, маниакальное неприятие Рождества и всего красного. Поэтому двадцать пятого декабря две тысячи пятьдесят девятого года Дэвид Макмёрфи распылит над Лондоном разработанный им вирус, делающий кровь синей. Две тысячи пятьдесят девять погибших, пострадавшие — всё население города. Остановил вирус и помог заболевшим некий пришелец, обычно выступающий под псевдонимом «Доктор».

Слова выстреливали с пулемётной скоростью, обгоняя друг друга, обрастая мелкими завитками деталей. Наконец, Мастер остановился, чтобы перевести дух:

— Хочешь ещё каких-нибудь подробностей? Любой таймлорд до миллисекунды знает время наступления любого события, имевшего хотя бы какие-то последствия. И любой таймлорд умеет рассчитывать время. До миллисекунды. Хочешь знать, сколько времени сейчас на Луне Пуш? Или на Кломе? Поэтому, когда ты говоришь, что Доктор «не успел» или «не рассчитал»…

Он снова прыснул, словно не в силах сдерживать смех. Мастер смеялся и смеялся, и с каждым словом Роза чувствовала себя всё хуже. А он продолжал измываться:

— Он ведь несколько раз пытался от тебя отделаться, верно? Отдать семье, убедить, что с ними тебе будет лучше… Что ж, в чём-то он прав: главное уметь избавиться от надоевшей игрушки вовремя. Только ты всё никак не поймёшь этого: возвращаешься и возвращаешься. И твердишь «мой Доктор». Это не он — «твой», это ты — «его». Хороший пёсик, к ноге!

Роза чувствовала себя, словно её окатили кипятком. Или нет, даже крилитанским маслом, если бы она сама была крилитанкой. Слова Мастера, будто нож в скорлупе ореха, нащупывали её слабые места и давили, давили, пока трещина не расширится, кромсая её защиту на куски.

— Каждый судит по себе, — прошипела сквозь зубы Роза. — Что ты вообще знаешь о любви?

Мастер оборвал смех. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза потемнели и недобро сощурились.

— А что ты знаешь о любви, человеческая девчонка? Тем более о любви таймлордов? Что ты вообще о нас знаешь?!

В этих словах было столько горечи и отчаяния, что Роза невольно притормозила. Похоже, его и правда это задевало. Интересно, почему. Она передёрнула плечами:

— Так расскажи мне. Что же такого особенного в любви таймлордов?

Она старалась говорить насмешливо, но внезапная тревога победила — и её голос дрогнул. Какое-то неясное предчувствие заставило Розу пожалеть, что она это спросила, поддавшись раздражению и секундному склочному позыву, этому «удиви меня, если сможешь».

«Брось, что такого он может рассказать…»

Но ей не удавалось успокоить даже саму себя. Впрочем, передумывать было поздно. Мастер начал говорить: всё быстрее и быстрее, захлёбываясь словами, почти не делая пауз. И остановить его было невозможно.

— Мы рождаемся… как сказали бы вы, люди, «из пробирки». Нас воспитывают те, кто поучаствовал в формировании нашего генетического кода, но… Нет, обычным для других народов способом мы не рождаемся никогда. Когда мы были детьми, нам рассказывали об этом так: был великий учёный Рассилон, и были пифии — волшебницы. Рассилон отказался от магии и изгнал пифий на холодную и голую планету по имени Карн. Но одна из пифий отомстила… Она прокляла наш народ так, что мы больше не смогли иметь детей. Галифрей чуть не вымер, и тогда наши учёные придумали, как выращивать детей с помощью Матрицы. В детстве мы все думали, что Пифия просто сделала галифрейцев бесплодными, но…

Он замолчал, сгорбившись, опираясь локтями о колени и глядя куда-то в пустоту. Казалось, до сих пор он беседовал с самим собой, и только сейчас понял, что говорил вслух. Пауза затягивалась. И это брошенное «но» сверлило мозг сильнее любой самой кошмарной тайны. Как темнота подвала в фильме ужасов. Наконец, Роза не выдержала:

— Но на самом деле всё было не так?

Мастер посмотрел на неё удивлённо, как будто и вправду забыл, что он в консольной не один.

— Но это было не так, — продолжил он. — Рассилон сказал пифиям, что они занимаются эфемерным, в то время как наука добивается конкретных результатов. Сделать что-то с нашими телами — это было слишком просто, слишком в духе науки. Пифия обратилась к нашим душам. Она изменила природу любви.

Роза не была уверена, хочет ли она слушать то, что Мастер собирался сказать дальше. Нехорошее предчувствие всё сильнее и сильнее завладевало её сердцем, побуждая закрыть уши ладонями, убежать, скрыться. Что угодно, только бы не знать. Не слышать. Но она так и не тронулась с места.

— До сих пор мы, как и прочие расы вселенной, испытывали сексуальное влечение к здоровому, радостному, счастливому. И поэтому, мы, разумеется, стремились сделать своих любимых счастливыми и радостными: такой… взаимоприятный эгоизм. Но теперь нас привлекало другое. Беды и несчастья. Ненависть. Презрение. Страх. Мы желали тех, кто нас ненавидел. Мы стали считать сексуальными страдание и смерть.

Он скривился, горько и печально:

— Кто-то другой мог бы смириться. Я слышал, у вас, людей, есть «садомазохисты». Любители мучить и любители страдать. Слабые — и другие слабые, выглядящие сильными только на их фоне. Но галифрейцы — гордый народ. Нам всегда было противно сдаваться. Нас охватывал ужас при мысли, что те, кого мы ненавидим, могут что-то к нам испытывать. Наши женщины не в силах были терпеть это даже ради детей. И Галифрей вымирал. Мы нашли способ выжить, но так и не смогли снять заклинание. Наша любовь — проклятие, наша страсть — пепел.

Мастер поднял голову и посмотрел на Розу:

— Так что ты должна радоваться тому, что Доктор тебя не любит. Это означает, что он, по крайней мере, хорошо к тебе относится. Однако, — он усмехнулся, — забавно всё-таки, как обернулось. Я-то научился получать от проклятия удовольствие… В мире всегда было достаточно планет, напрашивающихся на диктатуру. Или геноцид. Или гражданскую войну. А вот Доктор… Доктор был мечтателем. Он думал, что сумеет победить проклятие. Подсмотреть у других народов, как им это удаётся. Для этого он и сбежал с Галифрея — чтобы узнать «секрет любви». И что теперь?

— Возможно, он его и победил, — возразила Роза дрогнувшим голосом. — Доктор… не получает удовольствия от страданий. Он помогает, спасает и лечит. Его имя знают почти в каждом уголке вселенной.

Роза слышала в своём голосе отчаянную, вопросительную интонацию — и сама ненавидела себя за это. Она знала, что Доктор не такой. Ей не нужны были подтверждения.

Мастер только покачал головой.

— Да? А теперь скажи мне только одно: как он находит тех, кто нуждается в помощи? Как он нашёл тебя? Разве никогда не было такого, что вы собирались просто отдохнуть, но вместо этого прибывали в самую гущу какой-нибудь заварушки? Никогда-никогда?

Роза отвела глаза, и Мастер прищёлкнул языком, даже не пытаясь скрыть свой триумф.

— ТАРДИС. Это всё ТАРДИС. Она всегда откликается на желания своего хозяина, пусть даже невысказанные и подавляемые. Нет, Доктор по-прежнему чувствует проклятие, — Мастер задумчиво сложил губы трубочкой. — Хотя, конечно, он ненавидит себя за это. Как какой-нибудь сумасшедший монах, что хлещет себя до крови за греховные мысли.

Он расплылся в широкой улыбке, полной симпатии и какого-то снисходительного понимания, делавших ещё более жутким то, что он говорил.

— Доктор ненавидит себя за то, что не в силах победить проклятие, поэтому делает всё, чтобы перестать чувствовать влечение: к опасности, к горю, к страху, к смерти. Он готов сделать всю вселенную счастливой, только бы никто и никогда больше не вызвал у него этой постыдной эмоции. Возбуждения. Эйфории. Электрического разряда, пляшущего по нервным окончаниям… Вы, люди, делаете добро, чтобы расположить к себе тех, кого любите. Но Доктор помогает, чтобы не чувствовать. Чтобы притвориться, что он победил. Доктор бежит от любви, как бежал всегда и от всего. И я не думаю, что он остановится ради тебя. Полагаю, вы были друзьями — неужели тебе этого недостаточно?

На какой-то момент Розе показалось, что она понимает, к чему он клонит. Один раз Мастер назвал Доктора своим врагом, в другой — другом детства. Он хотел его разыскать, поговорить, отомстить, снова встретиться — всё вместе. И это наводило на определённые мысли.

— А ради тебя, значит, он остановится?

Мастер не сразу отвлёкся от своих размышлений. Казалось, до него вначале не дошло, что она имела в виду. Но когда дошло…

— Что?!

Он скривился, выглядя искренне и откровенно шокированным. Напряжение, нагнетавшееся в комнате, рассыпалось на куски, как перегретое на наковальне железо, от одного неосторожного удара. Роза наконец-то смогла стряхнуть оцепенение и задышала глубже.

— Ты в своём уме, мартышка? Если мне придёт в голову заинтересоваться мужчиной, я регенерирую в женщину. И вообще — я вуайерист от садизма: мне интересно мучить, но я никогда не сплю с теми, над кем издеваюсь. У меня тоже есть понятие чести, в конце концов.

Глядя, насколько неприятной была для Мастера эта тема, Роза почувствовала себя отчасти отмщённой. Но только отчасти.

— Ну да, конечно. Устраивать геноцид — это куда более благородно.

Удар пролетел мимо цели. Ещё не договорив, Роза уже поняла, что потеряла только что завоёванное преимущество.

— А вот об этом тебе лучше спросить Доктора, — ощерился Мастер. — Когда встречу его, я обязательно спрошу, как ему это понравилось: уничтожить свою родную планету. И есть ли в жизни оргазм, который сравнился бы с этим.

Это был удар ниже пояса. Из глаз Розы брызнули слёзы, и она даже ничего не успела с этим сделать. Слова Мастера впились в неё, будто отравленный клинок. Доктор, кто так горевал о своём народе. Раненый и несчастный, искалеченный и выброшенный Войной Времени умирать от мучительной тоски по ушедшим. И… От вины.

Кусочки мозаики сошлись в единую картину, не спросив разрешения. Его потерянный, побитый взгляд. Его недомолвки. Каждое слово и жест. Доктор знал… или думал, что он был виноват. Розе казалось, что её мозг сейчас взорвётся, не выдержав того, о чём решался думать. Ярость разбила оковы оцепенения, и Роза вскочила на ноги.

— Как же я тебя ненавижу, — она скривилась, ощущая, как яд его слов стекает ей на язык, забивает ноздри, будто гнилостная вонь, отравляет каждую минуту и секунду, что она провела с Доктором. — Как вообще планета, породившая таких, как Он, могла породить таких, как ты?! Ты отвратительный, кошмарный, лицемерный, эгоистичный, больной на всю голову ублюдок!

Мастер выслушал её тираду, расслабленно кивая и улыбаясь, словно буддист, которому пытаются доказать, что нирвана — это скучно. Но Розе больше не надо было на него смотреть. Она была свободна идти, и она ушла. Убежала? Возможно. Но кто сказал, что Доктор был не прав, убегая?

Последнее, что донеслось до неё, прежде чем Роза скрылась в коридоре, было:

— Поосторожнее с ненавистью, лапочка. Нас это заводит, забыла?

* * *

Роза бродила по коридорам ТАРДИС, путаясь в поворотах и не видя ничего перед собой. Слёзы застилали ей глаза. Она сама не поняла, как ноги привели её к медицинскому блоку, но, застав себя возле капсулы, в которой лежал «фальшивый Доктор», только грустно усмехнулась.

«Ну да, конечно, где я ещё могла оказаться?»

Доктор учил не доверять параллельным мирам. Говорил, что они похожи внешне, но появляются в результате совершенно разных выборов, сделанных нужными живыми существами в нужный момент времени.

Могла ли она судить о Докторе по этому… Она не знала, как его назвать. Весь усвоенный багаж ругательств, даже инопланетных, казался слишком мягким и недостаточно масштабным.

«Ведь он тоже уничтожил свою планету».

«Но он другой!»

Больше, чем другой. Он нечто противоположное. Но это лицо…

Роза задумчиво гладила стекло, сама не понимая, что творится в её душе. Как могло два совершенно разных существа оказаться столь похожими? Как могла внешность Доктора, эти черты, полные чуткой и искренней гармонии и всегда казавшиеся Розе самодостаточным доказательством того, что он лучший, лучший во всей вселенной… Во всех вселенных, если на то уж пошло. Так вот, как могли они принадлежать такому чудовищу? Или… или Мастер мог быть прав хотя бы отчасти?

— Я выкину эту капсулу. В конце концов, если мне как следует припечёт, я смогу увидеть Воронку и сам. Для этого надо всего лишь заглянуть в одно место здесь, на Галифрее…

От неожиданности Роза просто-таки подскочила. В проёме двери, опираясь на косяк, стоял Мастер. Интересно, сколько он уже так наблюдал за ней?

— Так почему ты этого не сделал до сих пор? — она спросила первое, что пришло ей в голову, только чтобы скрыть своё замешательство.

Но ответ Мастера её удивил.

— Потому что я боюсь, — просто сказал он.

— Ты? — чего-чего, а этого она не ожидала. — Боишься?

— Да, и не заставляй меня повторять, — нахмурился Мастер. — Что у тебя за манера: всегда спрашивать то, что спрашивать нельзя? Или ты жалеешь этого… — он кивнул в сторону капсулы. — Не волнуйся, я просто верну его обратно, а не выкину в космос.

— Ты… — она сама не знала, что заставляет её это говорить. Наверное, желание услышать правду, какой бы та не была. — Ты думаешь, что Доктор сделал то же самое? Ты поэтому хочешь его найти? Чтобы отомстить? Ты его ненавидишь?

Мастер фыркнул. И даже, похоже, обиделся. Помотал головой.

— Люди! — он присел на край капсулы. — Как вы мыслите, вообще? Вы меряете всё внешностью, хотя внешность — всего лишь одежда, маскировка, как… — он ухмыльнулся. — Как бижутерия в стиле хиппи. Конечно, я ненавижу Доктора. Но не всё так просто. Месть — слишком плоское чувство, слишком примитивное и человеческое. Ты удивишься, если я скажу, что мы когда-то были друзьями?

— Ты уже говорил, — пробормотала она.

Он кивнул:

— Но ты не верила. Вот так бывает. Но я никогда не думал, что эти двое, — он снова кивнул на капсулу, — похожи. Если бы ты встречалась в близнецами, то спала бы с обоими?

Роза снова покраснела.

— Так… Чего ты боишься?

Она не думала, что он ответит, просто отвлекала внимание. Но он ответил:

— Барабанов. Когда-то давным-давно в моей голове появился звук, мучивший меня всю жизнь. Все мои жизни. Впервые я услышал его, заглянув во временную воронку. Что, если он ждёт меня и здесь? Этот звук… — он покачал головой. — Он сделал меня другим.

— Это как-то связано с тем, почему ваши пути с Доктором разошлись?

Мастер склонил голову набок, словно впервые глядя на неё по-настоящему. Криво усмехнулся.

— С чего ты взяла?

— Я… — Роза растерялась. — Я не знаю. Просто показалось.

Мастер покачал головой.

— Ты становишься слишком проницательной для человека. Предчувствия. Догадки. Прозрения. Это Злой Волк. Это всё Воронка. Всё время и всё пространство. Знала бы ты… — он с шумом втянул воздух ноздрями, — знала бы ты, как я по этому скучаю. Но решиться пока не могу.

Он хлопнул ладонью по колену и резко встал.

— Так! В любом случае — нас ждёт другой мир. За работу!

* * *

Конечно, они не попали в необходимую им вселенную сразу. Иногда Розе казалось, что это она оттягивает конец путешествия — чтобы не задавать Доктору вопросов, которые появились у неё после того памятного разговора, но так и не улеглись в голове. Иногда — что Мастер, хотя она и не могла сказать, зачем ему это. Но наконец-то этот день — а вернее ночь — настал.

Мастер аккуратно вытащил её руки из телепатических схем ТАРДИС и захлопнул панель. С удовольствием посмотрел на монитор.

— Земля. Две тысячи десятый год. Вернее, почти две тысячи одиннадцатый. Рождество. Лондон. Наш мир.

Он ослепительно улыбнулся — и Роза улыбнулась в ответ. После всех опасностей и идиотских ошибок, они, наконец, это сделали. Это казалось невероятным. Волшебнее любого времени и пространства, фантастичнее любой экзотической планеты: то, что можно протянуть руку — и за дверью ТАРДИС окажется мир, который они покинули. Роза даже не знала, что сказать.

Мастер уже не улыбался, но продолжал на неё смотреть. Казалось, он глубоко задумался: как будто ему тоже только сейчас пришло в голову, что их путешествие закончилось. Роза смущённо пожала плечами.

— Я могу?.. — она махнула рукой в сторону двери.

— Конечно. Безусловно. О чём речь, — Мастер вынырнул из своих размышлений и снова повернулся к экрану. — Так, сейчас, только щит безопасности опущу… И можем идти!

Он сладко потянулся, схватил со спинки кресла пиджак, одеваясь и оправляя манжеты на ходу.

— Только после вас.

Мастер с пародийной галантностью пропустил Розу вперёд, вышел следом и уже собирался закрыть дверь, как вдруг ТАРДИС издала тревожный звук.

— Что ещё за… — нахмурился Мастер, ныряя обратно. — Ты иди, я догоню!

Роза недоумённо покачала головой.

«Интересно, а он помнит, что собирался шантажировать Доктора мной? А вдруг я убегу? Хотя почему «вдруг»? — на последней фразе Роза широко улыбнулась и повернулась лицом к городу. — Привет, Лондон, привет, Рождество! Если это действительно мой мир, то Доктор сегодня где-то здесь…»

* * *

Она шла, полной грудью вдыхая прохладный зимний воздух и улыбаясь случайным прохожим. Был праздничный вечер, поэтому людей на улицах это совсем не удивляло, и они улыбались в ответ. Роза бродила без цели, почему-то совершенно уверенная, что ноги сами приведут её к Доктору.

Так она не заметила, как вышла на набережную. Приложила ладонь к глазам. Вон там вдали, подсвеченный вечерней иллюминацией, высился небоскрёб Торчвуда. Наверное, уже бывший, хотя кто знает…

Роза облокотилась на парапет. Водная гладь была пуста и темна, если не считать редких бликов света… Стоп! Редких? Серебряные искры плясали на волнах, горя ярким до рези в глазах огнём. И их становилось всё больше!

Роза огляделась, видя, что улица стремительно светлеет, а люди показывают пальцами куда-то вверх. Она подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть зависшую над водой огромную рождественскую звезду… Или космический корабль из паутины. Работа в Торчвуде всё же сделала своё дело, и теперь Роза видела многие вещи по-другому. Достаточно по-другому, чтобы с громкими криками «спасайтесь» начать выпроваживать людей с улицы — под защиту стен.

Кто-то смотрел на неё, как на чокнутую, кто-то требовал объяснений, но командный голос и быстро передающаяся паника сделали своё дело — люди побежали прочь.

Вовремя. Как раз вовремя.

Роза едва успела сама забежать в какой-то магазин с глухими кирпичными стенами, когда с «рождественской звезды» сорвалась первая молния.

* * *

Люди визжали и плакали, но по большей части просто сидели тихо, как мышки. Роза шептала им какие-то успокоительные слова, вроде того, что всё скоро образуется. И она не врала. Теперь, куда больше, чем до этого, она знала, что Доктор совсем близко. Вот-вот он появится… и решит всё. Как всегда.

Ей даже пришлось отвернуться, потому что люди могли неправильно воспринять счастливое, буквально светящееся выражение её лица.

«Я уже иду к тебе».

Где-то через полчаса послышался ужасный подземный рёв, как будто канализация под городом взбесилась. А ещё спустя несколько минут его заглушил звук взрыва и падающих обломков. Рождественской звезды больше не было.

Роза выбежала из укрытия одной из первых, перебегая от одной группы людей к другой и до рези в глазах вглядываясь в тени: не мелькнёт ли где силуэт синей будки или краешек бежевого плаща. Темза высохла. Улицы были забросаны обрывками тлеющей паутины, толстой и липкой, как ворох испачканных в клее канатов. Роза столкнулась с кем-то спинами, едва не потеряла равновесие — и внезапно оказалась на краю пустого пространства. Люди стояли вокруг, перешёптываясь вполголоса. Кажется, кто-то плакал. В центре круга стояла скорая помощь, а на асфальте перед ней лежали носилки. Лежавшего на них человека белая ткань укрывала с головой. «Что ж, всегда кого-то спасти не удаётся».

Вытолкнутая в первый ряд, Роза хотела было уйти, но вдруг — когда врачи подняли носилки, готовясь грузить их в машину, — из-под ткани выскользнула и безвольно повисла рука.

Неправдоподобно длинные пальцы, обрамлённые рукавом знакомого пиджака в полоску, она не смогла бы не узнать, даже если бы очень захотела. И, словно чтобы уничтожить последние сомнения и последнюю надежду, из этой руки выпал и покатился к обочине странный удлинённый предмет, немного похожий на ручку. Звуковая отвёртка.

* * *

Мастер перепроверил расчёты ещё раз. И ещё. Карманная вселенная. Он провёл руками по лицу, в тщетной попытке успокоиться. Надо же было так попасться! Самое главное, что Роза была даже не виновата — карман был совсем свежим и пересекался с материнской вселенной в слишком большом количестве ключевых точек. То есть… сейчас пересекался. Но в будущем…

Срочно, срочно выбираться отсюда. Мастер взглянул на часы.

«Проклятье!»

Он был готов поклясться, что задержался всего на пару минут, но, оказалось, Роза вышла за дверь почти сорок минут назад. Потеря чувства времени — непростительный грех для таймлорда, если у них вообще есть грехи.

— Ну и где я теперь её найду? — сквозь зубы пробормотал Мастер, выскакивая за порог ТАРДИС и шепча под нос какие-то ругательства.

Он не замечал ни запаха палёного, ни ошмётков паутины под ногами, ни толп шокированных людей на улицах. Мастер искал в толпе белокурую голову «Злого Волка», его отмычки от вселенных.

«И почему она такая низкорослая?» — размышлял он, до хруста вытягивая шею.

Он чуть не налетел на какую-то рыжеволосую тётку в дешёвом пальто. Кажется, она обозвала его хамом. Мастеру даже некогда было отвечать. Карманные вселенные жили недолго. Некоторые из них распадались за считанные дни и даже часы, и если они окажутся заключёнными в такой вселенной…

Мастер заметил Розу на одной боковых улочек. Она шла медленно, но далеко впереди, и он едва успевал лавировать в людском потоке, чтобы снова не потерять её из виду.

— Роза!

Она никак не отреагировала, продолжая идти: голова и плечи опущены, ноги заплетаются, как у пьяной.

— Тайлер, чтоб тебя!

Никакой реакции. Мастер перешёл на бег, расталкивая людей в стороны.

— Эй! — он наконец-то поравнялся с ней и забежал спереди, беря за плечи и вглядываясь в лицо. — Роза, нам надо уходить отсюда. Быстро.

Она подняла на него мутный нечитаемый взгляд.

— Доктор… Умер, — её лицо перекосилось, будто пластилиновое. Она согнулась едва ли не пополам, трясясь как припадочная. — Он умер. Только что. Я…

Мастер едва подавил желание отдёрнуть руки. От Розы волнами шло такое отчаяние и боль, что у него перехватило дыхание. Мысли начала заволакивать пелена.

Он с силой встряхнул её и заорал, что есть мочи:

— Это другой мир. Другая вселенная. Твой Доктор жив!!! Слышишь?! Жив! — он продолжал её трясти: так, что голова Розы безвольно болталась, будто у тряпичной куклы. — А мы должны отсюда уходить! И быстро!

Она только покачала головой и уселась прямо на асфальт.

— Зачем? — её била ознобная дрожь. — Зачем? Это всё бессмысленно…

А самое паршивое, что и в этом состоянии она продолжала быть «Злым Волком», иными словами, Мастер даже не мог приказать ей идти с ним. Так он и понял когда-то, что она та самая Роза: когда он пытался читать её мысли или приказывать, не всегда, но иногда (и, как назло, когда нужнее всего) — она не слушалась. Что-то в ней — древнее и вечное — поднимало голову и давало ему отпор. Как сейчас. И, как обычно, не вовремя.

— Ну уж нет, так дело не пойдёт!

Он схватил Розу за шкирку (за толстовку и капюшон: коснись он сейчас её голой кожи — и последствия были бы непредсказуемыми), поднял с дороги и поволок за собой.

— Мужчина, что вы себе позволяете! — окликнул его кто-то.

— У неё шок и она слегка перебрала, а вас никто не спрашивал! — огрызнулся Мастер.

Он дотащил её до ТАРДИС, сгрузил на пол и уселся напротив, нервно массируя запястье. В него как будто вцепились кусочки битого стекла, кожа казалась чужой и воспалённой. Роза сейчас вся ощущалась так — будто статуя, посыпанная пылью толчёного стекла. Там, где ступали её ноги, воздух вокруг неё, пол под ней — всё было отравлено, всё истекало кровью и впивалось в тело тысячами невидимых иголок.

* * *

Роза медленно встала, прислонилась лбом к колонне и так и осталась стоять. Её плечи конвульсивно вздрагивали, но она не плакала. Не могла плакать. Она опоздала. Она всегда знала, что рано или поздно опоздает. Доктор остался совсем один… Некому помочь, некому защитить. Некому остановить. Это она убила его своим бездействием. Если бы… Если бы только…

Роза ударила кулаком в колонну. Чёртова бесполезная машина времени! Какой от неё толк, если нельзя изменить то, что действительно нужно?!

Мастер что-то говорил ей, но слова не достигали барабанных перепонок, струились мимо и исчезали в пустоте. Весь мир был пустотой, в которой взрывались звёзды, но ни одна звезда больше не могла помочь Розе хотя бы сказать Доктору «одно последнее прощай».

Мастер не отставал, кричал ей что-то прямо в ухо, тормошил. А Розе хотелось только, чтобы её оставили в покое.

— Я не знаю. Я ничего не знаю. Мне всё равно. Оставь меня, пожалуйста, — пробормотала она чужими, будто под анестезией, губами.

Ничего больше не имело смысла. Роза проделала путь зря…

Внезапно она ощутила резкий толчок. Мастер буквально швырнул её в стену. В затуманенном горем сознании Розы это вызвало разве что лёгкое удивление. Но она подняла голову — и встретилась с ним глазами.

Он был близко, слишком близко, нависая над ней и блокируя, вжимая её правое плечо в стену своей рукой. Расстояние между ними едва ли было больше фута, но почему-то вместо обычного холода Роза чувствовала исходящий от тела Мастера жар. И его лицо… Оно казалось искажённым мукой. Или удовольствием. На лбу выступили капли пота, ноздри подрагивали в такт шумному, сдавленному дыханию. Язык на мгновение облизал губы и снова исчез, оставив на нижней губе влажный блестящий след. Но страшнее всего были его глаза.

Они держали Розу сильнее, чем рука, мёртвой хваткой вцепившаяся в плечо: пригвождая, пронзая насквозь, раздевая, сдирая кожу и плоть. До самых костей. И они горели алчностью и жаждой.

«Желанием», — внезапно поняла Роза. Это было так чудовищно и непоправимо, так невозможно, но, раз узнав, обмануться было уже невозможно. Он сказал «я вуайерист: мне нравится смотреть на чужие страдания, но я никогда не сплю с теми, кого мучаю». И добавил: «Особенно с людьми». Она поверила и забыла, затолкала это в самый дальний уголок сознания: за ненадобностью. Она поверила потому, что он казался эгоистом.

«Что ты знаешь о любви таймлордов, человеческая девчонка?»

«Это проклятие».

Мастер судорожно сглотнул. Его глаза смотрели на неё, неподвижные и широко раскрытые, затягивающие в бездну, неотвратимые, как зубья циркулярной пилы, вращающейся перед самым носом. Он протянул руку — и Роза сжалась в тщетной попытке уйти от прикосновения, но отступать ей было некуда.

— А я ведь предупреждал тебя, Роза, — медленно, глухо, словно слова давались ему с трудом, пробормотал Мастер.

Медленным, властным движением он коснулся её виска, очертил скулу, большим пальцем провёл по краю нижней губы. Положил ладонь ей на шею, слегка надавливая.

Умом Роза понимала, что раз желание таймлордов питается горем и страхом, то ей нельзя, нельзя бояться. Что если она позволит себе испугаться, будет только хуже. Легко сказать. Чем больше она об этом думала, тем больше впадала в панику, загнанная в угол худшим из женских кошмаров — мужчиной с холодными жестокими глазами, который привык получать всё, что захочет.

Вот его ладонь переместилась ниже. Указательным и средним пальцем он отогнул ворот её рубашки.

«Неужели я столько прошла, чтобы всё закончилось этим?» Будто в последние минуты перед смертью, перед глазами Розы поплыли воспоминания. Глупые, бессвязные. Как они спасались от кораморфов. Как он оттащил её себе за спину, защищая от фальшивого «Доктора». Как совсем недавно они радовались, что наконец-то вернулись домой. И как он учил её перемещаться между мирами.

Роза прикрыла глаза, ожидая худшего, но услышала только сдавленный вздох. И голос — далёкий, холодный, почти механический:

— Уходи. Уходи и запрись в своей комнате. Бегом.

Это могла быть ловушка. Это могла быть игра. Но у Розы не было ни времени, ни душевных сил об этом думать. Мастер выпустил её плечо из своих пальцев — и Роза побежала. Падая, спотыкаясь, не разбирая дороги.

Она забежала в спальню и закрыла дверь изнутри на щеколду и замок. Странно, Роза вообще не помнила, чтобы они здесь были раньше. Она дошла до кровати, упала на неё, не раздеваясь, и, несмотря на бушевавший в крови адреналин, мгновенно уснула.

* * *

Утро встретило её аршинной светящейся надписью на стене спальни:

1. ДОКТОР ЖИВ

2. МЫ В НЕПРАВИЛЬНОМ МИРЕ

3. ЭТОТ МИР СКОРО РАЗРУШИТСЯ, А ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО

4. НАДО СМЫВАТЬСЯ, НО…

ХЬЮСТОН, У НАС ПРОБЛЕМЫ. СПУСКАЙСЯ В КОНСОЛЬНУЮ, ПОГОВОРИМ.

P.S. Я НЕ ЗАХОДИЛ В ТВОЮ СПАЛЬНЮ, ЧТОБЫ ЭТО НАРИСОВАТЬ!

Она смеялась над этими строчками. И плакала. И снова смеялась. Воспоминания о вчерашнем приходили неровными толчками, путаясь и смешиваясь. Но наконец всё встало на свои места и обрело смысл. Даже постскриптум.

Вот почему, когда Роза всё-таки решилась спуститься в консольную, в её руке была зажата тяжёлая металлическая ножка от стула. Мастер суетился вокруг пульта управления: свежевыбритый, отдохнувший и абсолютно такой, как всегда. Но Роза всё же приближалась к нему с опаской.

Он оторвался от монитора и широко улыбнулся:

— А, Роза. Ну наконец-то. Как-то хотелось бы выбраться отсюда раньше, чем этот маленький мирок схлопнется в точку.

Он проследил взглядом до зажатой в её руке импровизированной дубинки. Удивлённо поднял брови:

— И как тебе помогла бы ножка стула?

Странным образом, это разрядило обстановку.

— Понятия не имею, — фыркнула Роза, опираясь спиной о колонну и опуская «оружие». — Просто мне показалось, что так будет правильнее. Так что там с миром? И как ты сделал эту надпись, если не заходил в комнату?

На этот раз фыркнул Мастер.

— Ты ещё спроси, могу ли я делать стены прозрачными. Или односторонне прозрачными. Особенно в душе.

Роза округлила глаза, впервые по-настоящему осознав, что для машины времени подобные фокусы вообще-то не проблема.

— Нет. Только не… А ты?..

— Нет, — покачал головой Мастер. — Даже если бы захотел. ТАРДИС не разрешает.

— Вот как?

«Однако, чтобы это понять, надо проверить…» Мастер одарил Розу долгим укоризненным взглядом. Пожал плечами.

— ТАРДИС обычно женского рода, и эта не исключение. Видимо, она делает это из солидарности. Если что… — он посмотрел ей прямо в глаза, — ты можешь рассчитывать на её защиту. Как ни странно.

«Защёлка, — дошло до Розы. — Она сделала защёлку, чтобы показать мне, что я в безопасности».

Роза почувствовала, что краснеет. Она тайком положила руку на приборную панель и подумала: «Спасибо!»

Мастер хитро прищурился:

— А ты ещё назвала её «бесполезным металлоломом».

Она покраснела ещё сильнее. Он смерил её насмешливым взглядом, но ничего говорить не стал. Опёрся о консоль и пододвинул к Розе экран.

— Так ты хочешь узнать, где мы оказались?

— Стоит ли? — Роза брезгливо поёжилась. — Давай ты просто подключишь меня, как обычно, и мы отсюда смотаемся.

Мастер вздохнул:

— Вот в этом-то и проблема. Мы не можем просто отсюда «смотаться». Смотри…

Он нажал какую-то кнопку, и взгляду Розы предстало странное зрелище: два переплетённых полупрозрачных туннеля. Они напоминали пару сражающихся змей, и если вначале правый, красный туннель казался узким и более… — слабым? — то потом он набирал силы и яркости, обвиваясь вокруг второго, зеленовато-золотистого туннеля и будто душа его в объятиях.

— Эта штука, — постучал Мастер ногтем по экрану, — мешает нам добраться до нашего мира. Я пытался всю ночь, — он вздохнул и провёл рукой по волосам, — теоретически, они достаточно близки, чтобы ТАРДИС смогла перепрыгнуть барьер самостоятельно, но… Меня всё время выкидывает. А самое неприятное — эта вселенная обречена.

Он щёлкнул ещё одним переключателем, и на экране появилось звёздное небо. Звёзды и галактики пропадали и лопались, будто их стирала невидимая циклопических размеров тряпка. Роза с внезапным холодком узнавания поняла, что уже видела эту картину — во сне.

— И… — она судорожно сглотнула — Что делать?

Мастер посмотрел на неё как-то необычно: с осторожностью. Как будто подозревал, что ей не понравится ответ. Но как будто для него это имело значение. Так смотрел на неё когда-то, вечность назад, Самюэль Джонсон, опасаясь, что Роза не захочет допрашивать Мастера.

— Мы должны найти одного человека. И ты должна её убить.