Какого цвета красная стена? (джен)

Глава седьмая, в которой Вениамин читает лекцию о физиологии марсианских псевдоживых эндемиков с таким самодовольным видом, словно все знал с самого начала, Станислав ругается, а Полина спит.

* * *

— Вимпусы, Стасик, — это псевдоживые хищные оборотни-метаморфы, — тремя часами позже пересказывал капитану свежепрочитанную статью из справочника по ксенозоологии редких видов жутко довольный собою Вениамин. — Действительно марсианские эндемики, ужасно редкий вид, уже почти исчезнувший. В Красную книгу трех галактик занесен, между прочим! Потрясающие существа, Стасик, просто потрясающие, я был поражен! Могут притвориться кем угодно, вернее — чем угодно, ибо копируют только объекты неживой природы, причем копируют идеально, вплоть до полного молекулярного дублирования структур. Их даже таможенный сканер не берет! Ну разве что только если сканировать в момент трансформации. Но они эмпаты, Стасик, вот в чем прелесть! И трансформируются только тогда, когда не чувствуют обращенного на себя непосредственного внимания. Эмпатия же помогает им и выбирать объекты для воплощения, наиболее привлекательные с точки зрения потенциальных жертв. Они могут даже объем менять, и довольно существенно — не за счет массы, конечно, масса остается неизменной при любой трансформации, но вот за счет плотности — да ради бога! И единственное, что при всех перевоплощениях остается у вимпуса неизменным, — это цвет…

При этих словах взгляд доктора невольно устремился на стоявшую на смотровом столике клетку. В клетке, раскорячившись и упираясь длинным хвостом в кормушку, сидела маленькая шоаррская лиса. Игрушечная, пушистая, пятиглазая и с полной пастью острейших белых зубов, как и положено любой уважающей себя шоаррской лисе, пусть даже и игрушечной.

Только красная.

Капитан тоже посмотрел на клетку. Передернул плечами — наверное, хотел привычно уже содрогнуться, но не получилось.

Говорил Вениамин вполголоса — на одной из медотсековских коек спала Полина, по самую шею укрытая простыней. После дезинтоксикации и усиленной порции глюкозы и витаминов внутривенно личико ее выглядело хотя и осунувшимся, но куда более живым и здоровым, чем перекошенная и небритая физиономия того же Стасика, к примеру.

— Чем он ее?

— О, Стасик, это ужасно интересный вопрос! — разулыбался Вениамин и даже губами причмокнул от восхищения. — Гениальное изобретение эволюции псевдоживых хищников! Вимпусы чрезвычайно медлительны, для поедания жертвы им необходимо довольно продолжительное время. А жертва, понятное дело, вряд ли будет безропотно стоять и ждать, пока ее поедают, жертву нужно парализовать или одурманить. Вот вимпусы и впрыскивают добыче при первичном укусе особое вещество, хитрую такую биологически активную добавочку. Не наркотик в общепринятом понимании этого слова, скорее — универсальный стимулятор. Он снижает болевые ощущения от самого укуса и стимулирует выделение гормонов радости и удовольствия, в том числе и эндогенных каннабиноидов, причем последних в очень большом количестве. Так что про Полину можно было сказать, что ей после этого укуса не нужна стала дурь извне, хватало своей собственной, — и эта шутка впервые бы имела под собой полное научно-медицинское обоснование! Ведь это был ее собственный наркотик, вырабатываемый ее собственным организмом, здорово придумано, правда?

— И она теперь что — станет наркоманкой?

— Да с какой стати, Стасик?! — искренне возмутился Вениамин. — Не больше, чем ты! Эндогенные каннабиноиды, как и эндогенные же морфины, вырабатываются у всех без исключения и давно уже встроены в человеческий метаболизм! Они воздействуют на те же самые рецепторы, что и те вещества, которые, собственно, и принято называть наркотиками, только мягче. Более того — если бы этих веществ в наших организмах не вырабатывалось, то и наркотики на нас бы тоже не действовали — не было бы подходящих рецепторов, настроенных на их восприятие! Но они вырабатываются. И воспринимаются теми же самыми рецепторами, отсюда и сходство названий. И все же воздействие на организм наших естественных эндорфинов или эндогенных каннабиноидов существенно отличается от воздействия аналоговых средств, синтезированных и введенных извне. Это как сравнивать открывание дверного замка собственным ключом — и выбивание того же замка выстрелом из бластера. Второе, может быть, и быстрее и даже эффективнее, но первое куда менее травматично и разрушительно. Оно более мягкое, что ли, более естественное.

— Но это все равно наркотики?

— Да что ты прицепился к слову, Стасик! Любое лекарство по сути своей можно приравнять если не к наркотику, то к яду. Это как инсулин, в малых дозах он полезен и даже необходим, но при переизбытке, конечно же, может привести к инсулиновой коме. Ну так это про что угодно сказать можно! Любое лекарство при передозировке становится ядом. У Полины просто произошло перенасыщение, каннабиноиды имеют свойство еще и накапливаться, а вимпус впрыскивал ей свой стимулятор несколько раз. Вот бедную девочку совсем и перемкнуло. Продолжайся такой гормональный бум еще некоторое время — он неминуемо привел бы к сильнейшей депрессии и общему истощению организма. Но мы вовремя спохватились, это уже в прошлом, кровь я ей почистил, печень с почками поддержал, общеукрепляющий укольчик сделал. Так что теперь она просто спит, сил набирается. Уже к завтрашнему вечеру, думаю, будет в полном порядке. Хотя для гарантии я бы ее подзадержал у себя еще денечка на два, потестировал бы на всякий пожарный и чистку бы повторил.

Станислав мрачно сверлил взглядом сидящую в клетке красную шоаррскую лису, словно пытался воспрепятствовать той прямо посреди медотсека превратиться во что-нибудь другое. Лиса в ответ смотрела на Станислава невинными круглыми глазами. Всеми пятью.

— Оно… он не удерет?

— Теперь уже нет, Стасик, можешь не волноваться. Маша будет постоянно держать клетку под активным наблюдением, а пока вимпус чувствует обращенное на себя внимание — он прикидывается мертвым. Причем может так притворяться годами, без малейшего вреда для здоровья, пока наблюдение не исчезнет. Поэтому на них и нет такого уж бешеного спроса в зоопарках — зверики хоть и редкие, но совершенно незрелищные. Разве что для престижа — вот, мол, у нас даже вимпусы есть!

— Тогда нам крайне повезло, что Новоэдемский зоопарк заботится о собственном престиже и согласен избавить нас от этой пакости. Вот же придумали, паршивцы… умные да скрытные… М-м-мозгоеды!

— Можно сказать и так… — протянул Вениамин, покосился на капитана и добавил: — Только ты, Стасик, поаккуратнее с мальчиком. Он ведь и так переживает. Он ведь как лучше хотел.

— Переживает он… — буркнул Станислав и смущенно поскреб щетину на подбородке. — Ты-то хоть не переживай! Тоже мне, нашли деспота-тирана… Да не бойся, не собираюсь я его наказывать. Ну как я его могу наказать, пока не наказана основная виновница? А ее как прикажешь наказывать, когда…. Эх!

Станислав беспомощно махнул рукой. Но Вениамин ничуть не успокоился. Скорее даже наоборот.

— Понимаешь, Стасик, — начал он осторожно, — это тоже не лучший вариант. Ведь не наказан — значит и не прощен. А получить именно что прощение — это очень важно как и в качестве необходимого этапа формирования личности, так и для психологического комфорта личности, уже сформированной. Быть прощенным — важно даже для взрослого, а уж для ребенка особенно. На этом же успешно работали практически все религии, внедряя в сознание верующих образ бога как всепрощающего родителя, да что я тебе объясняю! Ты же был командиром и сам должен это все отлично понимать. Все мы, по сути, дети…

— Кто бы говорил про детей! — хмыкнул Станислав и просверлил Вениамина пронзительным взглядом. — Кто вчера под шумок спер последнюю конфетку из вазочки? А?! Вот то-то!

— Стасик! — возмущенно всплеснул руками Вениамин. — Ну откуда же я мог знать, что ты сам на нее нацелился!

* * *